Элея Иверси вышла из такси за два квартала от дома, напротив пончиковой. Глубоко вдохнула и брезгливо поморщилась: аромат горячего масла, теста, ягод и сахарной пудры смешивался с далеко не такими приятными запахами бумажного комбината. Отвратительный район! Как можно терпеть такое в столице?!
Шла не торопясь, делая вид, что не замечает любопытных взглядов соседей. Нужно было собраться с мыслями, успокоиться немного. Из Сигидалы пришлось уехать слишком быстро: кто же знал, что жизнь в приморском городе настолько дорога даже не в курортный сезон! Был бы там свой дом, другое дело, но снимать квартиру…
Неприятно возвращаться в собственный дом просителем, даже если ты придумала, как превратить просьбу в одолжение с твоей же стороны. «Надеюсь, вы успели убедиться, что мать вам нужна!» — повторила она мысленно. Да. Девочки должны ценить её и всё, что она для них делает.
Прошла через сквер, перешла дорогу, повернула за угол — и потрясенно остановилась.
Дома не было.
То есть совсем, вообще ничего не было! Как будто кусок земли, на котором веками стоял дом рода Иверси, провалился в преисподнюю («Там ему самое место!» — мелькнула злая мысль) или перенесся куда-нибудь в параллельное измерение. Вот аптека, за ней — красная кирпичная коробка хозяйственного магазина, а дальше – не особняк Иверси, а пятиэтажное общежитие бумажного комбината! А за ним — вязы, обрамляющие школьный стадион… И никакого просвета! Как будто Иверси никогда тут не жили!
— Элея, ты, что ли? — окликнула Лута, главная сплетница квартала. В другое время Элея сделала бы вид, что не услышала, и ускорила шаг, но теперь…
— Здравствуй, Лута. Что здесь произошло, пока меня не было?
— О-о, много чего! — оживилась Лута. — Кассирша из хозмага, Зарка, рыжая такая, помнишь? Проворовалась, представляешь! Да еще пыталась оговорить девчонок из общежития, мол, они товар тайком вынесли. А потом еще оказалось, что ее на эдакое дело подбил…
— Постой! — Элея вовсе не желала слушать о вороватой кассирше. — С моим домом что?
— Как – что? — Лута оглянулась куда-то туда, где Элея видела только разбитый тротуар и окна общежития. — Вон стоит, никуда не делся. Или ты о ремонте? Так это зять твой молодец, постарался. Деятельный парень.
— Зять? Ремонт?
— О-о, Элея, неужели правду говорят, что твоя дочь даже не позвала тебя на свадьбу?!
Элея мысленно выругалась: похоже, она только что одарила весь квартал новой потрясающей сплетней.
— Я просто не смогла приехать, — соврала она. — А где сейчас мои девочки, не знаешь? Должны были встретить.
Она и сама почти поверила в собственную ложь. Но тут как будто прямо из стены общежития вышла ее Лана под руку с незнакомым молодым человеком – оба такие счастливые, такие сияющие, что у Элеи тут же стало кисло во рту.
— Мама? Ты откуда взялась? — изумленно спросила Лана. Настолько искренне, что любой бы понял: ни о каком «встретить» речи не шло.
— Надоело на море, вспомнила о нас? — откуда взялась Белинда, Элея и вовсе не поняла. Словно из воздуха! Но откровенное ехидство в голосе младшей, нелюбимой дочери словно тормоз в голове сорвало. Глядя в ее наглые бесстыжие глаза, в которых и следа не осталось от былого желания угодить матери, Элея высказала всё! Начиная от «как ты смеешь так говорить с матерью» и заканчивая «лучше бы я тебя вовсе не рожала».
А потом, поймав злой взгляд старшей, спохватилась:
— А дом?! Это ты додумалась от родной матери дом спрятать?!
— Ты не видишь наш дом? — на удивление спокойно переспросила Лана. — Совсем не видишь?
— А то ты не знала! — взвизгнула Элея.
— Я тебя не отлучала, — возразила Лана.
— Вы о чем? — Белинда выглядела озадаченной.
Лана обняла сестру за плечи и сказала ровным, почти безжизненным голосом:
— Член рода не видит родной дом только в одном случае. Если его отлучили с лишением всех прав. Я такого не делала. Значит, это решение самого рода. Магии. Предков. А такое никогда не происходит без очень веских причин.
— Предательство рода, — тихо подсказал… видимо, зять? Впрочем, Элея уже не хотела ни знакомиться с ним, ни объясняться с дочерьми. Она поняла, вспомнила, о чем говорила Лана. Решение родовой магии. Окончательно и бесповоротно, никакой суд не исправит. То есть, теоретически, суд может обязать членов рода помогать отлученному. Но у них точно не тот случай. Это ведь она оставила дочерей без средств к существованию. Сколько угодно можно говорить, что всего лишь хотела проучить, для суда это не довод.
— Что же мне делать? — прошептала она.
— Жить от нас подальше! — резко сказала Белинда. — Хватит с нас твоих воплей.
— И даже пенсию папину можешь не возвращать, — бросила Лана. — Ты хотела ее только себе – пользуйся.
Элея открыла было рот – и закрыла, заметив вдруг, как много собралось вокруг любопытствующих соседей. А может, и не только соседей: не все лица она помнила. Развернулась на каблуках и пошагала прочь. Злость помогала держать спину ровно. На кого злость? На дочерей, зевак, слишком маленькую для жизни у моря пенсию? Сама не знала. Да и какая разница!
Она уже не слышала, как позади любопытная Лута спросила:
— Получается, ваша мамашка попросту сбежала от вас? Да еще и прихватила отцовы денежки? Всегда знала, что Элея та еще крыса! Простите, девочки.
— Вам бы, тетушка Лута, в полиции работать, следователем, — ответила Белинда. — Кстати, я теперь долго здесь не появлюсь, вы уж не тревожьтесь и не гадайте, что случилось. Меня дедушка берет с собой в путешествие! И не просто так, а по ученическому договору!
Что у девочек Иверси вдруг обнаружился дед, да не кто-то, а сам Эрдар Зорг, соседи уже знали. Разве ж такую новость скроешь!
— Зато мы переезжаем окончательно, — добавил Эгер. — Дом не должен стоять пустым.
— Вот и правильно, вот и хорошо, — энергично закивала Лута. Кто-то в толпе согласно закивал, кто-то отпустил шуточку: мол, муж да жена – пол-дома, а дому надо полным быть! Лана зарделась, Эгер со смешком ее обнял. Сказал:
— Всё будет. Обязательно.
— Обязательно, — согласилась Лана и обняла Эгера в ответ. Здесь, перед людьми, которые знали их с Белиндой не просто с детства, а с рождения, казалось правильным и естественным не стараться скрыть, насколько она счастлива.
Абсолютно счастлива.