Пока Ниалл вел Лесли по улице к поезду Сета, он думал о том, как долго сможет оставаться в окружении такого количества металла. Пребывание в этой части города было болезненным для любых фейри, кроме монархов. Вот почему он хотел, чтобы Лесли была здесь — в безопасности, вдали от любопытных глаз подопечных Ириала. Самого Ириала это не остановит, но остальные Темные фейри не смогут добраться до Лесли, даже если Ниаллу будет плохо.
Я заслуживаю этого — заслуживаю боли. Он давил на нее, перешагнул запретную черту. После всего этого времени он впервые подошел так рискованно близко к тому, чтобы стать тем, кем был. И она несомненно умрет, если это случится.
— Ты все еще со мной? — спросила Лесли.
— Да. — Он посмотрел на нее и увидел их — Бананак с несколькими менее послушными из фейри Ириала. Они были недостаточно близко, чтобы увидеть Лесли, но увидят, если он не уведет ее. Он потянул Лесли в темный переулок и закрыл ее собой, повернувшись спиной к улице. Она не сопротивлялась. Наоборот — она запрокинула голову, чтобы он смог снова поцеловать ее. Всего лишь еще один поцелуй.
Ниалл мягко отстранился. На этот раз он был осторожнее, наслаждаясь затуманенным взглядом ее глаз, радуясь тому, что заставил ее испытывать такое желание, при этом крепко удерживая свою «иллюзию» на месте. Ему хотелось спросить ее, что она увидела и что услышала раньше, но он не мог начать этот разговор, когда все еще был связан правилами, установленными Эйслинн, и когда Бананак была на улице прямо позади них.
Вот на чем он должен был сосредоточиться — на угрозе, которую представляла собой Бананак. Он слегка повернул голову, чтобы лучше видеть вечно жаждущую войны фейри, обдумывая пути отступления. Его разум сейчас был затуманен. Бананак, как всегда, была смертельно прекрасна: черные, как у ворона, перья на ее голове соперничали по красоте с гладкими черными волосами ее «иллюзии». Она была одной из наименее цивилизованных фейри при Дворе Ириала; она была той, кто однажды сверг Ириала с трона, и она никогда не оставляла попыток сделать это снова — не для того, что править Двором, а только для того, чтобы начать в нем войну. То, что она бродила по улицам в компании нескольких Ли Эргов, не предвещало ничего хорошего.
Нам нужно уходить. Сейчас же. Мы должны…
Лесли еще ближе прижалась к нему. Он сделал еще один глубокий вдох, чтобы ощутить удивительно сладкий аромат, который принадлежал ей одной. Смертные всегда пахли по-разному. Он почти забыл, как много удовольствия получал от этого. Он поцеловал ее в шею, и ей не показалось странным, что он задержал там свое лицо. Бананак не видела нас. У нас есть еще немного времени.
— Я бы остался с тобой навсегда, если бы мог, — сказал он ей между поцелуями.
И был вполне серьезен. Прямо сейчас он говорил правду. Он слишком долго был частью Летнего Двора, чтобы говорить о вечности, а до этого он был еще менее способен на верность. Но в тот момент, прижимая к себе ее смертное тело, он именно это имел в виду, вкладывая в свои слова всю страсть, на которую был способен.
Разве будет какой-то вред от того, что она проведет немного времени со мной? Если я буду осторожен… Она только слегка приболеет, когда он оставит ее. Он мог бы провести с ней несколько десятилетий.
Он спиной почувствовал, как задрожала улица, когда на нее ступили Габриэль и несколько Ищеек. Ниалл напрягся. Ему не по силам тягаться одновременно с Бананак, Ли Эргами и Габриэлем.
И как я объясню это Лесли?
Но когда он обернулся, и Габриэль, и все остальные были невидимы. Значит, Лесли не сможет ни увидеть, ни услышать их.
Габриэль отослал нескольких Ищеек, имен которых Ниалл не мог вспомнить, да и не хотел, и те с воодушевлением отправились за Ли Эргами.
— Иди куда шел, малыш, или тебе нужна помощь? — произнес он.
Ниалл посмотрела прямо в глаза Габриэля, поскольку ответить было невозможно.
— Уводи ее отсюда, Gancanagh. — Габриэль сдвинулся влево, когда Бананак налетела на него. Она была великолепна, двигаясь с такой грацией, которой обладали очень немногие фейри. Вместо того чтобы убраться с ее пути, Габриэль остался между ней и Ниаллом.
Черная, как ворон, женщина оторвала полоску плоти с предплечья Габриэля, на которой были начертаны приказы Ириала.
Рычание Габриэля сотрясло стены, когда он замахнулся на Бананак:
— Уходите!
Ниалл повернулся, когда Лесли качнулась к нему, ее взгляд был рассредоточен. Она закрыла глаза и наклонилась вперед, будто вот-вот упадет. Ниалла затопил стыд. Их поцелуи ранили ее и непростительно отвлекли его. Если бы не Габриэль, Бананак уже напала бы на них.
Что со мной? Он должен был устоять перед одной-единственной смертной, тем более перед лицом смертельной угрозы. Он всегда вызывал у смертных зависимость, но сам никогда не привыкал к ним. От них он чувствовал себя пьяным, причем настолько, что едва мог стоять на ногах, но устоять перед ними не было чем-то таким, что было выше его сил. Ниалл взглянул на Лесли. Привлекательная, но он видел множество симпатичных девушек за все эти годы. Привлекательность не могла быть причиной того, чтобы он потерял себя, как было только что. Он ничего не мог понять. Ему нужно было уйти. Он не мог обеспечивать ее безопасность от Ириала, да и от себя тоже.
Он поддерживал ее, пока они шли дальше. Позади слышались ужасающие звуки жестокой драки, разразившейся между Темными фейри. Прошло много времени с тех пор, как рычание Габриэля приветствовалось Ниаллом, но сегодня вечером Ищейка спас и его, и Лесли.
Почему?
Ликующий вопль Бананак заставил Ниалла укрыть Лесли в очередном переулке. Он чувствовал яростный порыв, когда Бананак устремилась к ним.
Спина Лесли была прижата к высокому железному забору. Она смотрела на него так открыто, как смотрели все смертные до нее, чуть приоткрыв губы в ожидании поцелуя, который он ей не подарит.
— Ниалл?
— Я просто… — Он не мог ничего сказать. Он отвел взгляд, считая каждый вдох и пытаясь сосредоточиться на том, чтобы не прикасаться к ней. Он слышал звуки погони Ищеек Габриэля. Крики Бананак больше не были радостными — она сыпала проклятиями в адрес Ищеек. А затем на улице воцарилась тишина.
И Ниалл услышал сбивчивое дыхание Лесли, звучавшее в унисон с его собственным — это доказывало, что они оба были возбуждены больше, чем им было можно. Она не должна так чувствовать себя после парочки поцелуев. Он ведь не прикасался к ней более интимным образом. Пока что. Он хотел этого, больше, чем когда-либо хотел любую из смертных, которых он помнил. Он положил руки на забор за спиной Лесли; боль от этого помогла прогнать неразумные мысли.
Он оглянулся на улицу, чтобы понять, безопасно ли продолжать двигаться. Бананак исчезла. Ищейки ушли. Никаких других фейри на улице не было. Были только они вдвоем. Он убрал руки с забора и открыл рот, чтобы найти оправдание, которое объяснило бы, почему он вдавил ее в стену и почему так целовал ее — оправдание, которое все остановит и не даст зайти дальше.
А есть ли вообще такие слова?
Рука Лесли несмело, но ощутимо скользнула под его рубашку. Он почувствовал даже порезы на ее ладони и пальцах, когда она провела рукой по его спине.
Ниалл отстранился.
Когда он шагнул назад, рука Лесли переместилась на его грудь, все еще оставаясь под рубашкой. Она пальцами провела дорожку к его сердцу. Они оба молчали и не двигались в течение нескольких секунд. Пульс Лесли вернулся к нормальной скорости. Но его чувство вины не исчезло так же быстро. Он не мог сказать ничего такого, что вернуло бы все назад, но и двигаться вперед он не мог. Его план оставаться рядом с ней в качестве друга трещал по швам.
— Нам надо идти, — сказал он.
Она кивнула, но ее пальцы продолжали чертить линии на его коже.
— На тебе так много шрамов, — проговорила она, не спрашивая, но оставляя за ним право решать, отвечать или нет.
На этот подразумевающийся вопрос он предпочитал не отвечать. Так было и тогда, когда его король был еще слишком юным, чтобы понимать, насколько ужасно спрашивать об этом, и тогда, когда в его постели оказывались другие фейри, и тогда, когда его новая королева впервые увидела Ниалла на тренировках с охранниками и смотрела на него со слезами на глазах. Но у Лесли были свои собственные шрамы, и ему было известно, как они появились.
Он поцеловал ее веки и ответил:
— Это было очень-очень давно.
Ее рука замерла на его груди напротив сердца. Если она и подумала что-то о его учащенном сердцебиении, то ничего не сказала.
— Это был несчастный случай? — наконец спросила она.
— Нет, это было сделано нарочно. — Он поднял ее свободную руку к шраму на лице. — Ни один из них не появился случайно.
— Мне очень жаль. — Она потянулась к нему и поцеловала в щеку. Ее нежность была опаснее, чем ее страсть.
Когда он думал об этом, он мог вспомнить боль так же ясно, как тогда, когда это случилось. Воспоминание о боли прочистило его голову, помогло сосредоточиться на том, где он и каким должен быть для Лесли: сильным, осторожным другом.
— Я выжил. Разве не это главное? Выживание?
Она отвела взгляд.
— Надеюсь.
— Теперь ты станешь хуже думать обо мне?
На ее лице появилось ошеломленное выражение.
— Нет, господи. Конечно же, нет.
— Некоторые стали бы.
— И были бы не правы. Кто бы ни причинил тебе боль… — Она тряхнула головой, и ее взгляд стал убийственным. — Я надеюсь, они горько пожалели об этом.
— Нет, не пожалели. — Теперь он отвел взгляд. Если бы она узнала, как жестоко они сломали его, стала бы она его жалеть? Будет ли он выглядеть в ее глазах меньше мужчиной потому, что ему не хватило сил уйти от них? Правда, он ушел, но уже после всего. В то время он уже предпочел бы стать тенью, чем еще хотя бы секунду мучиться от боли, от воспоминаний. Было гораздо легче сдаться, прекратить существовать. Но тогда его нашел Летний Король, взял его в свой Двор и дал ему пространство, где он смог бы залечить свои раны, вернуть свою гордость и восстановить разум.
— Страшно подумать, что они могут быть где-то там. — Лесли смотрела мимо него в темноту улиц, выискивая лица в тенях, как часто это делала, когда он незримо ходил рядом с ней. — Я никогда не знала… Я даже не помню некоторых лиц… Я была под наркотиками, когда они… ну, ты понимаешь.
— Насиловали тебя, — мягко сказал он. — И да, я все прекрасно понимаю.
Ее рука снова прошлась по одному из его шрамов, на этот раз еще неувереннее. Ошеломленное выражение ее лица подтвердило, что она все поняла:
— И ты?
Он кивнул:
— Это было целую вечность назад.
Ее глаза наполнились слезами.
— Это когда-нибудь пройдет? Страх? — спросила она и посмотрела на Ниалла с такой надеждой, что он пожалел о том, что фейри не могут лгать. Он не мог.
— Со временем становится легче, — ответил он. — Проходят дни, годы, и все почти исчезает.
— Это уже кое-что, правда?
— Иногда это почти все. — Он нежно поцеловал ее — просто слегка коснулся ее губ, не ожидая ответной страсти, а предлагая покой и уют. — И однажды ты встречаешь того, кто не станет смотреть на тебя по-другому, если ты все ему расскажешь. И это — все.
Не говоря ни слова, она положила голову ему на грудь, и, обнимая ее, он признался самому себе: Ради этой смертной я ослушаюсь свою королеву, оставлю короля и Двор, который защищал меня все эти годы. Брошу все. Если бы она принадлежала ему, он ни за что не упустил бы ее. Он бы не позволил ей страдать так, как страдали другие смертные, когда он бросал их. Он был бы с ней, с разрешения своего Двора или без него. Ириал бы не забрал ее, и Кинан не встал бы между ними.