Бессмертное королевство (ЛП)

Глава 18 Амара Крешия

Амара знала, что выпустила на свободу чудовище, что хотело уничтожить мир. И оставила за спиной хаос.

Она надеялась, что чем дальше она отплывёт от митиканских берегов, тем свободнее себя будет чувствовать, но невидимые цепи держали её, даже когда она наконец-то предстала пред столицей — пред Джевелом.

Её красивый дом тоже уничтожит Каян.

Она должна верить в Люцию. В Клео.

Этой веры хватит.

Костас, единственный страж, которому Амара могла доверять, остался в Митике, чтобы следить за членами королевской семьи. Она приказала ему отправлять сообщение обо всём, каким бы маленьким и ничтожным это ни казалось.

Её ожидал праздник — у корабля её ожидала толпа восхищённых крешийцев, что держали знамена и провозглашали любовь и преданность своей императрице.

— Добро пожаловать домой, императрица Амара! — кричали они ей.

Когда она сошла на берег, дети и матери смотрели на неё с надеждой во взгляде, веровали, что она не будет подобна отцу, императору, что думал только о власти и завоеваниях.

Женщины думали, что Амара другая.

Лучше, добрее. Верит в единство и мир больше, чем мужчины.

Амара улыбалась им, но камень из груди не попадал.

Все эти люди погибнут от рук Родичей, если Люция проиграет.

Люция не может проиграть.

Амара верила в её волшебство, в пророчество, в решимость в её взгляде, когда Люция впервые вошла в деревню, разыскивая отца и брата. В какой-то миг, когда они отправлялись в Оранос, Амаре даже хотелось попросить, чтобы Люция оказала ей услугу и исцелил её.

Но она прикусила язык, сомневаясь в положительности ответа.

— Я заработала это, — прошептала она, опираясь о трость. Боль стала меньшей, но ходила она медленно и неловко. Она отмахнулась от помощи стражи, окружившей её, предпочитая идти самостоятельно.

Она позволила себе проехаться по Джевелу, пока они не добрались до Изумрудного Копья — до их дворца, что пиком возвышался над городом, до места, где она жила с рождения. Иногда она забывала, что Джевел не просто так получил своё имя…

Куда б она ни глядела, видела жизнь. Пышная зелень с восковой листвой, куда сильнее митиканской. Цветы — фиолетовые, потому что этот цвет любил император, — громадны, как сервировочные тарелки…

Свежий и ароматный воздух, наполненный цветами и солью моря, что окружало остров. Амара закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на влажном воздухе, что касался обнажённых рук, на пьяном аромате Джевела и криках толпы.

Когда она вновь открыла глаза, дворец простирался к облакам, словно бесценный изумруд. Это придумал её отец, выстроил за несколько лет до рождения. Он полагал его низким, слабым, невпечатляющим.

А Амаре нравилось.

Он приналежал ей одной.

Она на миг отодвинула все сомнения, страхи и вину и позволила себе искупаться в победе, величайшей победе женщины в истории Крешии. И будущее всех, кто приветствовал её, будет столь же ярким, как скипетр, что она поднимет по время публичной коронации.

Это будет грандиозная церемония, которую много лет назад проходил и отец, задолго до её рождения, церемония, которую так же запомнят картины и скульптуры, которые она закажет.

А потом все, нравится им это или нет, поклонятся первой императрице за всю историю Крешии.

Одетая в пурпурное, с уложенными волосами, Нила ждала её у входа. Бабушка протянула руки к внучке, и стража вытянулась в почтённую линию.

Трость Амары щёлкала о зелёный сверкающий пол, когда она приближалась к ней — а после Амара позволила бабушке заключить её в обятия.

— Моя прекрасная дхоша вернулась ко мне, — сказала Нила.

Горло Амары сжалось, и глаза жгло от непрошенных слёз.

— Я скучала по тебе, мадхоша, — прошептала она.

— А я по тебе.

Амара не могла оторвать от бабушки взгляда. Она была такая старая и такая яркая. Кожа светилась, глаза сверкали, даже седые волосы обрели цвет.

— Ты прекрасна, мадхоша, — сказала Амара. — Революция дарует тебе жизнь?

Нила тихо рассмеялась, касаясь её гладких, смуглых щёк.

— Вряд ли она. Мой аптекарь сотворил особый эликсир, и тот дал мне силу. Пока ты пребывала в маленькой Митике, я не могла уступить возрасту и болезням.

Этот аптекарь был загадочным человеком, что много лет тайно работал на Кортасов. Амара напомнила себе о том, что надо встретиться с ним лично. Ведь он ответственен за волшебное зелье, что вернуло к жизни её, простое дитя, зелье, что вернуло к жизни Ашура. Этого человека она должна знать. Этого человека она должна контролировать.

— Я должна многое рассказать тебе, — сказала Амара.

— Может быть, меньше, чем ты думаешь. Я знала обо всём, что происходило в маленькой Митике, хотя твои сообщения были коротки и загадочны. Пойдём, поговорим наедине, подальше от любопытных ушей…

Удивлённая, Амара последовала за бабушкой по длинным узким коридорам восточного крыла дворца, в скальный сад Амары.

Она смотрела на свое любимое место во дворце, место, что так ненавидел отец, считая его уродливым, а не вдохновляющим. Но Амара обожала свои тысячи камней, сверкающих, уродливых и красивых, всех размеров и цветов — она считала их сокровищами.

— Я соскучилась по этому месту, — сказала она.

— Я уверена в этом.

Слуга принёс им поднос с вином и множеством экзотических фруктов, которых никогда не было в Митике, и Амара впервые испытала голод.

Нила наполнила кубок вином, и Амара сделала большой глоток.

Пелсийское вино.

То вино, которым она отравила семью.

Она сделала глоток, хотя в животе ныло от воспоминаний.

— Ашур всё ещё жив, — отпив из своего кубка, промолвила Нила.

Амара застыла, не сделав второй глоток, и попыталась собраться мыслями.

— Он тоже взял зелье воскрешения у твоего аптекаря.

— А ещё мне сказали, что после того, как ты его схватила, он смог бежать.

Амара с трудом выдохнула, прежде чем вновь заговорила.

— Он не составит проблемы.

— До твоей коронации неделя. Если твой брат покажется здесь и заявит права на титул императора…

— Нет.

— Как ты можешь быть в этом уверена?

— Просто… у моего брата в Митике есть другие проблемы.

— Тот молодой человек, о котором он так заботится. Тот, что сейчас — просто тело для Родича Огня.

Нила изогнула брови, взяв с тарелки алый виноград, внимательно осмотрев на него и наконец-то бросив одну ягоду себе в рот.

— Ты будешь это отрицать?

Её наполнила неловкость. Бабушка ей не доверяла. Если б доверяла, то не было бы необходимости шпионить.

О, это был весьма хороший шпион.

— Я этого не отрицаю, — отталкивая прочь свою неуверенность, сказала Амара. — Я сделала то, что должна. Я пыталась отыскать способ управлять Родичами. Это было невозможно. Теперь… Да, я оставила по себе беспорядок, — её голос задрожал. — И он может разрушить мир, мадхоша. Это была моя ошибка.

Нила, всё такая же спокойная, покачала головой.

— Я научилась за свою долгую жизнь контролировать всё, что могла. Когда что-то не в моих силах, я отпускаю его. Что сделано, то сделано. Проблемы Митики — это только митиканские проблемы, не наши. Ты думаешь, что боги смогут победить волшебницу?

Амара сжала кубок.

— Не знаю.

— А можешь ли ты помочь ей?

— Только сделать хуже. Лучше мне быть тут.

— Тогда пусть так и будет, — Нила налила себе ещё вина. — Ты должна знать, что король Гай Дамора мёртв.

— Что? — Амара на миг потеряла дар речи. — Мёртв? Как?!

— Стрела в сердце. Посреди речи о том, как он хотел победить тебя и вернуть своё драгоценное крошечное королевство.

Амара позволила этой невообразимой новости сотрясти её.

Гай был мёртв.

Её враг. Её муж. Человек, что женился на ней, чтобы занять место рядом с её отцом. Человек, которого она считала достоянием, пока он не предал её при первой же возможнсти.

Она знала, что должна быть довольна. Если б она не боялась гнева Люции, она бы сама убила его.

Тем не менее, странно было, что такого безжалостного и могущественного человека, как Гай Дамора, могла убить простая стрела.

— Невероятно, — прошептала она.

— Я хорошо выбирала убийцу, дхоша, — промолвила Нила.

Амара оторвала взгляд от бокала, шокированная словами бабушки.

— Так это ты?!

Нила уверенно кивнула.

— Король Гай мог помешать тебе. Теперь ты вдова и можешь сочетаться браком с тем, с кем захочешь.

Амара покачала головой. Может быть, бабушка ожидала благодарности, а не удивления, но всё же…

Неужели она сделала такой выбор?

Гай был проблемой, но, как и всё, что она оставила, мог дождаться коронации, когда её сила станет абсолютной и непоколебимой.

— Да, ты права в том, что сделала это, — наконец-то сказала Амара, — но мне бы хотелось, чтобы ты советовалась со мной.

— Результат бы не изменился, а мы бы потеряли время. А некоторые проблемы необходимо решать быстро.

Амара встала и сделала несколько шатких шагов, крепко сжимая трость.

— Мне любопытно, кто именно из моих людей отправлял тебе сообщения с такими подробностями.

Улыбка коснулась губ Нилы.

— Тот, кто скоро придёт с особым даром, что я приготовила для тебя.

— Интригует. А ты не хочешь поделиться?

— Нет. Но полагаю, что этот подарок многие годы будет полезен для нас обеих. Больше не скажу, я хочу, чтобы это было для нас сюрпризом.

Амара заставила себя расслабиться. Вопреки известию об убийстве Гая, она знала, что должна быть благодарна бабушке за её ум, за умение предвидеть и решимость, а не задавать глупые вопросы.

— Джевел прекрасен и спокоен, — произнесла Амара, когда между ними воцарилось мирное молчание. Она обходила свой сад, касаясь любимых камней, и вспоминала о том, где прятала аквамариновую сферу, пока та принадлежала ей.

— Да, — согласилась Нила. — Большинство повстанцев казнили сразу же после того, как арестовали, но во дворце находится их лидер, что ждёт казни. Поскольку прежде он был тут слугой, мне показалось, что было бы прекрасно совместить его смерть с коронацией. Это будет очень символично, — она скинула подбородок. — Символ того, что мы выживем, вопреки всем угрозам законной власти…

Амара подняла нагретый солнцем обсидиан, осматривая отражающие солнце чёрные края.

— Ты говоришь, слуга? Я его знаю?

— О, да. Это Миках Касро.

Амара крепко сжала камень.

Миках был при дворе ещё с её детства… Их детства.

— Миках Касро — лидер революции? — повторила она, уверенная, что ошиблась.

Нила кивнула.

— По крайней мере, местной её части. Он устроил в тюрьме бунт, за которым последовала смерть двухсот стражников после твоего отъезда в Митику, — она скривилась от отвращения. — А после этого он покушался на мою жизнь, но потерпел неудачу.

— Я счастлива, что ему не удалось.

— Я тоже.

— Я хочу поговорить с ним, — Амара даже не поняла, о чём просила.

Нила вскинула брови.

— Зачем?

Амара попыталась продумать. Посетить узника, что хотел скинуть её правительство, это смешно.

— Я помню Микаха верным, добрым и честным… Я считала его таким и не понимаю его действий.

И он ей нравился — ей хотелось добавить это, но она не решилась.

В Митике было столько обманчивых людей, что воровали её жизнь, гордые глупцы.

Бабушка нахмурилась, с любопытством глядя на неё.

— Полагаю, это можно устроить, если ты настаиваешь.

Амара нуждалась в этом. Хотела поговорить с Микахом и понять, зачем он попытался восстать и уничтожить семейство Кортас, теперь, когда её ненавистный отец и все, кроме одного мужчины-наследника, умерли.

Амара взглянула на бабушку.

— Да, я настаиваю.

Амара уже угрожала стражнику в Пелсии, когда тот внезапно встал на сторону господина Курта, что превратит его камеру в комнату забвения. Микаха Касро закрыли в такой комнате в Изумрудном копье — и он провёл там несколько недель.

Амара с трудом опиралась о свою трость, когда вошла в комнату без окон, окружённая стражей, и увидела, что руки и ноги Микаха были закованы в кандалы. Он был в одних только оборванных чёрных штанах, на его лице теперь красовалась недельная борода.

На груди и на руках оказались глубокие порезы, левый глаз заплыл после удара. Длинные чёрные волосы были жирными, он сам казался измождённым…

Но его глаза…

Глаза Микаха горели, словно угли. Он был всего на пару лет старше Амары, но во взгляде его чувствовалась мудрость и бездонная сила, вопреки тому, что он пережил.

— Она вернулась, — голос Микаха был просто низким рычанием, — и благословила меня своим сиятельственным присутствием.

Он был так похож на Феликса, что она содрогнулась.

— Говори с императрицей с уважением! — приказал один из стражников.

— Всё в порядке, — сказала Амара. — Миках может говорить со мною, как пожелает. Я достаточно сильна для того, чтобы пообщаться со своим старым другом.

— Старым другом… — Миках тио фыркнул. — Весело… Когда-то я полагал возможной дружбу принцессы и простого слуги. Ты была ко мне добрей своего отца. Добрей своих братьев. Да я праздновал то, что ты их убила!

Амара сжала губы.

— Ты что, полагаешь, что это всё ещё секрет? — Миках изогнул тёмную бровь.

— Это ядовитая ложь.

— Ты убийца, как и твой отец, и однажды за всё ответишь.

Прежде чем Амара произнесла хотя бы слово, стражник ударил Микаха в лицо. Тот упал на спину, закашлялся и захрипел.

— Говори с императрицей, как подобает, или я отрежу тебе язык! — прорычал страж.

Амара бросила на него взгляд.

— Оставьте нас.

— Он был неуважителен к вам.

— Да. Но я не просила этого. Оставьте меня с Микахом наедине. Это приказ.

Стража подчинилась крайне неохотно. Когда они ушли и запели за собою дверь, Амара вновь повернулась к Микаху. Тот сидел, тонкими руками пряча израненные рёбра.

— Ты прав, — кивнула она. — Я убила отца и братьев. Убила, потому что они стояли на пути столь желанного для нас прогресса.

— Сомневаюсь, — отозвался он.

Она привыкла, что слуги не задавали вопросы, но он всегда любил спорить. Она много лет этого ждала — и временами наслаждалась их перебранками.

— Я думала, что понравлюсь тебе, — промолвила она, а потом пожалела, поняв, как это звучало. — Я буду хорошей императрицей, лучше отца. Я выше ставлю подданных.

— Твой отец был жесток, полон ненависти, эгоизма и тщеславия, завоёвывал для развлечения.

— Я не такая.

Миках рассмеялся, гулко и зло.

— Кого ты убеждаешь, меня или себя? Какой простой вопрос… Ты пойдёшь по стопам отца и будешь завоёвывать то, что не принадлежит Крешии?

Она нахмурилась.

— Разумеется. Однажды Крешии будет принадлежать весь мир. Мы будем едины, а моё слово — непреложным.

Миках покачал головой.

— Нет нужды править всем миром. Обладать всем оружием, всеми сокровищами, всей магией. Свобода — единственное важное. Свобода и богатства, и бедности. Свобода выбора, свобода пути, без единого правителя, указывающего что делать, а что нет. Вот за что я сражаюсь.

Амара не понимала. Мир, предложенный им, напоминал хаос.

— Слабость отличается от силы, — осторожно начала она. — Слабые погибают, сильные — выживают, правят, выбирают. Я буду хорошим лидером. Люди будут любить меня.

— А если нет? — возразил он. — Если попытаются изменить то, к чему их принуждают, ты убьёшь их? — Амара неуверенно переступила с ноги на ногу, и Миках изогнул брови. — Подумай об этом перед своей коронацией. Это важно.

Амара попыталась проглотить комок в горле. Ей нужно было отбить его нападение, притвориться, что она так не думает.

— Позволь мне спросить, Миках… Если б ты сумел осадить дворец, если б убил мою бабушку, а потом столкнулся со мной — что б ты сделал? Дал бы мне жить?

Его взгляд горел осознанием и ненавистью, и она не могла отрицать его слова.

— Нет. Я убил бы тебя.

Амара застыла от его глупого признания, удивляясь, что он не стал лгать.

— Тогда ты не лучше меня.

— А разве я утверждал это? Но ты слишком опасна, ты пьяна от своей силы. А сила — как ковёр под ногами. Её легко выдернуть.

— Ты не прав, — покачала головой она.

— Будь осторожна с бабушкой, принцесса. Она держит этот ковёр. Всегда держала.

— О чём речь?

— Здесь всё в её руках. Ты думаешь, что так умна, потому что столько добилась. Но не сомневайся, что всё, и твоя коронация — это её план, а не твой.

Сердце Амары болезненно колотилось в груди.

— Как ты смеешь так говорить о моей бабушке! Она единственная, кто верил в меня!

— Твоя бабушка верит только в твою жажду власти.

Ошибка — вернуться. Чего она ждала? Извинений от тех, кого любила и кому доверяла? Что Миках поклонится и попросит прощения?

Миках полагал, она не достойна императорского звания. Что она такая же, как отец.

Он не прав.

— В следующий раз мы увидимся на моей коронации, — равнодушно произнесла Амара, — где тебя публично казнят за твои преступления. И все присутствующие будут свидетелями того, что происходит с теми, кто выступает против будущего Крешии. Твоя кровь станет началом истинной революции. Моей революции.