Здравствуй, Аннабелль

48. Новая жизнь

7 лет назад

Поначалу все было так красиво, как рисовал Адам. Они поселились в огромной квартире на одной из центральных улиц Берлина.

Окна открывали восхитительный вид на город, на балкончике парочка курила по утрам, зарываясь в пушистые пледы, встречая рассветы. Аннабелль расхаживала по дому в одном нижнем белье, напевала дурацкие песенки себе под нос, много готовила по разным рецептам, принося Адаму завтрак в постель.

— Мой Адам, — шептала она, — я тебя так сильно люблю.

— Я тебя сильнее, — отвечал он, зарываясь в ее светлые волосы, — ты такая красивая.

Первое время Клэман не работал, а затем — устроился в какую-то фирму по продаже квартир, и целыми днями пропадал там. Аннабелль много рисовала, фотографировала картины для социальных сетей и бродила по городу, захаживая в маленькие кофейни, чтобы выпить ароматный латте. Немецкий выучила быстро, то и дело болтая с местной творческой молодежью. Морган можно было встретить в небольших парках, где она сидела на скамейках, слушая уличных музыкантов, попутно делая зарисовки.

Устав от одиночества, она устроилась на работу в галерею искусств, договаривалась с молодыми художниками о выставках, помогала организовать мероприятия. Она жила искусством, окружила себя им, как могла. В ее новом мире существовало три вводных — она, Адам и искусство. Остальное отвалилось. Сменила номер телефона, документы и планировала долго не возвращаться в Канаду. Кем она была там? Серой мышью? В Берлине Аннабелль расцвела.

На худеньком теле появлялись татуировки — птицы на предплечье, строчки из песен на спине, имя Адама на запястье, выведенное его же почерком, на пальцах — несуразные рисунки. Спустя два года жизни в Берлине, Морган стала другим человеком. Она плохо узнавала себя — и в моральном, и в физическом плане. В голове — другие рассуждения о том, как стоит жить, о том, с кем и почему нужно общаться.

Многие выходные Морган и Клэман проводили в ночных клубах, где музыка просто приводила людей в экстаз, знаменитое Берлинское техно «срывало крышу». Алкоголь, постоянный алкоголь. Аннабелль не хотела пить, но знакомые приглашали только в бары, превращаясь в собутыльников, вечно ноющих по поводу несправедливости жизни. Морган сидела в очередном баре с красноватым освещением, размешивала лёд в стакане с коктейлем и слушала чьи-то рассказы про личную жизнь.

— Привет, я — Аннабелль. Акцент? Да, у меня чертов французский акцент. Сбежала из Монреаля с парнем в восемнадцать.

— Рисковая девчонка. Мне нравятся такие — безбашенные.

— Я не безбашенная. Устала от скучной жизни и родителей.

— Берлин — как секс. Однажды попробуешь и не сможешь остановиться.

Иногда Аннабелль ловила себя на мысли, что это не ее жизнь. Какая-то дурацкая демоверсия, где нужно купить продолжение за баснословные деньги. В такие минуты тоски, Аннабелль вспоминала о родном городе, в котором жили мама и папа. Они звонили первые полгода, но потом перестали, видимо, понимая, что Аннабелль не хочет общаться. Она думала про них, но говорить с ними пока было не о чем. Ничего выдающегося не случалось, она все также оставалось той девочкой из Монреаля, только на два года старше. Она все еще сидела на чужой шее, все еще не гордилась собой, и собиралась поступать в университет на художника, тем самым выступая полным разочарованием для своих родителей.

Зато я счастливая.

В Берлине на неё впервые стали обращать внимание мужчины. Она взрослела, фигура приобрела очертания и рельефы. Эффектная блондинка с красной помадой в кожаном плаще, пишущая картины. Чужая мечта, чужой идеал. Она хранила верность Адаму, хотя порой мужчины, пытающиеся с ней познакомиться, сводили ее с ума красотой или харизмой. Она отказывала, убеждая себя в том, что лучше Адама никого нет. Они занимались любовью, включая любимые песни, в горячей ванной или на балкончике, пока город спал. Вино, лёгкий холодок по коже, кружевное белье, слегка закусанные губы.

— Подожди, детка, мне нужно еще пару секунд. Ты очень хороша. Ты научилась делать такие вещи…

— Все ради тебя.

Морган романтизировала жизнь, сначала, потому, что для этого были все предпосылки, а потом — по-другому больше не получилось.

Она очнулась, проснулась и поняла, что ошиблась, когда Адам впервые не пришёл ночевать домой. Аннабелль звонила ему тысячу раз, но телефон молчал, на работе сообщили, что прошлым вечером Клэман ушёл пораньше, и тогда Морган невольно окунулась в прошлое. Он исчез зимой две тысячи четырнадцатого, уехал на целых два месяца, и ничего не сказал. Она вновь почувствовала себя подростком, топчущимся около окна целыми днями, забывая о еде и воде, ее заботило только одно — возвращение любимого парня.

Клэман вернулся к вечеру — пропахший чужий духами, растрёпанный, с развязанным галстуком, висящим на шее. Рот расползался в кривой ухмылке.

— Соскучилась? — сказал Адам, опираясь о дверной косяк.

— Где ты был? — холодно спросила Аннабелль. — Телефон выключен.

— Я отдыхал, — пробурчал Клэман.

— Ты по этому случаю так напился и решил домой не приходить?

Адам усмехнулся, притягивая девушку к себе за подол юбки, Аннабелль отстранилась.

— Я устал, решил выпить, и ночевал в машине. Не включай Мегеру, тебе не идёт. Ты некрасивая, когда злишься.

— Разве ты не мог позвонить? Или написать? Что тебе это стоило? Две минуты времени, — взволнованно сказала девушка.

Адам скривил лицо — на шее отчетливо проступила вена, и пульс стал виден. Аннабелль машинально отступила. Лицо мужчины раскраснелось.

— Запомни, я не буду перед тобой отчитываться, я не перед кем не отчитываюсь, перед тобой не буду особенно. Ты живешь в квартире, которую я арендую. Ездишь на машине, которую я тебе подарил. Ходишь в шмотках, которые я тебе покупал. Захлопни свою пасть, и сиди в своей картинной галерее, рассматривай натюрморты, — сказал Клэман, сверкнув глазами, полными гнева.

Аннабелль покачала головой, будто отрицая все сказанное мужчиной. Да, она жила в его квартире, и машину он ей подарил, но никогда не стала бы делать этого, если бы знала, что ей придётся терпеть унижения за какие-то вещицы. В тот вечер Морган приняла решение больше ни от кого никогда не зависеть: ни морально, ни материально.

— Ты ведь был с какой-то девушкой, — тихо произнесла Аннабелль, — ты ведь мне изменил.

— Это не отменяет того, что я тебя люблю, Аннабелль. Это природа, Аннабелль, тяжело идти против естественного, — объяснил он безропотно, — заканчивай драмы.

— То есть, Адам, ты даже не будешь отрицать того, что изменил? — опешила Аннабелль.

— Никаких чувств, никаких проблем. Успокойся, я люблю тебя больше всех, и никакой десятиминутный секс не ослабляет моих чувств к тебе.

— Ты слышишь себя вообще? — голос Морган дрогнул, а в глазах засияли слёзы.

Клэман снова потянулся к ней, пытался поцеловать, но Аннабелль оттолкнула его.

— Я слышу, я признался тебе. Я честен. В чем проблема? Ты не маленькая девочка, тебе двадцать один, из мухи раздуваешь слона.

— Я не знаю, что сказать, у меня нет слов. Ты поступил со мной бесчеловечно! — прокричала девушка. — Разве я этого заслужила?

Не раздумывая не секунды, Адам ударил Аннабелль по лицу. Звонкая пощёчина прилетела по нежной коже, оставив краснеющий след. Аннабелль ахнула, и больше не смогла сдержать слез. Она посмотрела на Адама — от него разило безразличием.

— Я попросил закрыть тему. В этом доме не будут обсуждаться мои дела. Если тебе что-то не нравится, собирай вещи, и уходи. Я не держу никого, — прошептал он, — а теперь, я иду спать и не мешай мне, пожалуйста.

Он закрыл дверь в спальню, оставив Аннабелль в гостиной. Щека пылала от боли, девушка потирала ее, тихо плача. Никогда она не чувствовала себя настолько униженной и оскорбленной. Она не хотела больше делить с Адамом постель, зная, что прошлую ночь он провёл с другой женщиной. Аннабелль собралась, накинув плащ на плечи, и вышла из дома, вновь идя в неизвестном направлении. Может быть, в этом заключался смысл ее жизни — все время убегать и иди неизвестно куда. Вечер выдался пасмурным, в центре города, как обычно играли уличные музыканты. Обнимались счастливые парочки, сидя на газоне перед рейхстагом. Морган могла обнять себя, обхватив тело руками, будто согреваясь от холодного ветра. В тот момент она поняла, что даже звонить ей некому. Доминик занимался своими делами, учась в университете, с Ронаном они не разговаривали почти два года, местные знакомые разбегались каждый раз, когда нужно было выслушать. В тот момент она поняла, как она ошиблась, уезжая из Монреаля с Адамом. Может быть, это был затянувшийся культурный шок: резко потянуло домой, а от немецкого языка затошнило? А может, и вправду, она призналась себе, что ошиблась и тосковала по дому.

Она нашла спокойствие в чужих объятиях. Познакомилась с Хансом — высоким, обязательным немцем и уехала к нему домой, не думая о том, что наступит утро и нужно будет разбираться с собой, нужно будет жить с этой мыслью всегда.

— Можно с вами познакомиться? У вас грустные глаза. Кто-то вас обидел.

— Я Аннабелль. Мне двадцать один. Художница. Мне изменил парень.

— Поедем ко мне?

— Да с превеликим удовольствием.

Сидя у Ханса в спальне, полураздетая, она смотрела на себя в зеркало, покуривая и стряхивая пепел в пепельницу, стоявшую прям на белоснежной постели. Перед ней все та же худая короткостриженная блондинка, только немного старше и в глазах появилось что-то, чего раньше совсем не было. Она предположила — отчаяние вырывалось наружу.

— Как можно обидеть такую красивую девушку, — сказал Ханс, — к черту того, кто заставляет тебя плакать…

— В последнее время — все один долгий сон, — произнесла она, затягиваясь.

С Хансом они виделись несколько раз в течение года, все с одной целью. Переспать и поговорить.

— Ты меня не бросаешь. Это главное. Ты нравишься мне.

— Меня все устраивает.

Адам не был верен Аннабелль, его браслет все ещё висел на руке, но почему-то казался менее красивым и напоминал кандалы. Вырваться из них она не могла, бежать стало совсем некуда.

Вскоре Германия надоела Адаму. Он объявил Аннабелль о том, что ему предложили работу в Лондоне. Аннабелль покорно согласилась ехать — там она могла чего-то добиться. Они поселились в гораздо более скромном месте, у Адама оставалось не так много денег, да и жильё в Великобритании стоило гораздо дороже. Квартирка на последнем этаже с двумя комнатами и кухней, с простым ремонтом и дешевыми шторами в цветочек, которые девушка выкинула и заменила однотонными занавесками. Все лето Морган провела за подготовкой к поступлению в университет искусств, то и дело скупая этюдники и новые краски для картин. В то время она начала продавать свои творения, чтобы иметь возможность не зависеть от Адама и его решений. Порой, картины продавались очень долго — месяцами, и покупатели торговались. Художница без особого имени мало кого интересовала, и тогда девушка стала рисовать о любви. Некоторые полотна «улетали» за пару часов, Аннабелль стала понимать, что ей есть, что показать этому миру.

Как-то раз в социальной сети, девушка увидела, что Ронан травмировал колено и находится на серьезной реабилитации. Приблизив фотографию Воттерса-Кляйна, она с трудом узнала в нем того самого паренька из Монреаля. Сильный, крепкий, высокий, одетый с иголочки, смотрел на нее с экрана.

У нас совсем разные жизни. Я уже там ни к чему.

Больше Аннабелль старалась избегать информацию о Ронане.

Адам все позже возвращался домой, пропахший чужими духами. Все чаще прикладывал руки к ней, будто так было и положено. Он раздавал пощёчины и шлепки с такой злостью, что Аннабелль с трудом понимала, как ее любимый Адам мог превратиться в чудовище.

— Посмотри на себя! Похожа на шлюху! Какая ты мерзкая!

— Что со мной не так? Что случилось?

— Посмотри на себя! Сотри чертову помаду. Она тебе не идет!

— Но тебе нравилась эта красная помада. Адам, что такое…

Аннабелль сначала много плакала, но потом…охладевала к нему, все чаще отстраняясь от его объятий, а их близость стала напоминать механический процесс, где каждый просто делал своё дело, без особого удовольствия. Адам все ещё дарил подарки: букеты цветов, браслеты, кольца, но все это казалось лишь замаливанием глаз.

— Когда ты перестанешь пропадать в барах после работы? — закричала Аннабелль, когда Адам в очередной раз пришёл домой под утро.

— Дура! Не можешь понять, что я устаю и мне нужен отдых? — разрывался в ответ он.

— Я от тебя устала, — вздыхая, говорила Аннабелль.

— Я от тебя тоже, — сознавался Адам, — но отношения — работа. Не будем работать, так и разойдёмся, а я не дам тебе уйти. Я слишком много сил потратил на наши отношения.

Эта фраза надолго въелась в мозг.

Зима. Прохладно. Снег. Аннабелль собиралась купить Штоллен и свечи к Рождеству. Принести домой хотя бы немного уюта и тепла. Адам одевался в коридоре — привычное пальто, вязаный шарф, грубые ботинки и дурацкая ухмылка. Аннабелль рядом, они пошли вместе, но ничего друг другу не говорили, как будто слов-то и не было. Девушке стало так тошно — вот они столько лет вместе, а поговорить и не о чем. Клэману кто-то позвонил, он отнекивался Снег липкий. Морган слепила небольшой снежок и запульнула его в Адама, чтобы немного развеселить. Она так обожала снежки! Еще в детстве, когда с Уильямом играла, не на минуту не задумываясь о будущем.

— Ты, что, идиотка? — прокричал Адам, убрав в сторону телефон.

Морган ухмыльнулась.

— Ты не любишь снежки?

— Какие к черту еще снежки, Аннабелль. У меня шерстяное пальто.

И совсем холодное сердце.

Да, они были вместе уже почти пять лет, она успела отучиться в университете и спокойно существовала в художественном мире, то и дело живя засчёт заказов и мелких подработок по графическому дизайну. Были разные мужчины, свидания, секс. Ночные приключения с британцами, умеющими поднять настроение любой девушке своей галантностью. Аннабелль оказывалась в новой постели, в новых объятиях только для того, чтобы заполнить чужим вниманием дыру, образовавшуюся от одиночества.

— Я — Ана. — Майкл.

— Ана. — Филипп.

— Аннабелль. — Кори.

В один из солнцем залитых вечеров, она познакомилась с молодым художником из Лос — Анджелеса. Кори привёз коллекцию рисунков на выставку, и Аннабелль не упустила возможности посетить. Они понимали друг друга с первого слова, с ним Аннабелль вновь почувствовала легкость, но…

Она бы все отдала за прежнего Клэмана, она бы умерла в его объятиях, но, увы, прежнего Адама давно не было. Он превратился в ужасного абьюзера, поглотившего все надежды на светлое будущее. Ей стало до такой степени плевать на эти отношения, что она не скрывала своих измен, как не скрывал и он. Они стали какими-то сожителями без особого смысла продолжать любовные отношения.

Тем же вечером Адам сделал глупость. Пришёл домой с кольцом. Встал на одно колено и сделал девушке предложение с горящими глазами. Приятно удивлённая Морган может и согласилась бы, если бы не было тех пяти — шести лет, проведённых в полном отсутствии любви. Брак был бы похож на тонущую шлюпку — кому-то нужно было бы покинуть ее, чтобы другой смог выжить.

— Прости, но мы не сможем, — сказала Аннабелль с ноткой печали в голосе.

— Так это значит «нет»? — опешил Адам.

— Это значит «нет». Мы уже не те.

— Я ведь люблю тебя, — робко сказал Клэман, — и думал ты меня тоже.

— Мы поженимся и разведемся через пару недель. Вот, что произойдёт. Так что, давай это кольцо полежит до лучших времён.

— Надеюсь, это шутка, — возмутился Адам, прижав Аннабелль к стене.

— Нет, — тихо сказала она, — я сейчас серьёзна, как никогда. Хватит, Адам. Все, давай расстанемся.

И дальше был ужас, мрак и тьма. Адам не простил Аннабелль. Он злился так сильно, что казалось, мир разломится на несколько частей от его гнева. Морган не стала больше терпеть, и сделала то, что у неё получалось лучше всего. Пока Адам ушел на работу, она собрала вещи и уехала в США с рыжеволосым художником по имени Кори.

Аннабелль задержалась в Лос — Анджелесе на добрых полтора года. Она редко встречалась с Кори, но он помогал ей постоянно, став хорошим другом. Как оказалось, в Лос — Анджелесе его ждала жена и Аннабелль не стала разрушать брак. Адам сходил с ума и писал девушке ежедневно, но она убегала от него все дальше. Она снова увидела по телевизору Ронана, услышала про то, что травма перечеркнула возможность быть спортсменом. Жизнь ее пришла в какую-то негодность. Звонок Уильяма стал надеждой. И тут же ее забрал.

Но она вернулась в Монреаль, потому что бежать было больше некуда.