Милла
Открыв глаза, первого я вижу Льда. Его лицо нависает прямо над моим. Меня накрывает волна жара, окутывая его ароматом. Его сердцебиение отдается в моей голове.
Мы на улице, вокруг ночь. Он идет… несет меня на руках. Я улыбаюсь… пока меня не захлестывают воспоминания. Нам только что надрали задницы. На серебряном блюдечке. Со свиными шкварками. Кто это сделал? Зомби, которых мы однажды уже убили.
Но как?
У меня хорошая память на лица и одежду. Даже на лица и одежду нежити. Люди, которых я встречаю, становятся фотографиями в моем сознании… может, это черта охотника, а может, и нет. Сегодня ночью я вытащила фотографии с последней битвы. Винтажный костюм с пятнами на галстуке. Футболка с надписью «Я вроде как важная персона» на груди. Фиолетовые спортивные штаны.
Мы уничтожили этих зомби месяц назад, а теперь они вернулись? «Невозможно».
Это даже не самое худшее.
Когда меня укусили, красное пламя смешалось со свежей порцией токсина, и я почувствовала присутствие каждого охотника поблизости и даже нескольких за пределами кладбища. Все остальное потеряло значение, кроме голода, с которым невозможно бороться.
Я хотела есть. Насытиться.
— Я очнулась, — шепчу я, изо всех сил стараясь скрыть свой ужас.
— Как ты себя чувствуешь? — Лед ставит меня на ноги.
Мы у входа на кладбище, где стоит разбитый фургон и нас ждет грузовик Льда.
— Мне больно, но я рада, что жива.
Наши тела лежат вокруг машины, и один за другим они приходят в себя.
Джастин приезжает на новом фургоне, и мы забираемся внутрь. Все, кроме Льда.
— Куда… — начинаю я.
— Я останусь, чтобы помочь Риверу, — говорит он.
— Я тоже останусь, — говорю я. Не хочу с ним расставаться. Он ранен.
— Ты не видела себя. — он слегка улыбается мне, протягивает руку и сжимает ее. — Тебе нужна медицинская помощь.
— Но… — но он уже уходит. — Тебе тоже, — неуверенно заявляю я.
Джастин доставляет нас в особняк, где новобранцы помогают добраться до бывшей гостиницы на нижнем этаже, превращенную в импровизированную больницу. Один из новобранцев учится в медицинском университете, другой — в школе медсестер, и Вебер отдает им приказы. Нас осматривают по очереди, сначала тех, кто в худшем состоянии.
Как только Гэвину и Али оказывают медицинскую помощь, Вебер сосредотачивается на мне. Меня перевязывают и, считают, что я «иду на поправку», но я не могу успокоиться, пока Лед не входит в дверь.
Он осматривает комнату и его взгляд останавливается на мне. Мое сердце учащенно бьется, когда он приближается ко мне. Хоть мне и больно — из-за отказа от обезболивающих, чтобы не ослабнуть и не заснуть, — я встаю и подкатываю к нему каталку.
Лед садится, не возражая.
— Где Ривер?
— Как только мы соединили души с нашими телами, он уехал.
— Правильно сделал. Теперь не смей двигаться, — говорю я. — Я серьезно.
— Поверь. Я никуда не собираюсь уходить.
Я собираю дезинфицирующие средства, которые, как мне кажется, понадобятся. Как можно бережнее стираю кровь с его лица. Должно быть, у него в грузовике хранилась футболка, потому что на нем надета новая.
— Есть какие-нибудь раны, которых я не вижу? — по какой-то причине этот вопрос заставляет меня покраснеть. Я никогда не краснею.
— У меня под футболкой есть несколько штук. — он не двигается, просто сидит, не сводя с меня пристального взгляда, такого пристального, что кажется, будто Лед видит меня на сквозь.
Я сглатываю.
— И чего ты ждешь? Снимай ее.
— Ну, раз ты настаиваешь. — он берет футболку за воротник и стягивает ее через голову.
У меня что, язык высунулся? Слюни потекли?
Моему взгляду открывается мускулистое тело. А его татуировки! Господи. Я молю о пощаде. В центре его груди изображено человеческое сердце, пронзенное снизу множеством кинжалов.
На рукоятке каждого — имя. Бутс. Даки. Анкх. Трина. Хаун. Круз. Уиллоу. Розы растут из верхушки сердца, стебли извиваются и переплетаются до самых плеч, где распускаются бутоны. Между колючей листвой стелется туман, в центре которого расположено имя — Котенок.
Я очищаю его от грязи, пота, слизи зомби и крови, и мой румянец разгорается на несколько тысяч градусов. Дрожа, обращаю внимание на его руки, гораздо более безопасную область, и татуировки на запястьях. На руках свежие следы от укусов З, грубые и кровоточащие, и я смазываю каждый мазью, прежде чем наложить повязку.
Я подхожу к нему сзади, чтобы закончить, и мне приходится подавить стон. В центре его спины выгравированы руки. Они соединены вместе, а вокруг них написана молитва. Некоторые слова покрыты шрамами — «имя», «царство», «избавление» — и поэтому они выделяются, словно живые, наделенные силой.
— У тебя хорошо получается. — его голос напряжен… Я не уверена, от чего именно. — Я имею в виду, игра в доктора.
— Знаю. Первую часть детства я провела в роли няньки. — Это я бы не сказала никому другому, но Лед знает о моем прошлом. Он его видел.
Мышцы между его плечами напрягаются.
— Вот кем бы ты была, если бы не была охотником? Медсестрой. Или, может, врачом?
— Врачом. Может быть.
— Планируешь поступать в колледж?
— Хотелось бы, но я едва закончила школу, у меня много пропусков. — и не то чтобы я могла позволить себе колледж, даже взяв кредиты. Кредиты надо возвращать. И вообще, кто возьмет на работу девушку, вечно покрытую синяками? — А ты?
— Я бы хотел стать детективом из отдела убийств. Для разнообразия расправляться с плохими людьми.
Восхитительно.
— С тобой на улицах будет безопаснее. — я беру чистую тряпку, окунаю ее в миску с мыльной водой, выжимаю и аккуратно протираю царапины вдоль его позвоночника.
— Ты же не собираешься говорить мне, что это слишком опасно? — в его голосе слышится неподдельное любопытство. — Может, мне стоит стать почтальоном или кем-то в этом роде?
— Я видела, как ты сражаешься с зомби, помнишь? Для тебя нет ничего слишком опасного. — но он слишком опасен для меня, в этом нет никаких сомнений. Сейчас я его практически глажу. — Что же. Кажется, ничего не сломано, а укусы уже начинают заживать. Ты полностью поправишься.
Я бросаю грязные тряпки в корзину для белья рядом с каталкой и передаю миску с грязной водой новобранцу с приказом вылить ее. Затем застываю на месте, не зная, что делать дальше. Я не хочу бросать Льда, но и ставить себя в неловкое положение тоже не хочу.
Он берет меня за запястье и притягивает ближе… еще ближе… пока я не оказываюсь между его ног. Я глупо моргаю, глядя на него, когда мое тело начинает снова дрожать.
— Позволь мне взглянуть на твои раны.
— В этом нет необходимости, они…
— Я не спрашивал. — Лед осторожно снимает повязку с моего лба, осматривая порез. Ну, ладно.
— Я ударилась о стекло, когда фургон разбился, — говорю я.
— Швы не накладывали.
— Рана поверхностная. Хотя шрам может остаться.
— Переживаешь насчет этого?
— Нет. Да. Может быть. Может, я отстригу челку.
— Зачем? Ты прекрасна такая, какая ты есть, — говорит он. — Со шрамом или без него.
У меня открывается рот. Я… понятия не имею, что ответить.
— Даже не думай обвинять меня во лжи. — его глаза горят, когда он изучает мои. — Я не лгу. Никогда. Мне это и не нужно, потому что меня не волнует, раню ли я чьи-то чувства. Правда есть правда, она всегда неизменна, и это лучше, чем ложь в любой день недели.
Черт. Моя влюбленность в него поднимается на новый уровень.
— Шрамы говорят за тебя, — добавляет он. — Говорят о том, что ты сильная и пережила то, что могло убить других. Для меня нет ничего сексуальнее силы.
— Согласна, — шепчу я. На все сто процентов. Мы охотники, и многие из нас теряли друзей, семью, дома. Иногда даже свой рассудок. Мы знаем, что слабые падают и никогда не поднимаются на ноги.
Мы не можем позволить себе быть слабыми.
О, черт. Я хочу броситься в его объятия. Вместо этого меняю тему… быстро.
— Ты не заметил ничего странного в зомби сегодня вечером?
— Странного… например?
— Они выглядели точно так же, как и последняя партия, с которой мы сражались.
— Полагаю, зомби-близнецы существую так же, как и люди-близнецы.
— Да, но все зомби были мне знакомы.
Он хмурится.
— Не заметил, но, с другой стороны, я парень. Обычно я замечаю только короткие юбки и прозрачные рубашки.
Я улыбаюсь, и его взгляд опускается к моим губам. То, как он смотрит на меня… Мое сердце бешено колотится в груди, а кровь закипает в жилах. Во мне просыпается осознание.
— Хорошо. — голос Коула разносится по комнате, пугая меня, и я отскакиваю от Льда, словно нас застукали. Я поворачиваюсь к нему спиной, не желая видеть, как его лицо потемнеет от отвращения, когда он вспомнит, кто я такая. — Нам нужно поговорить о том, что произошло сегодня вечером.
В комнате воцаряется тишина.
Коул останавливается в середине комнаты, чтобы быть в центре внимания всех присутствующих.
— Кто-нибудь смог использовать динамис?
— Нет.
— Не-а.
— У меня не получилось.
Ни одного положительного ответа.
— А как насчет твоих способностей? — спрашивает Коул.
— Я ничего не могла сделать, — говорит Али, и все кивают в знак согласия.
Я единственная, кто сохранил статус-кво. Жаль, что мой статус-кво — отстой.
— Кажется, от танатоса зомби становятся еще голоднее. Это меня удивило. Я не была к этому готова.
— Когда ты прикоснулась к брату, рана на его груди стала хуже, а не лучше. — Али наклоняет голову в задумчивости. — Свет — это очищение. Тьма — разрушение. Они противоположны.
Подождите, подождите, подождите. Я навредила Риверу? Мой желудок скручивается в комок и опускается к ногам.
— Скрыть, скрыть, скрыть, — говорит Али, ее глаза стекленеют, когда она вспоминает отрывок из дневника. — Загляни внутрь.
Внутрь чего? Себя? Но я делала это!
— У нас отобрали единственную защиту — да что там, единственное настоящее оружие… — Бронкс утыкается в подушку. — Мы думаем, что во всем виновата Тиффани. Давайте выясним, что она с нами сделала, и исправим это.
— Я допрошу ее, — объявляю я. — Я умею выбивать ответы. — и вот настало время.
Коул качает головой.
— Мой дом, а значит допрашивать буду я.
— Тиффани перерезала Милле горло. — Лед кладет руку мне на плечо и сжимает его. — Дай ей шанс.
Я все еще не поворачиваюсь к нему, хотя мне хочется посмотреть ему в глаза больше, чем сделать следующий вдох. Его поддержка — это… что же, это чудесно, восхитительно и совершенно неожиданно.
В комнату вбегает Ривер.
— Поддерживаю. — его светлые волосы торчат во все стороны. На его щеках и руках алые брызги, одежда порвана и перепачкана грязью, ботинки покрыты коркой грязи. — Ты еще не видел мою сестру в действии. Тебя ждет удивительное шоу.
— Это правда. — иногда девушке приходится настоять на своем. — Когда ты хороша, значит ты хороша во всем. Когда ты — это я, значит, ты лучше.
— Пусть попробует. — Али хлопает ресницами, глядя на Коула. — Пожалуйста, Коули Поули.
Я усмехаюсь. Коули Поули?
После минутного колебания Коули Поули сдержанно кивает.
— Ладно. Сделай это.
Меня охватывает облегчение.
— Я тебя не подведу. Даю слово.
Ривер выплескивает всю имеющуюся у него информацию о девушке. Чем больше я узнаю, тем лучше буду подготовлена.
— Я пойду с тобой, — говорит Лед. — Прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось.
Сначала он разговаривает и шутит со мной. Потом прикасается ко мне по собственной воле. Теперь беспокоится обо мне? Обо мне?
Неужели меня разыгрывают?
— Как несколькими часами ранее, — говорит Бронкс.
— Хорошо. — я снова краснею и выбегаю из комнаты, Лед следует за мной по пятам.
* * *
Тиффани заперта в клетке размером восемь на восемь в подвале. Нечто среднее между тюремной камерой и конурой для больших собак. Как это уместно. Она безоружна, к тому же истощена и слаба.
Я осматриваю ее новое жилище. Тусклое и темное, хотя и просторное. Очень мало мебели, только стол и несколько стульев, расставленных повсюду. Вдоль стены стоят другие клетки, но в настоящее время они пустуют.
Клетка Тиффани — единственная, где есть туалет, который находится под открытым небом. Камеры наблюдения установлены в каждом углу комнаты, что позволяет нам следить за ней из безопасного и комфортного помещения охраны, где расположены многочисленные мониторы.
Заметив нас, Тиффани отползает к задней стенке своей клетки. У нее спутанные желто-белые волосы, а взгляд дикий. Один карий, другой голубой. Часть макияжа смылась от пота, обнажив веснушки. Кровь запеклась у нее под раной на подбородке.
— Ты, — рычит она, увидев меня. Она напугана. Сердита. И она винит меня в своем затруднительном положении.
Я не отрываю от нее взгляда, когда говорю Льду:
— Выведи ее и посади на стул. — ключ к любому допросу — доверие. В тот момент, когда она поймет, что мне нечего терять, а ей есть что получить, она успокоится.
К моему удивлению, Лед без колебаний подчиняется и вытаскивает девочку из клетки.
— Осторожнее, — говорю я. Доброта имеет большое значение в подобной ситуации. — Пожалуйста… Дерзкий Лед.
Услышав свое прозвище, он бросает на меня косой взгляд. Я пожимаю плечами. Попробовать стоило. Он заставляет Тиффани сесть… и нет, Лед по-прежнему не осторожен. Пока я пододвигаю стул к ней, он встает позади нее, скрестив руки на груди. Когда Тиффани пытается встать, толкает ее обратно.
— Обычно, — говорю я, — я бы избила тебя молотком, прежде чем задать свои вопросы. Почему бы нам не пропустить эту часть и не перейти сразу к вопросам и ответам на них? Для одного дня я видела достаточно крови.
Она плюет в меня.
— Я ни хрена тебе не скажу.
Из-за разделяющего нас расстояния сгусток грязи приземляется на правую мою ногу. Я протягиваю руку.
— Салфетка, — говорю я Льду.
Он бросает мне свою футболку.
«Не смотри на его грудь».
Я вытираю слюну и встаю перед Тиффани. Она бросает на меня сердитый взгляд, но тут же отшатывается. Я наклоняюсь вперед. Она пытается оттолкнуть меня, пнуть, но я шлепаю ее по руке, отбиваю ее ногу и забираюсь к ней на колени, обхватывая ее тело своими бедрами.
Я хватаю ее за подбородок, заставляя повернуться ко мне лицом, и вытираю ей глаза мокрой от слюны футболкой Льда. Жутковатый ход, но в то же время нежный, надеюсь, сбивающий ее с толку.
— Какая смелость. И какая глупость. — я похлопываю ее по щеке, прежде чем вернуться на свое место. — Ты знала, что «Анима» однажды захватила в плен моего брата?
— Я не…
— Я отправилась его спасать и сама попала в ловушку. Меня окружили агенты, обезоружили и угрожали. Я не могла драться, поэтому решила обмануть. — я смеюсь, но в моем смехе нет ни капли юмора. — За свои усилия я была вынуждена наблюдать, как мою подругу… ту, которую убедила помочь мне… несколько раз ранили ножом в грудь.
Тиффани бледнеет. Лед замирает.
«Игнорируй его».
— Ты знаешь, что такое «Анима», Тиффани, дочь Ханны Рейнольдс? — я называю ее адрес, один из фактов, который предоставил мне Ривер, давая понять, что я легко могу подействовать на ее мать.
Она бледнеет.
— Это мультик? — язвительно отвечает она, но избегает встречаться со мной взглядом.
- «Анима», - говорю я, — это компания, ответственная за смерть многих моих друзей. Они ловили зомби и ставили на них эксперименты ради собственной выгоды, и они не щадили людей, которые попадались им на пути. Мужчины, женщины, молодые, старые. Это не имело значения. То, что ты сделала со мной — ввела мне токсин, — так поступил бы сотрудник «Анимы», но компания была уничтожена… что заставляет меня задуматься, почему ты это сделала.
— Ты мне не нравишься. Может быть, поэтому я и сделала это. — она осознает свою ошибку и хмурится. — Не то чтобы я что-то сделала.
Я холодно ей улыбаюсь.
— Ты будешь честна со мной или вернешься в клетку. Я обязательно выключу весь свет, когда буду уходить.
— Сука. — она пытается встать, но Лед снова толкает ее на стул. — Я не боюсь тебя, и я не боюсь темноты.
— Боишься… но ты не дала мне закончить. Ты действительно думаешь, что я бы посадила тебя обратно в клетку одну? О, милая, ты не очень хорошо меня знаешь. У моего брата есть ящик, полный зомби, которые только и ждут своей следующей порции.
Это правда, потому что у Ривера всегда где-то есть ящик, полный зомби.
Она облизывает свои сухие, потрескавшиеся губы.
— Я не знаю, что такое «Анима», и я ничего тебе не сделала. Ты совершила ошибку. Поймала не ту девушку.
— Ложь! — я бью кулаками по подлокотникам стула. — Я дам тебе еще один шанс, а потом перестану быть милой. Зачем ты перерезала мне горло? Что ты вколола мне на кладбище? Ты что-то сделала с другими охотниками, что-то, что лишило их способностей? Скажи мне.
Она сглатывает.
— Я расскажу тебе все. Но ты должна дать мне кое-что взамен.
Она не глупа. Понятно. Я медленно улыбаюсь.
— Для начала, я позволю тебе жить.
Она качает головой.
— И, — добавляю я, — с этого момента твои ответы будут вознаграждением за твои привилегии. Освещение… еда… кровать в твоем ящике. Одеяло. Вода для купания. Полотенца. Чистая одежда.
Она сердито смотрит на меня, но говорит:
— Я не знаю, что было в тех дротиках, которыми в тебя стреляла. Правда, не знаю. Они не предназначались для охотника.
Мой желудок скручивается.
— Свет останется включенным. А теперь. Для кого предназначались дротики?
Она сжимает губы.
Отлично.
— Сегодня ужина не будет. Как насчет кровати?
У нее перехватывает дыхание.
— Подожди. Я лучше поужинаю.
— Извини, но эта возможность упущена. Может быть, ты заслужишь свой завтрак. У тебя остался последний шанс заслужить кровать.
— Зомби, — выпаливает у нее. — Я должна была сделать инъекцию зомби.
У меня в горле встает комок.
— Зачем?
— Не знаю, — говорит она, топнув ногой. — Мне говорили, что делать, но никогда не говорили зачем.
В это я верю. Ее разочарование ощутимо.
— Хочешь завтрак? Расскажи мне, что ты сделала с другими охотниками.
— Я подмешала кое-что в их еду. Белый порошок. Без понятия, что это было.
Я тоже в это верю. Она недостаточно умна, чтобы организовать такое.
— Почему ты пыталась убить меня?
— Я не должна была никому причинять вреда, но ты видела меня на кладбище. Узнала меня и все испортила бы. Ты все равно все испортила, — с горечью добавляет она. — Я подумала, что, если избавлюсь от тебя, то смогу остаться здесь.
Я выгибаю бровь.
— Что именно я испортила?
— Пока я находилась в доме, мне платили за то, чтобы я сообщала обо всем, что узнавала. В тот момент, когда меня засекли, деньги перестали поступать на мой счет.
Итак. Я чуть не умерла, чтобы она могла получить чек.
— Кто тебе заплатил?
— А ты как думаешь? — улыбаясь, она произносит имя, словно это оружие. — Ребекка Смит.