8 лет назад, Монреаль
Выкинула школьную форму. Вот, что сделала Аннабелль на следующий день после выпускного. Помнила, как в конце лета с гордостью смотрела на нее, думала, что эта юбка с жилеткой станут символом новой жизни. Не ошиблась, так случилось.
Она отдала на благотворительность множество платьев с бантиками и рюшечками, потому что не желала иметь ничего общего с прошлым. Она снова обрезала волосы. Она достала красную помаду из шкафа. Она снова пыталась полюбить себя.
Морган сожгла кучу тетрадей в большом костре на заднем дворе. Смотрела, как огонь съедает злосчастные записи и поклялась себе, что никогда больше не вспомнит про гимназию и этот период жизни. Теперь она могла посвятить время себе, утопая в книжках, которые целый год валялись на полках. Теперь она могла строить планы на будущее. Может быть, кому-то бы эти вещи показались глупыми. Что за ребячество — сжигать и выкидывать вещи? Морган просто хотела освободиться от дурацких рамок, в которых оказалась.
Она курила, сидя в маленьком скверике, где они с Адамом договорились встретиться. Пока бойфренд опаздывал, Морган думала о том, как сильно изменилась жизнь за какие-то десять месяцев. Она может и прокляла день, когда подала документы в гимназию Клоустенд, но встреча с Клэманом стоила всех страданий, рваных юбок и ссор. Адам изменил ее восприятие мира, давал советы, учил как выплывать, если совсем начинаешь тонуть в апатии. Морган полюбила видеть во всем философский смысл — встреча с ним явно была запланирована заранее. Прежняя Аннабелль никогда бы не справилась с испытаниями, которые «подарила» ей судьба.
Посмотревшись в крохотное зеркальце, Аннабелль пригладила волосы, растрёпанные ветром. Взгляд — неимоверно уставший. Понадобиться целое лето, чтобы выспаться. Захлопнув пудреницу, девушка увидела спешившего к ней парня. За его спиной оказался спрятан огромный букет с красными розами.
— С праздником, солнышко, — прошептал он, поцеловав ее в щеку, — не знал, какие купить, поэтому купил самые банальные, но красивые. Вообще я не уверен, что тебе нравятся цветы.
Аннабелль умилилась, приняв букет с удовольствием.
— Правда, красивый. Спасибо, мне давно не дарили цветов. Как ты? Все хорошо?
— Ты любишь цветы без повода? У нас сегодня двойной. Я продал остатки бизнеса, — потерев переносицу, признался Клэман, — готовлюсь к нашему переезду. Офигенное чувство — подписываешь бумажки, и свободен!
— О, так тебя тоже можно поздравить? — улыбнувшись, спросила Аннабелль.
— Через пару дней заберу диплом, и можно. Ты настроена ехать? Что с поступлением в универ? Отправляла куда-нибудь документы?
— Я отправила, но больше для галочки. Мне нужен чертов перерыв, иначе прямо из аудитории универа попаду в психбольницу.
Адам присел рядом, стянув с себя строгий плащ и накинув его на плечи Аннабелль. На улице достаточно резко похолодало, хотя лето выдалось теплым. Морган оделась не по погоде — ежилась в легком топе и рубашке, украденной из шкафа Уильяма.
— Годик выдался у тебя что надо, да, будем тебя лечить. Поцелуями, впечатлениями, вкусняшками. С родителями поговорила? Хочешь, мы познакомимся?
Аннабель удивлялась, насколько Адам галантно и внимательно вёл себя в тот вечер. Его предложение о знакомстве с родителями поставило в ступор. С одной стороны, это было бы отличным решением — Адам показал бы себя, как взрослый человек, но зная повадки этого парня, Морган всячески избегала подобных встреч.
Адам, может быть, сыграл бы какого-то адекватного человека, да экспериментировать не хотелось.
— Маме сказала, она скептически к этому относится, но вроде разрешила. А вот отец — это самое сложное, он такой строгий, злющий. Он изменяет маме, потрахивает какую-то молодую девицу. Мама тоже, кажется, не была одна, но сейчас хочет вернуть семью. А насчет знакомства, не надо, Адам, я не хочу, — пожав плечами, ответила Аннабелль.
— Стесняешься меня?
— Глупенький, — покачала головой Аннабелль, — я от тебя без ума. У меня своеобразные родители, не хочу портить отношения с тобой из-за них.
— А если я сделаю тебе предложение? — с азартом спросил Адам. — Нам придется познакомиться.
Морган рассмеялась.
— Через пару лет, когда мы с тобой окончательно поедем головой, и перестанем наслаждаться холостой жизнью, может быть…
— У меня на тебя самые серьёзные планы, миссис Клэман, — улыбнувшись, щёлкнул Аннабелль по носу он, — но сейчас рано об этом говорить, переезд займёт много времени и отнимет кучу сил.
— Да уж, а по Ингрид скучать не будешь? — засыпала Адама Аннабелль вопросами.
Клэман рассмеялся.
— Ингрид беременна, я недавно узнал. У нее новый парень.
— Что? Серьезно? — закашлялась Аннабелль.
— Тоже удивился, когда узнал.
— Вот это поворот. Интересные новости. И как тебе эта ее беременность? Не ревнуешь?
— Белль…Какая ревность?
— Я очень боюсь, что ты меня разлюбишь.
Клэман уложил девушку к себе на колени. Он зарылся в ее светлые волосы и поцеловал в макушку. Тепло его рук успокаивало девушку, будь она дома, то мгновенно заснула бы.
— В твоей голове слишком много плохих мыслей. Знаешь, что скажу? Мы не можем гарантировать друг другу того, что всегда будем вместе — жизнь длинная, мало ли, ты встретишь кого-нибудь, давай хотя бы гарантируем друг другу счастливые сегодня и завтра, так будет спокойнее.
— Давай, — пожав плечами, сказала Аннабелль, — попробуем. Отвезёшь домой?
— Отвезу. Так быстро? Не хочешь перекусить? — спросил Клэман. — Я нашёл классный азиатский ресторанчик.
— Нет, извини, аппетита нет. Нужно ехать домой, поговорить с отцом, пока у меня появилось желание и силы, чтобы выдержать эту пытку.
— Как скажешь. Напиши, как все пройдет.
Аннабелль кивнула, Адам поцеловал ее в губы. Он довез девушку до дома, но по дороге они молчали. Морган провалилась в мысли, тщательно подбирая слова к предстоящему разговору. Почему-то до встречи с Адамом, она не думала, что придётся объясняться перед отцом, а это — самое главное? Получить от него разрешение. Она ведь не могла сбежать просто так. Папа — полицейский, разыщет ее за две минуты и посадит на домашний арест до конца жизни.
Когда Аннабелль вошла домой, Эмметт сидел на первом этаже в гостиной, бурно обсуждая последний футбольный матч по телефону. Мужчина потягивал пиво, переключал каналы, попутно выражая мнение о новом нападающем Реала.
Эмметт помахал дочери. Он присела рядом с ним, глядя на то, как мячик летает над футбольным полем от одного спортсмена к другому. Успокаивало. И когда отец перестал говорить, девушка прочистила горло, привлекая к себе внимание.
— Чего-то ты совсем одеваться перестала, — спросил Эмметт. — На улице не так жарко. Можно было надеть что-то поприличнее.
Аннабелль закусила губу.
— Что не так? Это топик с рубашкой. Что, мне, в халате на улицу выходить? Да и вообще — как дела на работе?
Она старалась перерасти тему как можно быстрее, чтобы у отца не осталось времени зацепиться за очередную вещь и найти повод для ссоры.
— Устал, собирался в отпуск, но Мэтта — напарника покусала служебная собака. Придётся попотеть еще парочку дней, пока он отслеживается. У тебя как дела?
— Не знаю, жду результаты, куда поступила. Голова занята только этим.
Щеки предательски покраснели, Аннабелль чувствовала как они горят. Она тщательно думала перед каждой репликой, будто отвечала на оценку, а не говорила с родным отцом. Он почти не смотрел на неё, изредка поглядывая на ноги.
— Куда отправила документы?
— В Париж, Бордо и Гренобль, — чуть дрогнувшим голосом сказала Аннабелль.
Отец удивлённо вскинул брови.
— В Монреале есть прекрасные университеты. Почему ты не отправила документы в местные университеты? Я не разрешал принимать такие решения без меня, — прояснил отец гневливо.
— Я хочу уехать, — сказала Аннабелль уверенно, — мне не нравится тут. Разве совершеннолетние люди не выбирают сами, где живут?
Эмметт косо посмотрел на дочь. Аннабелль сжала руки в кулаки — снова взгляд, полный пренебрежения, снова почувствовала себя глупой и никчемной.
— Ты полностью зависишь от нас с матерью. У тебя ни цента нет за душой. На что будешь жить? Картинки рисовать на улицах? — сказал мужчина, засунув руки в карманы форменных брюк.
Аннабелль ухмыльнулась. Папа знал, куда уколоть. Она не стала ничего говорить про накопления — отец мог их забрать, поэтому решила придумать очередную байку. Накопления были не очень большими, но на первое время их бы хватило.
— Я найду работу, — солгала она, — буду работать в кофейне бариста. Легко совмещать с учёбой, ничего сложного нет. Платят обычно нормально. А что плохого в картинках?
— Сколько? Один доллар в час?
— Очень смешно. Ну, с зарплатой копа, пап, это не сравнить. Я не могу понять, чем тебе так не нравится моя идея переезда. Я не собираюсь исчезать, я просто буду жить во Франции.
Эмметт потёр лоб. Взгляд его бегал, Аннабелль заметила это. Отец не мог задержать взгляд на чем-то одном, постукивал пальцами по поверхности стола и все время закусывал нижнюю губу, будто сомневаясь в собственных мыслях и их правильности.
— Мы дали тебе немножко свободы здесь, в Монреале, что произошло с тобой? Ты превратилась из нормальной девушки в маргиналку, связалась с каким-то идиотом, и хочешь уехать подальше от дома. Аннабелль, ты ещё не умеешь распоряжаться своей свободой, тебе рано. Поживи с нами, ничего страшного не случится. Посмотри на себя, на кого ты похожа! — Эмметт указал пальцем на многочисленные проколы в ушах девушки.
Она покачала головой, отсев от отца подальше.
— Не смей меня трогать, — прошептала Аннабелль озлобленно, — я могу выглядеть как угодно, встречаться с кем угодно, и последний человек, который будет иметь на меня влияние — это ты.
После этих слов, Эмметт вытянулся во весь рост, встав с дивана. Нахмуренные брови, сморщенный нос, гневная гримаса исказила лицо. На висках Аннабелль углядела биение пульса, а щеки выступили пунцовыми пятнами.
— Я последний человек? Я не считал себя лучшим отцом на свете, мой отец почти ничего мне не дал, я выбирался сам и умел любить так, как любили меня. Для тебя я старался, вкладывал какие-то безумные деньги в твое образование, старался тебя повкуснее накормить, одеть, обуть получше. Возил в путешествия. И вот сегодня услышал твои слова. Я считаю себя ужасным отцом, потом что воспитал тебя таким чудовищем, — спокойно сказал он, — ты чудовище.
— Кто угодно. Только бы не твоя дочь, — буркнула Белль, скрестив руки на груди.
— Что, настолько не угодил тебе? Потому что заботился с пелёнок?
— Папа, все твое внимание было какой-то фальшивкой. Тебе ведь по-настоящему никогда не было интересно, что со мной происходило. Ты играл в заботу, только ради того, чтобы выяснить что-нибудь, учуять и наказать меня, тыкнуть носом в мои недостатки.
— На то я родитель. Показывать твои недостатки и подсказывать, что с ними сделать.
— Я должна быть идеальной, по — твоему? — усмехнувшись, спросила девушка.
Отец натянуто улыбнулся.
— Стремиться к совершенству. Быть ухоженной. Приятной. Хорошо учиться. Не грубить. Не обманывать. Вот какой должна быть моя дочь, а не вот «этим».
— Смешно, очень смешно. О честности мне сказал человек, постоянно врущий маме. Пап, так что насчёт переезда? Почему ты запрещаешь мне это?
— Я все сказал, ты не доросла до свободы. Свободой нужно уметь распоряжаться, иметь голову на плечах, а не бегать, как сумасшедший и делать ерунду. Когда я увижу, что ты выросла по-настоящему, мы поговорим. А пока — домашний арест на неделю.
— Домашний арест на неделю? Пап, мне восемнадцать, я закончила школу. Ты не можешь посадить меня на домашний арест, и рассуждать о моей, блин, свободе. Это на работе ты всех садишь в тюрьму, а мы дома, не играй в копа, — прокричала Аннабелль, чувствуя нарастающее напряжение внутри.
Отец посмотрел на неё исподлобья. Аннбелль заметила, что костяшки ее пальцев побелели. Она ощущала себя будто в лихорадке — в голове туман, на лоб выступили капли холодного пота.
— Я могу, потому, что я несу за тебя ответственность. Влипнешь в очередные неприятности, нам с матерью придётся тебя вытаскивать. О твоём переезде речи быть не может, забудь.
— Я тебе докажу, — сказала Аннабелль, — и что имею право на свободу, и что не дура. Специально тебе докажу. Может быть, ты меня тогда полюбишь, а не будешь делать такой вид, подсовывая деньги и подарки. Все началось в день, когда ты не повёз меня в школу. И если бы ты меня отвёз, то многих событий просто бы не случилось. А может быть, случились, но другие.
— Что ты собралась доказывать? Мне ли не знать, ты прибежишь через два дня обратно и будешь проситься домой.
— Куда прибегу? К вам? Разберитесь со своими жизнями до того, как лезть в мою, — срывающимся голосом проговорила Аннабелль.
— Иисусе, ты невыносима! Мое отцовское слово — нет. Твои доводы, рассуждения, мне не интересны. Я не хочу ничего об этом знать. Монреаль — большой красивый город, здесь много перспектив.
— У кого? У тебя, да? У меня нет их. Я не знаю, кем хочу быть, потому что ничего не смыслю в бизнесе и терпеть не могу цифры. Мне вообще ничего не нужно, и пока я отсюда не уеду, это продолжится.
— Как же сильно ты ошибаешься, глупая девочка, — сказал отец строго, — это все от твоего образа жизни, тебе ничего не надо, потому что ты потеряла цель в жизни. Не то окружение, не тот человек рядом. Нет, нет и ещё раз — нет.
— Я ненавижу тебя, пап, — произнесла Аннабелль, больше не сдерживая слез, — ты не представляешь, как сильно я тебя ненавижу. За все мои слёзы и страдания.
— Ненавидь себя. Все, что с тобой случилось, дело твоих рук. Ничьих больше. Время придёт, ты поймёшь, будет поздно, но ты поймёшь, — хриплым голосом пояснил отец. — И ненависть свою заберёшь.
— Никогда, — сжав в руках край футболки, прошипела девушка, — никогда не прощу тебя. Мне плевать на твои слова. Я тебя ненавижу!
— Сегодня я пришёл поговорить, подумав над словами матери, может быть, стоило тебя отпустить? Твое поведение, твои слова показали — ты не заслуживаешь ничего хорошего, пока не исправишься. Все заслуженно. Даже твои одноклассницы не выдержали и избили тебя, потому что с твоим характером суждено отгребать по полной, — кулак отца устремился в подушку, лежавшую на кровати.
Он больше ничего сказал. Аннабелль проводила взглядом его фигуру. Отец громко хлопнул дверью, со стены упал семейный портрет и кусочек рамки отломился. Несколько минут девушка сидела в полной тишине, трясущиеся руки потянулись к лицу, хотелось закрыться от всех, закрыть своё лицо навсегда и молчать, замолчать навсегда. Отец делал с ней это каждый раз, каждый разговор заканчивался полным провалом. Она с самого детства пыталась делать все, чтобы папа ее полюбил. Она хорошо училась, только, чтобы услышать ее похвалу. Она слушалась его, приходила к нему за советами, только папа всегда любил больше работу. Когда она слышала, что отец говорит про нее, как оскорбляет, Морган осознавала — он наполнен ненавистью от ушей до пят. Он жалел о том, что когда-то создал семью, что у него появилась дочь, что нужно работать над отношениями, тогда все станет лучше.
С детства она искала внимание папы. Получая его только в виде постоянных замечаний, придирок и дурацких фраз.
В тот момент глаза девушки открылись. Все это время — не мама была монстром, монстр был он — Эмметт Морган. В тот момент, видимо, остатки воли у неё сломались. Она написала сообщение Адаму о том, что потихоньку складывает вещи. Она проверила свои чемоданы под кроватью, достала ещё один и судорожно скинула свои вещи, захлёбываясь в слезах.
Аннабелль был уверена. Где угодно, хоть на другом конце света, ее жизнь сложится лучше, чем в этом дурацком городе.