Бархатные листопады

Эпилог

Что ж. Одно можно было утверждать наверняка — моё замужество стало для моей матушки сплошной непрерывной цепью разочарований.

Начать с того, что мы с Эйданом категорически отказались закатывать свадьбу на тысячу человек с приглашением всех знатнейших семейств Королевства, и Её величества заодно. Как можно было ожидать, учитывая статус наших отцов. Рискну предположить, что матушка моя примерно с моего рождения мечтала о моей свадьбе именно по этой причине. Ей-то в своё время не досталось никакого шикарного праздника, они с отцом, как выяснилось, вообще венчались тайно. А ей наяву снились белоснежные салфетки в форме лебедей, изысканные букеты, которыми она измучает флориста за полгода до нашей свадьбы, и меню из ста пунктов, с непременным выбором каждой позиции из по меньшей мере трех вариантов. И тоже за полгода! Я уж молчу про торт.

Разумеется, никаких «полгодов» у меня в моём положении не было.

Но даже не в этом дело.

Нам с моим любимым мужчиной до ужаса не хотелось пускать в наш маленький внутренний мир кого-то чужого. Мы так боялись расплескать наше долгожданное счастье, что, честно говоря, из комнаты-то редко выходили. Разве что до конюшен. На которых мне дозволялось лишь гладить лошадей, потому что «в какое ещё тебе седло, сумасшедшая⁈».

По крайней мере, торт у нас получился шикарным.

Думаю, это единственное, что примирило матушку с действительностью,как и моё платье из тонны белого бархата с кружевом, ради которого лучшие мастерицы Честертоновских мануфактур кололи себе пальцы и не спали ночами вплоть до самого дня нашего маленького семейного торжества, которое прошло в фамильной графской часовне.

Правда, Её величество на свадьбу всё же прибыла, в сопровождении двоих юных принцесс и камердинера. Строгая дама с тяжёлым властным взглядом поцеловала меня и Эйдана в лоб и сказала, что будет с нетерпением ждать, какие талантливые дети получатся от совмещения двух столь славных ветвей древней крови. И разумеется, места в королевской свите для юных фрейлин и пажей будут обеспечены для наших отпрысков с рождения.

Мы с Эйданом тогда переглянулись украдкой и решили, что ни за что в жизни.

Наши дети будут расти в любви и на свежем воздухе.

Мы станем разрешать им лазать по деревьям и пачкать коленки.

Мы сами посадим их на первого пони.

И ни за что, никогда не станем выбирать за них жизненный путь.

* * *

Наша Джессика родилась в один месяц с мальчишкой Элли и Тома. Они в благодарность за доброту назвали своего сына Крисом, в честь моего мужа.

Больше всего счастья Эйдану доставило то, что у нашей малышки оказались рыжие волосы. Он был на седьмом небе и заставил меня пообещать, что у всех наших детей будут такие же. Но, забегая вперёд, сыновья получились точными копиями папочки, так что Джесс так и осталась единственной рыженькой, папиным солнышком.

Свою бывшую служанку Полли я не стала забирать к нам, я ещё слишком отчётливо помнила, как она пускала слюни на моего мужа. Но вытащила её из ссылки в деревне и устроила в очень хорошем месте в одном из отдалённых поместий Эйдана, где она быстро дослужилась до управительницы и выскочила замуж за местного дворецкого.

Надо ли говорить, что наша Джесс научилась держаться в седле раньше, чем говорить?

Мы не стали сразу торопиться со следующими детьми. Едва дочка чуть-чуть подросла, решили отправиться всей семьей путешествовать. Моя мать поджала губы при этом известии и принялась возмущаться, что я не хочу вить гнездо, как положено порядочной жене и матери семейства, — скажем, затеять в Честертон-Хаус какой-нибудь ремонт с пристройкой лишнего этажа и перекрашиванием всех стен. Но мне, как и Эйдану, милей было сохранить очарование старины. А новым манили ещё неизведанные города и страны. Туда мы и отправились.

Я впервые в жизни увидела море. И горы. Горы покорили сильнее всего.

Мы вернулись домой только через три года. Чтобы преподнести моей дорогой матушке очередной сюрприз.

* * *

— Маргарет Честертон! Я тебе торжественно объявляю, что считаю твоё поведение и твой… твой… внешний вид категорически неприемлемым! — прогрохотала матушка, перекрывая своим возмущённым голосом даже шум и гам, царивший вокруг.

На Большой королевской арене вот-вот начнутся скачки.

Моя семья — с билетами в первом ряду. Даже отец с матушкой из Клеймора приехали, потому что я смогла их заинтриговать тем, что готовлю сюрприз.

Пока что сюрприз моей матушке явно не очень нравился.

— Как ты можешь появляться в публичном месте… в этом⁈ — она расширившимися от ужаса глазами указала мне на мою одежду.

— Моя жена великолепно выглядит. Дорогая, не переживай! — ободряюще улыбнулся Эйдан, в очередной раз спасая меня от гнева матери напоминанием о том, что я перешла из её собственности всецело в собственность супруга, и только ему теперь решать, насколько допустимо моё поведение или мой… внешний вид.

Ну да.

Полагаю, не всякая леди решилась бы выйти в люди в мужском жокейском костюме и облегающих белоснежных бриджах с высокими сапогами.

Утром от Эйдана едва отбилась, чуть не опоздали. Ему особенно нравился мой вид сзади.

Справедливости ради, я тут единственная женщина была в подобном наряде, и на меня пялились практически все. Мои длинные волосы, которые едва поместились толстым пучком под каской жокея, не оставляли сомнений в моей половой принадлежности. Как и выдающиеся особенности женского организма, перетянутые плотной коричневой курткой.

— Так. По-моему, пора. Марго, иди. Солнышко, помаши маме ручкой! Мы будем за тебя болеть.

Джесси разулыбалась, сидя у отца на коленях, и трогательно не выговаривая букву «р» сказала, что я у неё самая красивая мамочка, и чтоб непременно привезла ей золотой кубок. Она будет из него поить кукол.

Матушка схватилась за сердце.

— Боже мой! Только не говорите мне, что…

— Сюрприз! — ослепительно улыбнулась я. — Надеюсь, дорогая мама, вы тоже будете за меня сегодня болеть!

— В конце концов, это первый случай в истории, когда леди допустили до Королевских скачек, — рассмеялся Эйдан.

Мой отец ничего не сказал. Он смотрел на меня с гордостью, подозрительно поблескивающими влажными глазами.

Когда лошадей вывели на стартовые позиции, и я вскочила в седло Арабеллы… в мужское седло, по-мужски, слыша со всех сторон удивлённые и шокированные вздохи и пересуды — с каждого ряда этого огромного амфитеатра, выстроенного в чистом поле за пределами столицы предками наших королей, ещё для гладиаторских боёв и гонок на колесницах… когда увидела, как загорелись глаза моего мужа, и прочитала в них — «О да, это моя девочка! Завидуйте, сукины дети!»… Когда предощущение скорости и ветра в лицо ворвалось в мою душу чувством невероятной свободы…

Я поняла, что, наверное, никогда в жизни ещё не была так счастлива.

* * *

— Это были не все сюрпризы на сегодня! — заявила я матушке, когда мы все с родителями зашли после скачек в самый дорогой ресторан столицы, отпраздновать моё третье место.

Разумеется, без опыта я не могла занять первого. И у меня были невероятно сильные соперники.

Но я знала теперь, что я могу. И могу намного больше. А значит, всё у меня впереди. Главное было решиться, сделать этот шаг. Поверить в то, что границы — можно и нужно раздвигать. И как же хорошо, когда при этом за спиной у тебя есть люди, которые в тебя верят.

— Ещё одного я не переживу… — пробурчала мама, ковыряя золочёной вилочкой десерт.

— Этот тебе понравится, уверяю, — загадочно пообещала я.

* * *

— Что это?.. — у мамы вдруг сел голос.

Когда мы привели её вечереющими улочками столицы под свет мягких фонарей туда, где новенькой вывеской зазывал людей магазин с огромной витриной. В которой были выставлены шикарные наряды, притягивающие взгляд.

«Ателье Исадоры Клейтон» — гласила вывеска.

— Подарок тебе от нас всех на юбилей.

— Вы… вы… издеваетесь? Что это, я спрашиваю? — подозрительно тихо спросила мама.

Но я уже видела, как загорелись её глаза.

Я схватила её за руку и потащила вперёд.

— Мы взяли на себя смелость и сами наняли модистку. Но если не понравятся, уволишь и выберешь сама. Эйдан позаботился о тканях…

— И прежде, чем меня сдадут, признаюсь сам! — весело добавил мой папа, который смотрел на жену так растроганно, что у меня щемило от нежности сердце. — Я порылся в твоих старых сундуках с рукоделием и украл все твои эскизы и эти… как их…

— Выкройки, — подсказала я.

— Что вы придумываете такое… — растерянно произнесла мама, когда мы её за руки протащили через вертящиеся стеклянные двери со звякнувшим колокольчиком.

Тоненькая темноволосая мадам с родинкой над верхней губой немедленно, просияв, поднялась нам на встречу из-за прилавка с сантиметровой лентой на плече. Весь прилавок был завален нитками, лоскутками ткани и расчерченными листками. Рядом с ней суетились две дочери-подростки, похожие на неё как две капли воды, близняшки.

— Да кому это будет интересно, — как заведённая повторяла мама, проходя мимо длинного ряда манекенов, уставленных вдоль стены. На которых оживали её собственные идеи. Её мечты, которые она не осмеливалась себе позволять. Её фантазия и её зоркий глаз, её талант и чувство вкуса.

В конце концов, положа руку на сердце, то платье цвета бедра испуганной нимфы было очень даже ничего. Вон какой животворящий эффект тогда оказало на моего без пяти минут мужа.

— Ещё как будет, — хмыкнул Эйдан, проходя вслед за нами вместе с Джесс, которую он вёл за руку. — Учитывая, что мы дали объявление во все газеты.

— Вы сделали… что⁈ — воскликнула мама.

Ох, как бы мы не перегнули палку. Боюсь, сейчас понадобятся нюхательные соли. Или лёд — для нас с Эйданом, потому что у матушки был такой вид, словно она собирается нас поколотить.

Но тут снова звякнул колокольчик.

— Простите! Здесь шьют самые лучше в столице платья от самой графини Клейтон? — прощебетала высокая блондинка в меховом манто, благоухающая духами на километр вокруг себя.

— Здесь, здесь! — просияла я. И прежде, чем матушка вставила хоть слово, я тут же кинулась к первой покупательнице. — Эта леди — настоящая волшебница! Удивительно точно определит цветовую гамму, подходящую каждой девушке! Её платья даже способны изменить судьбу! Попробуйте! Мне после такого платья предложение сделали.

— Правда⁈ — глаза блондинки засияли как две звезды.

— Пойдём, пока нас не убили… — прошептал мне на ухо муж. И тихонечко подтолкнул меня к выходу.

Мы вышли за дверь с Джесси, оставляя моих родителей внутри.

Я ещё минуту простояла на темнеющей мостовой, любуясь тем, как алеют щёки моей матери, пока она объясняет что-то блондинке на выкройках. Как прикладывает к её плечу то один, то другой отрез. Как постепенно входит во вкус, и вот уже всё летает, и девочки-помощницы бегают туда-сюда, высунув язык, подчиняясь её властным жестам. А отец сидит в уголке на колченогом стуле, и тихо любуется своей красавицей-графиней, которая вмиг будто помолодела на двадцать лет.

Будь счастлива, мамочка!

Я рада, что теперь ты тоже знаешь, как здорово бывает расправить крылья и забыть, что у всякой уважающей себя благородной птицы должна быть своя благоустроенная клетка.

* * *

Муж упирался, но первого сына я назвала Кристофером. В конце концов, всякий раз, как у нас случались размолвки, у меня был железный аргумент: «ты мне должен». Он вспыхивал, сердился, но в конце концов так или иначе сдавался на мою милость.

Конечно, у моего мужа был и оставался довольно взрывной характер.

Но мы стоили друг друга.

И даже если ссорились порой по пустякам… положа руку на сердце, иногда мы делали это исключительно с целью потом жарко помириться.

После рождения Кристофера мне вздумалось вернуться к своим занятиям на фортепиано.

В высшем свете, куда мы выезжали в холодные зимние сезоны всем семейством, уже привыкли к тому, что новая графиня Честертон — увы, отец Эйдана ушёл от нас, когда его старшему внуку исполнилось три — весьма эксцентрична.

Придворный композитор Её величества сначала через губу согласился давать мне частные уроки, и то по личному повелению королевы.

Но очень скоро нашёл во мне натуру увлечённую, а не ту капризную скучающую светскую леди, которую ожидал. И мы отлично поладили.

А спустя два года в столичных салонах прогремела новая новость, которую тут же понесли острые языки по всему городу.

Графиня Честертон станет давать сольные концерты. С музыкой собственного сочинения.

В вечер премьеры Конгресс-Холл был забит народом так, что не протолкнуться. Даже городская беднота и ремесленники облепили балконы, потому что я настояла на том, что должны быть и дешёвые места. Впрочем, у перекупов уже ломили вдесятеро.

Сказать, что я волновалась, ничего не сказать.

Эйдан решительно отказался от места в первом ряду рядом с моими родителями, в порядке разнообразия сбагрил внука и внучку на их попечение. А сам стоял за кулисами и всё время моего концерта я видела боковым зрением его массивную неподвижную фигуру в чёрном фраке.

Я знала, что он слышит звуки, которые полились из-под моих пальцев во взволнованной, покашливающей тишине, заполненной огнями слепящей рампы, и вспоминает то же, что и я.

Осенний парк.

Шуршащие листья, скользящие на землю в ритме вальса.

Вальса любви и нежности. Радости узнавания и надежды на новое чудо. Вальса обнажённой кожи и обнажённого сердца. Вальса о том, как переплетаются пальцы и два сердца бьются в унисон, пока осеннее небо медленно роняет золотые звёзды.

Вальса, который я посвятила ему.

* * *

Следом за Кристофером на свет с годичным промежутком появились Грегори и Тимоти.

Муж отчаялся меня убеждать, что не стоит перебирать все его имена по очереди, но это была моя маленькая месть ему, чтоб никогда не забывал, как он меня тогда обманул, представляясь обычным конюхом.

Впрочем, мальчишкам имена подошли идеально.

Непослушная банда с увлечением наводила шороху в округе, пока наша старшенькая росла, вытягивалась и превращалась в ослепительную красавицу. В свои восемнадцать она произвела фурор на первом королевском балу. В Честертон-хаус потянулась вереница визитёров, которых наша дочь принимала с поистине королевским равнодушием, а Эйдан — с тщательно скрываемым бешенством.

И конечно, она больше всего на свете любила лошадей и с огромным удовольствием проводила время в конюшнях.

В компании Криса, который в нашем поместье очень рано занял должность старшего конюха. Такого фанатичного любителя лошадей мой муж, конечно, не мог не поощрить. Он ценил в людях искреннюю преданность делу, и иногда шутил, что на парне так его впечатления в материнской утробе сказались, когда его мать с отцом удирали вместе с ним от преследования на белой кобыле будущего работодателя.

В то утро мы с Эйданом мирно завтракали в малой бирюзовой гостиной.

Муж читал газету в кресле у камина, вытянув длинные ноги.

Я, сидя за круглым столом у окна, с увлечением записывала ноты новой пьесы, которая пришла мне в голову этой ночью.

Открылась дверь, и на пороге показался наш темноволосый конюх, тщательно причёсанный и ужасно взволнованный.

На щеках юноши горели алые пятна, чёрные глаза лихорадочно блестели. Я отметила, что мальчик вырос настоящим красавцем — высоким, широкоплечим, горячим… надо бы как-то аккуратно предупредить дочь, что бывает, когда…

А потом увидела, как следом за Крисом в гостиную решительно входит наша дочь.

Рыжие волосы аккуратно уложены, бледно-голубое платье без единой складочки, тонкая нитка жемчуга на изящной шее… выражение отчаянной решимости в глазах.

Приплыли.

Эйдан тут же отложил газету.

И стал медленно багроветь, когда увидел, как наша дочь уверенно берёт Криса за руку и поощрительно сжимает его пальцы. На лице юноши появляется выражение человека, который собирается положить голову на плаху и всю ночь готовил прощальную речь.

— Лорд и леди Честертон!.. — начал он упрямым голосом. Ещё сильнее покраснев. Джесс принялась что-то тихо ему шептать, успокаивая.

— Марго… — простонал Эйдан. — Скажи мне, что это не то, что я думаю!

Я оставила ноты на столе, обошла кресло и встала позади мужа. Положила руки ему на плечи и поцеловала в краешек уха.

— Крепись, милый! Это тебе бумеранг. Рано или поздно должен был прилететь, — проговорила я мстительно.

— Но… наша дочь… и конюх!

Я широко улыбнулась и ободряюще подмигнула побледневшей дочери.

— А это у неё наследственное. Любовь к конюхам. Ты что-то имеешь против?

Эйдан ничего не ответил. Только махнул рукой. И отправился распахивать стеклянные двери буфета в поисках бутылки чего-нибудь покрепче, чем чай.

— Дорогой, я не сомневалась в широте твоей души и любви к нашей дочери! — прощебетала я. Сама отправилась к детям, обняла обоих и потащила дочь к выходу. Крис пытался идти за нами, но я подтолкнула его за плечо к столу. — Нет-нет! Ты иди, пообщайся с будущим тестем. Уверена, вы отлично поладите.

Когда за нами закрылась дверь и мы с Джесс оказались в коридоре, дочка прислонилась спиной к стене и чуть не сползла. И было видно, что у неё дрожат коленки.

— Что не рассказала мне, дурёха? — участливо спросила я.

Она посмотрела на меня испуганными глазёнками.

Смелая моя малышка. И такой ещё, в сущности, ребёнок.

— Я думала, ты меня убьёшь.

— С чего бы это? Я ведь рассказывала тебе историю моего знакомства с твоим отцом?

Она неуверенно кивнула.

— Вас сосватали сразу после рождения… а когда вы выросли, то встретились и полюбили друг друга с первого взгляда…

Я усмехнулась. Схватила дочь под локоть и потащила в спальню, секретничать.

— Мою полную историю знакомства с твоим отцом. Нет? Тогда слушай. Всё началось одним туманным осенним утром. Я захлопнула очередную книгу и в сердцах выбросила её в окошко…

Конец

И новое начало