Грейс
Эта мысль крепко засела у меня в мозгу. Может, я знала его под другим именем? Моя жизнь после академии не была богата на знакомство вне профессиональной сфере, и чем ближе к настоящему, тем меньше. Значит, мы сталкивались с ним в студенческие годы? Мне случалось бывать на разных вечеринках. Но завсегдатаем и знатоком всей этой кухни у нас была Ребекка. Сложно представить, что нашей среде было какое-то восходящее дарование, а Бекки о нём не знала. И теперь она бы не преминула отметить: «А ведь я помню концерты Криса Хогера тех времён, когда он и Крисом Хогером-то не был!». Но она молчала.
Значит, не то.
Я прошла мимо комнаты Криса, но там было тихо. Видимо, голубки перешли от слов к делу. Если опять будут стонать на весь дом, спрячусь в ванной и закрою глаза!
…Не в детстве же, в самом деле, мы с ним познакомились?!
Я открыла дверь в свою комнату, и перед глазами, как по мановению волшебной палочки, всплыла давно забытая картинка. Школьное крыльцо. Мальчишка из параллельного класса, сложив руки на груди, упрямо выпячивает подбородок.
Вот почему этот жест казался мне таким знакомым!
Потрясённая открытием, я осторожно прикрыла входную дверь и встала в прихожей как громом поражённая.
Из коридора было слышно, как хлопнула соседняя дверь. Очень хотелось выглянуть и спросить у репортёрши: «Что, Розалинда, час со звездой пролетел незаметно? Прямо промелькнул?».
А нечего лезть на чужой шесток!
…Как же его звали? Прозвище у него ещё было смешное… Крыс? Хомяк? Суслик? Нет, Фуфлик!
Он всегда казался мне странным. Даже ненормальным. Рядом с ним было неуютно. Он вызывал какие-то сложные чувства, смесь неловкости, тревоги, неуверенности, и я старалась держаться от него подальше.
Над ним смеялись за слабый дар, с которым мальчишке никак не удавалось совладать, и длинные, как у девчонки волосы. Ему делали замечания, но парень упорно отказывался стричься и вести себя, как все. Он был мелким, слабеньким и болезненным. Только в выпускном классе неожиданно вытянулся и стал длинным и тощим. Но тогда он умудрился снова стать всеобщим посмешищем: отрылось его нелепое увлечение музыкой.
Картинка из прошлого никак не хотела накладываться на образ звезды: ухоженного, повзрослевшего, сильного и уверенного в себе мужчины. Впрочем, он и тогда был уверенным в себе. Это же нужно было до такого додуматься: пригласить меня на выпускной!
Сомневаюсь, что кто-то из девочек вообще пошел бы с ним. А он нацелился на меня, что вообще было смешно!
Правда, теперь таковым не казалось.
Скорее всего, он узнал меня с самого начала. Потому спрашивал на собеседовании, как у меня с памятью. Представляю, как он смеялся в душе! И как развлекался, придумывая мне наряд – карикатуру на школьную форму.
Я должна была догадаться. Это же бы намёк! И потом он неоднократно намекал, что мы с ним «будто всю жизнь друг друга знаем».
Чего он добивался?
Хотел отомстить?
Конечно, мы вели себя жестоко. И я тоже, хотя никогда не была зачинщицей травли.
Но мы же были детьми!
А он отказывался быть таким, как все нормальные люди!
Он и стал не как все нормальные люди.
Он стал звездой.
Только, Ливва, при чём здесь я?
Можно, я буду просто работать, и никто не будет меня трогать, соблазнять, зельями травить? Я не собираюсь не во что вмешиваться, никому мешать. Я больше не буду ни над кем смеяться, даже в душе, за то, что они не такие я. Пусть идут своим путём. В конце концов, мой-то оказался не самым удачным.
Пусть им повезёт больше: найти друзей, свой дом, своё дело. Свою семью, где им будут рады. Любимого человека, который ответит взаимностью.
Последнее – это уже излишество.
Но кому-то же должно повезти?
Я набрала полную грудь воздуха и выдохнула.
Я должна поговорить с Крисом!
Пусть сам скажет, чего он от меня хочет. А то я ногти до локтей сгрызу от неопределённости.
А я даже не помню, как его зовут. Но точно не Крис Хогер. Это имя совершенно точно никак не отзывалось в памяти. Я могла не помнить. Но узнала бы наверняка.
Только прозвище. Ливва, какой стыд!
Я заглянула в ванную. В горизонтальном зеркале отражалась моя комната. Во всяком случае, маэстро не в ванной. Хотя это бы дало мне повод, чтобы оттянуть неизбежное. Я поправила причёску и направилась в соседнюю комнату.
Постучала.
Ещё раз постучала.
Дёрнула дверь на себя.
Она была заперта.
Видимо, господин Фуфлик изволят спать после принятия оздоровительных процедур с госпожой Спок!
Я чудом сдержалась, чтобы не пнуть дверь.
Во-первых, дверь не виновата.
Во-вторых, я пообещала себе, что не буду смеяться на тех, кто живёт не так, как я того хочу.
Но не злиться-то я не обещала!
Я ещё раз выдохнула и пошла к себе. Буду составлять график встреч маэстро! Сегодня мне нечем оправдаться.
К сожалению, оказалось, что относиться к приглашениям на утренний круассан без желчи стало ещё сложнее, чем до обещания себе быть великодушной и милосердной. Видимо, рождённый злобным добрым быть не может. В какой-то момент я поймала себя на том, что вот-вот порву эти приглашения к махловым псам.
Наверное, я просто проголодалась. Привела себя в порядок и постучалась в соседнюю комнату – чтобы два раза не вставать. Но, похоже, господин Хогер не слишком усердствовал с госпожой Спот, потому что голода не испытывал. На стук никто не ответил.
Но мой желудок работал по своим часам и требовал завтрака. Я спустилась вниз и обнаружила дворецкого. Он уверил, что распорядится накрыть мне завтрак в столовой и уверил, что ждать никого не нужно. После концерта господа встают в разное время. А обедать он меня пригласит.
Я позавтракала. Однако необходимость выяснения отношений с Хогером выжигала меня изнутри, мешая наслаждаться отличной кухней. Завершив трапезу, я всё же спросила у Томаса, во сколько обычно встаёт хозяин дома в такие дни. Тот ответил, что господин давно встал, работает в студии и велел его не беспокоить.
Ну конечно! Он же занят очень важным делом, и ему нет никакого дела до моих проблем! Как это по-мужски!
Я ушла страдать к себе в комнату и специально выбрала на неделю встречи с богатыми старушками и самые скучные рауты.
Чтобы страдать не только мне.
Вооружившись карточками, я решила, что это достаточный повод нарушить уединение маэстро. Но когда я подошла к двери, решимость оставила меня. Постояв с занесённой рукой, я осознала, что не могу заставить себя постучать. Вдруг он там творит свои произведения! А я со своими глупостями!
Я решила: если заперто, то стучать не буду. Потянула дверь. И она неожиданно легко открылась.
- Кто там? – недовольно спросил Крис.
Теперь бежать было совсем уже глупо, и я вошла.
- Доброе утро! – начала я с радостной улыбкой, подбадривая себя.
Ничего страшного. Мы просто поговорим. От разговоров ещё никто не умер.
После – да, бывало. Но это уж потом.
Хогер обнаружился на корточках возле одного из своих инструментов ‑ пауко-арфы, которую я видела на концерте.
- Доброе утро, Грейс, - устало выдохнул он.
И замолчал.
Мог бы и спросить меня о чём-нибудь!
Заговорить о главном оказалось неожиданно сложно.
- А чем вы заняты? – задала я очень глупый вопрос.
- Пытаюсь починить. – Маэстро указал рукой на своё детище. Если люди не врут, и оркестр он создал сам.
- Да? А в чём проблема? – Во мне взыграл профессиональный интерес.
- Заедает… ‑ Тут Крис оживился, и стал рассказывать, что именно и когда заедает, и что несколько раз на концерте он был готов сквозь сцену провалиться, когда арфоид, как его называл создатель, выдал не те ноты.
Я сочувственно кивала, хотя не заметила ни фальшивых нот, ни переживаний Криса по этому поводу. Я так и сказала. Он ответил, что я слишком снисходительна. Расспросив, как действует инструмент, и кое-что прикрутила магией. Заодно заметила ещё одно слабое, на мой взгляд, место и предложила подправить его.
Хогер с радостью согласился и сразу проверил работоспособность агрегата магическим кристаллом. Не знаю, случайно или нет, но это была музыка к последней песне на концерте, о «ненавижу и люблю». На мой вкус, сыграно было идеально.
А то, что у меня все внутренности переворачивались от близости молчаливого Криса, это уже к делу не относится.
Последний звук завяз в напряжённой тишине.
- Я хотела… ‑ начала я, и одновременно Крис произнёс:
- Я хотел…
И мы оба закончили:
- …поговорить.
- Ты первая, ‑ тут же сориентировался маэстро. А ведь мог как мужчина взять самое сложное на себя.
Впрочем, ещё неизвестно, о чём он хотел поговорить. Может, не о том, что я бы хотела услышать. И он ещё передумает после моих слов.
- Когда поменял имя? – заговорила я после паузы.
- Когда ты меня узнала? – задал он встречный вопрос.
Я вздохнула:
- Если честно, то только сегодня. И то не совсем сама. Я нечаянно услышала разговор Донована, и это подтолкнуло меня в нужном направлении. – Было бы неплохо уведомить Криса о помыслах и замыслах его концертного директора, но это не лучшее начало сложного разговора. – Мне очень стыдно.
Хогер провёл ладонью от лба к затылку, поправляя волосы.
- Грейс, я…
Я остановила его рукой. И, пока хватало духу, выпалила:
- Мне очень стыдно за моё поведение тогда, в школе. Я даже подумать не могла, что ты станешь таким…
- Каким? – уточнил Крис, пристально глядя мне в глаза и чуть склонив голову набок.
- Таким потрясающим… ‑ призналась я, опустив взгляд в пол. – Я понимаю, что у тебя есть все основания для злости на меня и даже мести, но…
Тут в студию постучали.
- Войдите! ‑ Маэстро радостно подскочил, будто кого-то ждал. И мне стало обидно, что для Криса разговор был не столь важен, как для меня.
Дверь открылась, и внутрь заглянул вихрасты мальчишка-посыльный.
- Господин Хогер, вам просили передать лично в руки! – Паренёк с любопытством оглядывался, рассматривая странные инструменты. Представляю, как он будет хвастать, рассказывая о том, где был и с кем разговаривал!
Крис стал хлопать себя по карманам и достал монетку – очевидно, заранее припасённую, потому что зачем музыканту держать деньги в домашней одежде? Он поблагодарил мальчишку, закрыл за ним дверь и вскрыл принесённый конверт. Внутри оказалась сложенная вдвое газета.
Хогер развернул её, неопределённо хмыкнул и молча отдал мне.
«Главная сенсация уходящего года! Кто она, таинственная блондинка, которая украла сердце Криса Хогера?» гласил заголовок первой страницы «Главных сплетен Империи за неделю». Я подняла взгляд на Криса, но тот показал подбородком на газету, дескать, «читай, читай».
«Многих интересовал вопрос, почему звезда сцены маэстро Крис Хогер предпочитает голубоглазых блондинок? Сегодня вы сможете узнать ответ на этот вопрос из эксклюзивного интервью Розалинды Спот!» - было написано дальше, и мне стало стыдно за то, что я о ней думала.
И думала о Крисе.
«Кто бы мог подумать, что известный сердцеед на самом деле посвящает свои песни девушке из параллельного класса, в которую был влюблён со школы?» - вопрошала дальше Розалинда. ‑ «Хогер потерял из виду свою возлюбленную, и вот, наконец, снова её нашёл. Мне также больно писать это, как вам читать, дорогие дамы, но не нужно сжигать газету сразу! Дочитайте интервью до конца! Крис был влюблён безответно! И хотя в это сложно поверить, но он утверждает, что это так. Значит, не всё потеряно!» ‑ оптимистично заявляла Розалинда Спот.
Всё ещё не веря, я подняла взгляд на Криса.
На его лице застыло тревожное ожидание.
Розалинда Спот может завернуть свой оптимизм в эту газетку и засунуть его себе… в камин!
Я сделала шаг к Крису, обняла за шею, поднялась на цыпочки и поцеловала.
Может, когда-то его любовь и была безответной, но теперь я была намерена ответь на неё в полной мере.
Но Хогер осторожно разорвал поцелуй.
- Там написана не вся правда, ‑ сказал он, глядя мне в глаза, и мне стало страшно. Что, если я опоздала? Если он больше меня не любит?
- Я не терял тебя из виду. Издалека следил за твоими успехами в академии, потом на какое-то время действительно постарался о тебе забыть, полагая, что ты устроишь свою жизнь с каким-то из своих многочисленных ухажёров. В школе я думал, что у нас много общего. Мы оба хотим вырваться из болота и готовы сражаться за это. Потом, понаблюдав за тобой, сделал вывод, что ты всего лишь безжалостная, эгоистичная кокетка, которая готова с лёгкостью растоптать чужое сердце и пройтись по головам, чтобы получить желаемое. И злился на себя за то, что не могу избавиться от этого наваждения: я желал только тебя. Мечтал, что однажды ты увидишь, каким я стал, и пожалеешь о том, что меня отвергла.
Он хмыкнул.
- А я всё не видела, ‑ продолжила я.
Крис кивнул.
- Должен тебе признаться: в какой-то момент я понял, что не могу так больше. Мне нужно было… разочароваться. Я хотел наконец разорвать эту махлову привязанность и жить дальше. Тогда я нанял детектива, чтобы он собрал о тебе сведения. И испытал злорадство, не буду врать. Мне стыдно в этом признаться, но я ощутил удовлетворение, когда узнал, в каком положении ты находишься. И когда прочитал отчёты о беседе с женой одного из твоих нанимателей, которая утверждала, что ты его соблазнила, чтобы получить место. И с работницами другого, которые рассказывали, каким сластолюбцем он был. Я решил, что ты пала, ниже некуда. – Он скривил губы. – Но даже это не помогло мне избавиться от одержимости. И тогда я решил предложить тебе работу. Зная, что ты не можешь отказаться.
- А собеседование? Все эти девушки? – не поняла я.
- Это Донован придумал. Сказал, что так будет выглядеть естественней. И, кажется, он надеялся, что выберу кого-нибудь другого. Другую, в смысле. Я надеялся, что мне достаточно будет тебя увидеть, и меня отпустит. Но ты оказалась совсем не такой, какой я тебя придумал.
- И тогда ты решил навязать мне эмоции? – Мой голос неожиданно дрогнул.
Я понимала, что у Криса были все основания сделать те выводы, которые он сделал. К тому же он, если быть честной, не слишком ошибся в оценке моих личностных качеств… Но мне всё равно было обидно.
- В каком смысле? – удивился он.
- Я знаю, что ты – менталист! – заявила я, и поймала себя на том, что повторяю его привычку – выпячивать подбородок. – Ты можешь навязывать эмоции!
Крис хохотнул:
- Я могу только делиться тем, что испытываю. Я не способен внушать мысли и заставлять людей чувствовать что-то по моему желанию. Обычно я способен контролировать это, но в некоторых случаях они прорываются даже тогда, когда я этого не хочу.
- А правда, что ты… ‑ я пыталась подобрать необидную замену слову «бастард», ‑ несёшь кровь императорской семьи?
- Ты хочешь спросить, не являюсь ли я ублюдком их рода? – Лицо Хогера скривилось. – Являюсь. Когда мне исполнилось двенадцать, мой настоящий папенька посетил нашу семью и, убедившись, что выдающихся способностей от него я не унаследовал, оставил нас навсегда. А тот, кого я до этого считал своим отцом, узнав, что я ему не родной, устроил нам с мамой такую жизнь, что достигнув совершеннолетия, я сменил имя и взял мамину девичью фамилию, чтобы ничего больше о нём не напоминало. Он, кстати, приходил мириться ‑ уже после того как я стал знаменитым.
- Но ты его не простил? – тихо спросила я.
Он помотал головой.
- А меня? – ещё тише проговорила я.
- А за что мне тебя прощать? Если вдуматься, я добился всего, чтобы доказать тебе, что достоин. Ведь я достоин? – неожиданно робко уточнил я.
- И даже более того!