Домой Лана выбралась только через две недели. Перед самыми экзаменами! Хотя предпочла бы засесть за подготовку. Ученичество оставляло мало свободного времени и, что гораздо хуже, почти не оставляло сил на учебу. Постоянно находиться на грани магического истощения – сомнительное удовольствие, особенно если приходится экономить на питании. Конечно, Лана не сидела впроголодь, но достаточно много мяса и сладкого позволить себе не могла, а без них восстановление шло медленно.
Мастер, конечно, видел ее состояние, но сказал по этому поводу только одно:
— Это неизбежный этап, Лана. Не огорчайтесь: вы приспособитесь.
По крайней мере, он дал ей аж два свободных дня на подготовку к экзаменам. Кто-то сказал бы, что два дня – это вообще ни о чем, но Лана и этому обрадовалась. Хотя бы освежить в памяти самое важное! Но тут позвонила Белинда.
Лану позвала к телефону незнакомая первокурсница. Заглянула в комнату, бросила:
— Иверси здесь? Грымза зовет – из дома звонят.
Лана слетела вниз, не помня себя. Что случилось?! Ни мама, ни Белинда никогда ей сюда не звонили.
Торопливо поздоровалась с Грымзой, схватила лежавшую на столе трубку.
— Я слушаю!
— Лана, это ты? — похоже, Белинда недавно плакала.
— Да, что случилось?
— Можно мне к тебе приехать?
— Куда – ко мне?
— В общагу. Переночевать.
«С ума сошла!» и «Тебя к нам не впустят» столкнулись на языке, отчего-то превратившись в простое и, пожалуй, правильное:
— Пока ты доедешь, уже будет ночь. Давай лучше я приеду и разберусь. Только, может, скажешь хоть в двух словах, в чем проблема?
— Как всегда, — буркнула Белинда. — В маме. Я не могу больше ее слушать!
— Ты откуда звонишь, от проходной или из аптеки?
— От проходной.
Лана досадливо прикусила губу. То, что сестренка не стала бы с таким вопросом звонить из дома, понятно, но проходная бумажного комбината поздно вечером – не тот район, где стоит гулять пятнадцатилетней девчонке. Хотя на месте Белинды она тоже не пошла бы звонить в аптеку: там всегда полно народу, причем не какого-нибудь постороннего, а соседских теток и бабок, любительниц почесать языками.
— Иди в пончиковую, возьми себе там чаю и жди меня. Я быстро. На такси приеду.
— Ла-ан, может все-таки…
— Я приеду, — с нажимом повторила Лана, — и разберусь. Не переживай, все наладится. У меня, между прочим, отличные новости.
— Какие?
— Вот приеду, расскажу. Давай, встретимся в пончиковой.
Положила трубку, медленно выдохнула, прикрыв глаза. Почему все проблемы наваливаются так не вовремя? Всего два дня на подготовку к экзаменам, поездка через весь город на такси сожрет почти половину содержимого кошелька, и поспать сегодня, похоже, не получится, а ее мозгам категорически нужен отдых.
Поблагодарила комендантшу и побежала к себе: переодеться, взять сумку и не забыть «секретный блокнот», пусть лежит дома, в тайном месте. Так будет лучше, чем хранить его в общежитии.
Такси, конечно, гораздо быстрее автобуса, но все же поездка от школы до дома занимала примерно полчаса. Хорошо хоть, на стоянке были свободные машины. Лана смотрела на дорогу, на мелькание фонарей, залитые светом витрины, теплые окна, за которыми, наверное, сейчас ужинали и отдыхали счастливые люди… Нет, ясно, что совсем счастливых не бывает, у всех есть какие-нибудь проблемы, но Лана сейчас чувствовала себя настолько измотанной, разбитой и грустной, а от встречи с семьей ждала так мало хорошего, что казалось – несчастнее, чем она, за этими окнами уж точно никого нет.
Она любила и маму, и сестру, но иногда те раздражали просто безмерно. Мать – завышенными требованиями, капризами, привычкой оправдываться своей болезнью и даже шантажировать ею. «Ты меня огорчила, мне плохо, ты смерти моей желаешь»… Как с этим бороться, Лана не знала. Возможно, единственный выход – просто жить отдельно, пусть даже в общежитии, как она сейчас.
Белинда – слабостью. Не магической – в этом сестренка не виновата, что бы мама ни говорила. Но слабость характера – совсем другое дело. В свои пятнадцать она болталась без цели в жизни, без веры в свои силы, заранее записав себя в неудачницы. Хотя, если уж честно, в этом стоило винить мать с ее постоянными слезами и упреками. Лане было легче – одаренной дочерью мама гордилась. «Ты возродишь род Иверси» звучит гораздо лучше, чем «ты мое наказание», а «наказание» — не самое обидное, что приходилось слышать Белинде. Ничего удивительного, что она хочет сбежать. Но куда? Школьное общежитие – не гостиница для родственников.
Придется сначала успокаивать и уговаривать Белинду, потом задабривать мать хорошими новостями и уговаривать уже ее… Пусть потерпят еще несколько лет! Она выучится, начнет зарабатывать, и всем станет легче.
Залитые светом новостройки сменились извилистыми, сумрачными переулками Бумажного предместья. Еще лет двадцать назад эти места считались не столицей, а пригородом, пятьдесят-шестьдесят — загородным поселком, а полтора-два века назад никто бы, наверное, и не поверил, что Эреба разрастется настолько, чтобы поглотить «эту захолустную дыру». Иверси переехали сюда после казни Хавьера, когда у них конфисковали дом в столице и запретили занимать любые государственные должности. Дом уже тогда был старым, он достался супруге Хавьера от прабабки и несколько десятков лет стоял заброшенным. Если бы не магический источник под домом и мастерство предков-артефакторов, пожалуй, успел бы превратиться в развалины.
А не будь дома с источником, семья бы не выжила. Поэтому Лана свой дом любила. Вот только иногда получается так, что проще любить на расстоянии…
Такси плавно остановилась у ярко освещенной пончиковой, Лана заплатила, вышла и сразу же навстречу выскочила Белинда. Наверное, ждала, не отрываясь от окна, вместо того чтобы спокойно пить чай с вкусненьким. А пончики здесь на самом деле были вкусные, других таких Лана нигде не ела. Она решила бы даже, что тетка Зарина, хозяйка пончиковой, владеет кулинарной магией, вот только ни чай, ни морсы здесь не дотягивали даже до уровня «хорошо». Так что секрет пончиков был, скорее всего, в фамильном рецепте и хорошей печке.
— Я взяла тебе пончиков с малиновым вареньем, как ты любишь, — шмыгнув носом, сказала Белинда. Бумажный пакет с пончиками она прижимала к себе обеими руками. — Ты ведь останешься до завтра, да? Останешься?
— Останусь, — согласилась с очевидным Лана. Запустила руку в пакет, вытащила пончик и тут же вонзила в него зубы. Пояснила, даже не дожевав: — Когда тратишь много магии, постоянно хочется есть. И не какой-нибудь манной каши, а мяса, сладостей, кофе. Посидим в сквере? Там нам не помешают.
Сквер рядом с пончиковой по вечерам не то чтобы совсем пустовал – сюда захаживали и парочки, и компании подростков, и любители моциона в пенсионерском, а то и вовсе преклонном возрасте. Но, по негласному правилу, друг другу не мешали. По тому же правилу, мамочки с шумными детьми по вечерам сюда не ходили: им сквер принадлежал с утра до начала сумерек.
Свободных лавочек не нашлось, и Лана с Белиндой уселись на широкую скамью низких детских качелей. Ничуть не хуже, чем на лавочке, разве что приходится боками друг к дружке прижиматься, но это, пожалуй, и неплохо. Успокаивает.
— Я записалась на курсы контроля магии, — сказала Белинда.
Лана кивнула. Хорошее решение: как раз лето впереди, три месяца занятий на курсах не придется совмещать со школой. А Белинда молодец: обычно на эти курсы записывают летом перед выпускным годом в школе. Именно тогда все проходят обязательное тестирование на магию. Понятно, почему так: за год учеников с достаточной силой спокойно и без спешки распределяют по магическим школам, а те, кто слишком слаб, успевают решить, куда пойти учиться или работать. Но Белинде не нужно тестирования, она и так знает свой уровень.
— Ты молодец, — сказала Лана, дожевав пончик. — Правда, я даже не ожидала. Думала, ты пойдешь на эти курсы вместе со всеми.
— Зачем ждать еще целый год? — на похвалу сестренка, казалось, не обратила внимания, но Лана почувствовала, как обмякли ее напряженные плечи. — Знаешь, я подумала, вдруг эти курсы как-то мне помогут. Пускай у меня мало магии, но если я смогу хорошо контролировать то, что есть… Я читала, есть ритуалы, для которых почти не нужно силы, нужен только точный расчет и контроль.
— А есть и такие, для которых не нужно ни силы, ни контроля, только правильный настрой и точность. И даже такие, которые может провести вообще любой, только могут понадобиться заранее зачарованные свечи или рунные камни, — задумчиво отозвалась Лана. И правда, как она сама не подумала? Ведь наставница Аренио рассказывала о таких и кое-что полезное даже показывала.
— А еще, если я буду хорошо разбираться в теории, то могу помогать с расчетами. Или с какой-нибудь черновой работой, которая не требует сильной магии. Даже тебе, когда ты станешь артефактором, правда?
«Я зазналась», — мысленно укорила себя Лана. Знала ведь, как Белинда переживает, и почему сама обо всем этом не подумала? Все те три года, что училась в школе, вполне могла бы подбирать подходящее для сестренки. Может, и мать не так сильно бы ее пилила.
Кстати…
— Но почему ты плакала и собиралась ехать ко мне? Что маме не понравилось? По-моему, ты правильно решила, мне даже стыдно, что об этом не подумала я.
— Она меня даже не выслушала, — мрачно ответила Белинда. — Я только сказала, что летом буду ходить на курсы, и началось… «Ущербная, наказание мое»… Я — не ущербная! Сколько можно!
В ее голосе снова зазвенели слезы. Лана перехватила пакет, чтобы не уронить, обняла сестренку одной рукой.
— Конечно, не ущербная. Лучше быть слабой, зато умной. Знала бы ты, сколько у нас учатся сильных бестолочей – а какой от бестолочи толк? Вред один! А силу можно развивать.
— П-правда?
— Мне учитель сказал. Мастер. Он ведь не стал бы врать, зачем ему.
— А как… развивать?
От отчаянной надежды в голосе сестры Лане стало не по себе. Она ведь не знала точно – как. Может быть, есть какие-нибудь точные методики, зелья, ритуалы. Но она за годы в школе ни о чем таком не слышала, а сама искать и не подумала.
Но не говорить же это Белинде?
— Мастер сказал – так же, как спортсмены или певцы. Тренировками.
— Я буду тренироваться! Покажешь, как?
«Молодец, Лана, дочесала языком»…
— Давай ты сначала курсы закончишь? Тебе там хотя бы базу дадут.
— Да, правда… Тогда после курсов?
— Конечно. Обязательно.
Кому она это пообещала – Белинде или себе самой? Лана об этом не думала, она сейчас вообще не думала, только чувствовала. Острое недовольство собой, стыд, боль за сестру и почему-то надежду.
Домой пошли, когда закончились пончики. Белинда к тому времени успокоилась и даже начала строить планы на будущее, а Лана перестала себя ругать за пренебрежение сестрой и решала, что и как скажет матери. Разговор предстоял непростой. Лана с удовольствием обошлась бы без него – ей только семейных скандалов не хватало вместо учебы! — но с маминой манерой срываться на Белинду пора было что-то делать.
Давно пора, если уж совсем честно. Вот только раньше Лана не посмела бы противоречить матери. А теперь — не просто смеет, а чувствует себя вправе и противоречить, и ругаться, и даже ставить условия! Она – ученица Мастера, будущий мастер-артефактор, а не просто школьница. Она работает изо всех сил ради будущего семьи, а мать тем временем разрушает это будущее? Хватит!
Фонарь у крыльца не горел. Лана нахмурилась: неужели все настолько плохо, что мать начала экономить даже на электричестве? Раньше здесь стоял артефактный фонарь на магических накопителях. Но накопители разрядились, купить новые было не на что, а сделать – некому, и Лана сама заменила старинный фонарь на современный, с самой обычной лампочкой из хозяйственного магазина. Как раз за год до поступления в школу магии, летом. Лана тогда еще подумала, что если не через год, так через два научится делать накопители и вернет старый фонарь на место. Это теперь она знает, что даже самый слабый накопитель – уровень совсем не школьника. Да и вообще, вкрутить лампочку не только гораздо проще, но и намного дешевле.
В коридоре тоже было темно, пахло пылью и плесенью. Лана пощелкала выключателем, запустила под потолок цепочку магических светлячков и в их тусклом свете сменила босоножки на домашние тапочки. Спросила:
— Вы здесь убираете хоть иногда? Проветриваете? Я уезжала из нормального дома, а вернулась как будто в склеп.
— Склеп и есть, — буркнула Белинда. — Даже со своим фамильным призраком.
«Фамильный призрак» тем временем вышел им навстречу и спросил недовольно:
— Ну и где шлялась, наказание мое?
— Меня она встречала, — резко ответила Лана. — Спасибо, мама, я тоже рада тебя видеть.
В свете магических светлячков мать и правда была похожа на призрак. Бледное лицо казалось еще бледнее из-за некрасиво свисавших по сторонам тусклых, безжизненных волос – хоть бы в косу их заплела, если лень прическу сделать, раздраженно подумала Лана. В черных прядях прибавилось седины, поджатые тонкие губы давно, наверное, забыли, что такое улыбка. Мать куталась в голубую ажурную шаль, и Лане тут же захотелось подойти, пощупать мягко блестящие нитки, рассмотреть узор. Дорогая вещь и, кажется, с какими-то чарами.
Элея Иверси умела жить экономно – поди не научись, когда на одну пенсию погибшего мужа двух дочерей поднимаешь! Порой Лане даже казалось, что мать находит какое-то извращенное удовольствие в их бедности, как будто вечная нехватка денег делала ее подвижницей, а то и мученицей. Но иногда на нее находило, и она позволяла себе что-то не просто дорогое, а из категории «вызывающе не по средствам». Лана этого не понимала, но и осуждать не хотела: наверное, матери была нужна эта отдушина. Других-то нет. Но сейчас почему-то задело.
— А ты почему не в школе? — спросила мать с таким видом, как будто только что ее заметила. — Разве у тебя не экзамены?
— Экзамены, — едко подтвердила Лана. — Два дня на подготовку осталось, а я должна мчаться домой и приводить в порядок Белинду, потому что ты наконец проклевала ей мозги до нервного срыва. Мама, тебе не стыдно?
— Ты еще поучи меня вас воспитывать! — чуть ли не взвизгнула мать.
— Довоспитывалась уже! — со слезами заорала Белинда. — Видеть тебя не хочу!
— Да как ты!..
С тапочками я поспешила, обреченно подумала Лана, привычно пропуская мимо ушей мгновенно вспыхнувший безобразный скандал. Но что делать, делать-то что?! Тут как бы не пришлось снова сестренку по улицам ловить. Или хватать такси и везти ее в общагу в надежде на внезапное и абсолютно нереальное милосердие Грымзы. Как же отвратительно, когда совсем некуда уйти! Была бы у них тетка, бабушка, да хоть какая-нибудь пятиюродная сестра, на худой конец! Ясно одно – если сейчас оставить Белинду с матерью, добром это не кончится.
— Иди куда хочешь! — ввинтилось в уши. — Ты не дочь мне!
И тут Лану прорвало.
— Мама, думай, что говоришь! Если она не дочь, то и ты не мать!
— А я не хочу матерью бездари быть! Позор, какой позор…
Белинда дернулась к выходу, Лана схватила ее за руку, другой рукой подхватила под руку мать и, едва не рыча в голос, потащила обеих вниз, в тайную часть подвала. В родовой ритуальный зал.
Сама она была там только однажды, как раз перед поступлением в школу магии. Что она знала о ритуалах? — ничего. Но в семейных записях читала, что для родовых ритуалов нет жестких канонов. Всякое случается, бывает, что взрослые не успевают передать науку наследникам. Поэтому, когда приходит дитя рода, главное – обратиться от всей души к предкам и потомкам. Если не с ерундой пришел – подскажут и помогут.
Тогда она побоялась спрашивать, и помощи просить – тоже. Только молча пообещала выучиться, стать мастером и возродить род. Никакого отклика не ощутила, но так ли он нужен, когда уже приняла решение?
Теперь же – сама не понимала, почему ее вдруг туда понесло. В голове царила звенящая гневом пустота. Если мать ее не слышит, пусть предков послушает! Перед которыми ей «ах-какой-позор, дочь бездарной родилась»!
Потом она вспомнит и удивится: и мать, и Белинда молча и послушно шли за ней. Двери в ритуальный зал открылись сами – и громко захлопнулись, когда все трое переступили порог.
Заброшенная, почти позабытая часть родового дома. Место, где давным-давно никто не бывал, потому что некому было его использовать, оставшееся в памяти промозгло-холодным и затхлым, словно склеп. Как, почему оно вдруг обрело собственную силу? Их, всех троих, как будто позвали туда без права отказаться – но и это придет Лане в голову гораздо позже. Когда она начнет искать хоть каких-нибудь логичных объяснений, как будто магия, настоящая магия, а не школьные азы, вообще требует логики.
Но в тот момент ей просто показалось, что в подвале бушует магический шторм, а ее саму и мать с Белиндой подхватили и тащат вперед неодолимые волны.
Не осталось ни затхлости, ни мрака. Вспыхнули золотым светом ритуальные круги на полу и символы на стенах. Лана вдруг ощутила себя щепкой в водовороте, опавшим листком на осеннем ветру. Отвратительное, жуткое ощущение. И слова, которые она не произнесла, а выкрикнула что есть силы – тоже были, как буря или водоворот: даже захоти она замолчать, уже не сумела бы.
— Я – Иверси, и я не отказываюсь от своего рода! Со мной – моя сестра, и я не откажусь от нее! Как бы мало ни было в ней силы, Белинда – часть нашего рода, она – Иверси! А если нашей матери это не нравится, пусть сила рода решит, достойна ли она оставаться главой семьи!
Откуда-то вдруг взялся стылый, липкий туман, сгустился так сильно, что Лана не видела стоявшую с ней рядом сестру, только продолжала крепко сжимать ее ладонь и чувствовала, что Белинда держится за нее так же крепко. А вот рука матери куда-то пропала. И, казалось, сам этот туман шепнул в ухо:
— Готова взять семью на себя? Все права, всю ответственность?
«Что мне еще остается», — подумала Лана, но произнести «да» не успела: ее услышали и без слов. А может, и не только ее?
— Да будет так! — громыхнуло вокруг. — По вашим мыслям, по вашей решимости, по вашим делам!
Прерывисто вздохнула Белинда. Высоким, непривычно звонким смехом рассмеялась мать, сказала:
— Что же, тем лучше. Вы не представляете, как я устала от этого дома. И верно – склеп! Хочу в Сигидалу, к морю, к солнцу!
Прошелестели торопливые шаги – к выходу. Рассеялся туман, теперь все вокруг заливал тусклый золотистый свет, пародия на закатное солнце. И в этом свете Лана сначала увидела, а потом, наконец, осознала, что они с Белиндой остались вдвоем.