Бархатные листопады

Глава 16

Мой любимый запах — запах сена и лошадей.

Мой любимый мужчина со мной.

Разве могло быть что-то прекраснее этого?

Эйдан бережно уложил меня на ворох колких травинок, не отрывая взгляда. Такого глубокого и почти торжественного, словно его глаза говорили мне что-то без слов. Я поняла, что почти не волнуюсь. Разве что самую малость — чуть-чуть дрожала под одеждой в ожидании того, что будет дальше.

Если бы мне дали книгу с пустыми страницами и предложили написать свою собственную судьбу, я бы не поменяла в ней ни строчки — в тех главах, что привели меня в это время и это место. Всё происходящее было слишком красиво… и до невозможности романтично.

Что будет дальше, я не стану думать прямо сейчас.

Пусть последние страницы останутся пока что незаполненными. Так мне будет проще верить, что возможны чудеса.

Положив меня, Эйдан выпрямился и отстранился. Сидел какое-то время молча рядом — и просто любовался.

— Ты такая красивая, Марго… вся светишься. И краснеешь. Не бойся, я не стану тебя раздевать совсем. Чтоб не поранить нежную кожу об сено. Хотел бы порвать одежду, как в твоих книгах, раз тебе так нравится, но тебе же ещё в чём-то добираться до дома. Поэтому… сегодня так — не сердись, мой дерзкий ангел!

Пальцы провели по моей нижней губе осторожной, очень нежной лаской. С моих полураскрытых губ слетел тихий вздох.

Пробежались ниже, по трепещущей шее, потянули вырез на груди так, чтобы оголить её. Слегка. Но эта полураздетость будоражит и сводит меня с ума так, что путаются мысли. Склоняется надо мной. Мимолётный поцелуй в напряжённые вершины… одна, затем другая… с тихим стоном подаюсь навстречу. Слишком медленно, слишком осторожно, слишком много одежды для ставшего болезненно-чувствительным тела… я уже почти не могу выносить этого ожидания.

— Да, вот так совсем хорошо. Какая же красота. Невозможно налюбоваться.

Новая порция ласки моей ждущей груди — шершавыми горячими ладонями, как ожог. Сжимает, до сладкой судороги между ног… отпускает… двигается ниже.

Неспешная ладонь огладила мой живот через платье… ещё ниже… я прикрыла глаза от волнения, когда почувствовала, как медленно движется ткань юбки по ногам — вверх.

Ни обуви, ни чулок с меня снимать не стали.

— Ах…

С сухим треском, резко и без предупреждения рвётся тонкая ткань моих панталон.

— Ну, кое-что порвать всё же придётся. Это будет только наш с тобой секрет, м-м?

Жадно вбираю глотки раскалённого воздуха пересохшими губами. Жмурюсь до звёздочек, комкаю в ладонях сухие травинки.

— И у меня появилась отличная идея, чем заменить немытые руки.

— М-м-м…

Изо всех сил стараюсь не кричать, впиваюсь зубами в ладонь. Не очень помогает. Когда его губы касаются меня там, где я даже не представляла, что можно целовать. Думаю, если бы хоть что-то подобное было написано хоть в одной из моих книжек, её автора уже сожгли бы на костре.

— Тише, тише, моя сладкая… ты испугаешь лошадей…

Во рту уже солёный привкус крови, так сильно я пытаюсь заглушить крики, которые рвутся из меня.

Особенно, когда к губам добавляется гибкий и горячий язык.

Меня рвёт на части ослепительным наслаждением, равного которому я никогда не испытывала. Эйдан крепко держит за бёдра ладонями, потому что моё тело изгибается и всё время пытается убежать от слишком острых и непривычных ласк.

И я уже чувствую, снова чувствую приближение того самого, знакомого уже ощущения взрыва изнутри…

— О нет, сердце моё, в этот раз подожди меня!

Эйдан разрывает поцелуй, оставляя во мне ощущение звериного голода, неутолённой смертельной жажды. Смотрю лихорадочно сверкающими глазами из-под ресниц, как он поднимается на ноги. Скидывает сапоги. И начинает медленно расстёгивать пуговицу на рукаве, не отрывая от меня пожирающего живьём чёрного взгляда.

Я неотрывно слежу за движениями длинных пальцев. Каждая, каждая пуговица на его рубашке для меня сейчас — гипнотический танец. Мгновение перед бурей.

Снятая тряпка летит куда-то в сторону. Он даёт мне еще немного времени насладиться открывшимся зрелищем. Стоит неподвижно, расправив широкие плечи, пока я, закусив губу, скольжу взглядом по рисунку мышц, по груди и рельефному животу, по загорелому мужскому телу, которого никогда не видела обнажённым. Так странно. Так красиво. И хочется скорей всё себе.

В момент, когда его ладони опускаются к поясу штанов, я всё же не выдерживаю и жмурюсь снова. Пожалуй, я ещё не настолько смелая.

— Раздвинь для меня ноги, Марго! Я хочу знать, что ты хочешь, — шепчет хрипло. Пока я схожу с ума и мои нервы плавятся от звуков шелестящей ткани. — Шире! Вот так. Умница.

В шею мне впивается жадный поцелуй, когда тяжёлое тело, наконец, накрывает моё.

Льну навстречу, обнимаю обеими руками, млея от невообразимо прекрасного ощущения тугой горячей кожи под ладонями, перекатывающихся каменно-твёрдых мышц.

Уверенная ладонь ложится мне на колено, приподнимает, отводит в сторону. Показывает, как лучше, как нам правильнее совпасть. Тихий шорох капель дождя по крыше. Снова моросит… Запах осенних листьев, сена и мускусный аромат мужского тела мешаются в один коктейль, которым я пьяна до головокружения.

Эйдан не двигается, и я чувствую на лице его ласкающий взгляд. То, как он любуется мной. Продлевая для нас обоих этот почти священный миг.

— Пожалуйста… — срывается с моих губ. — Эйдан… м-м-м…

Медленное и неотвратимое, как движение планеты вокруг своей оси, движение мужского тела в меня.

Распахиваю глаза от изумления. Прислушиваясь к ощущениям внутри. Пальцы Эйдана вжимаются в моё бедро до боли. Он пытается не спешить, но я ощущаю, как напряжено его тело под моими ладонями, я слышу тяжёлое дыхание, и гулкий стук сердца мне в грудь — там, где наша обнажённая кожа соприкасается так правильно и хорошо. Ему даётся с трудом эта бережная неторопливость.

Ещё чуть-чуть… ещё… господи…

Остановка.

Эйдан приподнимается на локте и впивается в моё лицо пристальным взглядом, тёмным, как самые глубокие бездны Вселенной. Мокрые волосы свисают на лицо, испарина на висках.

— Послушай, Марго… в твоих книгах было написано, что в первый раз бывает больно?

Ужасно удивляюсь.

— Нет, конечно!! А должно⁈ И с кем я о таком должна была, по-твоему, говорить — с маменькой⁈

В его глазах, когда он любуется моей паникой, столько нежности, что я задыхаюсь.

— Ну, теперь уже не важно. Это будет только в первый раз, любовь моя, потерпи.

Он падает на меня, вжимая всей тяжестью тела в податливое сено, и делает резкое движение вперёд. А мой крик тонет в жёсткой ладони, зажавшей мне рот.

Я как будто рухнула с утлого судёнышка в бурные воды девятибалльного шторма. Меня несёт властная и неудержимая стихия. Тугая боль, пронзившая всё тело, постепенно отступает. И с каждым валом обрушившегося на меня океана во мне разрастается что-то другое. Яркое, жгучее, прекрасное.

С каждым поцелуем и жадным прикосновением ненасытных рук.

В переплетении пальцев.

В синхронном дыхании и пульсе, звучащем в унисон.

В ритме сливающихся тел.

Мы вместе пишем новую главу нашей истории.

* * *

— Меня, наверное, скоро будут искать… — лениво проговорила я, лежа на голом плече Эйдана и равнодушно глядя в потолок. — Даже странно, что до сих пор не ищут.

— Дождь, — меланхолично проговорил он.

Мне как будто вдруг стало наплевать на весь мир за порогом нашего убежища.

Но так не может продолжаться вечно.

Я резко села, прижимая спущенный лиф платья к груди.

— А давай убежим! Эйдан, пожалуйста, давай убежим вместе! Прямо сейчас. Я ничего не хочу, мне ничего не нужно! Мне всё равно, кто ты. Пожалуйста, давай убежим!

Обернулась, с надеждой посмотрев ему в лицо.

Она была такой робкой, эта надежда. И такой безумной.

Эйдан лежал, подложив руку под голову, и покусывал травинку. Глядя на меня с непроницаемым выражением. Смотрел так долго, очень долго, прежде чем ответить.

Но ещё прежде, чем сказал эти слова — моя надежда уже умерла в груди, а крылья, что поднялись за моей спиной, рассыпались чёрным пеплом.

— Не думаю, что это хорошая идея, Марго.

У меня вся кровь отлила от сердца.

Я вскочила, торопливо оправляя юбки.

— Всё ясно.

— Что тебе ясно, несмышлёныш?

— Я тебя не виню. Я сама предложила себя, как последняя… ты просто взял предложенное. Прощай.

— Да стой ты! — рявкнул Эйдан, когда я опрометью бросилась к дверце стойла. Распахнула её, больно стукнувшись плечом. Глаза застилала мутная пелена, я уже не видела, куда иду.

— Не надо за мной ходить. Я не хочу больше ничего слышать. Довольно.

— Марго, мать твою!! Стой, кому говорят! Я не могу бежать за тобой голышом! Пр-роклятье… ай, да как знаешь!.. Совершенно сумасшедшее создание.

Кажется, у меня за спиной в дверцу стойла полетел со зла тяжеленный сапог. Пусть.

Я бы не выдержала того разговора, в котором он бы взывал к моему разуму и объяснял, почему простой конюх не может взять с собой избалованную неженку, которая ни к чему не годна, кроме как валять её по сеновалам.

Мне хотелось поскорее забиться в какую-нибудь нору и оплакивать свою глупость.

Пока добралась до дома, вымокла до нитки.

Оказалось, что меня и правда искали. Но я впервые в жизни просто ушла, оставив матушку посреди нотации, — так, что у неё отвисла челюсть.

Впрочем, обошлось без последствий. У меня очень быстро начался самый настоящий жар и лихорадка, и все странности моего поведения списали на простуду.

Три недели я провалялась в постели, не в силах двинуться с места. Мать сердилась. После того, как наш семейный лекарь убедил её, что со мной всё хорошо, просто надо меньше бродить под дождём, и я непременно скоро пойду на поправку, она стала регулярно приходить, стоять над моей постелью и высказывать мне за моё безрассудное поведение. Знала бы она, насколько на самом деле оно было безрассудным… наверное, её бы хватил удар.

Поездку отложили до моего полного выздоровления. Матушка утешалась тем, что по крайней мере, платья успеют дошить в срок. Правда, снова придётся снимать мерки и ушивать, потому что я сильно похудела. Аппетита не было совсем, никакого. В меня едва лезла ложка куриного бульона, всё остальное вызывало отвращение, стоило бросить взгляд.

Из Честертон-хаус пришло письмо, которое матушка немедленно зачитала мне, сияя от восторга, пока я пряталась с головой под одеялом. Но и туда доходили слова.

— Пишут, что с нетерпением ждут твоего прибытия! Разумеется, я не сказала, что ты болеешь. Кому нужна болезненная невеста. Списали на отцовский радикулит. А вот, послушай! Пишут, что «считают дни до встречи». Ты слышишь, Марго? Что за избалованная девчонка… доктор сказал, тебе давно уже можно подниматься с постели! Ну, выйди хоть в парк!

Но мне не хотелось. Вообще ничего.

Ещё неделю назад у меня должны были прийти «красные дни». Но ничего не было. Счастье, что новая служанка не разбиралась в моём календаре.