Ангельский огонь

28

Те недели, что Анжелика провела с мужем в городе, стали для нее пищей для размышлений в первое время после возвращения в Бель Элиз. Она обнаружила, насколько Ролан страстен. И насколько властолюбив. Она также открыла, что он не совсем доверяет ей, особенно в окружении других мужчин.

И еще она поняла причину этого недоверия — без сомнения, в этом виноват его неудачный брак с Луизой. Анжелика теперь знала о его способности впадать в неистовство. Именно этого и не учла Луиза и довела его до крайности. Да уж в этом смысле и их брак безоблачным назвать нельзя. Все же Ролан доверил ей свое ужасное прошлое, и это так приблизило мужа к Анжелике, что она понемногу стала понимать причины видевшегося в нем надлома. И он сказал, что любит ее — правда, только один раз, в тот самый бешеный день, когда он бросился в погоню. Но все же он сказал это!

А почему же она ему не ответила тем же? Она долго и упорно размышляла над этим. Да, она любила Ролана — в этом не было никакого сомнения. Даже если она сердилась на него, единственное, что ему следовало сделать, то это дотронуться до нее, и все ее негодование улетучивалось. Но она испытала к мужу легкое чувство неприязни в тот самый последний вечер в Новом Орлеане, после того как он был недоволен пением на вечере. Однако и тогда ее сопротивление было весьма легко сломлено, и сейчас она ощущала благоговейный страх и трогательную покорность при воспоминании о том их яростном соитии.

Похоже, причиной ее нежелания признаться мужу в любви была глупая гордыня. Гордыня и желание показать себя.

Ведь он все еще решал все за нее… все еще считал жену ребенком. Подумать только, он даже не доверял ей настолько, что был против ее выступления перед небольшой компанией.

Но в этой гордыне, Анжелике приходилось признавать это, была еще капля тщеславия. Тщеславия — потому что в Новом Орлеане она окунулась в чарующий мир музыки и блеска, который, при иных обстоятельствах, мог бы стать ее миром. Волшебный мир Дженни Линд и Барнума, поездок по Европе и триумфального турне по Соединенным Штатам.

Однако это был вовсе не тот мир, в котором она на самом деле хотела жить, это она честно признавала. И все же какой-то внутренний голос, то ли упрямый, то ли завистливый, нашептывал ей, что Ролан должен быть достаточно самоотверженным, чтобы предоставить ей право выбора. В действительности, со дня их первой встречи у нее никакого выбора-то и не было.

Она знала, что гордыня — наиболее разрушительный из всех грехов — это ей часто внушали родители. Но еще они развили у дочери и чувство справедливости.

А справедливость требовала, чтобы муж воспринимал ее как равноправного партнера. И вот сейчас гордость и ощущение несправедливости происходящего мешали Анжелике поведать мужу о своих чувствах.

Бланш после возвращения бродила по дому чернее тучи. В Новом Орлеане Ролан и Анжелика уговаривали ее погостить у Миро некоторое время, но она настояла на возвращении в Бель Элиз вместе с ними. Каждый день Анжелика пыталась изобрести что-нибудь, чтобы развеять тоску золовки, но безуспешно.

Субботним вечером, когда они обе расположились в гостиной и вязали, Анжелика, в очередной раз растрогавшись над трагическим видом Бланш, решила, что пришло наконец время откровенно поговорить о ее несчастье.

— Бланш, почему бы тебе не вернуться в Новый Орлеан? — решительно сказала она, отложив спицы.

— Что ты… — Бланш сразу же отложила вязание и посмотрела на Анжелику. Она выглядела смущенной и настороженной.

— Я говорю, почему бы тебе не вернуться в Новый Орлеан и не провести некоторое время с Жаком перед тем, как он опять отправится в странствия?

— Ты что, горишь нетерпением избавиться от меня? — съязвила Бланш.

— Конечно, нет. Но я не могла не заметить… — учитывая ранимость Бланш, Анжелика постаралась набраться терпения. — Ты же любишь Жака, не так ли?

— Я действительно не знаю, что ты имеешь в виду, — Бланш покраснела и нервно опустила глаза. Спицы ее вновь заработали.

— О, я думаю, ты знаешь, — сказала Анжелика. — И мне кажется, он тоже тебя любит.

— Чепуха, — отпарировала Бланш, но в ее голосе послышалась предательская дрожь.

— Почему бы Жаку не любить тебя? — продолжала Анжелика. — У вас так много общего.

— Нас ничто не объединяет, — с горечью ответила Бланш и довольно зло посмотрела на свояченицу. — Я никогда не впишусь в его мир.

Анжелика начала терять терпение, пытаясь что-то доказать Бланш. Она подалась вперед и страстно произнесла:

— Бланш, это ты сама все надумала. Если ты позволишь себе вылезти из панциря и попробуешь вкусить все прелести мира Жака…

— Это тебя как раз прекрасно бы устроило, не так ли?

Анжелика откинулась на спинку стула и в недоумении вздохнула в ответ на враждебный тон Бланш.

— Бланш, я это говорю, исходя только из твоих интересов.

— В смысле, что я не буду обременять вас своим присутствием?

Анжелика закусила губу. Бланш воздвигала такие барьеры против всего мира… она просто отказывалась верить, что кто-то может думать о ее интересах.

— Я только… Это будет так много значить для меня, если ты будешь уверена, что Ролан и я…

— А ты думаешь, что у тебя с моим братом что-то необычное? — язвительно продолжала Бланш.

— Что ты имеешь в виду? — брови Анжелики сошлись на переносице.

— А то, что, похоже, мой брат обречен, так же как и я, на трагический исход. — Бланш независимо выпрямилась в кресле.

Анжелика сразу поняла тонкий намек на Луизу.

— Бланш, Ролан рассказал мне все о своем браке с Луизой — и как она умерла.

— Тогда он сказал тебе, что убил ее…

— Случайно, — вставила Анжелика.

— Понимаю. Тогда я не думаю, что он рассказал тебе о слухах?

— Каких слухах?

— Что Филипп — сын Ролана и что смерть Луизы — не совсем несчастный случай, — не моргнув глазом продолжала Бланш.

Анжелика тут же вскочила на ноги, ее терпение лопнуло.

— Бланш, как ты смеешь говорить такие омерзительные вещи о своем сводном брате?

— Я просто не хотела, чтобы ты услышала это от кого-нибудь еще, — сказала она в свою защиту.

— Неужели? — возмущение Анжелики росло по мере того, как Бланш пыталась оправдаться. — В действительности, Бланш, ты единственная, кого я знаю, кто передавал бы такие грязные сплетни. Скажи мне, если ты так плохо думаешь о Ролане, зачем ты живешь рядом с ним?

Бланш не ответила и только холодно посмотрела на Анжелику.

Анжелика собралась было выйти из комнаты, но задержалась в дверях.

— Если ты сожалеешь о своем решении уехать из Нового Орлеана, я полагаю, ты знаешь, какой есть выход. И если ты завидуешь моему с Роланом счастью, то опять-таки я предложила бы тебе поискать ответ в себе самой.

С этими словами Анжелика вышла из комнаты. Бланш было последовала за ней, но остановилась. Сейчас Анжелика сказала самую что ни на есть правду — с того момента, как Бланш вернулась из Нового Орлеана, она обнаружила, что крайне завидует удачному браку Ролана и Анжелики. Близость этого счастья заставляла думать Бланш, что она вторгается в чужие владения… Но разве Анжелика дважды не намекнула, чтобы она убиралась? Как давно она начала давать ей советы уехать, так же как это делала и Луиза?

Вполне очевидно, что Анжелике не под силу было понять, что происходит с Бланш. Бланш была красива, но понятия не имела — как рискнуть и выйти в свет. Она приходила в ужас при мысли, что люди будут смотреть на нее с сожалением и презрением. Бланш любила Жака, но жила с нескончаемой мукой в сознании того, что никогда не найдет с ним счастья, и единственное, что способна принести ему, — это боль.

Таким образом, ее судьбой были боль и смятение. И так как Бланш чувствовала, что это несправедливо, иногда она не могла сдержать злобы на окружающих, не напуститься на Анжелику за то, что она имела то, чего ей не хватало.

На следующее утро, когда Ролан, Анжелика и Бланш заканчивали завтрак, Генри без доклада впустил в столовую Жака. Как всегда, Жак выглядел очень хорошо в черном шерстяном костюме, на его коричневой сатиновой жилетке поблескивала цепочка часов.

— Доброе утро, племянник, — сказал Жак, пожимая руку Ролану так, будто его внезапное появление было абсолютно ординарным. Он одарил своей очаровательной улыбкой сначала Бланш, потом Анжелику. — Я бы хотел присоединиться к вам и пойти вместе к обедне, если вы не возражаете.

— Ни в коей мере, дядя. Это самый приятный сюрприз, — ответил Ролан. — Обязательно пойдем вместе к обедне и вместе пообедаем.

Жак отказался от завтрака, предложенного Анжеликой, хотя согласился на чашечку кофе с молоком и сидел, попивая его, пока другие заканчивали трапезу. Он перебросился несколькими фразами с Роланом и Анжеликой, но в основном смотрел на Бланш, сидевшую напротив него. Анжелика обнаружила, что та возбуждена и будто светится изнутри в присутствии Жака. Анжелика скрестила пальцы под столом, молясь про себя, чтобы Бланш уехала вместе с Жаком. И исчезла из ее жизни навсегда!

Позже, в маленькой деревенской церквушке, Жак сидел рядом с Бланш, и Анжелике было приятно видеть, как они обмениваются робкими улыбками. После обедни, в то время как Ролан представлял Жака некоторым из своих друзей во дворе церкви, к Анжелике подошел Джордж Бентли, весьма импозантно выглядевший в черной шелковой шляпе и шерстяном пальто. Возбужденным голосом он сказал:

— О, дорогая мадам Делакруа! Вы, я слышал, побывали на концерте Линд в Новом Орлеане?

— Да, это было прекрасно. А разве вы с Каролиной не были? — улыбнулась Анжелика.

— К сожалению, нет. — Он покачал головой. — Концерт мисс Линд совпал по времени со свадьбой нашего кузена.

— О, я так сожалею, что вы не попали.

— Если я заскочу к вам на неделе, вы расскажете мне о Линд?

Анжелика взглянула на него. Он так просительно смотрел на нее, что она не могла ему отказать.

— Конечно, мистер Бентли. Заезжайте на чай на этой неделе.

— Прекрасно, — он улыбнулся, глядя на Бланш, которая болтала с Аннет Жюпо под деревом, и добавил: — Так или иначе, я планировал приехать в Бель Элиз. Знаете, много цветов и виноградных лоз померзло в наше отсутствие, и я подумал — не могли бы вы помочь нам пополнить запасы. В прошлом мы с Бланш не раз совершали такие обмены.

— Что ж, пожалуй. Уверена, вы сможете получить все, в чем нуждаетесь, из наших теплиц.

— Спасибо. — Он кивнул, улыбаясь. — Каро будет в восторге.

Анжелика оглядела церковный двор.

— Между прочим, где ваша сестра сегодня?

— Лежит в постели с обычной сезонной лихорадкой, — он вздохнул.

— Как это неприятно, — пробормотала Анжелика, чувствуя, что не сможет добавить пожелания о скором выздоровлении.

Джордж, между тем, чувствовал себя неуютно и переминался с ноги на ногу. Видя, что к ним приближается Ролан, он приподнял шляпу и откашлялся.

— Увидимся на неделе, дорогая.

Джордж быстро удалился к своей карете, а Ролан в это время оказался рядом с женой, сердито глядя на нее.

— Что было нужно этому Бентли?

Анжелика гордо посмотрела на Ролана. Ей не нравился его недоверчивый тон и вызов, читавшийся во взгляде.

— Спросил, может ли он нанести нам визит на этой неделе и узнать подробности о концерте Дженни Линд, ведь он не смог на него попасть.

— Ну и что ты ему ответила?

— Я сказала, что мы будем рады видеть его в Бель Элиз, — она вздернула подбородок.

— Не говорила ты этого, — рявкнул он.

— Вне всякого сомнения, сказала, — отрезала она.

— Тогда пойди и скажи ему обратное, — упрямо продолжал Ролан. Анжелика кивнула в сторону удаляющейся кареты Джорджа.

— Я не могу. Он уже уехал.

— В таком случае отправь ему письмо сегодня же. Я считаю, что это верх неприличия для него — заглядывать к нам на плантацию. Я, надеюсь, ясно выражаюсь?

Голос Ролана был холоден и жесток. Между супругами возникла напряженная атмосфера недоверия. Анжелика сжала зубы с такой силой, что они чуть слышно хрустнули. Она не успела ничего ответить, когда Ролан схватил ее за руку и потащил к повозке.

Наглое требование Ролана прекратить общение с одним из соседей вывело Анжелику из себя. Она никак не могла поверить, что он фактически запретил ей принять Джорджа Бентли в их доме. Не вторгалась же она в его отношения, очень непростые, с Эмили Миро — ведь в этом случае у нее значительно больше поводов для ревности. Она ничего такого не сделала, чтобы разбудить недоверие Ролана, и его несправедливое требование вызвало в ней только неприятие и сопротивление. Она видела, что будет практически невозможно избежать столкновения по такому пустяковому поводу. Чувство собственника стало проявлять себя еще больше с тех пор, как они вернулись из Нового Орлеана.

Во время ланча Жак, как всегда, уводил компанию от разговоров на серьезные темы и веселил их россказнями о том, как он встретил королеву Викторию и принца Консорта в Англии, слушал Франца Листа в Париже. Бланш, это было заметно, жадно впитывала каждое слово, которое он произносил. Рассказ Жака плавно перетек на визит Дженни Линд в Новый Орлеан. Он сообщил им, что Барнум и Линд поплывут вверх по течению и устроят концерты в Найгезе и Сент-Луисе.

— В Новом Орлеане будет тоскливо без мисс Линд, — он подмигнул Анжелике и как бы между прочим сказал Ролану: — Хотя мой друг Андре Бьенвиль, без сомнения, отдал бы свою правую руку, чтобы привезти Анжелику в Новый Орлеан и устроить ее концерт.

На этом месте Ролан со всей силой стукнул стаканом по столу. Глядя прямо в глаза Жаку, он прошипел:

— Тогда, по всей видимости, рука останется у твоего друга, поскольку моя жена никуда не собирается и никаких концертов давать не будет!

Взбешенная грубостью мужа, Анжелика бросила на него уничтожающий взгляд, который тот явно проигнорировал. Остальная часть обеда протекала в напряженном молчании, прерываемом редкими фразами. В конце трапезы Жак извинился и попросил Бланш сопровождать его на прогулке. Как только Анжелика и Ролан остались одни, она с вызовом посмотрела на него, обнаружив, что выражение его лица нисколько не изменилось. Он был исключительно хорош — и тиран до мозга костей!

— Ты ничего не забыла отправить, дорогая? — спросил он угрожающе мягким тоном.

Не желая сказать лишнего, Анжелика бросила на стол скомканную салфетку и выбежала вон из комнаты. В кабинете она написала записку Джорджу, быстро пробежала по ней глазами и затем, бормоча что-то явно не из лексикона леди, разорвала ее в клочья.

В бодрящей прохладе Жак и Бланш прогуливались вокруг дома.

— Это был такой приятный сюрприз — увидеть вас снова, — начала Бланш с робкой улыбкой.

Он остановился и положил руки ей на плечи. Внимательно посмотрел на нее; холодное солнечное сияние высвечивало его высокую фигуру.

— Дорогая, я приехал сюда, чтобы просить тебя смягчить свою позицию.

Когда она с опаской и выжидающе посмотрела на него, он добавил:

— Я уезжаю с друзьями, чтобы встретить весну в Нью-Йорке. Ты присоединишься ко мне?

Она покачала головой, глядя себе под ноги.

— Жак, мы опять останавливаемся на том же самом месте. Вы же знаете, я не могу поехать с вами.

— А ты знаешь, что я не могу ждать вечно.

— Жак, я когда-нибудь пыталась вас удержать?

— Хотела ты этого или нет, однако ты преуспела в этом, моя дорогая, — прошептал он. — Я должен тебе сказать, что позже в этом году собираюсь в длительную поездку по Европе. Меня не будет несколько лет. И я должен знать — прежде чем уехать — есть ли у нас надежда?

Она хотела было ответить, но он продолжил:

— Я так много хочу разделить с тобой — очарование Вены, прекрасные галереи Мюнхена и Дрездена, великолепие Рима.

Бланш вновь пыталась заговорить, но он покачал головой.

— Не отвечай сейчас. Скажешь мне, когда я вернусь из Нью-Йорка. Если ты не поедешь со мной в Европу в качестве моей жены, я тебя об этом больше никогда не спрошу.

Бланш уныло кивнула.

— Но вы ведь вернетесь — в этом году?

— Да, за твоим ответом.

Наступило молчание. Бланш уже знала, что, когда Жак вернется, ответ будет отрицательным. Но у нее не хватало смелости сказать ему — не возвращайся. Она наслаждалась минутным удовольствием, находясь с ним.

Он оглянулся.

— Ну тогда, дорогая, мне пора. Но сперва…

Жак притянул ее к себе и поцеловал. От этого поцелуя у нее перехватило дух. Она прильнула к нему, дрожа всем телом и сознавая, что все, чего она хотела в жизни, находилось здесь, у нее в руках, однако — хоть видит око, да зуб неймет. Она почувствовала ответную дрожь Жака.

Он осторожно отпустил ее и двинулся, опустив плечи, походкой, лишенной всякой бодрости. Проведя пальцем по губам, Бланш впервые задумалась, а не было ли чувство Жака к ней несколько большим, чем жалость.

После того как Жак ушел, она направилась к теплице, все еще пребывая в расстроенных чувствах. Она увидела свое отражение в стеклянной панели — жалкий уродец со слезами, стекающими по распухшему, обезображенному лицу.

Бланш устремилась в тень, с треском захлопнув за собой дверь. Тело ее содрогалось от рыданий. В отчаянии она схватила горшочек с цветком и с размаху бросила его на пол. Затем второй, третий, пока не осталось ни одного.