Alleine zu Zweit

Глава 11. Music of my soul.

Музыка — единственный всемирный язык,

его не надо переводить, на нем душа говорит с душою.

(Бертольд Авербах)

Что от страсти к тебе я, страдая, вкусил?

Днем и ночью я боль и несчастье сносил,

Мое сердце в крови, и душа исстрадалась,

И глаза мои влажны, а сам я — без сил.

(Омар Хайям)

— Напоминаю вам, что до конца урока осталось двадцать минут.

Татьяна Викторовна ходила между рядами, заглядывая в тетрадь чуть ли не к каждому. Вот она остановилась возле парты, за которой сидел Петя Синицын, известный «знаток» немецкого. Обухова склонилась над его записями и через секунду нахмурилась так, что очки чуть не слетели с переносицы. Покачав головой и фыркнув, преподавательница оставила бедного парня в покое и продолжила совершать обход. Синицын вцепился пальцами в рыжие волосы, вырвал из тетради полностью исписанный формулами и цифрами листок и лихорадочно принялся переписывать все заново.

Сидевшая рядом с ним Марго шумно вздохнула и, поставив локоть на парту, подперла ладонью щеку, что-то нехотя царапая карандашом. Вероятно, девушка думала, что сесть с Петей была не самая лучшая идея, ведь в математике он понимал ровно столько же, сколько и в немецком.

Леша сидел, облокотившись на спинку стула и вытянув ноги под партой. Сложив руки на груди, парень мечтательно уставился на доску, похоже, даже не думая о том, чтобы написать хоть что-то. Светловолосый Игорь рядом с ним что-то строчил с безумным видом, изредка толкая друга в бок, когда тот наваливался на него. Света и Софи, севшие сегодня вместе, о чем-то тихо переговаривались. Удивительно, что Обухова этого до сих пор не заметила — или сделала вид, что не заметила. Буквально пять минут назад она выгнала из кабинета двоих ребят, заочно поставив им «двойки», за болтовню.

Аня, оглядев класс, опустила взгляд в тетрадь. Из 7 заданий она кое-как сделала 3, и не факт, что правильно. Но пытаться сделать что-то еще просто выходило за рамки ее возможностей, поэтому девушка не нашла более интересного занятия, чем наблюдать за одноклассниками, большинство из которых трудились над тестом в поте лица. Сидящий рядом с брюнеткой Дима спокойно заполнял клеточки тетрадного листа цифрами и буквами, иногда бросая взгляд на наручные часы.

Вчера вечером Ане так и не удалось подготовиться. И причиной этому послужил ее сегодняшний сосед по парте. После неудачной попытки найти учебник для 10 класса, которая обернулась внеплановым поцелуем, девушка вынуждена была уйти из библиотеки как можно скорее.

— До конца урока пятнадцать минут! — громогласно возвестила Обухова, внезапно оказавшись прямо возле Аниной парты. Бросив взгляд в тетрадь Димы, Татьяна Викторовна удовлетворительно кивнула головой и даже изобразила подобие улыбки, затем подошла к Кате Ивановой, которая подняла руку, подзывая преподавательницу к себе.

— Дай мне свою тетрадь. Быстро, — прошипел Дима, наблюдая за Обуховой, которая сейчас как раз стояла спиной к ним.

— Что? — не поняла Аня. — Зачем?

— Просто дай мне свою тетрадь, — процедил парень сквозь зубы и быстрым движением забрал у удивленной девушки ее тетрадь, отдавая взамен свою. Вовремя — в следующий миг Обухова повернулась и ястребиным взглядом обвела класс. Убедившись, что порядок никто не нарушает, учительница вернулась обратно к Кате, что-то шепотом ей втолковывая.

Аня покосилась на соседа, который уже некоторое время заполнял ее тетрадь, решая ее примеры.

— Что ты делаешь? — удостоверившись, что Обухова по-прежнему стоит спиной к ним, спросила девушка.

— Не знал, что у тебя плохое зрение.

— Теперь знаешь, — огрызнулась брюнетка. — Я серьезно. Зачем это?

— Может, хочешь решить сама? Я вижу, у тебя хорошо получается, — фыркнул Дима, указывая взглядом на зачеркнутые строчки выше.

— Я бы обошлась и без твоей помощи.

— Никто не спорит, — снисходительным тоном ответил парень, продолжая вычислять производную. — Но я чувствую себя виноватым.

— За что же, интересно?

— Из-за меня ты вчера так ничего и не сделала, — ухмыльнулся парень.

— Не льсти себе, — фыркнула Аня, краем глаза наблюдая за преподавательницей, которая уже успела отойти от Кати и теперь зачем-то принялась переставлять цветы с подоконника к себе на стол. — У меня были другие дела.

— Какие, не скажешь? — Дима откровенно веселился.

— И не подумаю.

— Время вышло! Прошу сдать ваши тетради, — провозгласила Обухова более торжественно, чем следовало бы. В ответ на ее реплику класс лихорадочно начал царапать ручками по бумаге, а некоторые нервно выдохнули. Софи, как обычно, первая сдала работу и уже ждала друзей на выходе. Леша проследовал за ней, затем подтянулись Света с Игорем. Последний вопросительно покосился на Аню. Девушка молча показала ему два пальца, сообщая, что подойдет через пару минут.

— Я закончил, — тихо сказал Дима, меняясь тетрадями обратно. — Можешь не благодарить.

— Я и не собиралась, — пожала плечами Аня. — В конце концов, ты же признал себя виноватым.

— Так, все-таки, я виноват? — прищурился парень, улыбаясь уголками губ.

— Да ну тебя, — фыркнула девушка, протискиваясь между Димой и стулом. Сдав работу, Аня поспешила к друзьям, которые над чем-то смеялись возле кабинета. Проходя на обратном пути мимо парня, брюнетка воспылала желанием стереть с его лица эту дурацкую ухмылку.

***

— Теперь делаем двадцать приседаний. Девочки — тридцать. Вольф, не сачкуем! — физрук свистнул прямо в ухо девушке, отчего та поморщилась.

— Есть, Олег Юрьевич, — с неприязнью ответила та. Уроки физкультуры были, пожалуй, самыми нелюбимыми. Мало того, что девочкам вообще пощады не было, так еще каждый раз приходилось терпеть шутки и подколы со стороны Степанова. Особенно часто эти шуточки отпускались в сторону Ани, которую после того первого урока физрук особенно невзлюбил.

— Не «есть», а приседать! — гаркнул тот и зашелся хриплым смехом. Несколько парней его поддержали. Аня закатила глаза, собираясь уже что-нибудь ответить, как на ее плечо легла рука Саши.

— Не обращай внимания, — посоветовал тот. — Некоторым и не так доставалось.

— Я и не обращаю, — ответила девушка, кладя руку на пояс. От беспрерывных упражнений закололо бок.

— Ты в порядке?

— Да, нормально. Нам лучше пойти, — Аня кивнула в сторону баскетбольной площадки, куда отправился их класс во главе со Степановым. Неужели их опять будут мучить этим баскетболом? В прошлый раз девушка отбила палец и ушибла колено, всего лишь пытаясь забросить мяч в кольцо. Да, командные игры явно не для нее.

Брюнетка сделала шаг в сторону, как вдруг боль пронзила бок с невероятной силой. Резко потемнело в глазах, и Аня бы наверняка упала, не окажись рядом Саши, который поддержал ее за плечи.

— Ты чего? — обеспокоенно спросил он. — Может, тебе к медсестре?

— Не надо, — прохрипела Аня. — Мне просто нужно выпить одну таблетку, и все. Я пойду, отпрошусь у Степанова на пару минут.

— Никуда ты не пойдешь. Сядь здесь, я сейчас вернусь, — парень усадил ее на «бревно» и пошел в сторону площадки.

Аня глубоко вдохнула и, подняв край футболки, посмотрела на шрам длиной сантиметров 10, проходящий по правому боку. Кожа вокруг покраснела, а сам шрам просто пылал. Девушка опустила футболку и прижала больное место рукой. Брюнетка уже и думать забыла про эту травму, и уж точно не могла предположить, что воспоминания настигнут ее так внезапно.

Это случилось в декабре прошлого года. Аня с подругами возвращались из ночного клуба поздно вечером после концерта одной знакомой группы — брюнетка встречалась с их солистом, эпатажным парнем двадцати трех лет в кожаной куртке и с длинными черными волосами, вечно собранными в хвост. Маэстро, как его все называли, был фриком только на сцене; на самом же деле это был добрейшей души человек с пронзительно голубыми глазами и чистым сердцем, который участвовал во всевозможных благотворительных мероприятиях и не мог жить, не помогая людям. Тот концерт отчасти тоже был благотворительным — все средства от продажи билетов пошли бы на игрушки и одежду для детей-сирот.

После концерта Маэстро должен был отвезти Аню и ее подруг домой, но их басист, наркоман Серый, напился до такой степени, что не помнил своего имени, и Маэстро не мог его оставить на попечение судьбе. Девушкам пришлось добираться самим, благо, метро было еще открыто. Распрощавшись с подругами, которые жили на другой станции, Аня вышла из подземного перехода на свою улицу. Посмотрев по сторонам, девушка поспешила домой — брат уже успел позвонить четыре раза, а ей не хотелось его волновать.

Декабрь тогда выдался очень теплым, а оттого весь снег, который выпал в ноябре, превратился в огромные лужи, которые ночью покрывались коркой льда, отчего ходить по таким местам стало вообще невозможно. Именно поэтому Аня решила идти через парк — там регулярно чистили дорожки, и не было риска разбить себе голову. Девушка уже почти подошла к выходу, как вдруг чья-то рука зажала ей рот. Потом Аня почувствовала у себя на шее холод стали — грабитель приставил ей к горлу нож. «Деньги, телефон, украшения — быстро!» — рявкнул он, обдавая девушку запахом перегара. Аня отдала ему сумку, и, дождавшись, пока преступник чуть ослабит хватку, со всей силы ударила его каблуком по колену. Тот взвыл и резко убрал руку с ножом, ненароком задевая им девушку. Лезвие прорезало куртку, свитер и несколько слоев кожи. Аня почувствовала, как кровь брызнула из пораженного бока. Кое-как добравшись до дома, брюнетка осела по стене на пол и закрыла глаза. Очнулась уже в больнице, с перевязанной поясницей и обеспокоенным взглядом брата напротив. Ей тогда наложили несколько швов — нож прошел глубже, чем казалось — и предупредили, что шрам не заживет никогда. С тех пор рана беспокоила девушку только однажды, спустя два месяца после инцидента — Аня тогда неудачно покаталась на коньках. И вот теперь бок вновь полыхал огнем, вероятно, после слишком интенсивной зарядки. «Я так и знала, что физкультура — зло», — мрачно подумала брюнетка.

— Пошли, — Саша как-то слишком неожиданно появился рядом.

— Куда?

— Ты хотела выпить какую-то таблетку. Я тебя провожу.

— Я могу и сама…

— Отказы не принимаются. Идем, — парень, подмигнув, протянул Ане руку. Та улыбнулась и поднялась с места.

***

— Может, все-таки, расскажешь, что с тобой?

Саша сидел на стуле в комнате у девочек, пока Аня пыталась найти в чемодане обезболивающее и крем, который должен был успокоить кожу.

— Ерунда. Небольшая травма. Ага, вот он… — девушка выудила из бокового кармана белый тюбик. — Боюсь, мне понадобится твоя помощь.

— Всегда готов.

— У меня на боку царапина. Ты должен нанести на нее этот крем, — проинструктировала девушка, вставая к Саше спиной и приподнимая футболку. Парень присвистнул.

— Царапина, значит? И кто же тебя поцарапал? Тигр?

— Не хочу вдаваться в подробности. Просто… помоги мне, пожалуйста.

— Без проблем.

Саша кончиками пальцев прикоснулся к воспаленной коже, втирая крем. У него были холодные руки.

— Не больно? — осторожно спросил он.

— Нет. Не бойся, я не умру, если ты надавишь чуть сильнее, — усмехнулась девушка. — Я думаю, достаточно. Спасибо, — поблагодарила парня Аня, задирая футболку чуть выше и завязывая ее узлом на животе, давая возможность крему впитаться. Затем девушка отыскала в косметичке таблетку обезболивающего и положила ее на язык, озираясь в поисках воды. Обнаружив на столе бутылку, Аня сделала несколько глотков и вытерла губы тыльной стороной ладони. Повернувшись, девушка увидела, что Саша рассматривает фотографию ее родителей, которая лежала на полу возле чемодана — Аня ее вытащила, чтобы не помять при поисках медикаментов.

— Кто это? — поинтересовался он.

— Мои родители.

— Почему-то их лица кажутся мне знакомыми… Наверное, видел 31 августа возле пансиона.

— Нет, не видел, — тихо ответила Аня. — Родители погибли семь лет назад.

— Извини. Мне очень жаль, — так же тихо произнес Саша, вглядываясь девушке в глаза.

— Не стоит, — отмахнулась та, закрывая чемодан и заталкивая его под кровать. — Я думаю, нам нужно вернуться.

— До конца урока пять минут, нет смысла. А ты бы лучше отдохнула…

— Я в порядке, — прервала его Аня. — Со мной все хорошо. Правда.

Саша покачал головой и взял девушку за руку.

— Я бы на твоем месте все-таки…

Дверь в спальню распахнулась и в комнату вбежала Софи, красная и растрепанная.

— Аня, ты тут? — взгляд девушки, до этого метающийся по комнате, остановился на Ане. — Степанов сказал, ты плохо себя чувствуешь и… — тут Софи заметила Сашу, точнее, его руку, которой он сжимал пальцы брюнетки. — О… Я не думала, что вы тут… Простите, что отвлекла, — губы девушки растянулись в улыбке, и Софи, еще раз извинившись, выскочила за дверь.

— Софи, нет, мы не… — попыталась остановить ее Аня, но дверь уже захлопнулась. Девушка посмотрела на Сашу, и оба расхохотались.

***

— Он заставил меня подтягиваться! Меня, представляешь? — Света возмущенно размахивала картофелиной, насаженной на вилку.

— Как он только посмел? — наигранно запричитал Леша, подмигивая любимой.

— А ты, между прочим, мог бы меня защитить, — блондинка ткнула парня в плечо.

— Я пытался! Игорь, скажи.! — Леша пнул друга под столом ногой.

— Ниче ты не пытался, — прошамкал тот с набитым ртом. Леша состроил ему страшные глаза и в отместку пнул еще раз.

— Друг еще называется. Никакой поддержки, — обиженно проворчал темноволосый парень. — Вольф, а ты где была, кстати? — тут же нашел он новый объект допроса. — Как свалила с половины урока, так больше и не появилась.

— Я просто…

— У них с Сашей было свидание, — ответила вместо нее Софи, хитро улыбаясь. Аня подавилась чаем.

— С Сивоволовым? Да не может быть.! — Света перегнулась через стол, смотря на подругу. Ее глаза горели.

— Да-да. Представляешь, захожу я в комнату…

— Все было вовсе не так! — запротестовала Аня, наконец откашлявшись. — Саша… Просто помог мне. Вот и все.

— Помог? Неужели, — голос Димы разорвал внезапно образовавшуюся тишину. Аня повернула голову в его сторону. Глаза парня полыхали гневом.

— Да. Некоторые еще способны на то, чтобы помогать, когда их об этом просят, а не когда заблагорассудится.

— Неужели ты сама попросила у кого-то помощи? — Дима будто бы удивился и поднял брови. — И как, язык не отсох?

— К счастью, нет. Я же до сих пор имею возможность отвечать на твои дурацкие вопросы. Хотя это, скорее, к сожалению, — огрызнулась девушка.

— Ребят, вы чего? — недоуменно спросила Света, бросая взгляд то на одного, то на другого спорщика.

— Ничего. Просто разговариваем, — улыбнулась ей Аня, в последний раз гневно посмотрев на Диму. Тот фыркнул и демонстративно отвернулся.

— Э-э… Ладно, — блондинка обвела глазами друзей, как-то странно переглянувшись с Софи. — Мы можем идти?

— Не вижу причин задерживаться, — Аня встала со стула, скрипнув ножками по полу, забрала поднос и первая пошла к выходу.

***

После ужина ребята решили остаться в комнате у девочек. Задали не особенно много (что удивительно!), да и сил идти в библиотеку уже не было. Плюс, друзьям надо было окончательно определиться с содержанием газеты, которую вот-вот надо было выпускать.

Аня сидела за столом в позе лотоса и писала конспект по истории; Софи расположилась неподалеку и что-то читала. Дима делал немецкий, сидя на полу. Игорь развалился на кровати и, как обычно, считал ворон. Света красила ногти в ванной.

— Вы посмотрите, кого я принес! — в комнату влетел Леша, громко хлопая дверью.

— Это что… гитара? — Аня заметила у него на плече чехол, по форме напоминающий инструмент.

— О да, — Леша расстегнул молнию и извлек оттуда черную, идеальную по форме гитару без единой царапины и любовно провел по струнам. — Не представляю, что бы я делал без этой девочки.

Света возмущенно фыркнула, выходя из ванной.

— Ты же забыл ее дома? — спросила она парня, складывая руки на груди.

— Забыл. И это были худшие недели в моей жизни! — Леша все еще обнимал гитару, попутно настраивая ее.

— Ну еще бы, — снова фыркнула Света, садясь на кровать.

— Прости, любовь моя, но с гитарой я знаком дольше, — извиняющимся тоном сказал парень, чмокая блондинку в плечо. — Поверить не могу, что оставил тебя… — промурлыкал он, вновь возвращаясь к обожаемому инструменту.

— Я не знала, что можно привозить гитару… Свою пришлось оставить дома, — с сожалением сказала Аня.

— Ты играешь? Да ну.

— Ну да. А что в этом такого? Я же говорила, что многое умею.

— И кто тебя учил? — все еще не верил Леша.

— Ну… у меня был частный преподаватель… — ухмыляясь, ответила Аня и дернула бровью.

— Можешь не продолжать, я не хочу слышать подробностей, — замахал руками Леша. Затем парень прищурился и с вызовом посмотрел на девушку. — Сыграй.

— Что?

— Сыграй что-нибудь. Мне интересно, насколько хорошо твой преподаватель обучил тебя, — хохотнул парень, передавая девушке инструмент.

Аня поудобнее устроилась на стуле, бережно принимая гитару из рук владельца. Поставив одну ногу на перекладину, девушка пристроила сверху инструмент, пальцами правой руки проводя по струнам. Те призывно скрипнули.

У девушки была почти такая же гитара дома. Она осталась от родителей, точнее, от отца, который в молодости очень увлекался музыкой и играл понемногу чуть ли не на каждом инструменте. А на этой гитаре он играл своей будущей жене, Аниной матери, песни под окном. После переезда в Россию отец почти не брал инструмент в руки, и гитара висела на стене без дела несколько лет. После смерти родителей Аня твердо решила, что научится играть если не как папа, то хотя бы бегло. И она научилась, и теперь гитара больше не пылилась.

— Ну же, Вольф, не тяни. Или ноты забыла? — подначил девушку Леша. Брюнетка улыбнулась, и, зажав пальцами струны, заиграла свою любимую песню, которую часто играла для Ники.

Продрогшее тело, пропитые мысли,

Непослушные ноги — это снова запой.

Я бреду по дороге, в грязи по колено,

Я пытаюсь запомнить, что мне нужно домой.

Пальцы легко скользили по гладкой поверхности, навевая воспоминания о летних вечерах на даче с друзьями, о костре, о звездном небе…

И, снова сделав ошибку, я покупаю бутылку,

И снова вместо квартиры я возвращаюсь в подвал.

Расправлю крылья свободы, забуду про все законы

И буду громко кричать!

Я объявляю протест, я объявляю войну

Всем тем, кто против меня, всех их я вижу в гробу.

Мне надоело так жить, ведь жизнь, по сути, дерьмо,

Пора бы всё изменить, но смерть нас ждет так давно.

Глаза опущены вниз. Не потому, что девушка боялась забыть аккорды или слова… Просто эта песня слишком много для нее значила, а поднять глаза означало вывернуть всю себя наизнанку, оголив внутренности и раскрыв сердце. Не сейчас и не здесь.

Рано утром вернется моя крыша на место,

А похмельный синдром её гвоздями прибьет.

Я бы рад был не пить, но трезвым здесь тесно,

В этом грёбанном мире лишь ленивый не пьёт.

Свободная нога качается в такт музыке. Глаза уже не опущены, а закрыты, сдерживая рвущиеся наружу эмоции в виде непрошеных слез. Губы практически шепчут такие знакомые строчки. Тишина.

Я объявляю протест, я объявляю войну

Всем тем, кто против меня, всех их я вижу в гробу.

Мне надоело так жить, ведь жизнь, по сути, дерьмо,

Пора бы всё изменить, но смерть нас ждет так давно.*

Последний аккорд. Последний звук, вырвавшийся из полусухих губ. Наконец можно поднять глаза — слезы отступили, отступили и эмоции. Осталась п у с т о т а. Почему так тяжело вспоминать.?

Облизнув губы, Аня посмотрела на друзей. Те молча смотрели на нее, никто не осмелился ничего сказать. Они все поняли. Девушка улыбнулась.

— Я не то, что бы очень хорошо пою…

— Ты прекрасно поешь.

Аня посмотрела на Диму. Все это время он так же смотрел на девушку, не отрываясь. В его глазах читалась благодарность, и будто бы не было той размолвки во время ужина.

— Можно? — он кивком указал на гитару. Аня передала ему инструмент. «Он тоже играет?» — спросила девушка сама себя, не смея нарушать ту тишину, которая буквально оглушала.

Когда гитара оказалась в руках Димы, он первым делом бережно провел по корпусу, не упуская ни миллиметра. Затем его пальцы коснулись струн.

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,

Пусть дождем опадают сирени —

Все равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Это было прекрасно. Каждое слово, каждая нота — все пробирало до дрожи в коленях. И этот голос — низкий, хриплый, негромкий. Дима не пел — он шептал признание любимой девушке, которой уже никогда не суждено было его услышать.

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света.

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,

Пусть луна с небом пасмурным в ссоре, —

Все равно я отсюда тебя заберу

В светлый терем с балконом на море.

Глаза Димы не были опущены — напротив, тот сидел прямо, и все также, не отрываясь, смотрел на Аню. Или сквозь нее… В его глазах, как всегда, ничего нельзя было прочесть, но голос и движения рук говорили о многом. Он ласкал пальцами гитару, как ласкают тело любимой женщины; как летний морской бриз ласкает уставшую от городского смога кожу.

В какой день недели, в котором часу

Ты выйдешь ко мне осторожно?

Когда я тебя на руках унесу

Туда, где найти невозможно?

Украду, если кража тебе по душе, —

Зря ли я столько сил разбазарил?

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял!

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял…**

Теперь он смотрел на нее. И не просто смотрел, а видел — видел все то, о чем думала она во время своей песни. Чувствовал все то, что чувствовала она. Они оба потеряли нечто важное — но, возможно, что-то и приобрели. Теперь их было двое — каждый со своими проблемами, горем, прошлым и настоящим. Двоим спастись легче.

Пой мне еще;

Рано

Заветную карту вытаскивать из рукава.***

Комментарий к Глава 11. Music of my soul.

* Янка Дягилева — Я объявляю протест, я объявляю войну

** Владимир Высоцкий — Лирическая

*** Сплин — Пой мне еще