— Помнишь, где нас прервали в прошлый раз?
Андрей потянул меня за руку, усаживая верхом. Я заерзала, стараясь придвинуться ближе. Он застонал.
— Мари, что ты творишь? Я теряю остатки терпения и сдержанности, когда ты так делаешь.
— Может быть, я этого и добиваюсь? Давай уже распрощаемся с твоей сдержанностью. Она нам будет только мешать сейчас.
— Ох, детка. Ты сама попросила. Не жалуйся.
О, я точно не собиралась жаловаться, когда Андрей набросился на мои губы, словно дикий зверь. Его руки стягивали лямки бюстгальтера, расстегивали замок. Следуя его примеру, я скользнула ладонями под рубашку, наслаждаясь рельефом тела, освобождая его от одежды. Меня остановили пуговицы на манжетах. Я аккуратно расстегивала их. Его пальцы, такие длинные, правильные. Я вспомнила, как впервые увидела их, когда он поворачивал ключ в зажигании. Тогда мне хотелось… Я не смогла сдержаться, поднесла к губами и поцеловала.
— Ты меня с ума сводишь, — снова застонал Андрей.
Он погладил меня по щеке, запустил пальцы дальше в волосы, заставляя меня слегка отклониться назад. Свободной рукой он сбросил рубашку и подцепил облачко кружев, прикрывающее мою грудь. Я забыла, что надо дышать, когда влажные губы и язык начали исследовать мое тело. С каждым прикосновением я содрогалась, не сдерживая стонов. Андрей тяжело дышал, продолжая целовать меня и гладить.
Он снова и снова проводил пальцами вдоль позвоночника, заставляя меня извиваться от этой почти невинной, но такой возбуждающей ласки. Уже через минуту я была как жидкое электричество в его руках. Я выгнулась дугой и дернула его за волосы, требую больше и еще.
Андрей тихо зарычал, прикусывая мои губы. Ладони опустились вниз. Он сжал мои бедра почти болезненно.
— Мари, мне мало. Мне тебя мало…
— Я дам тебе больше, чем достаточно.
Мы торопливо сбрасывали остатки одежды, путаясь в ткани, молниях, пуговицах… Андрей справился первый, и помог мне избавиться от белья. Он опрокинул меня на кровать, обжигая взглядом. Это было еще более интимно, чем поцелуи и прикосновения. Его взгляд. Такой пронзительный и сильный, заставил меня задрожать и смутиться.
Я закрыла глаза руками, понимая, что краснею. Что он делает со мной? Я всегда гордилась своим телом. Я знала себе цену. Я часто пользовалась мужскими слабостями, а теперь мне стыдно. Потому что в его взгляде столько желания, страсти и нежности одновременно. Он как будто мне в душу смотрит, пытаясь рассмотреть каждую частичку, запомнить все, что ему так нравится.
Я ведь не сказала ему. Умолчала, конечно, а не наврала, но сейчас чувствовала себя подлой обманщицей, которая предала своего сюзерена.
Мое сердце рвалось на части, а глаза наполнились слезами. Андрей не просто так опоздал. Уверена, у него была веская причина, и удрать ко мне среди ночи… Это дорогого стоит. Наверно, я его не заслуживаю. Словно я украла этого мужчину у своей страны, у всего мира.
Но ведь он сам сказал, что сегодня — это только мы. Без фамилий. Так что точно не стоит останавливаться, чтобы поговорить о малозначительных в этот момент вещах.
Кого я обманываю. Я бы не смогла остановиться. Не сейчас.
— Ты такая красивая, посмотри на меня, — проговорил Андрей, целуя мои пальцы. — Посмотри, Мари.
Я не смела ослушаться и убрала руки от лица, принимая комплименты и поцелуи и собираясь дать Андрею не меньше, чем он заслуживал.
Андрей
Я любовался ее телом. Ничего лишнего, подтянутая, стройная, красивая. Краснеет, Боже мой, она стесняется.
— Ты такая красивая, посмотри на меня. Посмотри, Мари.
Я осыпал ее поцелуями, руки скользили по телу, изучая, лаская. Не находя красивых слов, я просто шептал, как она мне нравится. Ее кожа, ее изгибы, ее тихие стоны и легкая дрожь.
Я приоткрыл рот, делая поцелуи влажными, лаская Мари и языком тоже, даже царапая зубами, едва сдерживаясь, чтобы не укусить. Мари вскрикивала от каждого движения языка, касания зубов, прикосновения губ. Она то царапала ногтями мои плечи, то запускала пальцы в волосы.
— Андрей, стой.
Я оторвался от нее, приподнялся на локтях, но останавливаться точно не собирался.
— Если, опять заведешь песню о моем высоком происхождении, я тебя отшлепаю.
Мари засмеялась, прижимая губы к моему плечу, толкнула меня в грудь и каким-то неуловимо быстрым движением уложила на спину.
Я охнул. Ничего себе маневр! А она снова оказалась сверху и довольно ухмылялась.
— Порка — это заманчиво, но у меня другая идея.
Если бы она заявила, что собирается выпороть меня или связать. Или связать, а потом выпороть, думаю, я бы не сопротивлялся. Я был согласен на все, лишь бы она продолжала сидеть на мне, позволяя, ласкать и любоваться на нее обнаженную.
Правда очень скоро Мари склонилась чтобы рассыпать поцелуи на моей груди. Стоит ли говорить, что я снова не сопротивлялся.
Мари двигалась вниз, целуя меня. Это было не менее приятно, чем целовать ее. Я отключил мозг, сосредотачиваясь на нежных прикосновениях. Когда она руками и языком ласкала мой живот, я думал, что взорвусь. Ее пальчики скользнули еще ниже… Я не выдержал, сел.
— Что ты делаешь?
— Я обещала больше, чем достаточно. — Она одарила меня поцелуем в губы и толкнула обратно на подушки. — Расслабься.
Как только она это сказала, ее рот присоединился к рукам. Я зашипел, словно мне туда вылили горяченный кофе. Вцепившись в витое чугунное изголовье кровати, я пытался не скулить как раненый пес. Это было слишком даже для царевича. Особенно для царевича. Наверно, будь я обычным Ивановым, то уже сдох бы от счастья. Чудом сдержался. И минуты не прошло, а я уже резко дернул ее на себя, перевернул на спину. Мари глубоко дышала, ее губы были приоткрыты, а в глазах пылал огонь.
— Это нечестно, — я скользнул рукой вдоль наших тел вниз, раздвигая ее ноги. — Признайся, ты это специально.
— Такие вещи сложно делать нечаянно, — захихикала эта бестия, облизывая алые губы. — Черту еще видно?
— Черты давно нет.
Через мгновение ее действительно не стало. Не только черты, но и вообще преград и препятствий между нами. Они стерлись, улетучились. Я сам уничтожил их, соединившись с Мари в одно целое.
Мари прикрыла глаза и запрокинула голову от удовольствия. Я пытался отвлечься от ее сладких криков и стонов, но они ласкали мне слух, побуждая продолжать и полностью погружаться в блаженство, не думая больше ни о чем.
Я прижал губы к ее ушку, шепча какие-то банальности. Она и без меня знала, насколько прекрасна. Особенно сейчас.
Ногти впились в спину, и я ускорил темп.
— Андрей, — выдохнула она мое имя, прежде чем волны разрядки начали сотрясать ее тело.
Я сжал зубы, чтобы вытерпеть еще немного. Каким-то чудом сдержался и даже не заметил, как мы переместились в положение сидя.
Мари придвинулась ближе, хотя, казалось, что это уже невозможно. Я услышал стон и почувствовал, как она сжала меня внутри снова.
Мари стала слегка приподниматься. Я обхватил ее за бедра, помогая двигаться, зарылся носом в ложбинку между грудей. От нее пахло какими-то сладкими цветами и… мной. Невыносимо. Голова закружилась. Дурман смешался с ее стонами. Я был на грани помешательства и опять не заметил, как оказался на спине.
— Я что-то не так делаю? Или ты каменный? — проговорила Мари, склонившись надо мной.
— Нет, — ответил я сразу на оба вопроса. — Еще немного…
Она легла на меня, прижалась, обвила руками, уткнулась в шею и стала двигаться сама, даря мне последние самые яркие вспышки удовольствия. Достигнув высшей точки, я выкрикнул ее имя и блаженно улыбнулся, ощущая на лице мягкие поцелуи.
Мари
— Короче, я передумал на счет секса, — проговорил Андрей, спустя несколько минут после того, как я обессиленная растянулась на нем.
Я не поняла, к чему он, и тихо ответила:
— Поздновато передумал, Вашество. Как бы, уже все было.
Он хмыкнул.
— Ты спрашивала: секс или поцелуи? Так вот — секс. С тобой — точно секс. Я выбрал, ага.
Я засмеялась, приподнимаясь и скатываясь рядом на матрас.
— Какой же ты придурошный.
Андрей повернулся на бок, притянул меня к себе и стал целовать, бормоча мне в губы:
— Да-да, придурошный, невозможный, невероятный. Знаю. Ты говорила.
Я лизнула его нижнюю губу, чуть пососала и прикусила, заставляя его заткнуться. Но это было нереально.
— А, черт. Нет, поцелуи, — снова буркнул Андрей. — Как же я люблю твои поцелуи. Твои губы. Мари…
Он снова стал увлекаться поцелуями и ласками, а я вдруг поняла, что вся мокрая от пота, и стала отстраняться.
Как бы не так.
Андрей прижимал меня к себе очень крепко.
— Далеко собралась? — спросил он.
— В душ, я вся мокрая.
Царевич провел ладонью по моей спине, словно проверяя, вру или нет. Я не врала.
— Меня возьмешь?
Он разжал руки, и я села, приглаживая волосы.
— А ты будешь себя хорошо вести?
Андрей ухмыльнулся, ответ был на лице.
— Я бы мог, но ведь тебе это не нужно, правда?
Он потянул меня из спальни через темную гостиную. Мы натыкались на каждый предмет мебели и ржали, как психи. Романов еще и умудрялся меня лапать и щипать.
— Прекрати, — хохотала я.
— Что? — возмущался он игриво. — Я просто падаю и ищу опору. В темноте ни черта не видно.
— Как будто тебе нужен свет. Ты прекрасно знаешь, что схватить и где.
— Ты такого плохого обо мне мнения, детка. Я оскорблен в лучших чувствах.
Он так и стоял с рукой, прижатой к сердцу, уверяя меня в своей порядочности, пока я настраивала воду в душе, захлебывалась смехом.
— Боже, ты такой болтун. Беру все слова обратно. Ты будешь отличным царем. Балабол Балаболович Балаболов Первый.
За такое неуважение я получила шлепок по заднице и аж взвизгнула от неожиданности. Не больно, но внезапно, черт подери. Пока я подбирала слова, чтобы рассказать царевичу о его манерах ни к черту, Андрей затолкал меня в кабинку.
— Берешь обратно? — тут же сердито уточнил он, забавно сдвинув брови. — Ты разве говорила, что я дерьмовый царь?
— Недерьмовый царь не говорит слово «дерьмовый».
— Ну это да, ладно. А все-таки! Ты не говорила.
— Наверно, не говорила. Но разве я не думала громко?
— Да, пожалуй, это было. Так значит я не безнадёжен?
— История нас рассудит.
— Да. Но это будет потом.
И он снова стал меня целовать.
Да, все это будет потом.
Андрей уедет, получит по шапке за свои похождения в Лондоне, однажды женится и будет коронован. А я останусь в Англии и, возможно, со мной тоже случится что-нибудь хорошее, но я никогда не забуду эту новогоднюю ночь и моего волшебного, красивого, горячего принца.
Все остальное потом.
Прохладная вода должна была остудить наш пыл, но куда там. Наверно, мы бы и в крещенской проруби смогли сварить суп. Андрей первый вспомнил, что мы собирались помыться. Он взял с полочки гель и начал медленно растирать его по моему телу. Мазнув взглядом по этикетке, царевич проговорил:
— Пейшнфлоуэ*. Вот чем от тебя пахнет, — я прижалась к нему, делясь мыльной пеной, тоже стала мягко поглаживать.
— Чем?
— Страстью.
Вода смыла с нас гель. Я встретила взгляд Андрея и вжалась в стеклянную стенку, чтобы не упасть. Мокрые волосы, горящие глаза и рот, который накрывает мои губы.
Я чувствовала, что он хочет меня снова, потянулась рукой вниз, но Андрей остановил, закинул себе за шею. Он начал медленно опускаться на колени. Я поймала его за волосы, стараясь удержать.
— Не надо.
Но его рот уже рисовал узоры на внутренней стороне моих бедер, а руки гладили, ласкали.
Царевич на коленях передо мной. Это что-то совсем неожиданное. Я запаниковала, полагая, что он пытается отплатить мне той же монетой, но это ведь…
— Андрей, это… необязательно, — залепетала я. — Ты не должен.
— Можно, я сам решу, что должен? Спасибо. В этом проклятом мире только ленивый не указывает, что я должен. Давай ты будешь исключением. А еще я прекрасно знаю, чего хочу. И это ты. Везде. Расслабься, малышка.
Едва он коснулся меня, я затрепетала, задрожала. Какое там расслабиться? Я вся напряглась, словно струна, как тетива тугого лука. Мои ладони скользили по мокрым стенкам кабинки, и я сгибалась пополам от каждого его прикосновения, от каждой ласки. Его язык вытворял что-то немыслимое, с каждым движением подводя меня к пику, а губы, напротив, успокаивали мягкими прикосновениями, оттягивая разрядку.
Шум воды слился с гулом в моей голове, превратившись в ураган. За мгновения до конца Андрей резко поднялся, заменяя рот своими пальцами. Он целовал мои губы так же: истязая языком, успокаивая губами. Я сжала его руку, продлевая сладкие спазмы, и поняла, что мне этого мало, закинула ногу ему на пояс. Я задохнулась, когда почувствовала его внутри. Он вдруг подхватил меня:
— Держись, — хрипло велел Андрей.
Я не очень понимала, за что мне теперь держаться. За него? Я крепко сцепила ноги за его спиной. Он прижал меня к стенке. Мне было почти больно от этих сумасшедших ощущений.
— Андрей, перестань, я не могу.
— Можешь. Давай, малыш. Давай вместе.
Кричать не было сил. Я почувствовала, как его тоже начало трясти, расслабилась, позволяя удовольствию мягко растекаться по всему телу. Оно было долгим и сладким в отличие от острого и быстрого финиша в постели.
Андрей не отпускал меня, пока я не успокоилась. Лишь когда мои стоны стихли, он присел и ослабил хватку. Мы обессиленные повалились на пол душевой.
*Страстоцве́т, или Пассифло́ра (лат. Passíflōra) — род растений семейства Страстоцветные. Включает более 500 видов. Пассифлоры были среди первых цветов Нового Света, попавших в сады Европы.