Благочестивая одержимость (ЛП)

Глава 5

Атмосфера за столом казалась густой и удушающей. Как будто мои родители хотели быть где угодно, только не здесь. Тишина за завтраком была оглушительной, и каждый из нас уделял больше внимания тому, что находится в тарелке, чем остальным людям, сидящим за столом. Поймите меня правильно, завтрак или любой другой приём пищи, разделённый с моей семьёй, никак нельзя было назвать идеальным семейным времяпрепровождением. Во всяком случае, эти семейные посиделки случались не так уж и часто. По утрам папа обычно был с похмелья, а, следовательно, жутко раздражённым. Его бесила каждая мелочь, и поэтому, во мне укоренилась привычка молчать во время завтрака. Мама тоже ходила на цыпочках вокруг папы и была ещё тише меня. Время от времени во время еды она бросала мне через стол улыбку, и я улыбалась ей в ответ. Это был наш маленький секрет и небольшая издёвка над папой.

Однако этим утром поведение мамы изменилось. Она смотрела только в свою тарелку, не поднимая головы, а волосы полностью закрывали её лицо. Мама всегда была замкнутой и молчаливой женщиной. Я могла на пальцах одной руки сосчитать, сколько раз я слышала её смех. Потому что её смех был действительно редким явлением и раздавался буквально пару раз за все эти годы. Но на её лице всегда была улыбка.

Именно по её улыбкам я понимала, что она чувствует. Я могла видеть, что она боялась, что она хотела сказать, что любит меня или, чтобы я её послушалась, что она готова заплакать или, что она хотела, чтобы я ушла. Я могла видеть любую её эмоцию, будь то злость, замешательство, грусть, счастье, тревога… Мне было легко её считывать, и это о многом говорило. Я едва могла прочесть книгу, но мама была первым человеком, которого я считывала так тщательно, и вероятно, она будет первым и последним настолько понятным для меня человеком.

Сегодня она пряталась от меня. Молча ела овсянку, и даже её ложка не издавала ни звука, когда касалась дна тарелки. На ней была красная шёлковая ночная рубашка длиной до самого пола, закрывающая её руки до запястий. Её волосы были взъерошенными и неопрятными, и она не пожелала мне доброго утра. Папа же просто молча жевал тост. Громкий хруст поджаренного хлеба и то, как он потягивал кофе, смешанный с виски, говорили, что сегодня у него нет похмелья.

Я наблюдала за ними обоими, нахмурив брови и гадая, что же произошло. Но потом бросила эту затею, потому что, честно говоря, мне не следовало ожидать чего-то хорошего, когда дело касалось моих родителей.

— Ланга скоро приедет в гости, — наконец заговорил отец, и, взяв салфетку, протёр уголки губ. Звук его громкого голоса заставил меня посмотреть на него, закончив бездумно играть с едой в тарелке, но интерес вызвало именно упоминание имени моей любимой кузины.

Мы с Лангой были не разлей вода. Она была интровертом, как и я, держалась в стороне ото всех и не имела друзей. Раньше над ней жестоко издевались, что побудило её ещё больше зарыться в себе, и она познавала жизнь с помощью книг. Мы с Лангой постоянно шутили, когда находились вместе и понимали друг друга без слов, но такие моменты случались не так уж и часто. Мы постоянно общались в «Instagram» и в течение дня отправляли друг другу забавные видео из «TikTok». Она предпочитала аниме и музыку K-Pop. Она поклялась, что выйдет замуж за китайца и проживёт остаток жизни в Китае, потому что была очарована их культурой. Когда мы встречались, каждая из нас выбиралась из своей скорлупы. Мы всю ночь смеялись, шутили и болтали об её одержимости Чимином и моей одержимости Демсоном Идрисом.

— Правда? Когда? — я не могла скрыть взволнованность в своём голосе, широкая улыбка растеклась по моему лицу, и я начала подпрыгивать на стуле от предвкушения.

Папа слегка усмехнулся, увидев мою реакцию.

— Скорее всего, завтра, — он повернул голову и бросил взгляд в сторону моей матери, которая за всё это время ни разу не подняла глаз от своей тарелки — мы с твоей матерью подумали, что тебе будет полезно увидеться с ней ненадолго. Прогуляетесь по городу. Ну, ты знаешь…

— О, Боже мой, это так здорово. Не могу дождаться, когда увижу её!

— Хорошо, я рад, что ты так рада её приезду. Надеюсь, что и она тоже, — сказал он, взяв кружку с кофе и отпив из неё с громким хлюпаньем, — как Рэйчел? — спросил папа, облокачиваясь на стол и проводя пальцами по густой бороде, останавливая свой взгляд на мне.

— С ней всё в порядке, — ответила я, пожав плечами.

— Почему ты пошла в «Languid Lounge»?

Я заколебалась на мгновение, удивившись его вопросу, но потом поняла, что слухи о моём танце с Сальваторе наверняка уже дошли до моего отца. Я занервничала, ведь разозлить отца было одной из последних вещей, которую я бы хотела сделать. Я понятия не имела, как он отреагирует, потому что меня там не должно было быть. Я знала, что мне не следовало даже приближаться к Сальваторе, не говоря уже о том, чтобы танцевать с ним. А уж тем более сидеть напротив него и заставлять его называть мне своё имя.

Папа всегда предупреждал меня держаться подальше от его друзей, и это было одним из немногих правил, которому я должна была беспрекословно следовать. На самом деле это было самое главное правило, написанное жирными и заглавными буквами, да и вдобавок несколько раз подчёркнутое и выделенное.

— Я всего лишь хотела поддержать Рэйчел, ведь это было её первое выступление…

— Ты предпочитаешь просто игнорировать мои правила и не слушать меня, Нирвана? Что на тебя нашло? — спросил папа с беспристрастным лицом, в его взгляде сквозило раздражение.

Я откинулась на спинку стула, прерывая зрительный контакт, потому что безумно нервничала от его допроса.

— Как будто ты изо всех сил делаешь всё возможное, чтобы подвергнуть себя как можно большей опасности. Чего ты пыталась добиться, танцуя с Сальваторе? — продолжил он.

— Я не хотела, папа, — прошептала я.

— О, ты не хотела? — он раздражённо вскинул голову и вздохнул. — Слава Богу! Это определённо меняет дело. Тот факт, что ты не хотела с ним танцевать, поможет мне сладко уснуть сегодня и легче дышать в течение дня, — рявкнул он, даже не пытаясь скрыть сарказм в своём голосе. — Я уверен, что ты не хотела этого так же, как не хотели умирать все те люди, которых он прикончил. Так что это хорошо, правда, молодец, я горжусь тобой. Горжусь тем, что этого ты не хотела.

Вдруг он хмыкнул и ухмыльнулся, взяв бутылку виски и добавляя его в свою чашку.

— Я не знаю, может быть, нам стоит прямо сейчас заказать тебе гроб, чтобы потом не было никаких осложнений. Наверное, мне следует позвонить всей семье и сообщить им, что время пришло. Попросить всех твоих тётушек и дядюшек выделить время в следующем месяце и назначить дату твоих похорон. Ведь ты хочешь и дальше бегать по городу, кружась в танце с таким человеком как Сальваторе. Похоже, ты решила, что ты уже слишком взрослая.

— Пап…

— Замолчи! — крикнул он, хлопнув руками по столу и заставив меня подпрыгнуть от страха. Я наблюдала за ним осторожными и испуганными глазами, пока он смотрел прямо на меня, продолжая говорить, — Я велел тебе оставаться в своей комнате. Я также велел оставаться на месте и не спускаться вниз, а ты не послушалась, Нирвана. Я не знаю, что на тебя нашло, но что бы это ни было, это явно приведёт к твоей смерти. Или ты не знаешь, кто такой Сальваторе? Нирвана, ты забыла о людях, с которыми я веду дела? Они не хорошие люди! Все они убийцы, мафиози, наркобароны, торговцы людьми. Если бы они обратили на тебя внимание, то они бы точно захотели поместить тебя в свои бордели. Продать тому, кто предложит самую высокую цену. Упрятать тебя в каком-нибудь богом забытом здании, занимающимся торговлей людьми, вместе с другими девушками, которым приходится ложиться под влиятельных людей, просто чтобы сохранить себе жизнь. Это то, чего ты хочешь? Это то, чего ты хочешь?! Ответь мне!

— Нет! — прокричала я, и слёзы обожгли мне глаза. — Нет... Я не хочу этого, папа.

Он в ярости стиснул челюсти, опустив испуганные, злые глаза на кофейную кружку, затем встал и вышел из комнаты. Я закрыла лицо руками, прежде чем разрыдаться. Я испугалась, потому что знала, что он прав и что у меня точно будут проблемы.

Я почувствовала, как руки мамы обвивают меня, и я позволила себе утонуть в её нежных объятиях. Её сладкий голос успокаивал меня, пока я продолжала плакать.

— Шшш… — успокаивающе шептала она мне на ухо, и это взволновало меня ещё больше.

К сожалению, подобные моменты не были редкостью. Папа всегда заставлял меня плакать. Он же был первым человеком, который довёл меня до слёз. Папа был первым мужчиной, который заставил меня плакать, смеяться, улыбаться, хихикать, закатывать глаза. Папа был первым человеком, который разбил моё сердце. Он постоянно злился и вымещал свою злость на нас с мамой. Иногда плакала не я, а мама, и мне приходилось обнимать её, прижимать к себе и успокаивать. Ведь я знала, что от слёз становится только хуже. Поэтому, когда я обнимала её и просила успокоиться, она плакала ещё сильнее и обнимала меня в ответ в десять раз крепче. И наоборот. Вот такими были наши отношения. Вот как мы сближались, пытаясь донести слова, которые не могли произнести вслух. Обещая друг другу, что будем рядом до самого конца.

Жизнь в стенах этого прекрасного дома была не такой уж и прекрасной. Папа не был хорошим человеком даже по отношению к двум людям, которых, как он утверждал, любил больше всего на свете.

†††

Я бы не стала готовить даже ради спасения собственной жизни, но я была превосходным пекарем. Всякий раз, когда происходило что-то подобное, выпечка была для меня лучшей терапией. И в этот раз, я стояла на кухне, пекла торт «Красный бархат» в форме сердца и смотрела, как на большом экране телевизора идет «Дневник безумной чёрной женщины».

— Он, определённо, это заслужил, — пробормотала я себе под нос, наблюдая, как на экране Хелен кричала на Чарльза, а затем швырнула его в большую ванну, говоря «Перестань пускать эти пузыри». На мой взгляд, это лучшая часть фильма.

Сколько бы раз я ни смотрела этот фильм, он разжигал во мне гнев, который был почти осязаем. Жестокое обращение Чарльза с Хелен было слишком похоже на ситуацию в нашем доме. Возможно, именно поэтому я всегда с нетерпением ждала той части, где Хелен постояла за себя и дала отпор человеку, который ломал её жизнь годами, а затем выбросил её, как будто она какая-то вещь. Чарльз был очень похож на отца. Он был очень образованным, но при этом неверным, жадным и подлым человеком. Хелен была покорной женой, которая осталась в нездоровом и несчастливом браке, потому что не могла уйти, так как не знала другой жизни. Хелен была слишком похожа на маму. Каждый раз, когда я смотрела ту часть, где Хелен начала мстить за то, как он поступал с ней все годы их брака, я представляла на её месте себя.

Смотреть этот фильм всегда было неоднозначно, как будто я наслаждалась действием, но тратила слишком много своих эмоций, проецируя ситуации на себя. Каждый раз фильм меня расстраивал, и я слишком много думала о папе и маме. Я выдохнула, вытерла руки о фартук, поправила большие очки на переносице и достала пустой поднос, на который потом помещу торт, чтобы дать ему немного остыть, а затем продолжить покрывать его глазурью.

— Нирвана, — я подняла глаза на звук, увидев свою медсестру, которая также была моей няней, хотя я была уже достаточно взрослой, чтобы не нуждаться в её услугах. Её обязанности больше походили на роль личного помощника, который периодически выполнял для меня поручения. Розалия была намного старше меня, но определённо моложе моей матери. Это была скромная мексиканка, простодушная почти во всех отношениях. У неё были редкие каштановые волосы средней длины, как всегда, собранные в хвост, тонкие брови и ни грамма косметики на лице. Одежда, которую она чаще всего носила, представляла собой чёрные брюки и майку в тон. В руках она держала пакет, квадратную коробку из красного бархата и красную розу. — Доставка для тебя.

— Я ничего не заказывала… — я нахмурила брови и, сделав паузу, продолжила, — по крайней мере, мне так кажется. Что это такое? — спросила я, подходя к ней. Мои босые ступни шлепали по полу, когда я приближалась к ней, чтобы забрать вещи.

— Я не знаю. Какой-то мужчина просто оставил это и сказал передать тебе. Может быть, у тебя появился тайный поклонник? — предположила она с улыбкой, и я легко рассмеялась в ответ на её предположение, взяв ароматную красную розу.

— Записки нет, — пробормотала я, осматривая коробку в поисках белой карточки, но так ничего и не обнаружив. Я вернула цветок Розалии и начала развязывать обвитую вокруг коробки чёрную шёлковую ленту. Лента легко поддалась, и я небрежно, не ожидая чего-то тяжёлого или хрупкого внутри, открыла верхнюю крышку.

Мы с Розалией одновременно издали громкий и удивлённый вздох, увидев тысячи бриллиантов, упавших на пол к нашим ногам.

— Боже мой! — вскрикнула Розалия, и в тот момент я полностью разделяла её чувства. Она наклонилась, чтобы подобрать несколько бриллиантов, а я тем временем взяла горсть оставшихся в шкатулке, осматривая дорогие украшения на предмет подделки. Я была шокирована, увидев их количество, попутно пытаясь угадать, кто бы мог быть отправителем. Однако мне не пришлось долго думать: под бриллиантами на дне коробки лежало сложенное в конверт письмо. Я положила шкатулку с оставшимися камнями на кухонный островок, прежде чем взять его в руки. Я развернула письмо и обнаружила написанное от руки стихотворение на итальянском языке:

Ты преследуешь меня даже во сне,

Твой образ отпечатался в моей памяти.

Я очарован тобой…

…Нирвана…

Твоё имя эхом отзывается в самых потаённых уголках моей души.

Я оживаю, вспоминая о твоих прикосновениях…

О нежных покачиваниях наших тел под джазовую музыку.

Ты стала моей навязчивой идеей,

От которой я не в состоянии избавиться.

Сальваторе.

Позже я сидела на кровати, разглядывая бриллианты и восхищаясь их сиянием. Бриллианты — лучшие друзья девушек, и я не стану отрицать, что люблю бриллианты. Я всегда была девушкой в бриллиантах. Начиная с драгоценных серёг с бриллиантами, которые я носила с детства. Они были первым подарком отца, который я буду передавать из поколения в поколение. Заканчивая кольцами и украшениями, которые я надевала всякий раз, когда у меня было хорошее настроение. Однако получение бриллиантов от человека вроде Сальваторе не сулило ничего хорошего. Он явно был при деньгах и швырял бриллианты мне под ноги, словно это были цветы. Мне не нравились состоятельные мужчины, потому что они были склонны думать, что могут купить что угодно… Любую женщину, которую захотят, и такой подход к жизни раздражал. Люди с деньгами казались преступниками, которых никогда не привлекут к ответственности за их действия. Они были убийцами, свободно бродящими по улицам и чувствовавшими, что в их власти взять что и кого угодно.

Я не хотела пересекаться с такими.

Сальваторе был как раз из таких людей, и мне нужно было держаться от него подальше. Я чётко осознавала это.

Стихотворение, которое он написал, лежало под бриллиантами на моей кровати. Слова, казалось, сияли так же ярко, как и камни, пока я была погружена глубоко в свои мысли. Я размышляла над стихотворением, в котором он называл меня навязчивой идеей, от которой он не в состоянии избавиться. Слова были милыми, я не могла этого отрицать. Это возбуждало тёмную часть меня, которой нравилось, когда меня воспринимали чьей-то навязчивой идеей, словно я являлась предметом чьей-то преданности и чьего-то желания. Я провела большую часть своей жизни, пытаясь не выделяться и смешиваться с толпой. И когда дело дошло до того, что на меня обратил внимание такой властный и опасный человек, это определённо повысило мою самооценку и заставило почувствовать себя особенной. Я знала, что не должна испытывать таких чувств, особенно если речь шла о Сальваторе Эспозито, но, чёрт возьми… Было приятно чувствовать себя главной героиней этого романа.

Внезапно раздался настойчивый стук в дверь, вырывая меня из размышлений.

— Нирвана, — произнёс тихий голос из-за двери, и я сразу поняла, что это Розалия, — твоя кузина приехала.

Я бросилась собирать все рассыпавшиеся бриллианты, чтобы сунуть их под подушку.

— Хорошо, я спускаюсь, — я вскочила, не в силах сдержать волнение, и выбежала из спальни, чтобы как можно быстрее увидеть Лангу.