Чувство всепоглощающего ужаса сдавило моё горло. Эмоция, которую мог вызвать во мне только один человек в этом мире. Мои руки задрожали, и малышка в моём животе проснулась от внезапного всплеска адреналина внутри меня, потому что я почувствовала лёгкие толчки в животе, словно она спрашивала у меня: Мама, с тобой всё в порядке? Моё зрение внезапно стало размытым, комната начала вращаться, и я схватилась за металлическую спинку кровати.
Сальваторе был жив, и очевидно, у него не было амнезии, поэтому он знал, что я предала его.
Стены хижины были тонкими, и Анна, которая была тяжело ранена, кричала и неустанно плакала. Так что неудивительно, что местные собрались у моей двери, чтобы посмотреть из-за чего весь этот шум. Я заметила группу людей, которые были из местной банды, их ещё называли сообществом правосудия11.
— Bathong, bonang!12
— Ushaywe wumphathi?13
— Yoh! Bafazi14, уберите отсюда детей! Уходите отсюда, разве вам завтра не надо в школу?!
— Может быть, сообщество избило её за то, что она воровка! Чёртовы воры, как они достали! Если она воровка, то так ей и надо!
Я отдалённо слышала, как люди шептались на улице, но мне тяжело было их расслышать, потому что Анна снова и снова, как заезженная пластинка, повторяла мне набор каких-то цифр. Она лежала на полу вся в крови и грязи. Всё её тело было до ужаса изранено, из её ран сочился гной. Я не знаю, как ей удалось оставаться в живых при таких увечьях. Мне было страшно представить, что ей пришлось пережить.
— Что ты говоришь? — спросила я её дрожащим голосом, замечая, что невольно отхожу от неё подальше, как будто она была больна чумой, словно её раны были заразными.
— Позвони ему! Позвони! — закричала она на меня, вставая на ноги, и посмотрела на собравшихся людей.
Она повторила цифры, и дрожащими руками вытащила дешёвый телефон «Nokia», купленный у какого-то индийца в торговом центре, в котором я работала. Она повернулась к людям, рыдая и глядя в глаза по очереди каждому из них.
— Помогите! Мне больно! — кричала она, но вместо этого люди испуганно смотрели на неё, словно она заразна.
— Yoh umlungu!15
— Baworse futhi labo ngobu gebengu!16
— Fonelang maphodisa toe, laitsi gore makgowa baimportant mo Southy.17
Всё ещё дрожа и прижимаясь к стене всем телом, я набрала номер, периодически бросая взгляд на Анну, которая всё это время не переставала плакать.
— Он забрал их всех! Всю мою семью!
Со стороны это выглядело, как будто она кричала на людей в приступе полнейшего безумия.
— Он мучал их каждый день, и будет продолжать это делать, пока ты ему не позвонишь. Мне пришлось ползти через пустыню, чтобы добраться до тебя.
Я посмотрела на свой телефон, наблюдая, как загорается экран и раздаются гудки. Я не могла сдержать слёзы и успокоить стук своего колотящегося сердца, потому что понимала, кому я звоню, и то, что произойдёт дальше, будет наказанием за все мои поступки.
Я нерешительно поднесла телефон к уху, встречая тишину.
— Привет, — пошептала я тихим и жалким голосом своему мёртвому, как я думала, жениху.
Мои руки замерли, а кровь застыла в жилах, когда я, наконец, услышала голос мертвеца по другую сторону.
— Ах… — он протяжно вздохнул, — мой мышонок, — сказал он, полным блаженства голосом, словно он очень ждал этого момента, — как поживает моя малышка? Она рада услышать голос папы?
Волосы на моей шее встали дыбом, когда я почувствовала, как ребёнок пошевелился у меня в животе, как будто она услышала, что её отец обращается к ней. Она дважды толкнулась, и я, почувствовав дискомфорт, положила руку под живот.
— Это девочка, не так ли? — продолжал он, усмехаясь, и его слова прозвучали больше как утверждение, а не вопрос, — конечно, девочка. Я молился, чтобы это была девочка, что-то вроде, предсмертного желания умирающего…
Слёзы затуманили моё зрение, и в тот момент я даже забыла, как дышать.
— С-Сальваторе… прости, — пробормотала я, тихим и испуганным голосом.
Он молчал в ответ, и когда на линии стало неестественно тихо, я на мгновение подумала, что он прервал звонок.
— Алло? — спросила я обеспокоенным голосом, надеясь, что он нарушит это гробовое молчание.
— Я находился в состоянии овоща четыре недели, а потом мне потребовалось четыре месяца, чтобы исцелиться от ранений после двенадцати пуль, которые дорогая Анна выпустила в меня. За эти четыре месяца полной тишины в больничной палате я думал о тебе, мой мышонок, о том дне, когда я найду тебя. О том, каково будет снова услышать твой голос. Я думал о том, как твой голос будет звучать, когда я воскресну из мёртвых, как ты будешь дрожать… как ты будешь умолять. Я думал обо всём, мой мышонок, включая то, что я собираюсь сделать с тобой, твоей матерью, твоей бабушкой, и остальными твоими родственниками. Я думал, что я сделаю с твоей лучшей подругой и с твоими коллегами. Йен, Прешес, Хленгиве и… Баас Джон, — слышала я его хриплый голос через динамик телефона.
— Нирвана… — снова протянул он, и по голосу я слышала, какое же удовольствие ему доставляют сказанные им слова, — я причиню тебе много боли, как только ты отдашь мне мою маленькую девочку. Планы, которые у меня есть на тебя… ах, это целое искусство.
Я стояла с телефоном в руках, рыдая, и качая головой, но вдруг заметила, как Анна выбежала из хижины. Она умоляюще кричала о помощи, но люди просто поворачивались к ней спиной, смотря на неё, будто она инопланетянка. Затем я увидела плавно въезжающий во двор ряд машин Cadillac «Escalade» и катафалк, и они резко остановились возле моего дома. Заставив толпу отступить, незнакомый мужчина в костюме вышел из катафалка, а затем распахнул заднюю дверь, открыв моему взору лежащий там гроб с уже снятой верхней крышкой.
— Джиа Конти, — крикнул он хриплым голосом.
Анна не сопротивлялась, не пыталась сбежать или кричать, она просто молча подошла к нему и, рыдая села в машину.
Я так и сидела в шоке на полу, абсолютно не замечая внешнего мира.
— Иди домой, мой мышонок. Давай снова будем семьёй, — раздались из трубки холодные слова.
Я услышала щелчок, означающий, что звонок завершён, и я швырнула телефон о стену, плача и закрывая лицо руками, прежде чем заметила перед собой пару блестящих чёрных кожаных туфель. Мой взгляд остановился на ногах, прежде чем я медленно подняла голову и увидела человека, который стоял передо мной.
— М... Массимилиано? — заикаясь, пробормотала я, не веря своим глазам.
Передо мной, в моей хижине, одетый в белоснежный костюм стоял дон преступного клана Эспозито с сигаретой в зубах
Он присел на корточки напротив меня, смотря на меня беспрестанным взглядом. Он положил руку мне на плечо и, казалось, будто она весила целую тонну.
— Давай прокатимся.