Alleine zu Zweit

Глава 30. Fuck you.

Примечание от автора: много депрессии, самокопания и морального насилия. Ангст как он есть. И, да: перед прочтением обязательно послушайте Placebo — Fuck you. Я запрещаю читать дальше, пока не послушаете :)

Что-то мерзкое во мне,

Оно сочится внутрь глубже.

Я безбожен пред тобой,

Что тебе от меня нужно?

Наслаждений, боли жажду,

Я теперь уже бессмертен.

Разворачиваю флаг,

Снова я один, поверьте.*

(Muse — Black black heart)

Хочешь как лучше, а на деле выходит как всегда. Причем это «как всегда» вечно оказывается наихудшим вариантом из всех. Из раза в раз одно и то же, но почему-то на ошибках учиться не получается. Хотя стоило бы.

Аня никогда бы не подумала, что ей может быть настолько паршиво. Так, что живот скручивало и выворачивало наизнанку, а в голове будто бы исполняли органный концерт. И с каждым днем, вопреки известному высказыванию, становилось только хуже. «Как можно было так обложаться?» — девушка задавала себе этот вопрос уже в миллионный раз, и в миллионный раз ответа не находилось.

А что, собственно, произошло?

Да ничего особенного, кроме того, что она в очередной раз предала человека, который верил в нее больше всех остальных. И единственный, кому верила она. Только этот раз был точно последним. Казалось бы, все, теперь Аня свободна от всего — от обязательств, от каких-то чувств, от оков отношений… Но сейчас поговорка «нет человека — нет проблемы» как-то не работала. Точнее, имела обратный эффект. Проблем прибавилось в разы. Аня не могла есть. В прямом смысле — любая пища стремилась как можно скорее покинуть желудок девушки, словно там ей было не место. Нежелание организма принимать калории выливалось в итоге в нечастые, но продолжительные обмороки. А это, в свою очередь, сказывалось на успеваемости. Экзамены, до этого приближающиеся со скоростью улитки, теперь гепардом неслись навстречу девушке, а времени не хватало ни на что, кроме душевных терзаний и самобичевания. Как так вышло, что весь смысл существования сосредоточился в одном человеке? Вернее сказать, в его отсутствии.

Димы больше не было в ее жизни. Аня сама вписала его имя в список аутсайдеров, а он не особо этому сопротивлялся. В последнее время так вообще имел привычку делать из девушки пустое место, ни взглядом, ни, тем более, словом не подтвердив обратное. Поначалу ее это устраивало — еще бы, она ведь сама так этого хотела. Вынуждена была хотеть. Но сейчас чувствовала невыносимую ломку, что железными цепями сковывала больное сердце.

Аня чувствовала, что потихоньку испаряется. Становится прозрачной, невидимой, невесомой. Ей и хотелось стать такой, хотелось, чтобы ее не замечали, оставили в покое. Она больше не чувствовала себя человеком. Не чувствовала, что живет.

За прошедшие пару недель Аня выплакала, казалось, все слезы. Больше ни единой капли не должно было остаться… Но стабильно каждую ночь она задыхалась соленой влагой, пряча лицо в подушку, чтобы не разбудить соседок. Девочки все равно просыпались, и, не в состоянии чем-либо помочь, просто сидели рядом, изредка говоря бодрящие слова, которые Аня не слышала из-за безудержных рыданий. В кого она превратилась? Как можно было скатиться до такого? Она не плакала, когда узнала о смерти родителей; не проронила ни единой слезинки на похоронах брата; спокойно приняла самоубийство Саши. А теперь все накопившиеся за это время слезы лились рекой из опухших красных глаз, как из прорвавшейся дамбы. И из-за чего? Собственная глупость была виной всему.

Когда Аня приняла самое сложное для себя решение, она не думала, что будет так убийственно тяжело справляться с его последствиями. Что она будет укорять себя снова и снова за то, что вновь причинила ему боль. Что, в конце концов, начнет сомневаться в правильности выбора. Она думала, что сможет забыть все. И его, и все, что было между ними. У нее же это не в первый раз. Она же не глупая, ослепленная любовью девочка, для которой каждое расставание приравнивается к концу света. Сколько раз ее бросали, и сколько раз бросала она? Горечи хватало на пару часов, а потом все же гордость брала свое, и Аня вновь окуналась с головой в жизнь с расправленной спиной и плотно сжатыми губами, глотая все обиды. Сейчас же она не могла забыть. И не хотела. Ждала с нетерпением ночи, когда можно будет заснуть и хотя бы во сне увидеть его таким, каким он больше никогда для нее не будет. И пусть эти сны заканчивались истерикой и мокрой подушкой, они были для Ани возможностью вернуться в тогда.

Почему ей так его не хватало? Она ведь так старалась не подпускать его к себе, долго сопротивлялась, не отвечая взаимностью. Почему сейчас так херово?

Дима с легкостью принял их расставание. По крайней мере, это можно было сказать по его виду. Он вел себя, как прежде. Стал больше общаться с другими девушками. Намного больше. Только вот Ани для него больше не существовало. Он старательно избегал любых контактов с ней. В столовой не появлялся, а если и появлялся, то демонстративно усаживался за стол к Кириллу и его многочисленным подружкам. На уроках Аня сама садилась за первые парты, чтобы не видеть. Его; ту, с кем он сидел; самодовольную ухмылку Морозова, который наверняка уже обо всем знал; сочувствующие взгляды подруг. Почему-то Света с Софи считали, что инициатором расставания был Дима, и винили во всем его. «Неужели он никому ничего не сказал? Не рассказал, какая я сука и последняя тварь?» Аня не понимала. У него был такой шанс доказать всем ее ничтожность, а он просто закрывал глаза на то, что за спиной его считают виновником всего.

— Давай я поговорю с ним, — умоляла Аню Софи после очередной ее истерики.

— Нет, — севшим голосом отрезала девушка, пустым взглядом смотря перед собой.

— Посмотри на себя. От тебя же ничего не осталось. Так нельзя, Аня.

— Со мной все нормально.

— Ты врешь сама себе. Я хочу помочь.

— Нет, — снова противилась Аня, и все возвращалось к началу.

Это был лабиринт. Однажды попав, больше не найдешь выхода, и будешь вечно метаться от одной колючей стены к другой, натыкаясь на шипы, крича от боли и несправедливости, но никто тебя не услышит. Ты один в этом лабиринте страданий, и рано или поздно одиночество тебя погубит, обглодает до костей, как дикий зверь, и выбросит никому не нужный скелет в ближайшую канаву, где ты останешься гнить до тех пор, пока не превратишься в пыль и не испаришься с ветром.

***

— Синицын, Вы не можете решить даже такое простое уравнение. А это, между прочим, программа девятого класса!

Обухова была в своем репертуаре, мучая бедолагу Петю у доски. Парень уже был красный, как помидор, и неловко переминался с ноги на ногу, мусоля в пухлых руках кусочек мела. Из всего класса у него было, наверное, самое тяжелое положение с оценками по математике. Даже Аня на его фоне казалась гением алгебры, что, впрочем, не помешало ей схлопотать пару «двоек» за последние тесты. Но девушке было все равно. Гораздо больше ее волновало то, что у Марго оценки в последнее время заметно улучшились. И Аня знала, кто этому поспособствовал. Брюнетка не видела, однако была уверена, что Дима сидит с Королевой. По крайней мере, смех Марго до нее доносился очень отчетливо. Аня не была мстительной, но сейчас ей захотелось, чтобы Обухова выгнала Александрову из класса. Будет знать.

Аня без удовольствия посмотрела в окно, скорее из-за скуки, нежели ради желания узнать, что творится в мире. На улицу девушка не выходила уже несколько недель, словно боясь, что теплое весеннее солнце прожжет ее кожу насквозь. Хотя это было и не исключено, так как кожа Ани, прежде смуглая, теперь превратилась в белое полотно с синими прожилками вен и проступающими синяками на месте соприкосновения с костями. Девушку спасало, что форменная рубашка имела длинный рукав — не приходилось ловить на себе подозрительные взгляды.

На улице кипела жизнь. Трава почти полностью показалась из-под снега, почки на деревьях набухали, птицы вернулись с юга. Все рождалось заново, и только Аня чувствовала, что готова свалиться замертво прямо тут. Девушка никогда особо не любила весну, а теперь и вовсе терпеть не могла. И кто придумал, что это пора любви?! Нельзя было спокойно пройти по коридору, чтобы не наткнуться на очередную обжимающуюся в углу парочку или услышать нездоровое хихиканье и шуршание, доносившееся из пустых классов. Аню буквально воротило от всего этого, и после учебы брюнетка чуть ли не бегом неслась к себе, прячась под одеялом от порядком поднадоевшей романтики.

Ей осталось продержаться месяц с небольшим. Один гребанный месяц. Потом Аня готова была исчезнуть навсегда.

— Эй, — Софи тихонько толкнула подругу в бок. — О чем думаешь?

— Считаю, сколько дней мне осталось, — фыркнула Аня, зная, что староста воспримет ее слова как шутку. Откуда же ей знать, что в каждой шутке только доля юмора…

— Хватит пессимизма. У меня есть хорошие новости.

— Нам что, отменяют экзамены за примерное поведение? Не знаю, что еще можно назвать хорошей но…

— Игорь возвращается сегодня.

— Не может быть! — Аня заерзала на стуле. — Когда именно?

— После обеда, — Софи улыбнулась. — Я не могу поверить.

— Я очень рада за вас, — брюнетка положила руку на ладонь подруги. — Вы подходите друг другу, как никто другой.

— А я вот могу еще одну пару назвать, — Софи многозначительно подняла бровь.

— Это в прошлом, — буркнула Аня и отвернулась.

— От себя не убежишь, милая. Ты ведь думаешь о нем.

— Каждый день, — со стыдом в глазах созналась девушка. От Софи не было смысла скрывать. Она слишком много понимала.

— В чем проблема? Тебе просто нужно с ним поговорить.

— Нет. Я… не могу.

— Нет такого понятия — «не могу». Есть «не хочу» или «боюсь».

— Софи, тут другое. Я, правда, не могу.

— Тебе решать, — староста пожала плечами. — Но если ты этого не сделаешь, то будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. А если попробуешь — у тебя появится выбор. Подумай.

— Ладно, — пообещала подруге Аня, видя в глазах той неподдельную заботу. Откуда же Софи было знать, что выбора-то как раз у нее и не было.

Возвращение Игоря стало настоящим праздником для тех, кто его знал. Все искренне поздравляли его с восстановлением и желали окончательного выздоровления, хоть это и не было возможно. Игорь широко улыбался, отвечая благодарностью на все добрые слова, при этом не убирая руки с плеча Софи, которая всюду следовала за парнем, будто боясь оставить его хоть на минуту. Это было вполне обоснованно — стоило девушке отвернуться, как Леша уже протягивал другу бутылку, которую «берег специально для него». Староста сурово посмотрела на Лешу, и тот, покорно склонив голову, пообещал сберечь виски до лучших времен. Парня было не узнать. Он, и прежде с сумасшедшинкой, теперь вовсе сорвался с цепи, громко хохоча и размахивая руками. Свете пришлось пару раз на него шикнуть, потому что Леша себя совсем не контролировал, едва не прыгая вокруг друга и изредка хлопая его со всей силы по плечу.

Когда толпа разошлась, у Ани наконец появилась возможность тоже поприветствовать Игоря. Улыбнувшись, девушка подошла к парню и, не говоря ни слова, заключила его в крепкие объятия. Руки Игоря в ответ сомкнулись на ее спине, и Аня почувствовала в них былую силу.

— С возвращением, — шепнула брюнетка ему в плечо.

— Спасибо, красотка, — улыбнулся парень, разжимая руки и выпуская девушку на волю.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем когда-либо раньше. Я наконец-то дома.

— Мы тебя ждали, — Аня окинула друга изучающим взглядом, не без радости отмечая, что тот и правда выглядел вполне здоровым. Если бы не короткая стрижка, едва ли кто-то смог бы догадаться о причинах столь долгого отсутствия Игоря.

— У тебя все нормально? — поинтересовался он, критически оглядев Аню. — Вижу, что нет, — не дав брюнетке и рта раскрыть, Игорь сам ответил на свой вопрос. — Я уже знаю, что произошло. Рассказывай.

— А нечего рассказывать, — Аня пожала плечами. — Все как всегда. Тлен и безысходность.

— Что у вас случилось?

— Ничего. Просто… так было нужно, — девушка вовсю старалась уйти от ненавистной темы, но у друга были другие планы.

— Кому?

— Игорь, это не…

— Нет, серьезно, Ань. Кому стало легче от того, что вы расстались?

— Ему, — брюнетка стиснула зубы. — Для него так лучше.

— Это он сам тебе сказал?

— Нет, но я вижу. Ему лучше без меня.

— Ты ничего не понимаешь, Вольф. Зачем вы сами себя мучаете? Ты же знаешь, как должно быть. Знаешь, что вы должны быть вместе. Это же чертова судьба.

— Нет, Игорь. Никакая это не судьба. Ее вообще нет. Мы зависим сами от себя.

— А вот и нет.

— А вот и да!

— Ладно, я понял, — Игорь поднял ладони. — Ты можешь меня не слушать. Но послушай себя. Помнишь, что ты мне сказала тогда? Ты сказала, чтобы я шел к Софи. Чтобы все ей сказал. И теперь я — самый счастливый человек на этой чертовой планете.

— Это другое.

— То же самое! Ты не видишь очевидных вещей. Подумай, Аня. Если ты сейчас все так оставишь, вы больше не увидитесь. Никогда. И ты, верь мне на слово, будешь убиваться из-за того, что не попробовала все исправить. Я навсегда запомню, что ты для меня сделала. Для нас. Это все благодаря тебе. И теперь я хочу, чтобы ты перестала разрушать свою жизнь.

— Она уже разрушена.

— Ты можешь все исправить. Сама же говоришь — мы зависим сами от себя.

— Да, но…

— Никаких но. Иди и дай себе шанс избежать ошибки. Как избежал ее я.

— Все очень сложно. Я не могу просто поговорить с ним. Не могу, — Аня вздохнула. — Ты не знаешь всего, что произошло.

— Не знаю, — согласился Игорь. — Зато я знаю наверняка, что если бы не те твои слова, я бы уже тут не стоял, — парень повел бровью. — Чувствуешь связь?

— Ты даже не представляешь, как сильно, — девушка зажмурилась и через секунду распахнула глаза. — Ладно, твоя взяла.

Аня согласилась поговорить, но ни о каком примирении не могло идти и речи. Не ради этого она истязала себя столько дней, не потому собственноручно все разрушила, чтобы отказаться от своего первоначального плана. Но извиниться она должна была. За испорченную жизнь, за месяцы ожидания, за многочисленные предательства. Девушка не питала ложных надежд относительно того, простит Дима ее или нет; ей просто нужно было увериться, что она сделала все возможное. И еще раз услышать его голос.

***

There’s a look on your face I would like to knock out.

See the sin in your grin and the shape of your mouth.

All I want is to see you in terrible pain.

Though we won’t ever meet, I remember your name.**

Ане пришлось уйти с правоведения за пять минут до звонка. Она знала, что Дима не захочет ее слышать, а потому девушка решила ждать его возле кабинета географии, где у него и Леши с Игорем проходил урок. Чтобы наверняка.

После разговора с Игорем Аня успела уже сотню раз поменять решение, постоянно терзаясь сомнениями. Что она ему скажет? Как сможет смотреть в глаза после бесконечных недель полной изоляции? В состоянии ли будет подавить очередной удушающий приступ слез? Софи, с которой девушка поделилась своими сомнениями, была непреклонна и даже подговаривала вообще не идти на урок, чтобы собраться с духом и в очередной раз не сплоховать. Но сорок пять минут в пугающей тишине комнаты в одиночестве Аня бы точно не выдержала, а потому все правоведение сидела, как на иголках, то и дело поглядывая на часы. Староста время от времени поддерживала подругу бодрыми словами, однако брюнетка ее почти не слышала, пытаясь угомонить разбушевавшееся сердце.

Получив разрешение преподавателя, Аня, едва дождавшись, когда минутная стрелка переместится на цифру семь, вышла из класса, предварительно поручив Софи забрать ее вещи. От кабинета географии девушку отделяло всего три двери, так что у нее даже не было времени поволноваться как следует, преодолевая этот долгий путь.

Прислонившись спиной к стене возле нужного класса, Аня чувствовала, как спокойствие волнами разливается по ее телу. Так было перед каждым мало-мальски важным делом, которое девушка обязательно проваливала. Очень обнадеживало.

Когда звонок с урока, наконец, прозвенел, девушка натянулась, как струна, пытаясь не обращать внимания на дикое покалывание в кончиках пальцев. Еще через полминуты дверь кабинета открылась, и оттуда потихоньку начали выходить ее одноклассники. Аня, не мигая, наблюдала, как мимо нее прошли Леша и Игорь, громко над чем-то смеясь и даже не заметив стоявшую в шаговой доступности от них девушку. Хотя это было и к лучшему: лишние разговоры Ане сейчас ни к чему.

Вскоре в коридоре появился Дима. Девушка, не позволяя себе думать над правильностью поступков, направилась к нему, по пути окликнув. Парень повернул голову в ее сторону, безразлично скользнув глазами по лицу брюнетки. Только подойдя ближе Аня заметила, что он вышел не один. Рядом стояла их одноклассница, Виолетта — высокая рыжеволосая девушка с до невозможности тонкой талией. Стерва та еще. Она с интересом поглядывала на Аню, складывая малиновые губы в улыбку типа что-она-тут-делает. Брюнетка, не обращая никакого внимания на ее красноречивые взгляды, смотрела прямо на Диму, боясь и одновременно желая увидеть его глаза.

— Надо поговорить, — кротко бросила девушка.

— Разве ты мне еще не все сказала? — с неприкрытой издевкой бросил он и повернулся в другую сторону, не дожидаясь ответа.

— На пару слов. Пожалуйста, — Аня дотянулась до его руки, успев пальцами захватить край рубашки. Дима одарил ее недобрым взглядом, однако на этот раз не стал отказывать.

— Иди, я догоню, — бросил он Виолетте, и та с оскорбленным видом удалилась. Дима повернулся к Ане и встал напротив нее, выжидающе сверля глазами.

— И давно ты с ней общаешься? Кажется, когда-то ты сравнивал ее с ведьмой из средневековья, — фыркнула Аня, стараясь придать своему голосу беззаботность и безразличие. Это была та маска, которую она надевала всегда, когда стремилась дистанцироваться от окружающих. Когда не хотела, чтобы в ее мысли кто-то лез. Когда чувствовала себя ущемленной, как сейчас. Не оставалось ничего, кроме сарказма.

— У тебя две минуты, — проигнорировав ее вопрос, отрезал парень. — Говори, что хотела, или не трать мое время.

— Интересно, когда ты успел стать таким занятым, — хмыкнула девушка, намеренно стараясь отсрочить момент, когда нужно было говорить по существу. Гораздо проще делать вид, что все осталось, как прежде. Но Дима, кажется, на это согласен не был. По крайней мере, его взгляд вовсе не выражал желания находиться здесь. — Ну ладно. Раз ты выделил мне всего две минуты своего драгоценного времени, постараюсь покороче, — Аня прочистила горло. — Я не хочу, чтобы между нами остались какие-то недопонимания и чтобы мы разошлись на такой ноте, поэтому прошу тебя не воспринимать все на свой счет. Просто так вышло, и все тут. Ты не виноват.

Пока Аня несла весь этот бред, что с каждой секундой рождался и плодился в ее голове, она смотрела прямо перед собой. Потом, наконец, нашла в себе силы посмотреть в глаза собеседнику, ожидая увидеть в них что угодно. Дима тоже смотрел на нее в ответ, и Ане почти начало казаться, что вот-вот он простит ее. Скажет, что все это ерунда. Что он тогда ей не поверил, и знает, что у нее никого нет. Ане и правда так показалось, пока глаза Димы не приобрели новый, не знакомый ранее оттенок. Оттенок жестокости, граничащей с яростью.

— Да пошла ты, — процедил он. — Серьезно, Ань. Иди на хер со своими загонами. Я устал слушать твои оправдания. Ты не хочешь, чтобы между нами остались недопонимания? Не выйдет. Потому что я ничерта не понимаю. Я тебя не понимаю. Что ты за человек? Тебе что, доставляет удовольствие все ломать на своем пути? Только мне начало казаться, что все входит в свое русло, а тут ты со своим «у меня другой». Какого, блять, черта тогда было у нас? Тебе нужна была игрушка для удовлетворения желаний и мозгоебства? Поздравляю, ты нашла отличный вариант! Я все терпел. Все твои выходки. Черт подери, да я прощал тебе такое, за что любую другую послал бы куда подальше. Я многое готов был простить тебе. Очень многое. А что, блять, ты делаешь? Это что, какое-то шоу? Проверка на прочность? Тогда поздравляю — я проиграл. Потому что я устал уже от всего этого. От тебя. Я был готов дать тебе, что угодно. Серьезно, я бы все сделал, чтобы ты, черт возьми, чувствовала себя счастливой. У тебя было не лучшее детство, да и потом пришлось натерпеться, и я хотел сделать так, чтобы хотя бы со мной ты была спокойна. Но тебе это не нужно.

— Дим, я не…

— «Я». Опять «я». Хоть раз ты сказала «мы»? Хоть один-гребанный-раз? Большего эгоиста я не встречал. Ты настолько помешана на своем одиночестве, что готова, наверное, загрызть любого, кто на него посягнет. Вот и мне не повезло попасться в твои капканы. У тебя развлечение такое — выжимать из окружающих все соки? Сколько несчастных уже погибло от твоих рук?

— Зачем ты так? — Аня сглотнула подступающий ком. Слышать все это от него было больше, чем пыткой. — Я хотела извиниться.

— Извиниться? — Дима расхохотался. — Ты, милая, не понимаешь значения этого слова. Извиняются, когда наступили в метро на ногу. Или опрокинули бокал с красным вином на белое платье. Или приняли старшую сестру девушки за ее мать. Вот когда говорят «извини». Или ты реально думала, что я могу тебя простить? Что я скажу: да ладно, ничего страшного, мир? Думаешь, тебе удалось настолько меня выдрессировать, что я готов полностью подчиниться. Хуевый из тебя тренер, Вольф. Потому что хера с два я позволю тебе окончательно лишить меня чести. Ты-то у нас гордая. «Я все могу сама, мне никто не нужен». Посмотрим, сколько ты протянешь.

Дима дернулся, будто хотел уйти, но в последний момент передумал.

— Мне только одно непонятно. Почему сейчас? Не могла подождать еще пару месяцев? Как раз мой мозг бы к тому моменту расплавился от твоих выкрутасов настолько, что я, может, и простил бы тебя. Недальновидно, Вольф. Не ожидал от тебя такой безответственности. Ты ведь обычно все на сто шагов вперед продумываешь. Знаешь, как обойти всех и каждого. Только вот со мной неудача вышла. Прости уж, что нарушил твои планы.

— Пожалуйста, послушай меня, — взмолилась Аня, которую уже трясло от еле сдерживаемых слез.

— Две минуты прошли, — рявкнул Дима. — Я уже наслушался и больше не желаю с тобой связываться. С этих пор каждый сам по себе. Как ты и хотела. Ты свободна, Аня! Делай, что хочешь. Счастья тебе с этим твоим… И не думай снова заговорить со мной. Я серьезно. Тебя нет для меня больше.

Ты была, как и все, но потом на пути

Повзрослела, теперь ты как бес во плоти.

Я молю дать мне слов о тебе понежней,

Но в ответ тишина, so fuck you anyway.**

***

После шторма всегда наступает штиль. После болезни — выздоровление. После пожара деревья вновь покрываются зеленой листвой. Всему нужно время. Больше или меньше — неважно; главное — дождаться, когда солнце вновь взойдет.

Парадоксально, но после Диминых слов Аня почувствовала успокоение. Его монолог будто открыл девушке глаза на все: резкие выражения отрезвляли, а жестокие слова больно хлыстали по лицу, словно кнут, приводя в чувство. Но теперь Аня была уверена, что ему без нее лучше. Она и правда уже достаточно его измучила, хотя упорно не замечала этого. Не хотела замечать. Ей было так привычно, что он всегда рядом, что порой ее поведение выходило из берегов. Больше всего боли мы причиняем самым близким.

Все получилось так, как она хотела. Теперь Дима точно не захочет ничего знать о ее жизни. Да и о смерти тоже. Ей удалось довести его до состояния полного безразличия. Пусть в ущерб себе; пусть до адского огня в груди; но она спасла его. Это ли не главное?

Все поначалу пошло немного не так, как планировала Аня. Предполагалось, что говорить будет она, а из Димы, как всегда, и слова не вытянешь. Девушка даже представить не могла, во что может вылиться их разговор. В нечто совершенно не контролируемое. Тот дикий, пылающий негодованием взгляд, которым Дима стрелял в нее время от времени, ни разу не промазав мимо цели, не выходил у нее из головы. Аня знала, что заслужила все это. В какой-то мере она подобного и добивалась. Но глубокая рана на душе от этого меньше не становилась, а наоборот, казалось, открывалась еще больше.

Слез больше не осталось. Лимит наконец-то был исчерпан, и Аня перестала чувствовать пощипывание в глазах. Все к этому и шло — наступил конец, и смысла исходить рыданиями больше не было. Ничего не вернешь.

Ему будет легко ее забыть. Наверняка он уже это сделал. Вряд ли Дима захочет оставить хоть какие-то ниточки, связывающие его с прошлым. С их прошлым. Он гордый, очень гордый, хотя постоянно упрекает в этом Аню, не видя себя со стороны. Но она-то все видела. За эти месяцы она изучила его вдоль и поперек. Каждый жест, взгляд, поворот головы, поза о чем-то говорили. Аня научилась видеть во всем этом подтекст, и потому Дима никогда не смог бы ее обмануть. Правду выдавало тело. Его слова часто не совпадали с тем, что он хотел сказать, но не на этот раз. Он думал, что говорил, и говорил, что думал.

Несмотря на то, что выслушивать подобное в свой адрес было невероятно тяжело, Аня не смела отрицать и перебивать. Потому что в глубине души признавала, что все это правда. Она знает его, но и он видит ее насквозь. Дима с самого начала знал, кто она такая. Что за человек. Да Аня этого, в общем-то, и не скрывала. Но он почему-то терпел. Столько времени он выносил ее «выходки», что сдержаться уже было трудно.

Брюнетка бесцельно слонялась по школе, стараясь обходить места скопления народа. Ее буквально воротило от мысли, что придется кому-то что-то объяснять. Естественно, правду она оставит при себе. Признаться, что Дима сорвался, означает сделать его для всех врагом номер один. Ведь никто так и не знал истинной причины их ссоры. И не узнает. Чем меньше народу в курсе, тем меньше крови в итоге прольется.

Вскоре девушке удалось найти себе занятие, потому что от хождения туда-обратно помутнело в глазах и кружилась голова. В библиотеке Аня наткнулась на группу ребят во главе с Петей Синицыным, которые упорно пытались разобраться в падежах и склонениях немецкого языка. Брюнетка великодушно согласилась им помочь, надеясь, что смена деятельности поможет на некоторое время забыть о своих душевных терзаниях. Так и вышло: через полчаса Аня больше не могла думать ни о чем, кроме как о недальновидности одноклассников. Они вовсю пытались понять хоть что-нибудь из того, что втолковывала им девушка, однако продвинуться хотя бы на шаг удалось лишь к закрытию библиотеки. Наказав нерадивым ученикам провести ночь в обнимку с учебником, Аня с чувством выполненного долга поползла к себе в спальню. Никогда прежде она не ощущала такую усталость. Даже после пятикилометрового кросса по стадиону под руководством Степанова.

Девушка решила, что это и к лучшему: можно сослаться на плохое самочувствие и избежать «серьезного» разговора с подругами. Открыв дверь и изобразив на лице великие мучения, Аня вошла в комнату. Софи и Света, до этого сидевшие на кровати последней и что-то бурно обсуждавшие, заметив подругу, сорвались с места и нацепили маски беззаботности. Брюнетка подозрительно посмотрела на обеих по очереди. Те тоже искоса поглядывали на Аню.

— Что? — спросила, наконец, девушка.

— Ничего, — пожала плечами Софи и закопалась в тетрадях.

— О чем вы говорили?

— Да так. Об экзаменах, — не поднимая головы из-за стола, ответила староста.

Аня фыркнула. Черта с два она им поверит.

— Света?.. — Аня повернулась к блондинке, зная, что ту расколоть можно в два счета. Слишком честной она была.

На лице Светы была явно выражена борьба, кипящая в голове. Она закусила нижнюю губу и смотрела то на Софи, то на Аню, не зная, чью сторону принять. Староста предостерегающе сжала в руках подушку.

— Блин, я так не могу, — блондинка сдалась под натиском темных Аниных глаз. Та мысленно возликовала. — Надо сказать, — обратилась она уже к Софи. — Она все равно узнает, так лучше пусть от нас.

— Да что узнаю? — вскипела Аня. Она терпеть не могла, когда у нее под носом плели интриги.

— Слушай, мы не уверены, что этим слухам можно верить. Возможно, кто-то просто хочет насолить тебе и… — начала Софи, сцепляя ладони в замок.

— Черт, говорите уже!

— Дима был с другой девушкой, — выпалила Света и скрестила пальцы, словно боясь Аниного гнева.

— В каком плане?

— В… том самом. Мне жаль, Аня, — произнесла Софи, обращая взгляд, полный сострадания, к подруге.

«Ну уж нет. Только не жалость».

— Ну и что? — брюнетка подняла бровь, сохраняя видимость спокойствия.

— Разве тебе не больно это слышать? — удивилась Света.

— Мы расстались. Он может делать, что хочет. Он свободен, — отрезала Аня. — Как и я, в общем-то.

— Аня, ты только не…

— О, черт, я нечаянно перепутала тетради и взяла Маринину, — показательно громко сообщила Аня, хотя в руках у нее ничего не было. — Пойду верну. Спасибо, что поделились со мной столь важной информацией. Даже не знаю, что делала бы без нее, — дернув бровью и ухмыльнувшись, девушка поспешила выйти в коридор. В воздухе так и витал этот запах. Запах сожаления.

Жалость. Как это отвратительно.

Жалеть можно бездомного пса; инвалида; проигравшую футбольную команду. Что угодно. Но не ее. Аня передернулась. Да и было бы за что жалеть! Пусть он спит, с кем хочет.

«Мневсеравно».

Брюнетка была уверена, что Дима сам распустил эту сплетню. Просто ей на зло. Просто чтобы сделать ее в глазах других еще более жалкой. Чтобы поиздеваться и доказать свое превосходство. От этого в крови Ани забурлила ярость. От еще недавнего осознания своей неправоты не осталось и следа.

Он наверняка думает, что она сидит сейчас в окружении подружек и плачется им в жилетку, тоннами поглощая шоколад и с удовлетворением выслушивая, какой он уродкозелмудак. Так ведь принято при расставании? Баба плачет, а мужик трахается.

«Ну уж нет». Как на счет того, чтобы пойти ва-банк?

Аня решительно двинулась прямо по коридору, минуя гостиную, где Леша с Игорем и парой десятиклассниц играли в карты на раздевание (судя по обнаженным торсам парней, счет был не в их пользу), и зашла в крыло мальчиков. Осталось вспомнить номер комнаты. Хотя что мешает действовать методом тыка? Это добавит чуть больше пикантности.

Впрочем, импровизировать не пришлось, и Аня сразу нашла нужную дверь. Настойчиво постучавшись, девушка молилась, чтобы он был у себя. Ей нужен был именно он. И он не заставил себя ждать.

Открыв дверь, Кирилл сверху вниз недовольно посмотрел на нежданную гостью.

— Чего тебе? Я собираюсь спать, — не слишком любезно отозвался блондин. Время было детское, однако Морозов, судя по его виду, действительно готовился ко сну. Кажется, Аня его прервала: пижамные штаны уже были на нем, а вот верх не оставлял простора воображению. Впрочем, может, он и спал в таком виде.

— Не против, если я составлю компанию? — Аня, не дожидаясь приглашения, бесцеремонно перешагнула порог, положила руки на плечи Морозова, подходя к нему вплотную, и, не давая ему опомниться, а себе передумать, практически набросилась на его губы. Тот поначалу слегка опешил и даже отступил на шаг. Потом, очевидно, разобрав, что к чему, захлопнул дверь и прижал Аню к ней лопатками, «отдирая» ее от себя.

— Ты умом тронулась? — рявкнул Морозов, держа девушку за плечи.

— Что не так? Помнится, когда-то ты сам этого хотел.

— У меня договоренность с твоим бойфрендом. Убирайся к черту.

— У него больше нет на меня прав, — фыркнула Аня. — Черт, Морозов, я сама к тебе пришла! Ты столько этого ждал. У тебя появился такой шанс доказать, что ты был прав на счет меня. Ну же.

— Я прекрасно знаю, что прав, — по лицу Кирилла расползлась знакомая ненавистная ухмылка. — Мне нужно, чтобы ты, детка, это сказала.

— Да, ты был прав. Я такая же, как все. Доволен? — нетерпеливо спросила Аня. Блондин удовлетворенно кивнул.

— Я сломал тебя.

— Да.

— Показал твою истинную сущность.

— Да.

— И ты готова встать передо мной на колени.

— Черт, ты трахнешь меня или нет? — прорычала Аня, вцепляясь в его руки. Не за разговорами она пришла.

— Всему свое время, детка, — снисходительно ответил Кирилл, поворачивая девушку спиной к себе, попутно расстегивая ее джинсы и спуская их с бедер. — Скажи мне вот что, — он склонился к ее уху, слегка сжав ладонью горло и большим пальцем поглаживая венку. — Почему мне пришлось потратить на тебя полгода, прежде чем ты осознала, кто есть на самом деле? Ты ведь всегда знала, кто прав. Зачем нужно было столько сопротивляться? Про чистую и искреннюю любовь к своему принцу можешь не заливать. Сегодня тебе это не помешало.

— Ты, Морозов, уже большой мальчик, а так ничего и не знаешь. Любви нет, — прохрипела Аня, упираясь руками в дверь. — А если и есть, то никому давно не нужна.

And if you don’t need my love,

I’ll give it all away.

And if you refuse, I prostitute

My heart for sale.

I prostitute my heart for sale! ***

Комментарий к Глава 30. Fuck you.

*Something ugly this way comes

Through my fingers sliding inside.

All these blessings, all these burns,

I’m godless underneath your cover.

Search for pleasure, search for pain,

In this world now I am undying.

I unfurl my flag, my nation helpless.

**Placebo - Fuck you

***Lord of the Lost - Heart for sale