Белое и Черное (СИ)

Глава 3

Юля вытащила из кармана руку, зачерпнув со дна мелочи. Пересчитала монетки, двигая их пальчиком. На каталке с ручкой в виде мотоцикла, ногами перебирал Костик, дрынькая губами, изображая звук мотора и дергая свой байк. Задирал довольное личико: «Смотри, мама, как я могу!». Женщина, прибавив глаза, качала головой: «Вижу-вижу».

— Латте. Двести, — протянула в окошечко уличной кофейни деньги, пересыпав в руку бариста. Снова повернулась к сыну, поджидая заказа. Через дорогу видно Дашину школу. Младшеклассников уже разбирают. Дочка закончит только через полчаса, пока они ездят по тротуару туда-сюда.

Приняв горячий стаканчик, Юлия раскупорила в крышке дырочку и с удовольствием сделала первый глоток. Кофе здесь не бурда, действительно вкусный с горчинкой и со вкусом корицы, как она любит.

Шли неспешно, наматывая на колеса опавшие листья.

— Папа! — указательный пальчик Костика взметнулся в сторону, глазастенький парень сразу узнал отца.

Юля посмотрела в том направлении. Выпитый кофе стал отдавать прокисшим молоком. Сын все щебетал, выкрикивал: «Папа!», но тот его не слышал. У Лешика поинтересней занятие было. Всем торсом развернувшись к пассажирке рядом, он накручивал на палец рыжеватую прядь. Таким знакомым жестом, провел костяшками согнутой ладони по щеке женщины. Она, та другая, млела, опуская ресницы и загадочно улыбалась в ответ.

Юлия задохнулась от вида целующейся парочки… Вот так, в открытую. А если увидит Дарья? Захотелось взять кирпич и разрушить идиллию любовников. Но, кое-кто успел раньше.

— Ненавижу! — надрывно верещал дочкин голос. — Сволочь! Я все маме скажу! — она барабанила кулаками по капоту, трепыхаясь яркой бабочкой в красной куртке.

Сидящие в машине заметались, как насекомые, пойманные в банку. Дашка кричала так, что люди оборачивались, ее было слышно за километр. Юля в бессилии сжимала и разжимала кулаки. Перебежать здесь через дорогу с маленьким ребенком — безумие. Нужно обходить метров сто до перекрестка.

«Боже, Даша!» — внутри все заныло от душераздирающего крика дочери. Дочь такая импульсивная, вся в нее…

— Предатель! Ненавижу! — продолжала кидаться на машину со всех сторон девочка, успевая пинать колеса.

Проданов не выдержал и выскочил. Схватил Дашку за плечи и стал тоже на нее орать, дико выпучив глаза:

— Успокоилась живо! Дашка, я тебя накажу…

Девочка вырвалась, размахивала руками. Голоса смешались в один шумовой фон.

Юля, подхватив сынишку на руки, заметалась. Бросив передвижное средство, побежала, на сколько хватало сил в сторону пешеходного перехода, успевая оглядываться на разыгравшуюся драму. В голове стучало: «Только бы успеть!». Костик притих, обняв ее за шею, понимая, что происходит страшное и цеплялся, как мог за маму. Перед глазами все прыгало…

Женщина добежала до развилки и услышала визг автомобильной резины. Глухой удар. Сердце ее остановилось. Сотрясаясь всем телом, она посмотрела туда… Муж, обхватив голову руками, застыл изваянием и смотрел куда-то вниз. Другой автомобиль перегородил проезд, развернувшись в сторону, будто до этого хотел объехать неожиданную преграду.

— Даша! — у нее ноги отнялись, Юля их почти не чувствовала. Противный писк в ушах. Земля качается. Она шла, как пьяная, с безумной надеждой в глазах, что ее материнское сердце ошибается. Только не Дашка!

«Пожалуйста, Господи, только не она…» — беззвучно выводили губы.

Красным пятном на асфальте куртка. Рюкзак в пыли. Тетрадки высунулись наружу из-за сдвинутой молнии замка. Одна ножка в ботинке неестественно подвернута.

Юлька не сразу поняла, что ее дергает за рукав мама Светы Клюевой:

— Юль, жива она, жива… Трогать только не надо. Сейчас скорая подъедет.

— А? — она не замечала, что сильно сжимает Костика, тот аж кряхтит и покраснел.

— Жива, говорю! Дай мне ребенка, Юль, ты на ногах не стоишь, — у нее вытянули сына, тот только пискнул: «Ма!», но не заплакал. — Не трогай ее! Слышишь? — Клюева снова дернула за рукав, пытаясь привести в чувство.

Юля, становилась ростом меньше, сползая на землю. На карачках доползла до Даши. Протянула трясущуюся руку, чтобы убрать волосы с лица, посмотреть на нее, убедиться, что дышит.

— Больно, мама… Мне больно, — захрипела девочка и снова притихла.

— Сейчас. Сейчас… Потерпи немножко, родная, — она не знала, чем помочь, как облегчить страдания своего ребенка и от этого было настолько хреново, что хотелось грызть щебень на обочине, ломать ногти об асфальт. Руки ходили ходуном, самопроизвольно тянулись ее потрогать, принять хоть какую-то часть агонии на себя.

— Юль? Я не знаю, как вышло… Юль, — рядом топтались туфли Проданова. В его голосе никому не нужное сожаление.

Сука! Лучше бы он молчал. Юлия подняла лицо. Из карих глаз по щекам стекали крупные слезы. Чистая, ничем не замутненная ненависть в них шарахнула не хуже электрического тока. Алексей понял, что жена все знает, все видела. Пошатнувшись, застонал.

— Прости, — опустился на корточки рядом, свесив голову на грудь.

— Нет. Молись, чтобы с ней все было хорошо. Или… Я. Тебя. Убью.