Глава 11 Не прощаясь

АНДРЕЙ

Мари уснула, а я лежал рядом и смотрел на нее. Шесть утра. Есть еще пара часов, чтобы подремать тоже, но сон не шел. Сегодня вечером я уже буду в Питере. Опять все заново Карусель кружит, не останавливаясь, и я на ней самая симпатичная лошадка.

Я впитывал кожей последние минуты рядом с Мари, наслаждался ее близостью и теплом тела, вдыхал запах, запоминая все-все, что произошло с нами за эти несколько дней. Я жалел только об одном, что не могу проснуться с ней в полдень и повторить наш безумный марафон, позавтракать вместе, принять совместный душ, который снова превратится в эротические игрища, валяться потом мокрыми в постели, смеяться и смотреть в ее синие глаза, теряя разум, память и волю.

Но нормальная жизнь закончилась. Да что там… Она и не начиналась. Едва я взял в руки мобильный, увидел очередной завал из сообщений, писем и не отвеченных вызовов. Большая часть была от друзей и родственников в честь нового года. На все придется ответить. Черт, я начинаю проникаться религией, которая отрицает праздники.

Встав с кровати, я собрал свою одежду, снял со стены Никон и прошел в гостиную. Чувствуя себя последней скотиной, сразу направился к столу. Целенаправленно полез в ящик, куда Мари спрятала свой рисунок. Я не ошибся. Он лежал там и теперь пустые клетки были заполнены новыми картинками. Мы целуемся на поле, мы в машине, мы на диване. Я улыбался, рассматривая детали. Футбольный мяч и стаканчик с коктейлем. Мои руки на руле и очки Мари на глазах. Она верхом на мне, на диване, а на столике рядом обкусанные треугольники пиццы.

Я не стал воровать картинку. Там остались еще пустые места, куда очень просились листики клубники и недопитый бокал вина, я целую ее, снимая одновременно на Никон, мы в постели и в душе. И… Мари одна утром. Потому что…

Потому что я не умею прощаться и совсем не знаю, что сказать ей, когда проснется. Спасибо?

Нет.

Было круто?

Это же очевидно.

Спасибо. Было круто. Как-нибудь повторим?

Она мне врежет за такое.

Вздохнув, я сфотографировал на телефон ее комикс, а потом взял ручку и написал в самой последней пустой клетке: «Я не умею прощаться».

Старался, чтобы буквы были ровными, но все равно вышли какие-то каракули. Меня сто раз лупили по рукам за поганый почерк, уверяя, что наследник обязан писать каллиграфически идеально, но я так и не смог научиться. Вот и сейчас попытался написать красиво, но… Опять остался верен себе. Как пауки нацарапали. Пусть так. Я был с ней настоящим, останусь и в этом собой.

Я прижал листок Никоном. У Мари останутся фотографии. Я был абсолютно уверен, что только у нее. Меня подмывало включить компьютер, перебросить кадры с фотоаппарата и отпечатать несколько штук. Но себе я доверял меньше, чем Мари. Потеряю, все всплывет. Доказывай потом.

Я оделся и сел на диван. На дорожку. Осматривая гостиную, я снова и снова запоминал малейшие детали и все, что здесь говорил, слышал, так остро чувствовал. Беззвучный вызов зажёг экран телефона.

— Алло, — ответил я шёпотом.

— Андрей Дмитриевич, самолет будет готов через два часа. Вам лучше поторопиться, если хотите еще заехать в съемную квартиру за вещами, — отрапортовал начальник охраны.

— Да. Спасибо. Я спускаюсь.

Встав с дивана, я прошел к спальне, но остановился у открытой двери. Мари спала. Такая красивая, растрёпанная, юная, свежая. Она была для меня, как глоток свежего воздуха, как оазис в пустыне. Идеальна и безрассудна. У нас все могло быть иначе, если бы я не был Романовым. Ей не нужна моя жизнь. Она не сможет при дворе. Простая девчонка, сбежавшая в нормальность от богатства. Я не имею права заманивать ее в золотую клетку снова.

Я последний раз взглянул на нее. Безумно хотелось поцеловать, но сдержался. Ушел.

Потом была машина, квартира, снова дорога до аэропорта. Частный самолет и хмурая Стефания ждали меня вместе с командой пилотов. Несколько часов в небе, и вот я уже с корабля на бал. Вернее на аудиенцию к его Величеству Дмитрию Второму.

Мои шаги звучали звонким эхом, отскакивая от стен коридора Зимнего Дворца, официальной резиденции Романовых. Многие имения за последние сто лет были превращены в музеи или шикарные гостиницы, но Зимний всегда оставался символом и оплотом царской власти, самодержавия в России. Именно здесь большую часть времени проводил мой отец. Именно здесь я родился и вырос. Именно здесь меня чаще всего отчитывали и наставляли.

Я вошел в кабинет и с прискорбием обнаружил, что отче ждал меня в компании мамы. Тонкий ход. Мы могли много чего сказать друг другу один на один, но в присутствии царицы отец никогда не позволял себе быть резким. Он, разумеется, не боялся своей жены и не находился под ее влиянием, но наше воспитание не позволяло расстраивать любимых женщин. Отец любил маму. Я — тоже. Таким образом, мы оба становились заложниками ее доброго расположения.

Царица Анастасия сидела в кресле мужа, а сам он стоял у стола, сложив руки на груди. Картина Репина «Возвращения блудного царевича». Холст. Масло.

Не здороваясь, отец смерил меня взглядом.

— У меня только один вопрос, Андрей, — проговорил отче.

— Ну… — я ухмыльнулся и лихо заломил бровь.

— Кто она?

О, нет, па. Этого ты никогда не узнаешь.

Мари

Я проснулась от стука в дверь. Воспоминания о ночи окатили вместо ведра холодной воды.

— Андрей, — позвала я.

Ответа не последовало. Кто-то настойчиво колотил снаружи. Я встала с кровати, натягивая джинсы и майку. По пути к двери поняла, что Андрея в квартире нет. Ушел.

— Мари, Мари, — вопил Джо за дверью.

Я поспешила открыть.

— Ты чего орешь? — спросила я вместо приветствия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хвала небесам.

Приятель обнял так крепко, что я пискнула. Непонятно, в честь чего столько шума и радости. Пришлось попросить пощады. Джо нехотя отпустил меня.

— Ты чего?

— Элли сказала, что тебя ограбили и убили. Телефоны не отвечают, и ты ей не перезвонила. Уже обед, она едет домой и просила проверить.

— Да все в порядке, — соврала я. — Зачем меня проверять, интересно? Почему именно ты, а не она сама?

— Она боится трупов. Сама не хочет в квартиру заходить, пока не убедится.

Джо сам уже понял масштаб нелепости, в которую его втянула сумасшедшая блондинка. Мы захохотали, а потом он безапелляционно заявил:

— Спускайся, угощу тебя завтраком.

Приятель ушел, понося Элли последними словами. Я стояла у закрытой двери, вспоминая все, что было ночью, принимая горькую радость, бабочек, которые порхали в животе и слезы, наворачивающиеся на глаза.

Он ушел. Так и должно быть.

Ноги сами понесли меня к столу, в котором лежали рисунки. Nikon придавливал листок.

Я не умею прощаться.

Боже, ну и почерк.

Я взяла карандаш и заполнила пустые клетки. Сквозь глупую улыбку текли слезы. Не рыдания, а просто выход эмоций. Я плакала не от горя. Только от радости. От счастья, что была с ним. Самым странным и восхитительным парнем в моей жизни.

Я потянулась к камере, но она безнадежно разрядилась. Зарядник я посеяла сто лет назад. Наверно, лет через двадцать куплю новый и осмелюсь взглянуть на кадры, что хранятся в памяти древнего фотоаппарата. Но не сегодня. Я положила рисунок и камеру обратно в ящик. Ящик имени Андрея Романова. Не тратя времени на макияж, я умылась, накинула куртку и поспешила в пиццерию.

Элли уже была там. Она повисла у меня на шее и раз сто повторила:

— Жива! Ты жива! Какое счастье. Я так волновалась.

Я даже злиться на нее не могла, только смеялась как дурочка, стараясь снова не разреветься. Хорошо, что Джо быстренько отвлек от сантиментов вкуснейшим супом по фирменному рецепту бабушки. Пока я его ела, Элли забрасывала меня подробностями вчерашней тусовки. Главным героем ее рассказа оказался не Андрей, а Костя. Ну и дела.

На стене что-то пел телевизор, был включен MTV. Я бездумно глазела в экран, кивая Элли на автомате. А перед глазами стояло совсем другое.

Я вздрогнула, когда новости шоу бизнеса неожиданно совпали с моими грезами. Главным героем дня был Андрей Романов. Именно его лицо показывали во весь экран.

— Мари, смотри! Это он. Он! Я же говорила. Вентнор. Фотки оттуда. Джо, сделай погромче.

Джо надавил на кнопку пульта, и я услышала то, что предпочла бы не знать. Ведущая новостей весело вещала за кадром:

— Андрей Романов, наследный князь Всея Руси, будущий царь и самодержец, провел праздники в Лондоне. Мы уже рассказывали, что Рождество он встретил в пабе «Медведь», но тогда не было фото, потом царевич был замечен с друзьями и братом на автопрогулке. Он рассекал по улицам Лондона в ярком желтом Порше. Обратите внимание на девушку. Это Элизабет Роллинг. Она училась с Романовым в Оксфорде. Именно к ней, по слухам приехал погостить Андрей. И с ней же он был на приеме у королевы, а так же именно в компании леди Роллинг встретил новый год в небольшом пабе Вентнора. Очень миленько, правда? Возможно, скоро из Зимнего объявят о помолвке? Посмотрите только, как ребята смотрят друг на друга. Уверена, русской короне не помешает немного английской крови. Ждем-ждем, Андрей. Будь смелым.

На экране в это время менялись кадры. Андрей и какая-то девушка. Они в моей машине, они на приеме у Королевы, они в пабе. Их улыбки и взгляды более чем красноречивы.

Кажется, мое сердце не билось, пока я смотрела сюжет. Я не моргала и не дышала, я слышала только диктора, хотя Элли и Джо в это время тоже яростно дискутировали.

— Брось, Элли, не верю я в этого Романова. Ну приехал, потусил. Кто сказал, что он на ней женится? И Порш как у Мари. Подумаешь, важный принц.

— О, нет, малыш, — самодовольно парировала моя подружка. — Я видела их, Джо. Они целовались в новый год. Андрей не отходил от Лиззи. Он так себе заноза, конечно, но было бы прикольно. Не зря же Эндрю примчался в Лондон. Правда, он немного странный. Исчез рано. Не попрощался. Вроде бы с Лиззи тоже. Ну, мне было не до нее.

— Откуда ты знаешь? — прохрипела я.

— Что именно?

— Что он исчез и не попрощался.

— Мне Костя сказал. Его кузен. Мы потом…

Потом я снова не слушала, лишь смотрела на ложку супа, глупо улыбаясь и стараясь не плакать снова.

Что ж…

Возможно, он просто не умеет прощаться.

Загрузка...