Лед
Мне стыдно за себя… потому что на самом деле я себя не стыжусь.
Чувак. Я в полном беспорядке. Клубок смятения, презрения, ненависти к себе… и желания.
А в центре всей этой суматохи? Камилла. В разгар вечеринки оскорблений я разозлился на нее. Чуть было не назвал лентяйкой, но вместо того, чтобы дать мне пощечину, она посмотрела на меня такими глазами. Этими сияющими золотистыми глазами. Внезапно все, о чем я мог думать… все, что меня волновало… это то, что она была воплощением секса. Барби в стиле панк-рока, жаждущая чего-то грубого и грязного.
Я выпил лишних несколько рюмок, вот и все. Водка превращает самых преданных парней в шлюх.
Но разве это имеет значение? Я больше не предан Кэт. А она точно не предана мне.
После того как мы с парнями отвезли девочек — Али в штаб охотников, а Камиллу в мою квартиру, — мы забрали Бронкса, Джастина и Ривера, которые все еще находились в городе, чтобы помочь в обучении новобранцев. Новобранцев, которых я никогда не встречал и не проверял, чтобы убедиться в их силах.
Плохой Лед. Плохой.
Но теперь все изменится.
Мы возвращаемся в «Сердца» и занимаем свою кабинку в VIP-зале. Солнце уже встало, а это значит, что наступило нерабочее время, все посетители и сотрудники ушли… а это означает самообслуживание.
— Почему мне все говорят о том, что нужно ударить Льда по лицу? — спрашивает Ривер.
— Ударить и простить всегда было для нас образом жизни, — объясняет Коул. — Но мы не стали это делать со Льдом. Мы давным-давно простили его за глупость, и ему даже не пришлось просить.
Ривер пристально на меня смотрит.
— У тебя какие-то проблемы? — спрашиваю я.
Он проводит языком по зубам, но молчит.
Неважно. Я поворачиваюсь к Гэвину.
— Жаклин — хорошая девушка. Так почему ты до сих пор не посвятил себя ей? — когда он — одинокий парень — обнял Камиллу на танцполе, мне захотелось вцепиться в него и разозлиться. Я до сих пор не могу объяснить свою реакцию. Она мне не нравится в романтическом смысле.
Но вот что удивительно. Я думаю, она начинает нравиться мне и в других отношениях. Ее навыки боя. Остроумие. Решительность. То, как она рвется вперед, никогда не пытаясь обойти трудную проблему или притвориться, что ее не существует. Грусть, которую она скрывает в себе и которую не может скрыть, вызывает у парня желание сделать все, что угодно, лишь бы заставить ее улыбнуться.
Черт, возможно, я даже стал немного собственником, видя в ней свою тень.
— Чувак, — говорит Гэвин. — Мы что, теперь сплетничаем, как старшеклассницы?
— Да, — говорит Бронкс.
— Очень жаль. Я с Жаклин неподходящая тема для разговора.
Джастин толкает его в плечо.
Гэвин хмурится.
— Какого черта это было?
— Каждый раз, когда упоминается имя моей сестры, у меня возникает желание причинить тебе боль.
Гэвин закатывает глаза.
— Отлично. Хочешь подробностей — получай. Сейчас она делает вид, что я ей не интересен.
— Может, она и не заинтересована, — язвит Джастин. — Никогда не думал об этом?
— Ты же видел мое лицо, верно? — Гэвин с гордостью похлопывает себя по щекам. — Всем интересно. Включая вас, ребята. Не пытайся это отрицать. В любом случае. Она посвятит себя мне, если и когда я решу, что готов остепениться.
— Чувак, — говорю я, подражая ему, — я надеюсь, что появится какой-нибудь парень, сразит ее наповал, и она оставит тебя в пыли.
Под его глазом дергается мышца, но голос Гэвина остается спокойным, когда он говорит:
— Ты действительно хочешь, чтобы она страдала? Жестокий, Лед. Жестокий. Кстати, я передумал насчет терапии. — он перегибается через стол и бьет кулаком мне в рот.
Удар причиняет адскую боль и отбрасывает мою голову в сторону. Я улыбаюсь ему, зная, что на моих зубах кровь.
— А ты? — я подталкиваю Коула, прежде чем вытереть рот. — Вы с Али уже обручились?
— Официально нет. Я все еще пытаюсь спланировать предложение.
— Полагаю, что-то, от чего у нее расплавятся трусики.
— Я предлагаю повесить плакат с надписью «Убивай нежить вместе со мной вечно», — говорит Ривер.
Коул отмахивается.
— Даже без кольца она моя. Я достаточно умен, чтобы вывести себя из игры до того, как другая команда украдет мои яйца и отправится домой.
Гэвин снова сжимает кулак.
— Ты тоже хочешь немного пообщаться с доктором?
— Давай, — с удовольствием говорит Коул.
— Эм, мне п-подойти попозже? — спрашивает тихий женский голос. — Звонила мисс Анхк и попросила меня позаботиться о вас, ребята, пока вы здесь, но я могу уйти. Хотите, чтобы я ушла?
Официантка в нерабочее время. Мило.
— Мы ограничимся напитками, или ты можешь немного поколдовать на кухне? — спрашивает Ривер.
— М-могу п-поколдовать, — заикаясь, произносит она.
— Тогда мы хотим, чтобы ты осталась.
Мы делаем заказ, и она убегает.
С тех пор, как достиг половой зрелости, я заметил, что охотники всегда вызывают у противоположного пола одну из двух реакций. Мы либо пугаем их, либо заводим. Я годами пугал Кэт. Вот почему она отказывала мне снова и снова, прежде чем, наконец, согласилась. И даже после того, как мы начали встречаться, когда она доверила мне свою жизнь, ей все еще было трудно принять, кто я такой.
Такие девушки, как Али и Камилла, встречаются редко. Они видят нас такими, какие мы есть — жестокими, когда того требует ситуация, готовыми переступить любую черту, чтобы сделать необходимое, — и все равно остаются с нами. Черт возьми, они помогают нам переступать эти границы.
Я скрежещу зубами, когда понимаю, что отнес Камиллу к той же категории, что и Али. Это Лав и Жаклин похожи на Али, а не Камилла.
Теперь она мне нравится больше, да, но я все еще не доверяю ей.
— Что случилось с твоей сестрой? — спрашиваю я у Ривера и ненавижу себя за то, что задаю этот вопрос. Я уклоняюсь от темы? Черт, нет.
Он поднимает подбородок так же, как Камилла, и я впервые замечаю, как они похожи друг на друга. Те же бледные волосы с темными бровями. Те же золотистые глаза. Та же безупречная загорелая кожа, украшенная множеством черно-белых татуировок. Только из-за него не напрягается ширинка моих джинсов, так что я могу его терпеть.
— У меня нет сестры, помнишь?
Точно. Вся эта история с «отречься от нее за предательство команды».
— И что ты имеешь в виду, говоря, что с ней случилось? — огрызается он. — Почему тебя это вообще волнует?
— У Али было видение. — Коул откинулся назад, закинув руки на край кабинки. — Ее первое одиночное видение. В нем Камилла не дает какой-то женщине выстрелить в Льда, спасая ему жизнь
— Вот почему они тусуются вместе. Очень много, — услужливо произносит Гэвин.
Ривер барабанит пальцами по столу и смотрит на меня.
— Как она остановит стрелка? Что с ней будет потом? Что именно Гэвин подразумевает под «тусовкой»? И откуда ты знаешь, что видение сбудется? Те, что были у Али с другими людьми, подтвердились. Но одиночное? Нет. То, что оно пришло к ней по-другому, должно означать, что оно тоже другое. Возможно, даже поддается изменению.
Я ругаю себя за то, что не задал эти вопросы. В свое оправдание скажу, что был слишком поглощен ненавистью к Камилле и любовью к Кэт, чтобы беспокоиться об этом.
— Коул. Ответь мужчине.
— Ты прав, — говорит Коул. — Это разные вещи. Впервые Али увидела две версии одного и того же видения. В первой, без Камиллы, Лед умирает. Во втором, с Камиллой, Лед остается в живых. Что касается того, как это произойдет, то я знаю только то, что рассказал тебе. Женщина направляет на Льда пистолет, и Камилла не дает ей выстрелить в него. Как? Не знаю. Али говорит, что у Камиллы и женщины нет общего видения. — он одаривает меня улыбкой, означающей «извини, чувак». — А теперь, если ты хочешь узнать все подробности о том, как Лед и Камилла общаются, у тебя есть мое разрешение на допрос Льда.
— Ничего не случилось, — говорю я без обиняков. Потому что это правда. — И не волнуйся. Ничего не случится. — возможно, теперь мой голос звучим не так уверенно… а Ривер оскаливается.
Подходит официантка с нашими блюдами, и над столом поднимается аромат различных специй. Я теряю интерес к разговору. Как и все остальные. Мы поглощаем наши гамбургеры, как дикари, какими и являемся.
После этого мы еще немного болтаем, прежде чем решаем разойтись по домам.
— Оставайся на связи, — говорит Коул, когда я сажусь за руль своего грузовика. Водка уже давно выветрилась, и я готов ехать. — Я серьезно.
— Я приду к тебе завтра. Осмотрим новое место.
— Хорошо. Если ты этого не сделаешь, я тебя выслежу. — он проводит костяшками пальцев по моей голове, а затем направляется к своему джипу.
Я странно взволнован тем, что увижу Камиллу, и еду быстрее, чем следовало бы. Я просто хочу проверить ее, убедиться, что с ней все в порядке. Потому что я хороший парень. Возможно, самый хороший на свете.
Оказавшись на месте, я замедляюсь и тихонько захожу внутрь, не желая будить ее, если она спит. Я знаю, как мало она спит на самом деле. Когда я закрываю дверь, петли скрипят. Проклятье.
Из-за угла появляется тень, и в следующее мгновение я понимаю, что меня повалили на пол. Свет выключен, но я везде узнаю запах Камиллы — розы, орехи пекан и мускус моего шампуня, — когда она прижимает меня к полу.
— Это я, — говорю я ей, расслабляясь.
— Я знаю. — она замахивается и бьет в мою и без того больную челюсть. — Хочешь терапии — готовься. Это еще не все.
Она меня раскусила. Она, черт возьми, меня раскусила.
Я хватаю ее за талию и переворачиваю на спину, наши нижние части тела невольно соприкасаются. Стиснув зубы, я поднимаюсь на колени. Наши взгляды встречаются… и вскоре напряжение, которое я испытывал в клубе, возвращается, сгущая атмосферу.
Ее светлые волосы рассыпаются по плечам. Ее губы приоткрыты, словно умоляют о поцелуе. Моем поцелуе.
— Отстань от меня, — говорит она без всякого раздражения.
«Или оставайся на месте…»
Нет. Черт возьми, нет. Я вскакиваю на ноги и смотрю куда угодно, только не на нее.
— Как я погляжу, тебе стало лучше. Это хорошо. Очень хорошо. Теперь давай немного поспим.
— Поспим? Уже почти полдень.
— Спасибо за новости. — я вхожу в свою комнату. В кои-то веки не заморачиваюсь с замком.
Остаток дня я сплю. Это большая ошибка. К наступлению ночи я просыпаюсь. Смотрю в потолок до самого рассвета, и, наконец, встаю, чтобы принять душ и одеться. Мой план на день? Избегать Камиллу. Нам бы не помешало провести некоторое время порознь. Но она лежит, растянувшись перед дверью, вся в поту и ворочается с боку на бок. У нее все руки в царапинах.
Я сокращаю расстояние… или пытаюсь это сделать. Маленькая ведьма установила на моем пути проволоку. Не заметив этого, я, выругавшись, падаю вперед, приземляясь с грохотом.
Она вскакивает на ноги с пистолетом 22-го калибра.
— Осторожно, — говорю я. — Это всего лишь я.
— Я знаю это… теперь. — она тяжело дышит, опуская оружие. — Что ты делаешь?
— Ухожу. — я медленно встаю, не желая пугать ее еще больше.
— Просто позволь мне…
— Нет. Я ухожу. А ты остаешься. — я подхватываю ее за талию, не испытывая особого отвращения к тому, как она поддается моим рукам, и несу к дивану, где бесцеремонно бросаю. — Я серьезно. Оставайся здесь. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы выходить на улицу.
Не говоря больше ни слова, я выхожу на улицу. Солнце уже поднимается, а небо постепенно окрашивается в яркие розовые и фиолетовые цвета, которые я не могу заставить себя ненавидеть сегодня.
Как грубо заметила Камилла, я жив. Почему бы не вести себя соответствующе? Почему бы не насладиться тем временем, что у меня осталось?
Я забираюсь в свой грузовик, а она запрыгивает с другой стороны. Я хватаюсь за руль, пока она пристегивается.
— Камилла…
— Побереги дыхание. — она роется в рюкзаке, который взяла с собой, и вскоре достает зубную щетку, маленькую бутылочку с водой и тюбик зубной пасты. Когда она понимает, что я смотрю на нее, она хмурится. — Моя сумка. Чтобы ты знал, я готова ко всему и в любое время.
Замечательно.
— Тебе нужно отдохнуть от меня. Мне нужно отдохнуть от тебя.
— Очень жаль, — говорит она. — Лучше тебе отдохнуть и остаться в живых, чем отдохнуть нам обоим и умереть.
Я пытаюсь снова.
— Камилла…
— Кроме того, — вмешивается она, — у меня проблема, и ты единственный, с кем я могу поговорить, так что независимо от того, решишь ты мне помочь или нет, притворись, что слушаешь. — она смотрит в окно, словно ожидая моего отказа.
Я вставляю ключ в замок зажигания, завожу двигатель.
— Если ты собираешься попросить у меня особого дружеского совета…
— Вряд ли. Я же не уходила тайком из квартиры, чтобы перепихнуться с кем-то.
— Приятно слышать. — я расслабляюсь на своем сиденье, только потом осознавая, как сильно напрягся, и выезжаю с парковки.
— И чтобы ты знал, я никогда не ложилась в постель с кем-то, думая, что это одноразовый перепихон, или что социальный пакет не предусматривает никаких льгот. Просто так все сложилось
— Итак… ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, как зацепить парня надолго?
— Да. Нет. Я хочу обсудить свои ночные кошмары.
Хорошо. С этим я могу справиться.
— Продолжай.
Она делает глубокий вдох.
— Каждую ночь мне снятся кроваво-красные языки пламени. Пламени, которое я зову танатос.
Звучит не так уж плохо. Я не упоминаю, что действительно видел пламя.
— Сначала Динамис, греческое слово, означающее силу, а теперь танатос, означающее смерть. Кто-то в этой машине в душе ботаник. Подсказка — это не я.
— Ты знаешь значение этих слов. Ты — ботаник.
— Я знаю значение этих слов, потому что играю в видеоигры, а это значит, что я получаю пропуск. Держу пари, ты действительно изучала греческий.
— Я была отличницей и гордилась этим. Или была бы ей, если бы ходила на занятия.
— И ботаник, и сексуальный бунтарь. Девушка с соседнего двора и байкерша.
— Ты только что назвал меня… сексуальной?
Я поджимаю губы.
— Расскажи мне еще о своих кошмарах.
— Ну, пламя… оно как бы убивает меня.
Она умрет?
— Как бы? — огрызаюсь я.
— Определенно да.
Кошмары — это не видения, напоминаю я себе, и даже не предчувствия.
— Ты должна была сказать мне, когда это случилось в первый раз.
— Почему? Чтобы ты издевался надо мной?
Я это заслужил.
— Когда начались кошмары?
— В ту ночь, когда в меня вонзили дротик.
— Значит, причина, скорее всего, в токсине. Противоядие помогло?
— Не очень.
По крайней мере, в остальном с ней все в порядке.
— Возможно, нужно дать тебе дозу посильнее. — я протягиваю руку, нажимая на крышку бардачка. Крышка открывается, и я вижу запас шприцев, которые Рив доставила на следующий день после моего свидания за завтраком с Райной. На всякий случай. — Возьми два. Кроме того, мы попросим Рив провести какое-то исследование твоего сна. — пока анализы крови не дали никаких новых ответов.
— Ладно. Спасибо. — Камилла втыкает иглы в бедро, одну за другой, и снова не вздрагивает и не ахает. Как будто боль незначительна, или она совершенно нечувствительна к ней. Возможно, так оно и есть.
Что пережила девушка за эти годы?
Мы молчим, пока я еду в ближайшую кофейню, где включаю свой ноутбук, чтобы сделать кое-какую домашку. Пока я пишу свои мысли о «Трагедии Макбета»… жажда власти всегда убьет тебя… я не обращаю внимания на Камиллу. Или притворяюсь. В какой-то момент я заказываю кофе, а она просит стакан воды. Когда я заказываю сэндвич, она спрашивает официантку о самом дешевом блюде в меню — мини-сахарном печенье. Это не питательный завтрак. Да и вообще. Это также не моя проблема.
Камилла вдруг протягивает руку и хватает меня за плечо, тряся.
— Пойдем. Сейчас же.
— Я еще не закончил.
— Мне все равно. — она поднимает ноутбук, сохраняет мою работу и выключает его. — Пожалуйста, Лед.
Пожалуйста? Камилла Маркс просила? Я возвращаю свою собственность, намереваясь высказать язвительное замечание, но паника, отразившаяся на ее лице, останавливает меня. Я никогда не видел ее такой.
— Что с тобой?
— Я хочу уйти. — она берет меня за руку, но тут же отпускает, как будто я ее чем-то обжег. Камилла отходит от меня, бормоча: Я буду снаружи.
— Так, так… — знакомый мужской голос перекрывает тихую болтовню в кофейне. — Наконец-то предательница вышла из укрытия.
К нам подходят три члена команды Ривера. С каждым из них я когда-то общался, но по-настоящему знаю только того, кто стоит посередине. Ченс. Или Шрамы на костяшках, как называет его Али. У него есть что-то с Маккензи Лав.
Я встаю и стучусь с ним кулаком.
Он переводит взгляд с меня на Камиллу, потом обратно.
— Что случилось?
— Ничего особенного. А у тебя?
— То же самое.
Камилла поправляет сумку на плече, прежде чем засунуть руки в карманы.
— Надеюсь, мы больше никогда не встретимся, Лед… так тебя зовут, верно? — она пытается выйти из кафе.
Парень справа от Ченса встает на ее пути.
— Куда это ты собралась? Обратно в «Аниму»?
Я проглатываю ответную реплику, гадая, как она справится с ситуацией.
— «Анима» уничтожена. — она вздергивает подбородок. — Тебя ждет та же участь, если ты не уберешься с моего пути.
Он скрещивает руки на груди.
— Я уже дрожу, принцесса.
Не колеблясь, она бьет его в нос раз, другой, и когда он падает, воя от боли и истекая кровью, она говорит:
— Ой. Моя рука соскользнула.
Я борюсь с улыбкой.
— Оба раза?
— Воздух скользкий. — Камилла обходит Сломанный нос.
Другой парень помогает своему другу встать.
— Сука.
Камилла расправляет плечи, прежде чем уйти, давая понять, что услышала оскорбление. Я также знаю, что она ушла, притворившись, что столкнулась со мной случайно, потому что надеялась избавить меня от оскорблений за то, что я с ней общаюсь, и от этого у меня ноет в груди.
— Мы только что от Коула, — говорит Ченс, продолжая разговор, как будто между ними с Камиллой не было ссоры. — Мы были удивлены, что тебя там не было.
— Я как раз туда направляюсь. Увидимся. — я врезаюсь в парня, который назвал Камиллу сукой, сбиваю его с ног, прежде чем поспешить за своей девушкой… нет, нет. Не за моей девушкой. Моей… я не знаю, кто она. Я знаю только, что предпочел бы быть с ней, а не с теми придурками, которые только что причинили ей боль.