— Не высматривай его, он не придёт раньше третьей пары, — предупреждает Рита, заметив, что я всё время смотрю в сторону лестницы.
— Никого я не высматриваю. А почему?
— Он ещё полвосьмого мне написал, что ему с утра в больницу.
— Морозов заболел? Позавчера был бодрячком, — делаю равнодушный вид, а в душе скребутся кошки.
— Не знаю… Он в подробности не вдавался. Что написал, то я тебе и сказала. Алин, забудь его. Он тебя бортанул. Чего-чего, а такого я от него не ожидала.
— Может я его неправильно поняла? Реально ведь пьяная была…
— А что тут не понятно, хотел бы, сделал. Фу, блин! Что мы обсуждаем? Радоваться надо, что ничего не было. А то бы пополнила список его побед, — закидывает сумку на плечо. — Пошли, через пять минут звонок.
Две пары сижу как на иголках, не могу сосредоточиться на лекциях. Внутри гложет нехорошее чувство, что у Морозова что-то серьёзное случилось.
Зачем больница? На здоровье он вроде не жаловался.
У меня после вчерашнего дня ещё до сих пор неприятный осадок на душе. Повела себя, как шлюшка какая-то, накинувшись на него. Сейчас я рада, что он отказался. Не опозорилась перед ним, я его даже не смогла возбудить. Никакая с меня соблазнительница. Ещё и в любви ему призналась.
Что он теперь обо мне думает?
Идиотка — что ещё…
— Охренеть! — толкает меня в бок локтём Красникова. Я разворачиваюсь к ней. — Видела? — кивает в сторону двери в аудиторию.
Рядом с преподавателем по финансам стоит Морозов. На щеке заметная ссадина, а рука, держащая сумку, замотана бинтом. Когда он идёт на место, замечаю, что и вторая рука тоже забинтована. И он хромает на левую ногу.
По нему грузовик проехал? Или сам куда-то влетел?
Ненормальный…
Не свожу с него глаз, пока он проходит мимо, мельком бросив взгляд в мою сторону. Душа сжимается от жалости. Представляю, как ему больно.
Все оставшиеся пары тайком, а иногда и не скрываясь, разглядываю его, а он делает вид, что не замечает этого.
— Рит, знаешь адрес Морозова? — решаюсь всё же узнать, что случилось, поехав к нему домой.
— Ты же была у него…
— Мы ночью к нему приехали, я не найду дороги. Помню только, что рядом с набережной.
— Сейчас посмотрю, где-то был файл с адресами всех наших. Хочешь узнать, кто его так?
— Хочу.
Через полтора часа я стою у его двери и раздумываю нажимать на звонок или нет. Страшно немного…
Зря, что ли соседей тревожила, чтобы мне дверь открыли? Не хотела на прямую его в домофон набирать.
Была, не была. Нажимаю на кнопку.
Тихо. Даже собаку не слышно. Но потом слышатся шаги и звук открывающегося замка. Дверь распахивается. Но это не Морозов.
На меня глядит женщина лет пятидесяти, по холодным серо-голубым глазам и заметной схожести я понимаю, что это мать Глеба.
— Здравствуйте! — заикаясь.
— Добрый день! — окидывает меня взглядом с головы до пят. — Вы что-то хотели? Если косметику продаётся, но сразу — нет!
— А Глеб дома? — сразу, чтоб не прогнала.
— Глеба нет, он в ветклинике. У вас что-то важное?
— Мы учимся вместе, он сегодня пришёл пораненный, я хотела узнать, как он себя чувствует, — выпаливаю на одном дыхании.
— Заходите. Он скоро приедет, — её глаза становятся теплее, она отходит в сторону, пропуская меня в квартиру. — Раздевайтесь и проходите на кухню…
Я вешаю куртку в шкаф и поправляю волосы у зеркала.
— Похоже, это ваше, — протягивает мне мою резинку для волос, которую я потеряла. — Я нашла её под ванной, и, судя по цвету волос, принадлежит она вам.
— Спасибо! — забираю свою вещь.
— Вы девушка, Глеба? — прищуривает глаза как он.
Как же они похожи с Морозовым. Одно отличие — губы. У него они пухлые и чувственные, у неё — две тонкие полоски.
— Мы скорее друзья…
Она вскидывает бровь вверх и закладывает руки в карманы халата.
— С каких пор он с девушками дружит?
— С недавних…
— Чай будете?
— С удовольствием, — соглашаюсь.
— Как вас зовут? — спрашивает у меня, доставая чашки из шкафа.
— Ол… Алина, — чуть не выдаю настоящее имя.
— А меня Людмила Николаевна. Вам с лимоном или без?
— С лимоном.
Она отрезает две дольки и кладёт в чашки с чаем. Одну подаёт мне, а сама садится напротив. Изучает внимательно.
— Глеб чай не пьёт, кофе хлещет как бык помои. Столько раз ругала его за это, но как об стенку горох.
— Так что с ним случилось? — напрасно, что ли приехала на другой конец города.
— Ой, Алиночка, даже не спрашивайте! Жуть и ужас… Я даже решила остаться у него ещё на несколько дней. Представляете, пошёл вчера утром выгулять собаку, а намордник дома оставил. Так эта шавка блохастая сцепилась с такой же себе подобной, а Глеб полез их разнимать. Вот они его и подрали.
— Дикий укусил Глеба? — не верю.
— И он тоже. Столько раз говорила ему избавиться от этой скотины. Но нет же! Он у него дрессированный! Вот тебе и дрессура! Хозяина порвал. Так этот дурачок, вместо того, чтобы ехать в больницу, сначала в ветклинику псину повёз, а только потом поехал сам. Пятьдесят швов наложили. Пятьдесят! На руках живого места нет. И от госпитализации отказался, — чуть ли не навзрыд. — Шрамы теперь останутся.
Сказать, что я в шоке — ничего не сказать. Я в обмороке!
— И узнала я обо всём не от него, — продолжает Людмила Николаевна. — А от полицейских, которые пришли. Собака, с которой сцепился этот монстр, оказывается, сдохла от потери крови. И, слава Богу! Только теперь Глеб должен хозяевам компенсировать потерю «друга» и штраф за выгул собаки без намордника в общественном месте. Вот такие дела…
— Жесть…
— Не то слово, Алина.
— Можно же в суд подать, Глеб тоже пострадал, — кручу чашку.
— Глеб — дурак! — резко. — Сам полез к ним голыми руками. Теперь на уколы от бешенства ездить и на перевязку. А укусы очень долго заживают.
— Да, я знаю. Меня в детстве тоже собака кусала…
— Вот объясни мне, зачем ему эта шавка? — смотрит на меня.
— Я не знаю… Он её любит…
— Говорит, от одиночества завёл. Девушку лучше бы завёл, дурень! Извините, Алина, — решает, что меня её слова задели.
— Ничего страшного.
Из прихожей слышится звук открывающейся двери.
— А вот и Глебушка пришёл, — говорит громко и по-доброму его мать, чтобы он услышал, и направляется к нему на встречу.
— Мам, ты чего? — передаёт ей пакет с продуктами и снимает куртку.
— А у нас гости, вернее гостья, — ласково.
Глеб глядит с подозрением на маму и проходит на кухню.
— Алина?
— Привет! — смущённо зажимаю кисти рук между бёдер.
— Не ожидал, что ты зайдёшь.
— Как Дикий? — не знаю, что спросить, ещё и его мама так странно на меня смотрит и улыбается.
— Плохо, но врачи стараются…
— Вот и хорошо. Я, пожалуй, пойду, у меня сегодня ещё смена ночью, — встаю с желанием сбежать.
Не думала, что он так быстро вернётся.
— Уже? — встрепенувшись, Людмила Николаевна.
— Я узнала, что хотела, так что пора и честь знать, — дергаю плечами.
— Я провожу, — глядит на меня Глеб так, что всё вибрирует внутри.
Конечно, дура! Сперва выгнала, а сейчас сама к нему припёрлась.
А может быть, я раскаялась?
Ну а что⁈ Я девушка, мне всё можно!