Благочестивая одержимость (ЛП)

Глава 15

Дождь лил как из ведра, когда я вместе с Сальваторе сидела, прислонившись головой к окну, за столиком в одном из кафе и наблюдала за стекающими по стеклу каплями. Я никогда не любила дождь, всегда предпочитая ему солнечную погоду, но в этот раз такая погода действовала на меня успокаивающе. Когда мы собирались на самолёт чтобы полететь в Калифорнию, я решила надеть белый топ, жёлтую юбку-макси и каблуки, потому что погода там чаще всего солнечная. Но когда мы приехали нас встретил внезапный ливень, и Сальваторе повёл меня за покупками. Теперь на мне были чёрные джинсы, чёрная водолазка, и чёрная спортивная куртка.

Сальваторе сидел напротив меня в чёрном пальто, надетом поверх костюма.

— Тут так мило, — сказала я с мечтательной улыбкой, оглядывая кафе.

Оно так напоминало мне бистро, которое мы с родителями любили посещать каждый раз, когда приезжали в Париж. Я помню официанта, который сказал моим родителям:

— Я благодарю вас за огромную услугу, которую вы оказали человечеству, создав такую красоту, — и указал на меня.

Папа всегда предупреждал меня о французских мужчинах и их вежливой манере вести беседу, и в тот день официант меня заставил меня покраснеть от смущения, а папа нахмурился, в отличие от мамы, которая засмеялась и поблагодарила официанта.

В кафе было пусто, несомненно, по вине Сальваторе. Тут было необычайно красиво и очень уютно, а вокруг витал запах кексов и кофе. На небольшой сцене играла какая-то камерная группа и их музыка вызвала у меня улыбку, когда они исполняли песню о поиске любви в Калифорнии, и какой-то девушке, похожей на русалку.

Мы сидели в уединённой кабинке, Сальваторе пил кофе, а я потягивала латте, наблюдая за дождём на улице. На столе стояла маленькая тарелка на которой лежали кекс, круассан и пирожное — я заказала всего понемногу, чтобы разделить на двоих.

— Ты здесь впервые? — не отрывая взгляд от окна, спросила я. Я боялась встретиться с ним взглядом, хотя и чувствовала, что он всё это время непрерывно смотрел на меня.

Мои руки сжимали тёплую чашку, пока я наблюдала за проходившими мимо людьми, некоторые прикрывались куртками, пытаясь спастись от проливного дождя, другие шли с зонтиками. Вдоль дороги было припарковано несколько тонированных «Discovery», принадлежавших Сальваторе. Его люди стояли у дверей, внутри, снаружи — в общем, мы были окружены его людьми со всех сторон. Я задавалась вопросом, всегда ли он жил, круглосуточно окружённый охраной? Каждый раз, куда он куда-то ходил, помещение заранее уже было очищено от людей и подготовлено к его приходу — не надоело ли ему так жить?

Но, как обычно, я не стала задавать ему этих вопросов, решив оставить их на потом.

— Да. Я редко хожу в кафе, — ответил он мне, а я, наконец, повернулась к нему лицом.

— Оу, так ты сделал это для меня? — спросила я, нервно хихикая, и потянулась рукой к круассану. Я сломала его пополам, и поднесла одну из них к губам, — это так мило, — сердечно поддразнила я, наклонив к нему голову.

Уголок его губы приподнялся в лёгкой ухмылке.

— Мило? — повторил он, и я молча кивнула в ответ.

— Давай, возьми круассан. Эта половина для меня, а эта половина для тебя.

Я указала на угощение, привлекая его внимание к кусочку, который остался на тарелке.

— Что ты имеешь против круассанов? — спросил я, глядя на него с прищуром, — или против французов?

Я откусила ещё один кусочек, а затем протянула руку в его сторону, жестом приглашая его откусить от моей половины. Он лишь слегка наклонился вперёд, когда я протянула руку и поднесла круассан к его губам. Он откусил немного, не сводя с меня глаз, и я почувствовала, как жар разлился по моим щекам. Я отдёрнула руку и допила остатки своего напитка.

Я прервала зрительный контакт и откашлялась, пытаясь не слишком много думать о том, что произошло всего несколько часов назад, когда он уложил меня в постель. У меня болело между бёдер после нескольких раундов, которым он меня подверг, и в итоге я просто вырубилась от истощения. Сальваторе был ненасытным, обладая выносливостью, которая казалась невозможной для человека. Я умоляла его остановиться, но тёмной части меня нравилось, что он этого не сделал. Однако это вовсе не означало, что мне не было больно. Судя по тому, как Сальваторе ухмылялся сегодня утром, когда мы выходили из дома, я была уверена, что моя походка была слегка прихрамывающей.

— Мне нравятся старые милые кофейни. Если бы я могла, я бы открыла такую, где люди могли бы заниматься искусством и давать живые музыкальные выступления. Может быть, даже что-то типа караоке, — сказала я, нервно улыбаясь.

Я уже поняла, что если я не буду говорить, то мы с Сальваторе будем постоянно молчать, потому что этот человек мало разговаривал. Он говорил только когда чувствовал необходимость в этом, но такие моменты случались крайне редко.

— Это была наша с Рэйчел мечта. Мы всегда хотели открыть собственное кафе в Хэдли, потому что она очень артистичная и креативная, а я больше склонна решать всякие бизнес вопросы. Мы собирались сделать это после того, как закончим учёбу и накопим немного денег.

Я как сейчас помнила эти дни, когда мы сидели в кафешке на территории кампуса и мечтали, что когда-нибудь, у нас будет наше собственном кафе.

Я мечтательно вздохнула, закатив глаза.

— Я знаю, что этого никогда не произойдёт. Просто приятно помечтать. Мы обе уже выросли и оставили эту затею. Она певица и хочет уехать из Хэдли, начать карьеру в Лос-Анджелесе и заключить контракт с какой-нибудь студией. Она сказала, что не хочет быть супер звездой, она просто хочет заниматься тем, что любит. Что касается меня, Хэдли — это всё, что я знаю, и меня это вполне устраивает. Это плохо? — спросила я, глядя в его серые глаза, пока он молча, но внимательно меня слушал.

— В этом нет ничего плохого, — сказал он.

— Я девушка из маленького города, и я ничего не могу с этим поделать. Мне нравится знать все сплетни о своих соседях, и мне комфортно жить в маленьком городе. Там всегда хорошая погода, ты можешь быть тем, кем пожелаешь — никакого давления. Всё выглядит просто… там нет высотных зданий, нет пробок и суеты, и ты просто живёшь своей тихой и размеренной жизнью.

Я продолжала тараторить, играя с чашкой кофе, и чувствовала, что начинаю расслабляться, не в силах перестать смотреть в его серые глаза, которые выглядели почти такими же тёмными, как пасмурные облака снаружи.

— А ты? Что привело тебя в Хэдли? — спросила я его.

— Думаю, я такой же, как ты, — начал он, а затем сделал небольшой глоток из своей чашки, прежде чем продолжить, — я парень из маленького городка, — улыбка расплылась по его лицу, и я захихикала.

— Это звучит так странно из твоих уст.

Казалось, ему нравилось, что я смеялась над ним.

— Хэдли миролюбивый город. Я наслаждаюсь покоем, находясь здесь, — сказал он, а улыбка медленно сходила с его лица по мере того, как он заканчивал своё предложение.

Его слова звучали до жути иронично, ведь он не принёс Хэдли мир — только смерть и ужас. Хэдли всегда был тихим городком до его появления в нём. До того, как люди узнали о преступном мире, который мой отец принёс в этот город. С тех пор, как Сальваторе стал частью этого места, мы забыли, что значит жить в мире и покое. Возможно, Сальваторе процветал благодаря террору, ужасу и разрушениям, которые он сеял повсюду, но он лишил нас мира и душевного комфорта, создав своё собственное царство хаоса.

Я почувствовала, как во мне начала просыпаться ярость, но решила просто промолчать. Он был в хорошем настроении. Он был добр ко мне, а я не хотела разозлить его. Он был способен на многое, и если он так откровенно заявил, что планирует меня сломать, то мне следует следить за каждым произнесённым словом. Я знала, что мне нужно бежать отсюда. Мне хотелось позвать на помощь, но что могла сделать музыкальная группа из четырёх белых парней, чтобы помочь мне? Их гитары и барабаны не смогли бы спасти их от потока пуль из оружия, которое прятали под пиджаками люди Сальваторе.

От воспоминаний о прошлой ночи, у меня закружилась голова. Мне следовало бы больше бояться человека передо мной, но вместо этого моё сердце, каким-то непонятным образом, продолжало тянуться к нему. Он был моим первым и, может быть, поэтому я так себя чувствую. Моё тело непроизвольно реагировало на него, я была уязвима и поглощена этим мужчиной. Мне не хотелось отходить от него ни на минуту. Даже когда мы сидели в самолёте, я обнимала его в ответ, чувствуя, как содрогаются его мышцы из-за моих прикосновений. Но каждый раз я возвращалась в реальность, вспоминая, в чьих именно объятиях я нахожусь, и пыталась отдалиться, но он меня не отпускал.

— Я так много хочу у тебя спросить, — сказала я, подперев подбородок руками и облокотившись на стол, — но я не хочу злить тебя, — сказала я, глядя на мужчину передо мной, который до сих пор оставался для меня загадкой.

Он был влиятельным человеком, которого боялись все эти люди, а я сидела напротив него, почти ничего не зная о его силе и влиянии. Он разрушил мою семью, и я прекрасно понимала, что он поступал и хуже до этого, и я хотела знать, почему он это делает.

Я хотела узнать Сальваторе Эспозито.

— Спрашивай, я отвечу, — сказал он, словно прочитав мои мысли.

— Хорошо. Но ты обещаешь не сердиться? — спросила я его, но мой вопрос остался без ответа. Поэтому я откашлялась и пробормотала, — Я просто хотела спросить о твоей семье, о твоих родителях, сколько у тебя братьев и сестёр… ну, ничего особенного, — мой голос становился всё ниже и ниже с каждым словом.

Он молча наблюдал за мной, и мне было интересно, о чём он думает. Я знала, что я для него открытая книга, он мог читать меня, как заголовок на первой странице газеты. Не было ничего, что я могла бы скрыть от него, хотя я знала, что мне нужно научиться этому, иначе я умру. Быть может, он уже догадался, что я замышляю против него заговор? Господи, неужели он собирался убить меня? Почему он так долго молчал?

— Я родился и вырос в Италии. Мой отец был доном, до него — мой дедушка, а до этого — мой прадед. У моих родителей было только два сына, но ещё у меня двое двоюродных братьев и сестёр. Мы не дружная семья и никогда ею не будем. Мы вместе ведём бизнес, и иногда враждуем за власть, поэтому каждый из нас всегда остерегается другого, потому что вполне вероятно, что мы можем предать друг друга. Я переехал в Хэдли из Нью-Йорка после того, как узнал, что ЦРУ нацелилось на меня. Хэдли был идеальным местом для ведения бизнеса, потому что это маленький город, и у меня везде есть уши.

Мои брови поднимались при каждом его слове — я не могла поверить, что он рассказывал мне всё это.

— Ого, — сказала я, прочистив горло, — это… круто. Итак, ты как… принц Гарри? — прошептала я, понизив голос, — запасной?

Я не могла понять, какое место он занимает в семейной иерархии.

Он молчал, явно не одобряя, что я назвала его запасным.

— А твой старший брат — тот, кто уже взял на себя управление? Верно? Извини, я не знаю, как это сказать, я просто хочу понять и не знаю, как это правильно озвучить. Надеюсь, я не обижу тебя, — запинаясь, выпалила я.

— Всё намного сложнее, мышонок. Это гораздо больше, чем ты думаешь. Я не хочу быть доном. Я уже потерял сон и волосы на голове, будучи младшим боссом, я не могу представить, что будет со мной, если я стану управлять семьёй. Однако у каждого есть своё место, запасных нет. Я был рождён, чтобы быть вторым в команде. Я младший сын в этом дуэте, и мне суждено было стать доверенным лицом моего брата.

Он поставил пустую чашку на край стола.

— В этом деле нельзя никому доверять, — продолжил он, — родство ничего не значит, когда дело касается денег и власти. Единственный человек, которому я когда-либо доверял — это мой брат, и он будет последним.

Я выдохнула, даже не осознавая, что слушала его затаив дыхание.

— Значит, ты никому не можешь доверять? Все пытаются тебя убить? Кто-то имеет зуб на тебя и твоего брата? — тараторила я, ведь у меня теперь накопилось ещё больше вопросов.

— Я не буду отвечать на этот вопрос, потому что это и так очевидно. А теперь доедай пирожное, а то оно остывает.

Он пододвинул ко мне тарелку, и я потянулась, взяв пирожное, и отправила его прямиком в рот. Он молча смотрел на меня, и это было жутковато, но я уже немного к этому привыкла.

— Что ты скрываешь от меня, мышонок? — спокойным тоном спросил он. Я почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом и, перестав жевать пирожное, я замерла, — Скажи мне.

Казалось, он приказывает мне ответить, но его голос и тон всегда оставались неизменными.

— О чём ты говоришь? — спросила я, заикаясь. Я отложила пирожное, и опустила руки на колени, пытаясь скрыть от Сальваторе тот факт, что они дрожат.

Боже, я не хочу умирать.

— Я вижу это по твоим глазам. Ты что-то задумала, — он сделал паузу, поднёс руку к моей щеке, и медленно повернул моё лицо к себе.

Он держал мой подбородок, лаская большим пальцем мои губы, и я ещё больше чувствовала силу, которую он излучает, даже в моменты, когда он был нежен со мной.

— Не глупи, мышонок. Я буду только рад показать тебе, что ты никогда не убежишь от меня, — мрачно прохрипел он.

Меня напугали его слова, и я уловила таящуюся в них угрозу. Казалось, он с нетерпением ждал, когда же я облажаюсь, чтобы он мог причинить мне боль и наказать. Он до сих пор не тронул даже волоска на моей голове, но судя потому, что он сделал с моим отцом и Лангой, я уже видела, на что способен этот человек.

— Я не сбегу, — пробормотала я шёпотом, — я не оставлю… тебя.

Я надеялась, что мои слова успокоят этого зверя. Я знала, насколько он жесток, и в какой смертельной опасности я находилась рядом с ним. Он хотел сделать мне больно, предвкушая тот день, когда он сможет меня наказать. Я не хотела дожить до этого дня, поэтому именно в этот момент я приняла решение — обсудить всё с Анной, и быть готовой к неизбежному.

Мне придётся убить Сальваторе.