Звездный Июль

Глава 12. Концерт самого Криса Хогера!

Грейс

Ещё по дороге в гримёрку я избавила одежду от основной грязи, но перед тем как идти в зал, следовало почистить пёрышки самым тщательным образом. Я закрылась в туалетной комнате для персонала и с помощью бытовых заклинаний привела себя в порядок. Расправила складочки, свела последние пятнышки, иллюзией подправила макияж, а гребнем – причёску.

Пока руки творили привычные заклинания, я пыталась собрать в кучу мысли. Они разлетелись во все стороны, как бильярдные шары из пирамидки от удара опытного игрока.

Итак. Подведём итоги дня.

Первое и самое главное: нужно внимательно перечитать договор, чтобы больше никто не мог застать меня врасплох. Я ведь даже не уверена, что там вообще был такой пункт!

Второе: за дверью гримёрки находился целый полк блондинок и брюнеток, готовых притвориться блондинками, лишь бы оказаться на моём месте. Целое стадо породистых кобылиц, готовых угостить маэстро утренним кофием.

Какого Махла ему приспичило сделать это именно со мной?!

Ну ладно.

Пусть. Пусть сейчас у него просто никого другого не оказалось под рукой, а тут вдруг так приспичило, что прямо хоть на сцену не выходи.

Но ведь господин Хогер процитировал мне пункт из договора как с листа! Слабо верится, что он все договоры наизусть зубрит. Значит, с самого начала планировал его использовать. Оговорки и намёки, оброненные маэстро начиная с первой нашей встречи, обретали конкретный смысл.

Маэстро не просто намеревался брать личного секретаря.

Он планировал получать от этого секретаря услуги определённого рода.

И, возможно, полагал, что я это понимаю.

Да, мне не говорили напрямую. Но цена контракта намекала, что не всё чисто. Согласилась ли бы я на эти условия, если бы знала всю правду, когда собиралась к Хогеру на собеседование?

Я прислушалась к себе и не нашла возражений.

Выдержать три месяца в сомнительном качестве и всю оставшуюся жизнь ни от кого не зависеть или с гордым видом падать в долговую яму?

Для меня даже вопроса такого не стояло!

Конечно, в детстве я мечтала не об этом. И видела своё будущее другим. Но самое время повзрослеть и понять, что к каждой исполнившейся мечте идёт не самый приятный довесок реальности.

Судьба решила, что за воплощение мечты о независимости нужно заплатить подчинением.

Что поделать? За всё нужно платить.

Да и так ли всё ужасно?

Пока ничего страшного не произошло.

Мне даже понравилось. Если этим бесцветным словом можно описать тот фейерверк ощущений, который мне довелось пережить.

Интересно, вот такое – это вообще всегда?

Раньше я с презрением относилась к разговорам об этой стороне жизни. В браке видела лишь сделку. Необходимость потакать интимным прихотям мужа воспринимала её частью. Исполнить супружеский долг, родить детей, заниматься их воспитанием, пока муж удовлетворяет свои постыдные потребности с девицами нетяжёлого поведения – вот плата женщины за статус и пожизненное содержание.

Это тоже вариант существования. И, возможно, теперь, устав от вечной борьбы за выживание, я согласилась бы на любую партию.

Только мне её никто не предлагал.

А вот альтернативный вариант содержания – предлагали. Господин Браун, лысый и толстый лавочник с вечно потными руками обещал мне работу при условии… совмещения обязанностей. Как по мне, цена, за которую он собирался получать подобные услуги, была, мягко говоря… несопоставима с глубиной моего отвращения.

Однако рядом с Крисом Хогером я неожиданно открыла для себя ещё одну сторону пикантных отношений. То, что от них можно получать удовольствие.

Ни с чем несравнимое удовольствие, скажем честно.

Я была готова терпеть исполнение интимных обязанностей.

Но что делать, если я буду получать от них наслаждение?!

Это не укладывалось в привычную арифметику.

Мне собирались платить огромные деньги, но за это вынуждали жить в комфорте, сытости и удовольствии рядом с одним из самых завидных мужчин Империи.

Вот это «но» перед второй частью вызывало внутренний диссонанс. Тысячи женщин были готовы делать то же самое и совершенно бесплатно! Подозреваю, часть из них была согласна даже доплатить.

…В кабинку требовательно постучали.

Кажется, я немного увлеклась размышлениями.

Открыв дверь, я столкнулась с разгневанным Мэтью Донованом.

- Что вы там делали всё это время?! – возмутился он, переступая с ноги на ногу.

- Припудривала носик!

Мужчине в его возрасте следует знать, что барышни тоже имеют физиологические потребности.

- Не думал, что на такой носик требуется столько пудры! – Он похлопал себя по карманам и вытащил билет, напечатанный на глянцевой бумаге. – Идите в зал! От вас одни проблемы!

Ой-ой-ой!

Да я – решение всех ваших проблем!

Впрочем, можете не благодарить. Мне достаточно чека.

Но можно чек с премией.

Я решила, что слишком жестоко с моей стороны мучить концертного директора больше необходимого. Освободила проход в туалет и отправилась в зал.

Моё место оказалось не в первых рядах, а где-то во второй половине. Но мне нравилось. Отсюда было видно всю сцену. Было заметно, что зрители здесь попроще, чем в первых рядах. Ну как «попроще»… Молоденькая соседка оглядела моё платье примерно с тем же молчаливым «м-да», что и Мэтью Донован давеча.

Зато я была натуральной блондинкой! А они – крашеные.

Я мысленно показала им язык и стала оглядывать публику.

Публика была под стать залу! Богатая, нарядная, аристократичная.

Мне думалось, что среди зрителей будут в основном дамы. Но нет. Мужчин было не меньше. Возможно, они боялись отпускать своих супружниц. Вдруг те случайно заблудятся по дороге домой и забредут в какую-нибудь гримёрку? И откроют для себя какие-нибудь ранее незнакомые радости?

Я считала песни Хогера пустыми и глупыми. Какие-то низкопробные куплетики про любовь-морковь и прочие глупости. Однако аудитория зала не соответствовала моим представлениям. Молодёжи было немало. Но и людей взрослого и даже зрелого возраста в зале хватало. Серьёзные, степенные, в сединах, морщинах и пенсне. С другой стороны от меня как раз разместилась компания благородных дам почтенного возраста за пятьдесят. Очевидно, давние приятельницы, которые сейчас мило обмывали косточки какой-то общей знакомой. Вот это – поклонницы Криса Хогера, который, извините, полчаса назад своим органом мне в лицо тыкал?!

Интересно, как бы они относились к маэстро, если бы знали, как он готовится к концертам?

Мои размышления прервал мелодичный звонок, сообщивший зрителям, что пора занять свои места. Если где-то и были свободные кресла для опоздавших, то они хорошо прятались. Напротив, у стен доставляли мягкие стулья. Видимо, желающих послушать маэстро было больше, чем билетов.

Наконец знаменитая люстра стала гаснуть. Занавес медленно пополз в стороны, открывая зрителям звёздочки на заднем фоне.

Я точно знала, что они там есть.

Я видела их раньше.

Но в полной темноте они смотрелись… волшебно. Их медленное движение завораживало, заставляя забыть о том, что это всего лишь… творение человеческих рук.

Тишину разорвал тревожный клавишный аккорд, и таинственный модулятор, который мне так и не удалось увидеть воочию, заставил звук отразиться от стен. Будто он шёл не со сцены, а сверху. За аккордом зазвучала лёгкая мелодия, созданная перебором струн и многозвучием рояля. На этом успокаивающем фоне вступила нежная флейта, выводя главную тему, печальную и торжественную.

Не помню, чтобы среди механического оркестра слышала что-то подобное.

И память меня не обманула. Посреди сцены, словно из ниоткуда, во вспыхнувшем луче прожектора,возник маэстро, выводя на флейте трепетный, щемящий напев.

Зал взорвался аплодисментами, и я тоже не удержалась.

Махлов Хогер умел себя подать!

Он поднял обе руки, приветствуя зрителей, и обаятельно улыбнулся со вспыхнувшей в углу «линзы». Дружное крещендо оркестра подхватило заданный музыкантом мотив, но потонуло в новой овации и воплях восторга.

Музыкант поклонился.

Публика неистовствовала.

А ведь Хогер ещё не произнёс ни слова, не говоря о том, что ничего не спел! А восторг уже наполнял зал до отказа. От него слезились глаза. И от предвкушения тряслись руки.

- Дорогие мои, как же я рад снова видеть вас здесь сегодня в этом зале!

Уникальные акустические артефакты позволяли каждому зрителю слышать вкрадчивый голос маэстро и млеть от восхищения.

- Как давно вы не заглядывали. Я уже начал беспокоиться, всё ли у вас хорошо.

Я видела взгляд музыканта в линзе. Казалось, он смотрит на кого-то конкретно.

- Я так соскучился по вас.– Он сделал акцент на последнем слове, подчеркивая индивидуальность обращения.

- Как мне не хватало тебя! – Он смотрел из линзы прямо мне в глаза.

Я понимала, что то же самое видят десятки, а может даже сотни других зрителей. И каждый принимает это личное «тебя» на свой счёт.

Гениальный ход!

- Я так тебя ждал! – Маэстро улыбнулся столь зовуще, что в груди тревожно заныло.

Он действительно был великолепен.

- Я хочу поделиться с вами радостью этой встречи. Для вас – «Мы вместе»!

Мои соседки завизжали от переполнявшего их восторга. Видимо, им была знакома эта песня. Я, увы, её не знала.

Но уже догадывалась, что мне понравится.

Голос у Криса Хогера был именно таким, каким я его запомнила по распевке. И да, песенка была очень лёгкая и не обременённая глубокими смыслами. Встретились друзья после долгой разлуки. Они счастливы видеть друг другу. У них накопилось столько новостей. В их жизни случилось много всего, доброго и плохого. Но друзья обязательно поддержат в беде и разделят радость.

Я слушала и ощущала воодушевление, которое разделяли с маэстро мои соседи по залу.

Они были искренне в этот момент.

А я думала: а на самом деле? Есть ли у них такие друзья, которые готовы поддержать и разделить? Неужели только у меня ‑ горстка однокурсниц, готовых клюнуть зазевавшихся, а у остальных – вот такие близкие люди, щедрые на душевное тепло?

И если так, то почему так не повезло мне?

Почему меня никто не поддерживает?!

Что я сделала в этой жизни не так?

Сквозь эту всеобщую радость я почувствовала, как засквозило в тёмной, старательно спрятанной от чужих глаз дыре, и на глаза набежали слёзы.

Я быстро отёрла их.

Пусть думают, что это от умиления.

Под бурные и продолжительные аплодисменты маэстро раскланялся, рассылая воздушные поцелуи. Что-то прилетело и мне.

Точнее всем, кто смотрел сейчас в линзу.

После одной песни Крис Хогер запел вторую. О милой девушке, в которую он влюбился и пропал. Такая себе песенка. Ничего в ней особого не было. Но почему-то она пробуждала неясные мечты и надежды на то, что всё будет хорошо.

Когда-нибудь потом.

Возможно, я даже доживу до этой светлой поры.

К концу второй песни я поверила, что Крис не врал: на сцене он действительно потел. Потому что много двигался. Когда он не ходил по сцене, подбадривая зрителей, он энергично отплясывал. В мелодии смутно угадывались хулиганские заокеанские мотивы, и танец Хогера тоже был несколько... фривольным. Он двигал бёдрами так, что ух! Не каждая восточная танцовщица так умела.

И это было вроде неприлично.

Но оторваться было невозможно.

Теперь я понимала, откуда у Хогера такая мускулатура. Даже салонные танцы могли вымотать. К концу польки в полыхающих лёгких практически невозможно было отыскать воздух. И на следующее утро после студенческих танцевальных вечеринок, бессмысленных и беспощадных, ноги отказывались ходить. Но то, что выделывал на сцене Крис Хогер…

Это был словно ритуальный танец, который будил в душе что-то первобытное.

Я бы так не смогла.

Я бы даже близкое не смогла бы изобразить.

Но испытывала неудержимое желание присоединиться к этому безумию.

Пришлось согласиться с девчонками: не побывав на концерте, я не могла судить о его творчестве. Странном, непривычном, но, безусловно, гениальном.

После песни маэстро откланялся и ушмыгнул за сцену. К зрителям вышел Мэтью Донован, который оказался не только концертным директором, но и ведущим. Косметическая магия, грим и корсет преобразили его. Помолодевший и подтянутый, он был благосклонно принят публикой. Он шутил, рассказывал какие-то байки о случаях из концертной практики, но я особо не слушала.

Подозреваю, не только я.

Зал ждал кумира.

И возликовал, когда тот вернулся.

Потом я узнала, чем закончилась песня о несчастной любви, которую маэстро исполнял на распевке перед концертом.

Ничем хорошим, понятно, не закончилось.

Все страдали.

Всем было плохо.

Потому что не надо было девушке упускать свой шанс.

Что любопытно: мучились оба, но виновата была она. По мне так, герои песни несли ответственность на равных. Если он так её любил, почему же не постарался для обоюдного счастья?

Хотя к концу песни было жалко всех и хотелось плакать.

Потом было ещё много песен, весёлых, грустных, воодушевляющих и расслабляющих. Звёздочки на заднем фоне вели свой неспешный хоровод, создавая контраст для огненного шоу, которое происходило на сцене.

- …Вот, дорогие мои друзья, и подошёл к концу наш концерт! – совершенно неожиданно произнёс маэстро, и я огорчённо замычала вместе с остальным залом. Как?! Неужели полтора часа пролетели?!

Разумом я понимала: да. Песен было немало.

Но верить в это не хотелось.

- На прощание я хочу подарить вам свою самую любимую песню. – Хогер улыбнулся из линзы так, как умел только он. Так, что сердце шептало: он улыбается мне.

Хотя прекрасно понимала, что то же самое видели все.

И чувствовали все.

- Это песня о тебе. И для тебя. Пусть. Мой. Огонь. Горит. В твоём. Сер-дце!

Публика взвыла.

Да, та самая публика в морщинах, сединах и пенсне, встречала песню столь же восторженно, как и юные барышни.

Хогер поднял руки, и на зал опустилась тишина.

Аккорд взорвал её. Тот самый аккорд, который открыл концерт. В руках маэстро появилась флейта, и нежная мелодия полилась, разрывая душу чистейшими переливами. Механический оркестр подхватил её, наполняя многоголосьем инструментов.

- Я тебя ненавижу! Я тебя не прощу!

Так зачем же в толпе тебя взглядом ищу?

На лице Хогер отражалось недоумение и отчаяние, которое эхом отразилось от темных глубин моей души.

- Почему же во сне ты приходишь ко мне?

Почему моё сердце вновь сгорает в огне?

Крис опустил взгляд, и это было жестоко.

Я хотела смотреть в его глаза. Пусть я видела их на линзе, а не вживую, но мне казалось, именно там моё спасение.

- Я мечтаю забыть о тебе навсегда,

Но зовёшь ты и манишь, точно в небе звезда.

Рука Криса взлетела вверх, и я проследила за нею. За тёмным полотнищем на миг вспыхнула и погасла звезда, вызвав восторженное «Ах!» зрителей.

- Чем, скажи, заслужил я эту напасть свою?

Жажду и проклинаю. Ненавижу. Люблю.

Наконец он посмотрел на меня. В линзе. На секунду я испытала облегчение. И в тот же момент он вновь отвёл взгляд, опустив его на руки, прижатые к сердцу.

- Эта жгучая страсть убивает, пьяня,

И моё наважденье вновь сильнее меня.

За грудиной защемило от острой боли.

- Вырвать б с корнем из сердца и навек отпустить.

Но не жить без тебя. Не дышать. Не любить.

С последним звуком вдруг оборвалась мелодия, и на сцене потух свет, внезапно погрузив зал в темноту.

Моё сердце наполнилось отчаянием, будто из него вырвали кусок.

И тут меня оглушило рёвом восторга и шквалом рукоплесканий.