— Мари, ты заколебала. Детка, я тебя люблю, но проваливай из моей пиццерии и не возвращайся, пока не избавишься от депрессии.
Чак был строг, но справедлив. Он числился самым терпеливым из всех моих друзей, но и его резервам пришел конец.
Я ревела везде. Все мне напоминало о нем. Дома находиться было просто невыносимо, и я пустила корень в пиццерии, чтобы спастись от образов прошлого. Но все чертовы демоны притащились за мной.
Сначала Джо заявил, что я своей слезливой кислой миной распугала всех клиентов, а теперь и Чак не выдержал. Элли вообще перестала со мной общаться. Сначала она злилась, что я не рассказала про Андрея, потом впала в ступор от моего нового состояния души. Подруга лишь периодически проверяла, не наложила ли я с горя на себя руки.
Я осушила стакан сока, молча покивала Чаку в знак прощания, стала сползать с высокого барного стула. Он вышел из-за стойки, обнял меня.
— Не злись. Я не хотел тебя обидеть. Съезди куда-нибудь отдохнуть. Тебе нужен свежий воздух и позитив.
Я невесело усмехнулась. Позитив — это роскошь.
— Разберись в себе. Переживи это. Нужно двигаться дальше, Мари.
— Спасибо, я попробую.
Поцеловав приятеля в щеку, я вышла на улицу.
Вот за что мне такие друзья? Психологи нервно курят. Я прыгнула в Порш и дала по газам. Почему раньше сама не додумалась? Наверно, мозг тормозит от обильной потери жидкости.
Было только одно место, которое Андрей не загадил своим присутствие. Хорошо, что я так и не отвезла его туда. Хватит с него и проселочной дороги.
Урод.
Я теперь даже на Каррере не могу спокойно погонять, ведь он сидел на моем месте, когда-то и, похоже, проклял его своей царской задницей.
Я припарковалась у магазина, чтобы закупиться провизией и анестезией. Уже на кассе я бросила в корзинку пачку сигарет. Подумала и отправила к ней вторую. Буду курить, пить пиво и ругаться вслух. Громко.
Девушка на кассе пиликала моими покупками и как-то подозрительно поглядывала. Наверно, документы спросит. Без косметики и в кепке была похожа на подростка-беспризорника.
— Извините, у вас такое знакомое лицо. Я вас точно где-то видела, но не могу вспомнить, — выдала она.
Конечно, видела. Я спала с будущим царем.
— Нет, вы меня с кем-то спутали.
Вот она, слава. Я оперативно набросала все в тележку и покатилась на парковку. Глаза опять увлажнились. Оказалось, что пока я закупалась, телефон разрывался от звонков Элли. Двадцать три пропущенных. С ума сойти. Я сглотнула очередной ком и набрала настойчивую.
— Мари! Ты где? Ты чего не отвечаешь? — заорала на меня Элли.
— В магазин ходила. А в чем дело?
— Ты хоть понимаешь, что я за это время пережила?
Она действительно волновалась. Такая милая истеричка. Как я ее люблю.
— Прости, дорогая. Я еду в мамин летний домик, хочу немного развеяться. Если хочешь, приезжай тоже.
— Я смогу только на выходных. Через два дня. Я за тебя волнуюсь. Ты не будешь скучать? — начала Элли тараторить.
Я улыбнулась сквозь слезы.
— Нет, приведу мысли в порядок и постараюсь встретить тебя без истерик.
— Будь добра. Нас всех порядком утомил твой минор. Целую, до субботы.
И она отключилась.
У меня есть два дня, чтобы положить этому конец. Два дня. Последние два дня, которые я буду думать о нем. И баста.
Я надавила на газ, проезжая отрезок пути от шоссе до поселка. Опять затрещал телефон. Отец тоже решил проверить, не сдохла ли я?
— Да, пап.
— Марьяш, это Стефания, — я услышала мягкий голос своей бывшей начальницы вместо отцовского баритона.
— Привет, чем обязана? — я постаралась придать голосу равнодушие.
— Я… Я хочу извиниться. Я должна была тебе поверить. Я чувствую себя виноватой.
Мой боевой настрой сразу улетучился.
— Нормально. Все нормально, Стеф.
— Мари, Андрей улетел в Лондон. Он хочет встретиться с тобой. Он сожалеет, поверь.
— Ну, удачи ему. — Я не собираюсь по третьему кругу топтаться на граблях. — Стеф, я не в Лондоне. Передай, чтобы не тратил свое бесценное царское время. Я не хочу его видеть. Никогда больше.
Я бросила трубку. Подумала, набрала сообщение для Элли. «Мобильник сел. Я буду жить. Обещаю. Увидимся в субботу». Отправила и выключила телефон. Хватит с меня звонков. Только я и природа. Сезон уже закончился, отдыхающие вернулись в город. Я отключила сигнализацию на входе в дом. Нужно развести огонь, напиться пива у камина, порисовать, а завтра с утра вытащить кресло на улицу и продолжить надираться. Программа минимум — очистить мозг. Программа максимум — очистить душу.
Андрей
Как только я осознал весь масштаб катастрофы, которую сам же и организовал, то рванул в Лондон. Все встало на свои места после того, что рассказал мне Владимир. Я должен был вернуть ее, но сначала нужно было найти. Да и идей по возвращению Мари у меня не было. Я знал только ее адрес. Ни одного телефона. Как вариант пиццерия, но с моей растиражированной физиономией лучше не светиться в таких местах. Элли, возможно, могла помочь. Хотя скорее покалечит за все, что я сделал для ее подруги.
Я уже пятый раз за день колотил в дверь квартиры Мари. Вчера ее тоже не было дома, и подружка тоже где-то пропадала. Порша на стоянке видно не было. Уехала. Я был к этому готов, у меня был запасной план. Я достал карту, которую мне дали в агентстве, развернул. Кружком был обведен снятый мною домик. Сезон закончен, но еще не холодно. Там есть электричество, обогреватели, бойлеры. Можно жить. Это был тот самый поселок, про который говорила Мари. Я снял дом на окраине еще до приезда. А сегодня только подтвердил бронь, забрал ключи. Буду пить на природе, курить и наемся гамбургеров, а потом опять поеду к Мари.
Жить в городе мне совсем не хотелось. Стеф подсказала хорошую альтернативу, даже свела агентом, который быстро оформил мне отдых на природе.
От предвкушения поездки меня отвлёк мобильный. Костя.
— Привет, старик. Где ты есть? Может, в клубе зависнем?
— Я в Лондоне, Кос.
— О, да ладно, все же помчался за Мари? Ну ты даешь!
Я глубоко вздохнул. Они со Стеф, как сообщающиеся сосуды. Только она знала, что я собирался в Англию. А Костя удивлен не был точно. Что за люди? Никакой личной жизни с ними.
— Угу, — буркнул без энтузиазма.
— И как? нашел ее? Уже валялся в ногах?
— Нет.
— А хочешь помогу? Вдвоем все веселее.
— Костян, тебе делать нечего? Сними девочек, развлекись. Я сейчас так себе компания, если честно. Весельем тут и не пахнет. А еще дождь.
— В Москве тоже небо прохудилось. И вообще, ты мне брат или кто?
— Двоюродный.
— Не суть. Короче, говори, какой отель, я бронирую билет. А, блин, нет, у меня же завтра дела. Тогда к выходным точно прилечу. До выходных там будешь? — бодро тараторил Кос, приговаривая меня к своему визиту.
Я пораскинул мозгами и решил, что компания мне действительно не повредит. К выходным, я наверно уже завою.
— Ладно, прилетай. Только я не в отеле. Домик снял под Лондоном.
— Это еще лучше. Отправь сообщением координаты.
— Хорошо. До встречи.
Он отключился.
Я почти доехал до поселка, но непроизвольно затормозил на дороге. Это место было каким-то сакральным. Я чувствовал Мари здесь. Ноги сами вынесли меня из машины. Я закурил, вспоминая нашу прогулку.
Майкл.
Черта.
Я не хотела тебя целовать.
Все было словно сто лет назад. Я сел обратно в машину и за пару минут добрался до нужного дома.
Сердце подпрыгнуло прямо к горлу и сделало там сальто. У ворот коттеджа стоял канареечный древний Порш. Он ведь не один такой. Но номера! Ее номера. Ее машина. Я вытащил сумку с вещами и чуть ли не вприпрыжку понесся в дом.
— Мари, Мари, — орал я, снося входную дверь на пути.
Но в доме было тихо. Я умерил пыл и пошел осмотреться. В камине тлели последние головешки. Единственное, что, кроме машины, выдавало ее присутствие.
Я нашел черный ход, который вел через маленький садик к реке. Она там. Я пересек сад и увидел кресло и столик прямо у берега. На столе стояли две пивные банки. В одну из них тонкие пальчики стряхивали пепел с сигареты. Вторая была еще не открыта. Курит. Это же надо так довести человека. Я моральный урод. Не хуже Кевина. Ноги вросли в землю. Ну что я ей скажу? Привет, я приперся. Любите меня. Пошлет. Далеко и надолго. Или это не Мари Юсупова.
Я сделал еще один шаг к ней. Мари не услышала. Я стоял совсем близко. Она закурила вторую подряд, открыла банку, сделала большой глоток. Ее лицо скрывала кепка. Мари была завернута в три пледа и с сигаретой напоминала курящую гусеницу из «Алисы в стране чудес».
Я нарочито громко прошуршал ногой. Ноль реакции. Только, когда она громко запела, до меня дошло. В ушах торчали капельки.
Мари слушала музыку и пела, а я стоял и слушал ее. Это была песня американской группы, которую я любил, про которую рассказал ей сам. Мы еще смеялись, шутили, что нужно организовать тур в Штаты, чтобы попасть на концерт.
А теперь она поет про то, как проваливается в трещины, падает на самое дно, и я знал, кто столкнул ее в пропасть, и сам был готов прыгнуть следом.
Мои пальцы осторожно зацепили наушники, избавляя ее от звуков музыки.
— Какого… — Мари вскочила с кресла, путаясь в одеялах, почти падая, но удерживая равновесие чудом. Она смотрела на меня во все глаза — Ты! Ты… Да как ты посмел!
Мари замахнулась и отвесила звонкую пощечину, занесла ладонь снова. Я смело сделал шаг вперед.
— Давай. Я заслужил.
Мари опустила руку, развернулась и понеслась прочь. Я уже забыл, как быстро она бегает. Догнать удалось только у машины.
Я прижал ее к дверце, не позволяя двинуться.
— Куда собралась?
— Куда угодно, только подальше и побыстрее. — Мари дернулась. — Убери руки.
— Малыш, пожалуйста, позволь мне объяснить.
Я развернул ее лицом, снял кепку, чтобы заглянуть в любимую синеву глаз.
— Объяснить?! А мне ты позволил объяснить? — голос сорвался на крик, по щекам покатились слезы, она лупила меня по груди кулаками. — Я умоляла, Андрей. Я просила! А ты… ты… Ненавижу тебя. Скотина. Ублюдок.
— Я знаю. Все знаю, родная. Тише-тише. Прости меня. — шептал я.
Она перестала меня колотить, только всхлипывала. У меня сердце сжалось. Мне не было оправдания, только повод и причина попытаться простить. Я озвучил ее, не мешкая.
— Мари, мне так жаль. Я… Я люблю тебя.
— А я люблю только свою тачку и деньги, — мстительно отозвалась она, вытирая рукавом сопливый нос.
Это гром, или рухнули мои надежды?
— Убирайся из моего дома и из моей жизни, Андрей Романов. Видеть тебя не могу и знать не желаю.
Дождь хлынул на нас стеной, значит, гремело в небе. Пожалуй, это хорошо.
Ну, почти.
— Нет, — упрямо заявил я. — Я никуда не уеду. И ты — тоже.
Я потащил ее в дом. Мы оба промокли до нитки. Нужно переодеться, выпить и убедить. Мари любит меня, иначе бы не приехала бы сюда орать песни с глубоким смыслом и курить одну за другой. Ей было больно. Боль можно успокоить, и я буду очень стараться. Изо всех сил.
В доме было холодно. Камин догорел.
Я быстро стягивал промокшую одежду. Открыл сумку, достал сухие джинсы и толстовку, боксеры.
— Какого черта ты делаешь? — рявкнула на меня Мари.
— Переодеваюсь, неохота опять заболеть. — Мари закрыла, глаза руками, чтобы не видеть меня голого. — Ой, я тебя умоляю, чего ты там не видела?
— Забирай свои шмотки и проваливай отсюда.
Ее трясло от холода, с носа и волос капало, но голос был такой убедительный. Вся в папочку.
— Черта с два. Я снял дом до конца недели и никуда не уеду.
— Вранье. Меня бы предупреди… — Она топнула ногой с досады. — Ах, я же отключила мобильный. Черт… Ладно, значит уеду сама.
— Никуда ты не поедешь.
Я поймал ее у двери.
— Хочу и поеду. Отпусти меня, отпусти.
Я оттащил ослицу от выхода, бросил на диван.
— Мари, ты пьяная и мокрая. Уедешь завтра. Если захочешь.
Я сам себя похвалил. Конечно, ей нельзя за руль под пивом да еще и в таком истеричном состоянии. Мой гражданский долг выполнен.
— И вообще, раздевайся.
— Размечтался!
— Я серьезно, переоденься. Простудишься. С тебя вон капает.
Мари напоминала очень злую выдру или белку после купания.
— У меня нет тут одежды.
— Ты в своем репертуаре. Махнуть без шмоток, куда глаза глядят…
Зря я это вспомнил. Последний раз она так уезжала…
— Не смей!
Мари, наверно, высказала бы мне все, но зубы начали стучать, а плечи трястись от холода. Я снова залез в сумку. М-да. Остались только трусы и майка. Я сам не особенно заморачивался багажом. Собственно, и мокнуть под дождем не планировал, а пользоваться стиралкой умел.
— Переодевайся.
Я бросил в Мари боксеры, снял толстовку и отправил по тому же адресу. Сам надел майку. Все по-честному.
— Ты п-п-рикалываешься? — она держала мое белье двумя пальцами.
— Не привередничай. Больше ничего нет. Кстати, они чистые.
Я ушел на кухню в поисках антипростудных продуктов. В холодильнике мышь повесилась. Только бутылка вина и пиво. Чем она тут питалась? На столе валялись пакеты с чипсами и орешками. Тяжелый случай. Я бросил свои бургеры в микроволновку, вылил вино в кастрюлю. Нашлась корица и гвоздика. Будем пить глинтвейн с фаст-фудом.
Когда я вернулся с тарелкой и чашками в гостиную, Мари, обмотав плед вокруг талии, как шотландский килт, возилась с камином. Она так искусно управлялась с мехами, что я позавидовал. Сам бы сто лет возился. И не факт, что преуспел бы.
Мари набросилась на еду, словно год сидела на диете. Даже не побрезговала и не отказалась гордо.
— Ты чем тут вообще питалась? — не удержался я от вопроса.
— Подножным кормом. И я с тобой не разговариваю.
Детский сад.
— Понятно.
Мари сходила на кухню, вернулась с полной чашкой подогретого вина и залипла в планшете. Я молча смотрел на нее. Периодически она морщилась, ловя мой взгляд, меняла позу, прячась за гаджетом.
Через час она взяла сигарету и пошла на кухню, я потащился хвостом.
— Кстати, завтра Костя приедет, — решил я разрядить обстановку важной новостью.
— Потрясающе. А Дмитрий Николаевич не наведается? Что-то маловато Романовых на один квадратный метр, — брызгала Мари ядом.
— Нет, папа сейчас на Камчатке.
— А тебе туда не надо? Нет? Эх, жаль. А может все-таки?
Я отрицательно покачал головой, давая понять, что никуда не уеду.
— Ну, значит Элли кондрат хватит. Два полупринца в полукедах у меня в гостях. Великолепно просто.
Мари пьяненько прыснула. Очевидно, она начала смиряться с моим присутствием в ее доме. Еще немного и можно попробовать убедить, что я очень важная часть и ее жизни.
— Элли приедет? — уточнил я, хотя и так было понятно. — Слушай, может, хоть кино посмотрим?
— Интересно, каким образом? — она сощурилась. Сейчас начнет издеваться, — Телека нет, интернета тоже. Если только ты сам пару этюдов выдашь. Но, боюсь, мое сердце не выдержит подобного счастья.
Я игнорировал все скабрезности.
— А планшет твой?
— Пустой. Только рисовалка и музыка в нем.
— О, а покажи рисунки.
Разумеется, меня послали.
— Твой отец отдал мне альбом, детка.
— Угу, — откликнулась она без энтузиазма.
— Мари…
— Хватит, Андрей.
Она затушила сигарету и ушла. Но даже по ее спине я видел, что огромная стена между нами дала трещину.
Дождь перестал, но воздух был влажным. Утром все затуманит. Но я все равно надеялся, что выглянет солнце.