— Да все нормально, не психуй, — в сотый раз проговорил я в трубку по пути в отель.
— Нет, Андрей, это ненормально. Если ты получаешь сигнал, не смей его игнорировать, — орал отец в трубку, заставляя держать телефон на расстоянии от уха.
Его слышали все сопровождающие. Это было немного неловко. Но они сами виноваты.
Человек хотел просто пообщаться. Да, это было неожиданно, несанкционированно и подозрительно, но я не чувствовал в нем угрозы, а все остальное, похоже, совпадение.
Антиглобалисты пронюхали, что я еду с частным визитом и устроили засаду с петардами. Забавный метод, чтобы переполошить охрану и перепугать меня до усрачки. Правда, такое страшно только в первый раз. Сегодня я уже точно знал, что это не выстрелы. Жаль помяли того парня. Он еще и инвалид. Паршивая ситуация. Я, конечно, извинился, но осадочек остался у всех.
Еще и оцепление повесили, что моментально привлекло журналистов. Драма, драма, драма. Почти сразу мне позвонил отец, и вот уже полчаса я слушаю лекцию о безопасности.
— Я не желаю строить храм на крови.
— Ох, пап…
— Что пап? Ну что?
— Это было сто лет назад. Больше даже.
— А не надо забывать историю. Она нам нужна, чтобы не повторять ошибок.
— Я и не повторяю. Наоборот.
Отец меня не слышал.
— Вспомни семнадцатый год. Вспомни Николая и отречение. Монархия никогда не была так близка к полному уничтожению. Если бы не Михаил…
— Да-да, если бы не его железная воля и ряд мудрых и жестких решений, нас, возможно, не было бы. Я помню, папа. И я действую в интересах монархии тоже. Прости, но ты засиделся в Зимнем и забыл, похоже, что мы никто без народа. Они любят не только балы и парады. Романовы в первую очередь должны помогать, быть рядом.
— А кто поможет тебе, когда твой лоб окажется под прицелом?
— Не окажется. Антики веселятся. Им нужна реакция. Как тогда, когда ты отменил прием в Грановитой палате после обстрела зеленкой.
— Я должен был принять советника ООН с разукрашенной физиономией? — огрызнулся отец.
— Я бы принял.
— Уж ты — да. Не сомневаюсь. Еще и нарядился бы шутом.
— Хорошая мысль. Хоть раз было бы весело на вашем тоскливом сейшене старых нудных пердунов.
— Андрей!
— Ох, ладно, па, давай заканчивать. Я живой и даже не мятый. Ты это хотел узнать?
— Да. Думаю, Зимний сам сделает заявление, что с тобой все в порядке. Я дам распоряжение немедленно. Выбрось что-нибудь в инстаграмм. Стеф говорит, это идет на пользу твоему имиджу. Раз уж ты у нас рыцарь без страха и упрека.
— Да, мы с Мари что-нибудь сочиним кратное и ироничное.
— Как она кстати?
— Мари?
— Да.
— Справляется. А что?
— Ты был не в восторге, когда Стеф брала ее на работу.
— Я свыкся, пап. Как и со многими вещами в моей жизни.
— Ох, не начинай.
— Я и не начинал. Это ты мне звонишь.
— Угу, конечно. Давай, пока. Не геройствуй больше.
— Угу, — откликнулся я, не обещая, разумеется, лишнего.
Отец все понял, но биться головой в закрытые ворота перестал. Повесил трубку.
Машина остановилась у служебного входа в отель. Я даже спрашивать ничего не стал, просто пошел следом за Александром и молодцами.
— Советую не покидать сегодня отель, — пожелал мне на прощание хмурый эсбэшник.
Я с царской терпимостью поблагодарил за совет и даже глаза не закатил. Наконец этот день закончится. Засовываю ключ-карту в замок, я хотел увидеть Мари и теплую еду на ужин.
Едва я вошел в гостиную, то чуть не упал. Юсупова повисла у меня на шее, едва не сбив с ног.
— Воу, как неожиданно, — закряхтел я в тесных объятиях Мари.
Она сжимала так крепко, что у меня даже кости затрещали, а потом подняла голову. Я увидел заплаканные красивые синие глаза. Она смотрела так, словно я вернулся с войны. Мари положила ладони мне на щеки погладила и всхлипнула:
— Андрюша, ты живой. Господи…
Слезы снова потекли, и она опять уткнулась мне в пиджак, чтобы я не видел, как она плачет. Поверх ее макушки я рассмотрел на экране телека оцепленную местность, которую я совсем недавно покинул.
— Гребаные журналисты… — процедил я сквозь зубы и повел моего прекрасного взволнованного менеджера к дивану.
Усадив Мари, я вытащил из коробки несколько салфеток, стал вытирать ее щеки и решил вызвать на разговор. Если мы будем говорить, она скорее перестанет плакать.
— Давай-ка успокойся. Все в порядке. Что там наболтали в новостях? Все умерли?
— Нет, — шмыгнула носом Мари. — Они вообще ничего не говорили. Власти молчат. Дворец молчит. Только нагнетают. Вспомнили все. Начиная со смерти Александра Второго, заканчивая покушением на твоего отца.
— Ох, Мари, да это не было покушением. Просто дебильная шутка.
— Все равно. Они так рассказывали…
— Да, знаю. Журналисты умеют нагнать драму.
— Я чуть с ума не сошла. — И тут она совершенно неожиданно врезала мне в плечо. — Какого хрена с твоим телефоном?! Я звонила, а там занято. Что мне было думать?
— Да угадай, блин. Отче отчитывал с час. И не надо меня бить.
Я потер плечо. Быть воскресшим намного приятнее, чем побитым, если честно. Слава богу, Мари была со мной в этом согласна, но я осознал и собственную ошибку.
— Мне нужно было, конечно, настоять и сразу сделать заявление. Но служивые, как всегда, потащили через огороды и служебные выходы, чтобы никто меня не видел. Отсюда и вся паника. Прости, Мари. Я понятия не имел, насколько все раздули. Хотя догадаться мог. Это же пресса. Прости, что заставил тебя волноваться.
Я совершенно непроизвольно провел костяшками пальцев по ее щеке, заправил за ухо выбившуюся кудряшку. Какая же она милая.
Мари вздрогнула и поежилась. Я убрал руку. Наверно ей неприятно.
Хотя почему тогда она сидит так близко? Мы почти соприкасаемся бедрами, и я могу чувствовать тепло ее тела. Она совсем не против моих объятий.
А поцелуев? Как насчет поцелуев?
Я вот точно не против.
— Ты ведь знал, Андрей. Поэтому и не взял меня с собой, а теперь говоришь, что опасности не было, — укорила меня Мари.
— Да, был сигнал, но тебе действительно следовало поработать дома.
— Чушь. Врешь ты все.
Теперь пришло мое время кривить лицо. Обманывать ее я не хотел.
— Да. Вру. Отчасти. Я действительно не считаю опасными выходки этих нелепых бунтарей, но это не значит, что я буду рисковать тобой и твоим спокойствием, здравьем и жизнью.
— То есть, своей жизнью ты рисковать готов?
— Именно.
— Что за нелепый фатализм?
— Это мой выбор, Мари. Я был рожден Романовым и с детства принимал всю ответственность и обязанности наследника. Я не буду трястись под одеялом, не буду прятаться за бронированными стенами отеля или машины. Я хочу быть доступным для народа.
— Это чревато, Андрей.
— Знаю. Но для меня иное неприемлемо.
— Вспомни того же Александра. Как он закончил?
— А сколько он сделал, Мари? У меня нет и не будет даже части его власти, поэтому и убивать мня никто не станет. Скорее всего
— О, боже!
Она схватилась за голову, потянула свои волосы.
— Хей, детка. Не надо сходить с ума. Ты же видишь, ничего со мной не случилось. Я не первый год так живу. А иногда даже сбегаю в самоволку без охраны — и опять ничего со мной не происходит особенного. Разве что девицы под ноги падают. Но это исключительно благодаря личной харизме и бескрайнему обаянию, а не происхождению.
Мари фыркнула и встала с дивана. Она подошла к окну и долго смотрела на ухоженный внутренний двор. Я дал ей время переварить, устаканить все. Наверно, хорошо, что Стеф ее не просвещала в эти вопросах. Мы вдвоём намного душевнее разобрались в моих заскоках.
В конце концов, я, конечно, не выдержал и подошел к Мари, встал позади нее. Руки чесались погладить хрупкие печи, но я не решался. Мари стояла, обнимая себя руками, кусала губы от волнения. Она повернулась ко мне, задрала нос и смело посмотрела в глаза.
— Это очень храбро, Андрей, — подвела она итог моим откровениям и своим раздумьям. — Глупо, но храбро. Мне вроде бы хочется треснуть тебя как следует, чтобы мозги на место встали, но в то же время я искренне тобой восхищаюсь. Ты достойный наследник царской власти, Майкл.
Я захохотал, Мари тоже заулыбалась и протянула руку.
— Я рада помогать тебе, Андрей Романов. Друзья?
Я сжал ее ладонь в своей и сказал:
— Нет!
Нет! Какие еще друзья. Я хочу ее. Как дружить с объектом вожделения? Мари может тысячу раз быть моим менеджером и хорошим человеком, но от этого я лишь сильнее буду желать ее. Я понял это за секунду, что сжимал ее ладонь в своей. Так больше не может продолжаться. Это нужно прекратить. Сейчас же. Я дернул Мари за руку, прижимая к себе. Она охнула от неожиданности, раскрыв свои чувственные губы. Это подзадорило мои грязные намерения. Я крепко обнял ее и стал целовать.
Мари не сопротивлялась. Она не отвечала на поцелуй, но позволила мне соблазнять ее. Я заново начал изучать мягкие губы.
Невозможно привыкнуть к их вкусу.
Задержавшись кончиком языка в уголке рта, я слизнул садкий стон, чувствуя, как она прильнула ко мне ближе.
— Так нельзя, — зашептала Мари, не отворачиваясь от моих поцелуев.
— Знаю, но очень хочется.
Она стала осторожно отвечать мне, словно боялась потерять голову.
— Андрей, я твой менеджер.
Но ее руки, что обвили мою шею, говорили совсем другие вещи.
— Ты уволена, — я сам себя похвалил за находчивость, — но завтра утром я вновь возьму тебя на работу.
Наверно, я ляпнул это зря. Мари тут же оттолкнула меня. Она тяжело дышала после поцелуя, словно хотела что-то сказать, но не могла совладать с мыслями и голосом.
В итоге она выдала краткое:
— Нет.
А потом помчалась в свою спальню.
Тут и сказочке конец?
Вот уж вряд ли. Принц против.