«Пупсика понесло»

Егор

Мент родился!

Так говорит наш друг Ванька, когда в компании повисает тишина. Притом любая. Абсолютно любая. Я имею в виду...ну, скажем, из-за неловкости, когда к нам вторгаются нежелательные лица типа Светки — бывшей Тима. Ох, эта драма.

Слегка касаюсь вилки и закатываю глаза.

Они начали встречаться в десятом классе, но я ему сразу сказал, что это не баба. Это блядь. Ее надо держать от себя подальше, но, видимо, у некоторых мужиков раз или два в жизни случается заскок на блядях. По крайней мере, я надеюсь, что мой брат больше не свяжется с такой, как эта сучка. Она крутила роман с еще одним парнем. Он был старше, они познакомились в клубе. Это все вводные, но больше и не нужно, если ты видишь, как твоя девушка делает кому-то минет на парковке за кинотеатром.

Гадость.

Нет, я на такую никогда в жизни не поведусь — клянусь! У наших девчонок в башках непонятно что намешено, и разбираться с этим у меня желания нет. Мне восемнадцать, а я уже бесконечно устал от всего этого дерьма, да и нужно ли это сейчас? Впереди долгожданная жизнь-моей-мечты, а все эти треволнения…да нахрен они вообще нужны! Нет. Никаких отношений, как минимум до окончания университета, и никакой свадьбы до тридцати, когда я уже смогу полностью контролировать себя и свои чувства. Когда буду все контролировать! Чтобы не получилось…как сейчас. У Тима со Светкой или…у родителей.

Взглядом касаюсь их, но сразу отвожу в сторону.

Я злюсь просто дико! И да, мне понравилось то, что сказала Вита, которая сейчас успешно делает вид, будто не говорила ничего. Только меняет ли это что-то? Нихрена это не меняет! Я все еще злюсь...

Мы сидим в нашей новой кухне, а внутри растет протест: он не имеет права быть здесь! Не имеет! После того, что сделал…

Не было у них ничего. А то как же, блядь! Она была рядом? Была. Она его касалась? Касалась. И он, сука, гондон! Позволил ей подойти и открыть дверь своей машины, а потом запустить свои мерзкие клешни себе в волосы!

Перед глазами проносится алое зарево.

Я всегда считал отца идеальным. Не то что остальные. У моих друзей почти все родители в разводе, а если нет, то муж по-любому гуляет на стороне. Жена это терпит. Я не очень понимаю такой истории, поэтому в тот вечер, когда застал Тима, выкрикивающем оскорбления, я собирался все ей рассказать. Ехал до дома на такси после того, как увидел все, что творил мой дорогой папаша за ее спиной, и прикидывал, как скажу правду. Я прикидывал и до этого. Долго просидел на футбольном поле, где пинал мячи, пока дыхания хватало.

Я был так зол!…я был так разочарован. А еще мне было дико страшно, потому что все с раннего детства говорили мне, что я безумно похож на отца. Когда-то это вызывало гордость, но теперь мне было страшно. Я не хочу быть предателем! Нет! Я не похож на него, и я так никогда не поступлю со своей будущей женой! Поэтому я женюсь только после тридцать. Поэтому я заведу отношения только после окончания меда. Поэтому я не стану бросаться в омут с головой! Поэтому! Поэтому! Поэтому! Чтобы не облажаться, потому что мужики — слабые, и я это знаю. Не просто так на такую щекотливую тему столько возни, и я не собираюсь поддерживать ее! Не собираюсь!

Поэтому я на него непохож! Сука, я не ты!

Поднимаю глаза и сверлю ими своего отца. Он смотрит на меня в ответ спокойно и как будто с абсолютной готовностью принять всю мою ярость! Но пошел ты! Пошел к своей твари со своим притворным благочестием!

Черт, как хочется ударить его в морду…как хочется…как хочется взять и ударить эту падлу за то, что он сделал! За все! И за то, что мне стыдно, что я на него похож! И за то, что после его кульбитов я с девушкой расстался! Я Алену…наверно, любил? Наверно…я пока не знаю, что это такое, но башню от нее мне сорвало дико.

Нет контроля.

Не хочется ничего, кроме как видеть ее улыбку.

Не думается ни о чем, кроме ее шепота на ухо.

Но…нет, я не могу. Не могу! Я к этому не готов, и я ее оставил. Все. Из-за. Тебя!

Ты был для меня примером для подражания, а стал примером «как не надо…». И я так злюсь!

Марево становится ярче…

Я резко вскакиваю. За мной сразу вскакивает Тим и кладет руку на плечо. Мама тоже поднимается, но не так резво. Она напугана, я вижу по ее огромным глазам. Обнимает живот. И так хочется схватить ее за плечи и встряхнуть: мама, господи! Ну, очнись! Что он такого тебе натрепал, раз ты обо всем забыла?! Очнись!!!

А я не могу.

Вита правду говорит. Мама стала счастливей…я думал, что так ребенок на нее влияет. Хотя нет, нет…наверно, я уже давно догадывался. Мама у меня прозрачная, когда есть рядом, а не прикидывается бесчувственной амебой. У мамы яркие эмоции, как у Тима. Ее легко считать, потому что, как и Тим, она не умеет врать.

Я знал. Полагаю, я уже давно знал, что он пробрался ей под кожу, и…как же это ужасно, что ты повел себя, как гондон! И я теперь не могу тебе верить. Не могу!

Но я смягчаюсь. Не из-за тебя. Не из-за тебя! А из-за нее…

— Егор? — мама тихо зовет и открывает рот, чтобы что-то добавить, но я не даю.

Фыркаю, отталкиваюсь от стола и ухожу в нашу с Тимом комнату.

Видеть эту рожу не желаю! Хотят сидеть и делать вид, что он не завел себе шлюху?! Сидите. Удачи. Благословляю.

***

Тим заходит минут через пятнадцать, и я опускаю на него глаза, но лишь на мгновение. Снова смотрю в потолок, подбрасывая маленький, теннисный мячик. Это один из способов разработать пальцы и кисти, а для будущего хирурга — полезное дело. Важное. Я этим занимаюсь постоянно, но сейчас делаю скорее от привычки. Ну, и чтобы нервы успокоить.

Тим подходит к своей постели и плюхается на нее сверху. Мы не живем в одной комнате с четырнадцати лет, но сейчас так складываются обстоятельства. В квартире комнат не так много. Одна — мамина, две другие полагались для нас, а четвертая для малышки. Но! Появилась Витка и спутала наши планы, да я и не против. Тетя у нас зачетная, и маме она очень нужна.

«Чтобы она не унывала…» — думал я, а на деле оказалась.

Вот же гадина, тоже мне! Защищает его.

Фыркаю и закатываю глаза, снова подбросив мячик к потолку. В комнате темно, из открытого окна доносится запах свежих цветов и травы. Лето почти заканчивается, а значит, скоро у меня начнется по-настоящему взрослая жизнь. Путь к мечте. Но он, похоже, едва ли когда-то может быть прямым…да?

— Бесишься? — тихо спрашивает Тим, но я уверен, что это просто так.

Чтобы пустоту заполнить.

Он итак знает, что да. Мы — близнецы. Наша связь — неподражаемая. Я чувствую его, он меня, и это нихрена не миф. Поэтому я не против, что мы снова живем в одной комнате. Он — это и есть я. Он меня не стесняет, не бесит и не мешает. Он — это я. Еще одна моя душа в его теле, как и моя душа — его душа, просто в моем теле.

Вот такая странная система, которую могут понять разве что другие близнецы.

Хмыкаю.

Тим тоже.

И мы замолкаем…

А потом я вдруг выпаливаю:

— Я хочу знать, что ты видел.

Чувствую, как брат переводит на меня взгляд. Я на него не смотрю. Не хочу. Я хочу слышать, а не видеть.

Знаю, почему Тим так отреагировал на маму тогда. Знаю, почему он на нее наорал. Знаю-знаю-знаю…я его за это простил, конечно же, но наверно только наполовину. И то лишь потому, что я — это он, и я его понимаю.

После Светки все пошло по пизде. Тим стал подбухивать, покуривать, скатываться по оценкам. Хорошо, что у мамы получилось уговорить его пойти на актерское, чтобы выплеснуть эмоции. Хотя…если честно, то я считаю, что его место на бизнес-факультете. Он не верит. Не верит в себя, понимаете? Родители к нему относились с большим вниманием, и я на них за это совсем не злюсь.

Потому что он — это я, и я принимаю их заботу и на свой счет, просто мне больше можно доверять. Просто я более спокойный и рациональный, но не сейчас, конечно же.

Сейчас я киплю! Я не могу успокоиться! Я злюсь! За все! За шлюху отца, за то, что он меня разочаровал, за то, что я мысленно ставлю между нами знак «равно», ведь мы так сильно похожи…за то, что я расстался с Аленой, хоть и понимаю, что это на благо.

От нее мне тоже башню рвет, но Алена…она не нежная принцесса, а самая настоящая сука. Она делает меня психом. Она играет на моих нервах. Между нами дикая страсть, но в ней нет разума. В ней одно только дерьмо, если честно. Пиздатая похоть, а за ней обвал по всем фронтам.

Из-за нее я не могу сосредоточиться. Все идет по пизде. Все снова идет по пизде…

А Тим? Все, что он говорил маме, он говорил самому себе. Я это знаю. Он винит себя за то, что произошло у них со Светкой. Он думает, что мог бы быть лучше, острее, трахаться, полагаю, устойчивее? Не знаю. Не знаю…но все, что он говорил маме — это претензии себе. Не ей. Просто накрыло, и я его сейчас не оправдываю. Я знаю. Как себя, так и его знаю…

Прикрываю глаза.

Как ты мог, блядь? Папаша…как ты мог сделать ей больно? Она ведь тебя любила… а ты… да еще и с кем! Точно, у Тима тяга к шалавам от тебя.

— Я видел его с ней, — аккуратно говорит Тим, и я шумно вдыхаю через плотно сжатые зубы.

— Это я уже слышал.

А теперь хочу услышать полную версию. Без купюр. Давай. Говори!

— Что ты видел?! — повторяю, и Тим сдается.

Он встает с постели, а потом я слышу, как чиркает зажигалка. Тупая привычка. Я ее не одобряю, но ему так проще.

— Мама унюхает, — говорю, он усмехается.

— Мама расстроилась и пошла полежать. Я ей сказал, что поговорю с тобой.

— Тогда чего ждем? — хмыкаю и снова смотрю в потолок, подкидывая дурацкий мячик, — Что ты видел?

Тим делает крупную затяжку, потом выдыхает дым в окно и усмехается.

— Я видел, как он шел с ней в гостиницу.

— Ммм… — тяну со злостью, — И, видимо, он перся туда, как гребаный завоеватель и…

— Нет, — мягко перебивает он меня, а когда я снова смотрю на брата, тот жмет плечами, — Он не был похож на всех этих мужиков. Он был…другим.

— Другим? Каким? Что это означает? Твое загадочное «другой…»

Бесит его многозначительный взгляд. Я обычно все его взгляды понимаю, но не этот. Потому что, видимо, не хочу я нихрена понимать.

Не. Хочу.

— Хочешь это услышать? Окей. Он был…напуган.

Из груди вырывается нервный смешок.

— Чо несешь?

— То самое. Он был, блядь, напуган. И растерян.

— Ты заболел? От окна отойди, продует. Менингит — это не шутки и…

— На кой хер ты спрашиваешь, если слушать не хочешь?! Ты все уже решил!

— Ты тоже! Ты его прикрыл!

Тим бесит меня своей…сука, чистотой души, которая внезапно в нем просыпается! Какого черта?!

Какого. Черта. Ты. Его. Защищаешь. Как. Все. Они! Как мама! Копия мамы…

Поэтому я колю его, поэтому получаю злой взгляд и укол в ответ.

— Ты такой же твердолобый, как батя.

— Сука!…

— Егор, послушай, окей? — Тим снова меня перебивает, но на этот раз быстрее, потом выбрасывает сигарету и запрыгивает на подоконник.

Я немного дергаюсь. Не люблю, когда он занимается херней и рискует своей жизнью. Я вообще не люблю всего этого.

«Безопасность — это важно, а не скучно…» — в голове звучит мягкий голос отца, когда он утешал меня в детстве после того, как Тим задразнил меня душнилой. Я отказался прыгать с тарзанки. Ну да! А еще я ее закинул на ветку, чтобы остальные тоже не стали. Например, Марк. Он бы точно упал. Он у нас такой. Немного неуклюжий сейчас и абсолютная катастрофа раньше. Я себе очень живо представил, как Марк обязательно слетит с тарзанки прямо в кусты и переломает себе ноги, руки и шею.

Нет, спасибо.

А Тим — сволочь. Взбесился, что не сможет понтануться перед девчонками, и обозвал меня душнилой. Не знаю, почему так зацепило? Но зацепило сильно, и я ушел домой. Стоял и бил палкой розовый куст, а про себя шипел: не смей плакать! Не смей рыдать, как девчонка! Не смей!

Там меня и отыскал отец. Не стал ни о чем спрашивать, просто аккуратно забрал у меня палку и отвел в гараж. Он раньше любил мастерить мебель, а я любил делать вид, что тоже что-то умею.

Он говорил, что я все умею и мягко мне улыбался…

Черт!

Глаза жжет, и я злюсь еще больше, хотя кажется, что это невозможно! Ведь я помню, как он улыбался мне и Тиму. Как он учил нас кататься на велосипедах, играть в футбол. Как мы с братом любили зависать с ним, а он никогда на нас не орал и не гнал. У моего друга другие воспоминания об отце. Он так глубоко погрузился в работу, что к детям своим относился со злостью. Уставал — вымещал на семье. Это была их жизнь. Но не моя. Ни Тима. Ни Мама. Отец никогда не приходил домой в дурном расположении духа, а если так все же случалось, он просил дать ему полчаса, уходил в кабинет и возвращался спокойным.

А потом мы шли в гараж…

А потом шли ужинать, где он смотрел на маму, как на свое солнце. Как сегодня на нее смотрел…но почему тогда?! Что пошло не так?! ПО-ЧЕ-МУ?!

И я тоже так поступлю однажды, да?…

— …Я не соврал, — прерывает мой внутренний монолог Тим, и я пару раз моргаю и смотрю ему в глаза.

Он абсолютно серьезный. Сжал руки в замок между своих ног, смотрит на меня прямо и не прячется.

Это важно.

Я наизусть знаю, когда он прячется, и это другой момент. Он собирается сказать то, как увидел эту ситуации, и, наверно, я могу его выслушать? Хотя бы чисто из любопытства. Чтобы понять. Чтобы не оступиться так же…

— Я отца таким никогда в жизни не видел, — продолжает Тим тихо, — Он был растерян и, как мне показалось, напуган. Я не имею в виду, что он боялся ее задницы, окей?! И я знаю, как это слышится, но…блядь, Егор, он был похож на человека, которого по башке шарахнуло. Он меня даже не сразу заметил! А потом когда увидел, словно пелена с глаз упала. Он даже пару раз поморгал, будто в себя после прихода вернулся!

— То есть, ты хочешь сказать, что она его тащила, а он просто шел?! Наш отец?!

— Я не знаю, что у него было в голове, но он не хотел с ней идти. Веришь? Нет? Это правда. Он не хотел, не горел ей, он будто пытался разобраться в себе и просто шел на автомате, ясно?! Не тупим! И отсядь от окна. Менингит — это не шутки.

Показываю ему средний палец с ядовитой усмешкой, брат зеркалит, а потом вздыхает и смотрит на улицу.

— Он не уехал.

Я на автомате поднимаюсь, но сразу хмурюсь и застываю.

— Мне-то какое дело?

— Мама к нему пошла.

О боже!

Закатываю глаза и встаю, чтобы подойти к брату. Действительно. Мама закуталась в мой бомбер и перебегает дорогу навстречу к хорошо знакомому гелику. Я вижу только его руки. Пальцем он постукивает по рулю и ждет ее. Зачем пошла?! Что обсуждать собирается?! И боже! Сбежала, как девчонка!

Тим улыбается слегка.

— Вита права была…

— Что?

— Она другая. Заметил?

Заметил, но не собираюсь это признавать. Точнее, его в этом участие.

— Не из-за него. Беременные все такие. Это гормоны и ребенок.

Брат смотрит на меня с сарказмом, но я и ему не собираюсь отвечать.

— Только мне что-то подсказывает, что они не любоваться собираются… — тихо говорит Тим, — Похоже, Вита и здесь была права.

— То есть…это я виноват, что ли?!

— Нет, виноват он.

— Но ты думаешь иначе.

Тим вздыхает и кладет руку мне на плечо, а потом сжимает его и слегка мотает головой.

— Нет, не думаю. Это все действительно его вина, а ты…я понимаю, что ты чувствуешь.

— Тогда какого хуя ты не злишься?! Вообще! Ты вообще не злишься!

— Я очень злился, честно. Особенно когда эта шалава приперлась к нему домой.

— Но?!

— Но я стоял и ждал у дома, пока она выйдет. Не смог уйти.

— И? — зло, но уже аккуратней спрашиваю.

Сердце в груди тарабанить начинает.

Наверно, я хочу верить, что мой отец не такое же дерьмо, как отец Марка. Я хорошо помню все, что тогда о нем вскрылось. Помню, как она рыдала на нашей кухне, а мы с пацанами подслушивали, ведь Марк сильно переживал за маму и хотел знать, что с ней случилось.

Помню, как он застыл, когда услышал, что его отец ей изменил.

Я помню, как вытянулось его лицо, и помню боль, которую почувствовал сам. Марк нам не брат, но мы дружим с детства, и он тоже часть нашей стаи. Почти сразу стал ей. Я помню как. Он был таким странным, но таким интересным…мы с Тимой играли в саду, когда увидели его во второй раз. Подсыпали опилки для муравьев, чтобы им было из чего строить свой домик, а Марк дошел тихо и спросил тоже тихо:

— Что вы там делаете?

Мы обернулись.

Я хорошо помню, что подумал про него тогда: нелепый какой-то. Марк стоял в футболке с собачкой и синих шортах, теребил очки или свои пальцы. Странный, нелепый какой-то, но…мама научила нас быть добрыми, а не жестокими. Она объяснила, что нельзя обижать людей. Папа рассказал, что надо всех оценивать по содержанию, а не по внешности. Да, Марк был странным и неказистым, но содержание у него было теплое. Глаза добрым. Лучистыми. И я…я так благодарен Богу за то, что у меня такие родители. Что они с самого детства объяснили, что людей надо оценивать по содержанию, а не по внешности. И что мама учила меня мягкости, а отец — добропорядочности. Потому что Марк — мой лучший друг. Мой и Тима. Без него наша жизнь была бы не такой теплой и лучистой…

Поэтому я почувствовал его боль. Я очень хорошо ее почувствовал…и возненавидел Диму так же сильно, как его собственный сын.

И я был рад.

Наверно, тут поступил не совсем по-доброму, но я был, черт возьми, рад! Когда он приперся и получил по первое число. От Лары, от папы, от Марка. Ото всех!

Я помню, как он притащился вместе со своей сукой. Конечно, и не вместе. Потом мы снова подслушивали и знали, что эта тварь приперлась в их дом права качать, а Дима приехал следом, чтобы поговорить. Простое совпадение, но кто ей это позволил?! Кто дал ей понять, что она может так поступить?! Правильно. Дима.

Почему тогда батина зазноба не явилась?…

Ой, бля. О чем я думаю…

Нет, не хочу я о нем думать и пускать к себе близко потенциальные шансы на прощение! Не собираюсь! Я хочу, как Лара тогда, пробить его дно! Это ведь было феерично…все мы были поражены. Никто не ожидал. Такая спокойная Лара вдруг стала целым фонтаном. Помню драку, помню стрельбу, помню, как трепало Марка. Я этот день помню в деталях и знаю, что это все он виноват.

А теперь у меня появился собственный «он».

Но почему мне тогда настолько важно услышать всю фразу?! Я хочу до конца разочароваться?! Или возненавидеть?! Или я надеюсь, что Вита сказала правду, потому что на самом деле хочу дать своему отцу шанс?…

— Она вышла через пять минут, — с ухмылкой добивает Тим, — Максимум десять. Вряд ли наш батя — скорострел…

Рычу от тупой злости и смятения, а потом смотрю на машину, уловив в ней движение. Я вижу только их руки, но этого хватает, чтобы понять. Мама плачет, а он ее успокаивает…

— Я не злюсь так, как злишься ты, — шепчет Тим, — Потому что я его понимаю. Я не такой идеальный, как ты, Егор. И как он. Я лажаю постоянно и знаю, что иногда лажать…так просто получается. Ты же другой. Твердолобый и правильный, всегда выбираешь верные варианты и поступаешь тоже правильно. Тебе понять сложнее. Ты просто слишком сильно похож…

— Блядь! Заткнись!

Откидываю его руки и резко разворачиваюсь, а потом вылетаю из комнаты и из квартиры. Слышу за спиной, как Тим наспех одевается и бросает Вите что-то вроде:

— Не парься, пупсика понесло…

И выбегает следом.

Но пупсика не понесло. Пупсик заебался прятаться от правды и от себя. Хватит. Дудки. Хочешь поговорить?! Поговорим, сука!

Загрузка...