Благочестивая одержимость (ЛП)

Глава 30

Я сидела на кровати, вцепившись руками в шёлковые простыни, и неотрывно смотрела на белую стену напротив меня. За все эти дни я не произнесла ни слова. Я даже не могла пробормотать «пожалуйста» или «спасибо» горничной, которая помогала менять повязки на швах и принимать ванну. Моё тело очень медленно восстанавливалось после «операции». В день я получала несколько таблеток обезболивающего, но их было настолько мало, что они едва могли избавить меня от боли. Я думала, что таким образом Сальваторе продолжает пытать меня, но после всего того, что я пережила, моё состояние меня мало волновало.

Вместо этого, я в состоянии полного оцепенения проводила все свои дни и ночи в спальне. Эта спальня была одной из самых красивых комнат в доме, но не из-за дизайна, а из-за потрясающего вида на реку. В комнате стояла только кровать, и это была одна из самых лучших локаций в доме, чтобы осматривать этот потрясающий вид.

Раньше в этом доме мне нравилось всё.

Мне нравилось открывать окна нараспашку, особенно ночью, и наслаждаться шумом воды и видом звёзд, отражающихся на поверхности спокойной водной глади.

Те моменты, когда Сальваторе крепко прижимал меня спиной к себе, и мы вместе смотрели на открывшийся вид — приносило мне небывалое удовольствие. Я уверена, что в те ночи, стоны и крики моего удовольствия доносились до всех стоящих рядом домов. Хотя в то время меня это совсем не волновало.

Теперь же я не могла вынести вида этой воды, ощущения шёлковых простыней на своей коже. Не могла вынести того факта, что я была здесь, а все мои близкие умерли. Когда я смотрела на эту воду, всё, что я видела — Хленгиве. Её тело, медленно опускающееся под воду, как она кричала из-за нехватки воздуха и барахталась, безуспешно пытаясь выбраться. Монотонный звук текущей воды вызвал травмирующие ассоциации, раз за разом заставляя меня переживать всё, что произошло в тот день.

Я услышала, как открылась дверь, но даже не обернулась посмотреть, кто вошёл. Вместо этого я продолжала пялиться в стену, и, казалось, я не моргала уже несколько часов. Я была так глубоко погружена в свои мысли, что ничего вокруг не замечала. Не заметила, как в комнату вошёл мужчина с крошечным свёртком белого одеяла. Не замечала до тех пор, пока он не оказался рядом со мной, а затем кровать прогнулась под весом мужчины, и он повернулся ко мне.

— Моя Нирвана, — позвал он, и мой разум мгновенно отреагировал на его голос. Я должна была сделать всё, что ему заблагорассудится, чтобы вновь не нарваться на наказание. Я несколько раз моргнула, повернув голову, и встретилась с обладателем серых глаз, который причинил самую большую боль в моей жизни.

Я задавалась вопросом, как так получилось, что я всё ещё в сознании?

Как так получилось, что я всё ещё здесь, когда мне пришлось столько всего пережить?

Я бы хотела, чтобы он убил меня.

Я бы хотела покончить с собой. Мне бы хотелось…

Последовательность моих мыслей внезапно обрывалась, когда до моих ушей донеслось нежное кряхтение, а взгляд упал на то, что он держал в руках всё это время.

Ребёнок.

Мой ребёнок…

— Мариетта… — прохрипела я, наконец, вспомнив, что у меня теперь есть ребёнок.

Посреди всех пыток, крови и смерти я забыла, что у меня есть ребёнок. Девочка. Я почувствовала, как моё сердце сжалось. Но на этот раз не от страха, а от чувства всепоглощающей любви, когда увидела выглядывающее из-под одеяла крошечное личико. Такое нежное, такое маленькое и такое совершенное. Это было не похоже ни на что, что я когда-либо видела раньше. Моё горло сжалось, весь мир внезапно сосредоточился на этом маленьком комочке, а мои руки внезапно охватило непреодолимое желание прижать её к себе как можно ближе, обнять её, наполнить лёгкие её запахом.

Сальваторе, казалось, точно знал, чего я хочу, потому что он вытянул руки, протягивая её мне. Я почувствовала, как мои руки потянулись к ней, пока я не ощутила, как хлопковое одеяло коснулось кончиков моих пальцев. У меня перехватило дыхание, когда Сальваторе опустил её в мои объятия. Я прижала её к себе как можно крепче, глядя на неё как на самую поразительную вещь на свете.

Такая маленькая.

Боже, она такая хрупкая, такая крошечная… такая невинная. Такая красивая. Она была самым прекрасным существом на свете — ничто в мире не могло сравниться с её красотой.

Цвет её кожи представлял собой идеальное смешение оттенков кожи Сальваторе и моей — она была темнее его, но светлее меня. Губы у неё были маленькие и сморщенные, словно она хотела есть. Вздёрнутый маленький носик, очень похожий на мой, пухлые щёчки и тонкие тёмные волосики. Я тихо охнула, глядя на неё сверху вниз, и ощущая, как ошеломляющая волна любви охватывает всё моё тело.

— Она идеальна, — прошептала я, прижимаясь губами к её лбу.

— Мы создали совершенство, — сказал Сальваторе, сидя рядом со мной и глядя на меня с такой глубиной, которая меня ошеломила.

Глубина, которую я никогда раньше не видела в этих серых глазах. Глубина, почти граничащая с глубиной взгляда Массимилиано, от которой я потеряла дар речи. Затем я поняла, что это было, когда мои потухшие карие глаза встретились с его — это была любовь. Он смотрел на меня с любовью. Я задалась вопросом, как у такого монстра, могла возникнуть такая эмоция. Осознание этого факта заставило меня замереть на мгновение, заставило мои карие глаза тупо смотреть в его серые. Наконец он проявил эмоции, и я не знала, как к этому относиться. Осознание факта его любви ко мне было похоже на смертный приговор.

Мариетта снова закряхтела, словно точно знала, что именно сейчас ей нужно отвлечь меня от мыслей. Я посмотрела на неё, и теперь её глаза были открыты, и я почувствовала, как холодок прошёлся по всему моему телу, почувствовала, как моя кровь стынет в жилах.

…Я хочу дочь с твоими губами, с твоими щеками, с твоим носом, с твоей улыбкой…

с твоим смехом…

и моими бездушными глазами.

У неё были серые глаза. Как у него.

Её лицо было целиком моим… но глаза были его. Однако, в отличие от него, они были нежными, мягкими и любящими. Они так чутко всматривались в мои собственные, будто пытались установить незримую связь между нами. С момента, как наши глаза встретились, мы будто стали единым целым. Моё дыхание замедлилось, а её дыхание было таким тихим и размеренным, что иногда казалось, будто она вовсе не дышит. Затем уголки её губ поднялись вверх в детской улыбке, и я не смогла сдержать рыдания, прижавшись своим лбом к её лбу.

— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя… — повторяла я, целуя её так, будто у меня никогда не будет возможности сделать это снова.

В тот момент весь страх, беспокойство, тревога, сомнения, ненависть — всё было не важно. Это не имело никакого значения. Всё, что в тот момент имело значение — это она, моё сердце. Она была моим сердцем. То, что у меня в груди, возможно, было разбито, но теперь у меня было другое, то, что я держала в руках прямо сейчас. То, которое кряхтело и смотрело на меня с обожанием — на меня смотрела невинная душа. В тот момент меня не волновало, что её глаза были как у отца — это только делало её ещё более идеальной для меня. В тот момент меня не волновало, что Сальваторе меня погубил, меня не заботило то, что её насильно привели в этот мир раньше времени. Меня не волновало, что когда-нибудь, эти серые глаза могут стать такими же бездушными как у него.