Чернильный обмен

Глава 9

С настороженностью, которая казалась в музее совершенно неуместной, Ниалл следил за наблюдавшими за ними фейри. Летние девушки, с виноградными лозами на коже, носили «иллюзии», чтобы казаться смертными. Одна из сестер Скримшоу, невидимая, скользила по залу и заглядывала в рот смертным, когда они разговаривали. Еще один фейри, чье тело представляло собой лишь призрачный дым, проплыл мимо. Он выдернул из воздуха невидимые следы и поднес их ко рту, пробуя на вкус дыхание смертных, кормясь ароматами кофе и конфет, которые они выдыхали. Никто не посягал на границы другого. Здесь все фейри тщательно следили за своим поведением независимо от того, к какому Двору они принадлежат, и не взирая на личные конфликты. Музей был нейтральной территорией, безопасным местом.

И Ниалл использовал в своих интересах эту безопасность, чтобы нарушить правила своего Двора. Он появился перед Лесли, заговорил с ней. Он не мог объяснить этого. Непреодолимое желание быть рядом с ней, еще сильнее, чем у ресторана, вынудило его сделать это. Он ослушался свою королеву, не повиновался пусть не прямому приказу, но вполне очевидной ее воле. Если Кинан не замолвит за него словечко перед Эйслинн, последствия могут быть серьезными.

Я могу объяснить, что… что… что? Он не мог сказать ничего из того, что было бы правдой. Просто он увидел Лесли, наблюдал за ее слепыми скитаниями и показал ей себя — сбросил «иллюзию» прямо в галерее, где кто угодно из смертных мог это увидеть, где множество фейри видели это.

Почему сейчас?

То притяжение, которое заставило его подойти к ней, показаться, было как приказ, от исполнения которого он не мог отказаться и, откровенно говоря, не хотел. И все же, хотя он до сих пор прекрасно справлялся с тем, чтобы не приближаться к ней, это не отменяло того, что его действия видело огромное количество свидетелей. Он должен был извиниться и уйти до того, как пересечь ту грань, за которой неминуемо последует гнев королевы. Но вместо этого он, наконец, спросил:

— Ты уже видела временную выставку?[17]

— Пока нет. — Теперь Лесли держалась на расстоянии после его слишком затянувшегося молчания.

— Здесь есть работы прерафаэлитов,[18] которые я хотел бы увидеть. Хочешь присоединиться ко мне? — У него уже вошло в привычку разглядывать все работы прерафаэлитов, которые он только мог найти. Правящая Высшая Королева — Сорча — была невероятно увлечена ими и весьма походила на героинь многих их холстов: Берн-Джонс[19] практически в деталях запечатлел ее в «Золотой лестнице».[20] Он уже думал рассказать об этом Лесли, но вовремя остановился. Сейчас он был видимым для нее. И вообще ни о чем не должен был с ней разговаривать.

Он сделал шаг назад.

— Тебе, наверное, неинтересно, так что я…

— Нет, мне интересно. Я даже не знаю, кто такие прерафаэлиты. Я просто хожу по залу и смотрю на картины. Это не… Я совсем не много знаю об истории живописи, только о том, — Лесли порозовела, — что мне нравится.

— И это все, что тебе нужно знать, не так ли? Я помню их отчасти потому, что их творчество нравится мне. — Он мягко положил руку на спину Лесли, позволив себе прикоснуться к ней. — Пойдем?

— Конечно. — Она пошла вперед, и теперь рука Ниалла уже не касалась ее. — Так кто такие эти прерафаэлиты?

— Это художники, которые решили не следовать правилам своей художественной школы и создавали искусство по собственным стандартам.

— Значит, бунтари? — Она засмеялась, внезапно расслабившись и почувствовав себя свободной без какой-либо очевидной причины. И красота великих полотен и сказочной резьбы на колоннах в галерее поблекла по сравнению с ней.

— Бунтари, изменившие мир, потому что верили в себя. — Он провел Лесли мимо группы Летних девушек, невидимых для нее, которые с недовольными лицами шептались и указывали на них пальцами. — Вера — очень мощная вещь. Если ты веришь, что можешь… — Он замолчал, потому что фейри подошли ближе.

Кинана это не обрадует.

Никаких смертных, Ниалл. Ты же знаешь.

Разве что Кинан дал согласие на эту…

Она подруга Эйслинн.

Ниалл, оставь ее в покое. — Тон последней фейри был сродни материнскому.

— Ниалл? — Лесли смотрела прямо на него.

— Что?

— Ты замолчал… Мне нравится твой голос. Расскажи что-нибудь еще. — Раньше, когда он месяцами наблюдал за ней, и даже несколько минут назад, она не была такой смелой. — О художниках, например?

— Да-да. Они не подчинялись правилам. Создали свои собственные. — Он отказывался смотреть на фейри, глядящих на них и бормочущих свои предостережения. Их голоса были сердитыми и испуганными, и хотя он, кажется, знал, что делал, все это беспокоило его. — Иногда правилам нужно бросить вызов.

— Или нарушить их? — Дыхание Лесли стало неровным, она опасно улыбалась.

— Иногда, — согласился он.

Разумеется, она не понимала, что может означать нарушение правил для него, для нее, но ведь в действительности он их и не нарушал. Он всего лишь растягивал их границы. Предложив Лесли руку, он повел ее в следующую галерею. Ее рука дрогнула, когда она положила ладонь на сгиб его локтя. Мой король послал меня сюда, чтобы присмотреть за ней. Он знает, что я справлюсь. Я могу быть осторожным, могу оставаться в рамках правил.

Все будет хорошо. Чаще всего именно Ниалла Кинан просил охранять Лесли. Несмотря на опасные последствия, которые несли смертным объятия Ниалла, Кинан доверял ему. Они нечасто разговаривали о том, как смертные теряли себя, оставаясь с Ниаллом слишком долго, и совсем не обсуждали, как много смертных он погубил под влиянием Ириала. «Я верю, что ты сделаешь то, что необходимо». Вот и все, что сказал Кинан.

Ниалл твердо намеревался оградить Лесли от опасности, которую несла привязанность к нему. Именно так я и сделаю. Но сегодня, когда он увидел ее, такую красивую и такую одинокую, все его благие намерения испарились. После сегодняшнего дня он станет присматривать за ней невидимым.

Я могу сделать это: погулять с ней, поговорить так, чтобы она меня слышала. Всего один-единственный разговор.

Он держался на расстоянии; от этого не было никакого вреда. Ведь он не рассказывал ей о том, кем он был и как ходил рядом с ней, когда она даже не подозревала об этом. Он мог ходить рядом с ней, не пытаясь ее поцеловать.

— Хочешь чего-нибудь перекусить, перед тем как мы пойдем на выставку? Сэндвич? — спросила она.

— Сэндвич… Это можно. Да.

Это в пределах правил. Поесть с ней неопасно. Было бы опасно, если бы он предложил ей еду фейри, но сэндвич — еда смертных, приготовленная их руками. А значит, безопасная еда.

Ее ладонь сжала его руку, прикасаясь к нему, держась за него.

— Я действительно рада, — прошептала она, — что столкнулась здесь с тобой.

— Я тоже.

Он убрал руку. Возможно, он мог быть ей другом, но не более того — это было запрещено. Она была запрещена.

И от этого она — еще бoльшее искушение. Через несколько слишком коротких часов Ниалл извинился и ушел, испытывая нежеланную благодарность за то, что вечерняя охрана Лесли появилась пораньше.

Время, проведенное с ней, было наполнено болью. И хотя быть с ней было прекрасно, все же это до боли напоминало о том, что не могло принадлежать ему.

Выйдя из музея, Ниалл столкнулся с несколькими тяжело раненными фейри, почти бесчувственными от наркотиков, которые они находили в домах Ириала. Было неудивительно видеть такое вблизи нынешних любимых прибежищ Ириала, однако не только фейри носили следы ушибов. Смертные — слишком много смертных — ходили по улицам с красноречивыми следами уродливого цвета на коже. Смертные могли и не узнавать в следах отпечатки рук с когтями вместо пальцев, но Ниалл видел истинную форму ран и ушибов.

Но зачем?

Зимние фейри проходили мимо Ниалла, бросая на него тяжелые взгляды. Фейри-одиночки при его приближении собирались в небольшие группы. Даже вечно плещущиеся в городских фонтанах келпи[21] настороженно поглядывали на него. Было время, когда он заслуживал такой подозрительности, но он отрекся от Темного Двора. Он сделал выбор — он решил стать другим, искупить причиненный им вред.

Но вид раненных смертных и встревоженных фейри заставил его вернуться к воспоминаниям, которые он желал бы навеки оставить в забытье: страх застыл в стеклянных глазах, когда рыжеволосая девушка обмякла в его объятиях, изнуренная многими часами, проведенными в его руках; Ириал сладко смеется, в то время как под танцующими девушками разваливается стол; Габриэль радуется мучениям людей в другом городе, пока Ириал наливает новые напитки; странное вино и новые травы на их блюдах; танцы с галлюцинациями; смертные протестуют, когда их вытаскивают из его объятий… И он упивался всем этим.

К тому времени, как Ниалл добрался до дворца Летнего Двора, его депрессия достигла той точки, когда он уже не мог присоединиться к всеобщему кутежу. Он стоял у широкого окна в гостиной и смотрел на круг желтеющей травы в парке на другой стороне улицы. Там они праздновали возрождение Летнего Двора, радуясь новому, хотя и непростому согласию с Зимним Двором. В этом году лето было ранним — подарок Зимней Королевы, в знак перемирия, а может, личной привязанности. Неважно. Это было прекрасно. И это должно было умиротворить его, но не вышло.

Ниалл вздохнул. Он должен был рассказать Кинану о состоянии растений. Думай об обязанностях. Думай об ответственности. Он потратил целую жизнь на искупление того, что натворил. Какие бы причины не заставляли его чувствовать себя так ужасно в последние дни, это пройдет.

Он прислонился лбом к одному из высоких окон в главном зале. На улице, в парке танцевали фейри. И как всегда, Летние девушки, обвитые виноградными лозами и взвивающимися легкими юбками, кружили между ними, сливаясь с толпой и выскальзывая из нее в ритуальном танце, свойственном только им. Охрана Кинана, которая несла свой пост, наблюдала за ними, обеспечивая их безопасность, а свободные охранники танцевали вместе с ними, развлекали их.

Похоже на мир.

За это боролся Ниалл, эту цель преследовал в течение многих столетий, но теперь он стоял в одиночестве во дворце, как молчаливый наблюдатель. Он чувствовал себя отделенным от своего Двора, своего короля, от Летних девушек — от всех, кроме одной смертной девушки. Если бы он мог танцевать с Лесли, вместе с ней кружиться среди них, он был бы там.

Но последний Летний Король поставил четкие условия, прежде чем принять Ниалла ко Двору: «Никаких смертных, Ниалл. Это цена за жизнь в моем Дворе». Было не так уж плохо. Смертные по-прежнему влекли его, но воспоминания и данная клятва научили его противостоять своим желаниям. Они не были нужны ему для танцев — на праздниках или в постели — и этого было достаточно.

Так было до нее. До Лесли.