Злая принцесса

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Стелла

Себ откидывает простыни, и я забираюсь в кровать, наблюдая, как он снимает толстовку и стягивает штаны с бедер, забираясь рядом со мной в одних обтягивающих черных боксерских трусах. Это прекрасное, блядь, зрелище, и оно, несомненно, немного будит мое измученное тело, когда его выпуклость в этом маленьком кусочке ткани привлекает мое внимание.

— Привет, — выдыхает он, его голос глубокий, полный эмоций и голода. Это опьяняющая смесь, которая поражает меня во всех нужных местах.

Длина его тела прижимается к моему, прежде чем его нога зацепляется за мое бедро, а его рука обвивается вокруг моей талии, притягивая меня еще ближе.

— Эй, — шепчу я, глядя в его темные глаза, быстро становясь одержимой их глубиной, теперь, когда гнев уменьшился.

Он не двигается, просто смотрит мне в глаза, как будто он так же очарован моими, как и я его.

— Ты живешь здесь с Тео? — Я задаю только один из многих вопросов, которые горят во мне.

— По большей части, да.

— Но как насчет…

— Шшш… — выдыхает он, прижимая два пальца к моим губам. — На сегодня было достаточно признаний. Завтра я расскажу тебе все. Я обещаю.

— Хорошо, — шепчу я, надеясь, что он это сделает.

— Прямо сейчас я просто хочу напомнить себе, что ты здесь. — Поцелуй. — Что ты в порядке. — Поцелуй. — И что ты моя. — Поцелуй.

Мой ответ прерывается, когда он углубляет поцелуй, проникая языком в мой рот и позволяя мне попробовать пиво, которое он пил.

Он целует меня, пока мы оба не задыхаемся, наши тела горят, а его член твердый и готовый, прижимается прямо к моему ноющему клитору.

— Себ, — стону я, прижимаясь к нему бедрами. — Ты мне нужен.

— Тебе нужно отдохнуть, — отвечает он, покусывая мою челюсть.

— Я могу. После того, как ты заставишь меня кончить.

— Черт, детка. Ты играешь нечестно.

— Когда ты когда-нибудь играл честно? — Я спрашиваю его, прекрасно зная, что он играет только грязно. Каждый раз.

— Одно условие.

— Хм? — Я бормочу, бесстыдно потираясь о него, мой оргазм уже начинает нарастать от одного этого.

— Черт, я чувствую, какая ты мокрая.

— Так сделай что-нибудь с этим.

На моих губах появляется довольная улыбка, когда его рука оставляет меня, чтобы спустить его боксеры, чтобы освободить его член.

— Ты злая, — стонет он в наш поцелуй, потирая головку своего члена сквозь мои складки.

— Нужно знать одного. О, черт, — я задыхаюсь, когда он дразнит меня, слегка толкаясь в меня. — Пожалуйста, — умоляю я, мои мышцы дрожат, отчаянно желая почувствовать, как он растягивает меня.

— Тебе нужно помолчать. Парни — твой брат — просто ждут, чтобы посмотреть, будем ли мы трахаться или сначала подеремся.

Я не могу удержаться от смеха, от которого мои мышцы напрягаются и из его горла вырывается стон удовольствия.

— Это было бы еще лучше, если бы я была полна тобой.

— Чертовски злая.

Он захватывает мои губы, очевидно, принимая мои поддразнивания за согласие молчать, когда он врезается так глубоко, как только может в этой позиции.

Он поднимает мою ногу выше своего бедра и втискивается в меня.

Это медленно, отличается от всех других раз, когда мы были вместе.

Нет ненависти, нет боли. Только отчаяние и обещания чего-то лучшего впереди.

— Я буду держать тебя в безопасности, я, блядь, обещаю тебе, детка.

— Я знаю, — шепчу я, сдерживая свой первоначальный ответ, чтобы сказать ему, что это не его ответственность. Но я полагаю, что если мы действительно собираемся это сделать, то мне нужно прекратить некоторые споры и просто позволить ему делать то, что он должен делать.

Он никогда не ускоряет темп. И он не прерывает наш поцелуй после того, как я сказала эти слова.

Каждое движение его бедер и ласки его языка клеймят его прямо в моей душе.

Это ужасно. Волнующе.

И, черт возьми, я никогда не хочу, чтобы это прекращалось.

Когда я просыпаюсь, Себ держится за меня так же крепко, как и тогда, когда я заснула.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы сон завладел мной после того, как он выполнил мое требование и заставил меня кончить своими медленными, размеренными толчками, еще раз подкрепив все слова, которые он сказал мне ранее в тот день, своими действиями и жгучими прикосновениями.

— Доброе утро, детка, — его глубокий голос грохочет надо мной.

Оторвав щеку от его обнаженной груди, я смотрю на него.

Он выглядит бодрствующим, как будто он лежал там, ожидая, когда я пошевелюсь в течение долгого времени.

— Привет. Тебе следовало разбудить меня, — говорю я, чувствуя себя виноватой.

— Не единого шанса.

Наклонив голову, он пытается поймать мои губы.

— Утреннее дыхание, — бормочу я, стараясь не разжимать губы.

— Ты милая. — Его пальцы находят мой подбородок, и он удерживает меня на месте, когда берет то, что хочет. — Вот этого я и ждал. — Он опускает еще один поцелуй на кончик моего носа и обнимает меня крепче. — Ты хорошо спала?

— Да, вообще-то. Я так и сделала, — признаюсь я, утыкаясь носом в его грудь.

Я не должна чувствовать себя в такой безопасности, в таком контенте. Но я делаю. И я знаю, что это все из-за него.

— Который час?

— Почти одиннадцать.

— Черт. Мы должны быть в школе.

— К черту это, мы пойдем завтра.

— Ты плохо на меня влияешь, Себастьян.

— Я? Ты встречала себя, Чертовка?

— Пфф. — Я отмахиваюсь от него.

— Хочешь кофе? — спросила я.

— Почти так же сильно, как я хочу тебя.

— Видишь, ты гребаный дьявол, детка. — Он еще раз касается своими губами моих, прежде чем прорычать: — Не двигайся, черт возьми. Я хочу, чтобы ты была в моей постели, когда я вернусь.

— Я посмотрю, что я могу сделать, — говорю я ему, крадя еще один поцелуй, прежде чем он соскользнет с кровати.

Он потягивается в ту же секунду, как встает на ноги, позволяя мне утонуть в видении его почти обнаженного тела.

— Хм… ты уверен, что хотел только утренний поцелуй? — Бормочу я, мои глаза прикованы к его утреннему дереву.

Он изучает меня, наклоняясь и перестраиваясь, следя за тем, чтобы в процессе не ослепить меня.

— Весь день дом в нашем распоряжении. У нас еще полно времени. Я должен тебе сказать несколько слов перед оргазмом.

Я действительно хочу поспорить, потому что последнее звучит гораздо веселее, но он прав.

В ту секунду, когда он выскальзывает из комнаты, его эрекция все еще более чем очевидна, я вскакиваю с кровати и спешу в ванную в надежде освежиться до его возвращения.

Прошлой ночью я не была уверена, стоит мне это делать или нет, но я распаковала кое-что из своих вещей первой необходимости.

Я писаю и чищу зубы, но я все еще расчесываю волосы, когда его глубокий голос наполняет воздух вокруг меня.

— Чертовка? — он гремит. — Что я тебе говорил?

Я проскальзываю за дверь с застенчивой улыбкой на губах. В ту секунду, когда он видит меня, любое напряжение, вызванное моим исчезновением, исчезает.

— Черт, я, возможно, никогда больше не позволю тебе носить твою собственную одежду.

Подойдя к нему, я беру кружки из его рук и ставлю их на тумбочку, прежде чем провести руками по его груди и сцепить пальцы у него за шеей.

— Я никуда не собираюсь уходить. Я не убегу. Больше нет.

Он кивает, но я все еще вижу неуверенность в его глазах.

— Я тоже этого хочу, Себ. Я хочу посмотреть, к чему это может привести.

Он наклоняется вперед, проводя губами по моей челюсти.

— Я не заслуживаю тебя.

— Нет, — радостно соглашаюсь я. — Я слишком хороша для тебя, но я счастлива пожить в трущобах. По крайней мере, на данный момент.

— Это трущобы? Детка, — говорит он, отстраняясь, его обжигающая рука собственнически сжимает мое горло. — С семьей Чирилло нельзя жить в трущобах. — Что-то мелькает в его глазах, когда он произносит эти слова, напоминая мне, что нам еще предстоит обсудить много серьезных вещей, прежде чем мы действительно сможем приступить к чему бы то ни было.

— Возвращайся в постель.

Я выполняю приказ и возвращаюсь в тепло, которое мы оставили позади.

Он быстро следует за мной, притягивая меня прямо к себе, как будто не может смириться с тем, что не прикасается ко мне все время.

Глядя ему в глаза, я прикусываю нижнюю губу, задаваясь вопросом, не сошли ли мы оба с ума, черт возьми, находясь здесь, занимаясь этим, после всего, что произошло за последние несколько недель.

— Тео переехал сюда, когда мы окончили школу на лето, но я все равно практически жил в его доме. Пребывание здесь просто дало нам больше уединения.

Я киваю ему, не желая прерывать, видя, что он решил, что его признания происходят прямо сейчас.

— Мой дом, это… — Он делает долгий, болезненный вдох, и моя рука на его талии сжимается в знак поддержки.

— Я почти уверена, что ничто другое, что ты можешь сказать или сделать, не отпугнет меня сейчас, Себ.

— Да, ты так говоришь, но ты не знаешь, насколько дерьмовая у меня жизнь.

— Испытай меня.

— Моя мама пьяница и наркоманка.

Я втягиваю воздух. Я понятия не имею, чего я ожидала от него услышать, но это было не то.

— После смерти моего отца она начала погружаться в это. София и Зои в значительной степени воспитали нас с Деми. Она была в беспорядке с самого раннего возраста, насколько я помню, хотя в основном могла функционировать. Потом, когда Деми умерла… Что ж, с таким же успехом мама могла бы пойти с ней.

— Ее случайное употребление наркотиков в дополнение к алкоголю увеличилось, и она постепенно переходила ко все более трудным вариантам, поскольку каждый из них перестал работать, перестал размывать ее реальность.

— Черт, Себ.

— Человек, который убил моего отца, не просто убил его. Они сломали мою маму. Они разрушили мою семью. Я провел все эти годы, ненавидя безликую личность даже за то, что она осмелилась направить пистолет в голову моего отца. И вот однажды я была в доме с Тео, и я просто случайно проходил мимо офиса Дэмиена. Он разговаривал с Эваном, отцом Нико, обсуждая бизнес. Я не могу точно вспомнить, о чем они говорили, но, услышав имя моего отца, я сделал паузу, прежде чем он произнес слова, которые я ждал годами, чтобы услышать. — Гален был наказан за убийство Кристофера. Будет лучше, если мы просто оставим это в прошлом.

— Я знал, что он, вероятно, был прав, мне следовало просто оставить это. Но я не мог. Потребность отомстить человеку, который разрушил мою жизнь, горела во мне годами.

— Я слишком долго представлял себе все то, что я бы сделала с этим человеком. Я рассказал Тео и Алексу, и мы начали немного копать. Обнаружили, что ты существуешь.

— Все это было фантазией. Я никогда не думал, что у меня когда-нибудь будет шанс посмотреть ему в глаза и назвать его именно тем, кем он был, объяснить, что именно он сделал с нами, но потом, там была ты. Ты стояла там, на том кладбище, и тебе было наплевать, что я сижу там с пистолетом.

— Я думал, что ты была моим гребаным ангелом-хранителем той ночью, пока ты не исправила это, сказав мне, что ты никак не можешь быть ангелом.

Я не могу удержаться от смеха при этом воспоминании.

— Черт. — Он крепко зажмуривает глаза, как будто возвращает ту ночь. — Я никогда не хотел отпускать тебя. Ты никогда не оценишь, как много ты дала мне в ту ночь, когда стояла там и бросала мне вызов. Это было все, о чем я и не подозревал, что мне нужно.

— Тогда я назвала тебе свое имя, — добавляю я за него.

— Да. Это должно было быть очевидно. Ни одна нормальная девушка не повела бы себя так, как ты. Я должен был догадаться, что мы связаны с самого первого момента.

— Ты облажалась со мной, детка. Я хотел тебя так чертовски сильно, но ненавидел еще больше. Или, по крайней мере, я думал, что делаю.

— Все, что я мог видеть, это месть. И когда ты прямо здесь, драгоценная дочь твоего отца, с которой он сбежал, чтобы защитить, что может быть лучше, чтобы выразить мою точку зрения?

— Это полный пиздец, Себ.

— Я хотел причинить тебе боль, но не для того, чтобы причинить тебе боль. Я просто хотел причинить ему боль, — продолжает он, как будто не может остановиться теперь, когда сорвал пластырь со всего этого уродства.

— Ты должна ненавидеть меня, Стелла. Ты, конечно, не должна лежать здесь со мной и как-то мне доверять.

— Мы все можем лежать здесь и составлять длинный список вещей, которые нам никогда не следовало делать, Себ. Мы все принимали плохие решения, совершали ошибки, сожалеем.

— Но я, блядь, причинил тебе боль. — Боль сочится из его глаз. — Я причинил тебе боль из-за какой-то ебаной потребности причинить боль человеку, который даже не нажал на этот гребаный курок.

Его хватка на мне становится такой крепкой, что граничит с болью, но я не жалуюсь. Я даже не вздрагиваю, потому что ему это нужно. Прямо сейчас я нужна ему как спасательный плот, потому что он, блядь, тонет. Прямо у меня на глазах он тонущий под тяжестью своей реальности, своих ошибок, своих сожалений… и мне физически больно смотреть на это.

— Себ, — выдыхаю я, кладя ладонь на его покрытую щетиной щеку. — Я понимаю это. Я понимаю.

Он выдыхает, ведя какую-то внутреннюю борьбу.

— Хотя тебе не следовало бы. То, что я сделал…

— Прекрати, пожалуйста, — умоляю я, зная, что он корит себя. — Дело сделано, Себ. Ты не можешь вернуться назад и что-то изменить. Тебе лучше просто сосредоточиться на том, как ты можешь загладить свою вину передо мной.

Это занимает пару секунд, но сожаление начинает улетучиваться.

— О, да? — спрашивает он, и озорной огонек, к которому я больше привыкла, возвращается в его глаза. — И как я должен это сделать? — Его рука скользит под рубашку, которую я все еще ношу, скользя вверх по моему боку.

— Хорошо, — говорю я, перекатываясь на спину, позволяя его руке обхватить мою грудь. Он стонет, когда сжимает. — Ты мог бы начать с того, что заставил бы меня кричать. Тогда, я не знаю… мы в Лондоне. Возможности безграничны.

— Хмм… Я уверен, что смогу что-нибудь придумать. Но сначала… — Он запрыгивает на меня сверху, задирает рубашку, обнажая мою грудь, и, наклонив голову, втягивает мой сосок в рот.