Лесли выбралась из объятий Ириала. И хотя кровать была просто огромной, она слишком остро ощущала его близость. Уже несколько раз она собиралась встать и уйти. Но не ушла. Потому что не могла.
— Станет легче, — мягко сказал он. — Просто тебе все в новинку. С тобой все будет в порядке, а я…
— Я не могу уйти. Не могу! Я все повторяю себе, что сейчас встану и уйду, но не могу и шагу ступить. — Даже сейчас, когда все тело Лесли болело, она не злилась. Но знала, что должна была злиться. — Мне кажется, меня вот-вот вырвет, как будто если я окажусь далеко от тебя…
Ириал снова привлек ее к себе.
— Все. Это. Пройдет.
— Я тебе не верю, — прошептала она.
— Мы умирали от голода, поэтому…
— Умирали от голода? — переспросила она. — Мы?
И он рассказал ей, кто он такой, кто такие Ниалл, Эйслинн и Кинан. Он рассказал ей, что все они не люди.
Значит, Сет говорил правду. Где-то в глубине сознания она уже приняла это, но слышать это снова, да еще и так убедительно, было невыносимо. Как же я злюсь! И боюсь. Я… Но ни того, ни другого она не испытывала.
Ириал продолжал говорить. Он рассказал, что у них есть несколько Дворов, и что его Темный Двор живет, питаясь эмоциями. Он сказал, что с ее помощью сможет накормить всех своих фейри, сказал, что она — их спасение, его спасение. Он рассказывал ей о вещах, которые должны были привести ее в настоящий ужас, но, едва она начинала чувствовать гнев или страх, он выпивал их из нее.
— Ну и кем ты являешься в этом Дворе?
— Я здесь главный. Как Эйслинн и Кинан — в Летнем Дворе. — В его словах не было ни капли высокомерия. Он даже казался уставшим.
— А я… — Она чувствовала себя глупо, но ей хотелось знать это, поэтому она должна была спросить: — Я до сих пор человек?
Ириал кивнул.
— И что это значит? Что со мной? Какая я теперь?
— Ты моя. — Он поцеловал ее для пущей убедительности и повторил: — Моя.
— А это значит…
Теперь он выглядел озадаченным.
— Что все, чего бы ты ни захотела, теперь твое?
— Что, если я захочу уйти? Или встретиться с Ниаллом?
— Сомневаюсь, что он будет навещать нас, но ты можешь пойти к нему, если хочешь, — сказал Ириал и переместился на кровати, чтобы снова оказаться сверху. — Как только ты наберешься сил, ты сможешь выходить отсюда, когда пожелаешь. Мы будем заботиться о тебе, защищать тебя, но ты всегда можешь уйти, если тебе этого захочется. После того, как окрепнешь, разумеется.
Но Лесли не хотела уходить. Не хотела и не имела на это сил. Он не лгал — она в это верила, потому что чувствовала в его словах вкус правды. Но еще она знала: что бы он с ней ни сотворил, это заставляет ее хотеть находиться только рядом с ним, а не где-нибудь еще. Осознав это, она на секунду испытала жуткий страх, но он испарился, а на его место пришло такое желание, что она впилась ногтями в кожу Ириала, изо всех сил притянула его к себе, и по ее телу пробежала дрожь страсти.
Когда в комнату вошел Габриэль, Лесли была полностью одета. Она не помнила, как на ней появилась одежда, но это было неважно. Она сидела в кровати, укрытая одеялом, а в руке у нее было яблоко.
— Теперь вспоминай, как есть, — мягко сказал Ириал и нежно убрал волосы с ее лица.
Она кивнула, собираясь что-то сказать, но никак не могла вспомнить слова.
— Что-то случилось? — спросил Ириал Габриэля.
Ириал как-то оказался у стола, слишком далеко от нее.
Лесли посмотрела на яблоко, которое держала в руке. Оно исчезло. Она глянула вниз — одежда была другая. На ней было длинное платье с красными цветами и причудливо извивающимися синими линиями. Она провела пальцем по узору.
— Машина уже здесь. — Габриэль держал ее за руку, помогая подняться.
Юбка запуталась вокруг лодыжек. Лесли споткнулась, и Ириал подхватил ее. Они были в клубе. Лесли спрятала лицо на груди Ириала от яркого света огней.
— Ты держишься молодцом, — проговорил он, пальцами распутывая ее волосы.
— Длинный день, — пробормотала она, прильнув к нему, под защиту его заботливых рук. Она закрыла глаза и спросила: — На второй день будет лучше, верно?
— Милая, прошла неделя. — Он поднял перед ней тяжелые шторы. — Но ты уже прекрасно справляешься.
Она слушала, как странные люди — фейри — смеются вместе с Габриэлем. Они рассказывали ей истории, развлекали ее, пока Ириал разговаривал с фейри с иссиня-черными перьями вместо волос. Эта женщина-ворон, Бананак, была великолепна. Как и все они. Лесли прекратила пялиться на Бананак и попыталась сосредоточиться на нимфах,[34] которые танцевали с позвавшими их на танцпол Ищейками. Они кружились в тенях, словно, как и Лесли, чувствовали прикосновения этих теней — прикосновения дразнящих рук, обещающих наслаждение, которому еще не придумали определений.
Лесли встала из-за столика и, не обращая внимания на Ищеек, пошла прямиком к тому месту, где Бананак разговаривала с Ириалом:
— Потанцуй со мной, Ири.
Лесли пришло в голову, что эта картина, которую она видела и в другие дни, начинает ей надоедать: Бананак появлялась слишком часто, отнимала время и внимание Ириала. И Лесли это не нравилось.
— Отвали, — бросила она Бананак.
Та попыталась замахнуться, но ей скрутили руки Габриэль и еще один Ищейка, а Ириал сказал:
— Бананак пыталась мне объяснить, почему от тебя для нас никакой пользы.
Лесли почувствовала, как задрожали нити, связывающие ее с Ириалом, и в тот же миг совершенно отчетливо поняла, что это он немного ослабил их связь, чтобы у нее был шанс воспользоваться несколькими моментами ясного мышления.
— И какая же от меня польза, Ириал? — спросила она. — Ты сказал ей?
— Сказал.
Сейчас Ириал стоял, протянув к ней руку. Она вложила свою ладонь в его и шагнула ближе.
Бананак напряглась, наклонив голову, отчего еще меньше стала похожа на человека, чем остальные фейри. Ее глаза — которые сейчас были так похожи на глаза Ириала, что Лесли замерла от удивления — сузились, но Бананак не произнесла ни слова. Она не разговаривает со мной. Лесли помнила это с прошлых ночей: фейри отказывалась говорить с «домашним питомцем».
Лесли глянула на Габриэля, стоявшего рядом в ожидании, обвела глазами клуб. Все в клубе чего-то ждали. Все они ждут меня. Ждут еды. Она решила, что должна бы испугаться или разозлиться, но ей просто-напросто было скучно.
— Подержишь ее на привязи, пока я развлекаюсь? — спросила Лесли Габриэля.
Он даже не глянул на Темного Короля, чтобы получить его согласие, и улыбнулся ей:
— С удовольствием.
Лесли прекрасно знала, что сейчас все за ней наблюдают, но подозревала, что ее видели и в худшем состоянии. Она провела руками вверх по груди Ириала, потом по его плечам и вниз по рукам и почувствовала его напряжение, которого не было ни в его позе, ни в выражении лица. Она запрокинула голову, чтобы встретить его взгляд.
— Значит, меня просто используют? — прошептала она.
Впрочем, она понимала, что чернила в ее коже для того и предназначены, чтобы он — все они — могли ее использовать. Знала, что плавящее кости блаженство, которое она испытывала всякий раз, когда он направлял через нее шквал эмоций — просто уловка, с помощью которой он отбирал у нее ясность мысли. Ту самую ясность, которую она обрела снова и уже полностью осознала, что в прошедшие дни у нее было лишь несколько моментов, когда она все понимала и о которых тут же забывала, стоило эмоциям вновь обрушиться на нее.
— Так как? — напомнила она о своем вопросе.
Ириал наклонился к Лесли и прикоснулся губами к ее шее. Она не услышала, но почувствовала его ответ:
— Нет.
Однако на самом деле ей хотелось, чтобы все было именно так. Она вспомнила, какой была ее жизнь: полчища наркоманов у нее дома, пьяный отец, который вечно где-то пропадает, счета, которые нужно оплатить, работа в ресторане много часов подряд, друзья, которые постоянно лгут. О чем же здесь жалеть? Она не хотела возвращаться к боли, к заботам, к страху. Она хотела эйфории. Хотела чувствовать, как тает ее тело в его руках. Хотела чувствовать сумасшедшее крещендо[35] наслаждения, настолько сильного, чтобы потерять сознание.
Ириал отстранился и заглянул в ее глаза.
Лесли обвила руками его шею и двинулась вперед, заставляя его отступать назад.
— Позже я буду под таким кайфом, что уже не смогу не прикасаться к тебе…
Она вздрогнула от того, что публично призналась в своих желаниях, не зная, что лучше — честно признаться в собственной похоти или продолжать обманывать себя, придумывая приятные отговорки, чтобы хоть отчасти смягчить свою вину.
— Это классно. Просто быть здесь, быть с тобой. Но мне хотелось бы помнить больше. Мы можем так сделать? Так, чтобы я помнила о том, как мы вместе проводим время? Позволь мне взять как можно больше из всего этого.
Напряжение ослабло. Ириал посмотрел на кого-то у нее за спиной и махнул рукой. Зал наполнила музыка. Басы грохотали так, что Лесли казалось, эти звуки прямо у нее внутри. Они танцевали и смеялись, и весь мир на несколько часов стал снова нормальным. Ей было плевать на презрение и обожание на лицах смертных и фейри. Для нее существовал только Ириал, только удовольствие. Но чем дольше она сохраняла ясную голову, тем больше ужасных вещей вспоминала. И хотя она не испытывала эмоций, воспоминания становились все отчетливее и отчетливее. Там, в объятиях Ириала, она поняла, что у нее есть сила уничтожить каждого, кто стал причиной ее ночных кошмаров. Ириал сделал бы это для нее: отыскал бы каждого из них и привел бы к ней. Это было ясное, холодное понимание.
Но в действительности ей этого не хотелось — не хотелось никого уничтожать. Все, чего она желала, — это снова обо всем забыть, потому что даже одна мысль о том, чтобы испытать боль, была невыносима.
— Ириал, накорми их. Прямо сейчас.
Лесли остановилась в ожидании ослепительной вспышки эмоций, которая пронзит ее тело.
— Гэйб, — вот и все, что он сказал.
Но этого было достаточно, чтобы началась схватка. Бананак начала пронзительно вопить, Габриэль зарычал. Смертные кричали и стонали от страха и удовольствия. Какофония звуков окружила Лесли и Ириала, словно знакомая колыбельная.
Ириал не позволил ей осмотреться, не дал ей увидеть никого и ничего.
Звезды вспыхнули где-то слишком близко и обожгли ее кожу. Но сразу за этим в ней поднялась волна экстаза, и Лесли закрыла глаза. Каждая частичка ее тела рыдала, и сама она больше ничего не помнила и не знала, только чувствовала наслаждение от его прикосновений.