Битва за сердцееда: Версальский фронт

Глава 15: Солнце, тени и жестокий дар

Тихий шелест карандаша по бумаге, теплые лучи на лице, мерный плеск фонтана — этот островок покоя казался почти нереальным после вчерашнего кошмара. Я сосредоточилась на линии, пытаясь уловить изгиб мраморной нимфы. Колетт, сидевшая рядом, мягко направляла мою руку: «Чуть выше, мадам… и легче, не давите». Мари тихо перебирала нитки для вышивания, подняв лицо к солнцу. Даже капитан де Ларю, стоявший чуть поодаль под сенью дуба, казался менее грозным, его поза была скорее задумчивой, чем бдительной. Дыхание стало глубже, ровнее. Камень на душе никуда не делся, но он хотя бы перестал резать так остро.

Идиллия длилась, наверное, полчаса. Пока не раздался тот самый, ненавистно знакомый смех — звонкий, нарочито веселый, режущий тишину. как стекло.

— Ах, вот где наша затворница спряталась!

Я вздрогнула, чуть не сломав карандаш. По аллее, окруженная своей пестрой свитой, как павлин перьями, шествовала мадам де Дюбарри. Шелк ее платья переливался всеми цветами радуги, драгоценности сверкали на солнце. Она шла прямо к нам, ее взгляд — смесь любопытства и едкой насмешки — был прикован ко мне.

— Мадам, — я встала, делая реверанс, сердце колотилось где-то в горле. Колетт и Мари замерли, как мыши перед удавом. Капитан де Ларю выпрямился, лицо мгновенно стало каменным.

Дюбарри остановилась в двух шагах, окидывая меня и наш импровизированный «салон» под открытым небом презрительным взглядом.

— Рисуете? Какое милое… безделье, — протянула она, играя веером. — И где же моя верная тень? Ах, да! Я забыла — это вы должны быть моей тенью сегодня, не так ли? Или вы решили, что один день прислуживания вам дает право на вольности?

Ее голос был сладок, но слова — остры, как бритвы. Свита хихикнула.

— Я… не знала, что мое присутствие в вашей свите требуется постоянно, мадам, — ответила я, стараясь держать голос ровным, глядя куда-то в район ее пышного декольте. — Мне не было сказано…

— Не было сказано?! — Дюбарри фальшиво ахнула, прикладывая руку к груди. — Милая моя, в Версале не нужно говорить такие вещи! Это само собой разумеется! Раз уж я удостоила вас чести быть при мне, вы должны быть здесь! — Она резко ткнула веером в сторону, где, видимо, находились ее покои. — Как гвоздик в стене! Понимаете?

Ее глаза сверкнули холодом. Воздух вокруг нее словно зарядился угрозой. Я чувствовала, как Колетт едва слышно всхлипнула за моей спиной.

— Но сегодня… — Дюбарри внезапно рассмеялась, легкий ветерок колыхнул ее перья. — Сегодня, пожалуй, я великодушна. Раз уж вы так увлечены своим… мазюканьем, — она презрительно кивнула на мой набросок, — наслаждайтесь. Мажьте себе на здоровье! — Она сделала пару шагов мимо, ее парфюм ударил мне в нос. — Но завтра… — Она обернулась, и ее улыбка стала ледяной. — Завтра я хочу видеть вас у себя ровно в девять. Как штык. И без опозданий. Уяснили?

Это был не вопрос. Это был приговор.

— Уяснила, мадам, — прошептала я, опуская голову.

— Прекрасно! — Она щебетала уже своим спутницам, удаляясь: — Ах, молодежь… вечно ищет, чем бы заняться вместо настоящего дела…

Они ушли, оставив после себя вихрь дорогих духов, звенящий смех и гнетущую тишину. Радость от рисования испарилась без следа. Я стояла, сжимая кулаки, чувствуя, как унижение и страх снова сковывают тело. «Как штык». Завтра снова ад. Снова стоять, слушать, выносить… Боже, как долго я выдержу?

— Мадам? — тихо позвала Колетт. Ее лицо было белым, как мел. — Может… может, пойдем обратно?

Я кивнула, не в силах говорить. Мы молча собрали принадлежности. Капитан де Ларю молча жестом показал направление. Его лицо было непроницаемо, но я заметила, как его взгляд сузился, следя за удаляющейся фигурой Дюбарри. Что-то в его позе говорило о напряжении.

Обратный путь по коридорам Версаля казался еще мрачнее обычного. Тени казались длиннее, шаги эхом отдавались в пустоте под грудной клеткой. Мы подошли к дверям моих покоев. Колетт, шедшая впереди, потянулась к ручке.

И вдруг она вскрикнула. Коротко, отрывисто, как от удара. Коробка с рисовальными принадлежностями грохнулась на пол, карандаши рассыпались веером.

— Что? Что случилось?! — я рванулась вперед.

Колетт стояла, прижав руку ко рту, ее глаза были огромными от ужаса. Она смотрела не в комнату, а на дверь.

Там, прибитая каким-то острым гвоздем прямо в центр резной дубовой панели, висела… она.

Небольшая, серая, с оскаленным оскалом и остекленевшими черными бусинками глаз. Дохлая крыса. Ее тщедушное тельце было неестественно вытянуто, хвост свисал, как грязная веревка. Кто-то даже умудрился повязать вокруг ее шеи крошечный, жутковатый бантик из траурной черной ленты.

Воздух перехватило. Мир на мгновение поплыл. Я услышала, как Колетт задохнулась и рухнула на колени, ее сдавленный стон разорвал тишину. Мари начала мелко-мелко дрожать.

— Мадам! Назад! — Резкая команда капитана де Ларю прозвучала как выстрел. Он шагнул вперед, заслонив нас своим телом, рука инстинктивно легла на эфес шпаги. Его лицо, обычно каменное, исказилось смесью гнева и брезгливости. Он внимательно, с профессиональной холодностью осмотрел «подарок», не прикасаясь. — Не трогать! Ансельм! — Его громкий окрик заставил вздрогнуть даже меня. — Немедленно сюда! И вызовите охрану!

Я стояла, прижавшись спиной к холодной стене коридора, не в силах отвести взгляд от этого жуткого трофея на своей двери. Тошнота подкатила к горлу. Холодный пот выступил на спине.

Предупреждение. Явное, жестокое, театрально-злобное предупреждение.

Но от кого?

Дюбарри? Месть за сегодняшнюю «вольность»? Заявление о том, что завтра будет хуже? Но она только что ушла… Успела ли ее служанка?

Кто-то из ее свиты? Ревнивая фаворитка, которой я вдруг стала «интересна»?

Лоррен? Напоминание о том, что я его добыча, и он может сделать со мной все, что захочет? Даже… это?

Или… сам Король? Жестокий намек на то, что я всего лишь крыса в его играх, и участь моя предрешена?

Капитан де Ларю отошел от двери, его лицо было мрачным. Он посмотрел на меня, на плачущую Колетт, на дрожащую Мари.

— Вам не следует здесь оставаться, мадам, — сказал он тихо, но твердо. — Пока это не убрано и не выяснено… Пойдемте в мою караульную. Это безопаснее.

Я кивнула, не в силах говорить. Безопаснее? Было ли теперь вообще безопасное место в Версале? Этот «дар» висел не просто на двери. Он висел у меня в глазах, в мозгу, отравляя последние остатки спокойствия. Рисование, солнечный свет, совет Ментенон — все это казалось теперь далеким, наивным сном. Реальность была здесь. В оскале дохлой крысы и черной ленте. Игра вступила в новую, куда более страшную фазу. И правила стали кровавыми.

Конец главы — не конец истории! Подпишитесь на меня, чтобы не пропустить продолжение. Ваша оценка звездочкой ⭐️ — сигнал мне, что книга интересна читателям. Спасибо за поддержку!