Дальний и Ближний

Глава 43

— Вы на мою пятую точку пялитесь? — злобно смотрю сверху на Тараса.

— Чего? — задумчиво поднимает глаза, словно не понимая о чём я.

— Вы здесь страховать стоите или на мою попу поглазеть? — повторяю вопрос.

— Знаете что⁈ Никто на вас не смотрит! — отпускает стремянку.

Взвизгиваю, она качается. Рухну вместе с ёлкой, макушку которой я сейчас украшала звездой.

Снова хватает руками, чтобы я не грохнулась. С осторожностью сажусь на верхнюю ступеньку, держась за поручни.

— У вас проблемы?

— С чего вы взяли?

— Простите, но я случайно подслушала ваш разговор с кем-то. Вы говорили с ним о знакомом, подписавшим контракт на службу в армии. Это важный для вас человек?

— Дурак он, а не человек, — отвернувшись в сторону.

Подробности Шип не расскажет. Знаю. Но в общих чертах…

— Разве армия это плохо? Глеб говорит, что она делает из соплежуев мужчин. И ему нравилось служить. Это и понятно. Он в семье военных вырос. Отец подполковник, дед генерал.

— Правильно он говорит. Но поступку этого человека я не могу дать объяснений, — присаживается на подлокотник кресла. — Он не просто в армию идёт, а в конкретное место просится. А там сейчас жарко. И не только потому, что пустыня кругом. Обстановка там накалённая…

— Вы про то, что в новостях показывают?

— Да.

— Ужас…

Ближний Восток. Там война идёт… Не знаю что в голове его знакомого, но он сумасшедший. Или отчаянный. Или отчаявшийся…

Поворачиваюсь к Тарасу спиной, чтобы спуститься. Нога промазывает мимо ступеньки, и я лечу вниз.

Шип успевает меня подхватить, и мы оба садимся на подлокотник. Я сверху. И ещё с силой, похоже, ему кое-что придавливаю.

— Слезьте, — сдерживает дыхание от боли.

— Извините, — подскакиваю. — Может лёд? — жалею, увидев, что загнулся.

— Нет, — выдыхает, поднимая на меня глаза.

Ну что ты за коряга такая, а? Больно же.

— Водички?

Смотрит ошарашено, из-за чего на лбу четко вырисовываются линии морщин.

— Поняла.

Водочки бы ещё предложила, для обезболивания.

Он уходит в ванную.

А мне стыдно. Прячу лицо руками.

Надеюсь, он не подумал, что я это специально? Просто высоты боюсь. В детстве с крыши свалилась. Благо, что ногами за лестницу зацепилась и повисла, а так бы шею точно сломала. С тех пор боязнь высоты.

Тарас выходит из ванной, к шее прижимает мокрое полотенце. Лицо красное.

— Не туда прикладываете.

— Я тебе сейчас им приложу к той точке, которую ты так оберегала от посягательства моих глаз пятнадцать минут назад, — грубо.

— Я же пошутила…

— А я нет! Запомни, мужчины в некоторых местах довольно хрупкие. И бить туда нужно при крайней необходимости.

— Я не специально, — надуваю обидчиво губы.

Можно подумать, я не знаю про вашу анатомию.

Глеб говорил, что в случае чего — бей по яйцам и тикай. Пока отпустит, ты далеко будешь.

Но я же случайно!

— Ладно… — вздыхает. — Бывает…

Вот! Понял всё-таки.

— Хотите, я обед приготовлю? — всё же чувствую себя немного виноватой.

Пусть отдохнёт немного.

Строгий взгляд из-под бровей.

— И ужин праздничный. Я селёдку под шубой умею готовить и оливье. Любите?

— Люблю, — без эмоций.

— Ну, простите… Я не хотела сделать вам больно…

— Вы прощены. И с вас шуба.

— А вам не кажется, что для двоих здесь слишком много еды? — ставлю очередной салат на праздничный стол.

— Ещё два дня впереди.

— Как шаблонно.

— Жизненно. Все так делают, кто не хочет в праздники у плиты торчать. В кино и передачи залипают. Помните, что в новогоднюю ночь главное украшение стола?

— Цветы. Кости! — пародирую.

— Телевизор, — лёгкая улыбка.

— Я давно поняла, что вы любите мультфильмы.

— Люблю. С детства.

— А новогодний какой любимый?

— Про мужичка шепелявого.

— И мой! Всё же мы перестарались, — окидываю взглядом стол. — Давайте, ребят из охраны позовём?

— Не положено. У них служба.

— А мы тех, что не на посту. Неудобно как-то… Мы празднуем, а они работают.

— Я тоже работаю.

— Вы совмещаете полезное с приятным. Так что зовите, — поправляю красную праздничную шапку на голове.

Хотела надеть ободок с огромным бантом, чтобы немного поднять настроение, но на моём сантиметре волос он смотрится инородно и по-дурацки.

Тарас достаёт рацию, чтобы связаться с охраной.

— А можно я? — играю бровями вопросительно.

Подумав, отдаёт.

— Помогите, убивают! — истошно кричу в неё, нажав на кнопку.

Быстро надеваю Шипу на голову такую же шапку, как у меня, всовываю в одну руку рацию, во вторую язычок-гуделку.

— Ты что творишь? — гневно. — Они ж сейчас при полном боекомплекте прибегут!

— Зато быстро и все. Не забудьте подудеть, — киваю на свисток.

И минуты не проходит, как в дом вламывается вся охрана с пистолетами в вытянутых руках. Суета и рассредоточение. Но увидев меня в норме, немного охреневают.

— С Наступающим! — дую в дудку.

Ну, ты чего⁈- пихаю локтём Шипа в бок.

Тоже дует, но без энтузиазма.

Парни опускают пистолеты.

— Давайте к столу, — развожу руками, приглашая.

Им неловко, переглядываются.

— Товарищ капитан… — тихо намекаю, чтобы только он услышал.

— За стол сели! — командует.

Быстро и без лишних разговоров усаживаются.

Я занимаю место во главе с одной стороны, Тарас с другой.

Ловлю его недовольный взгляд, готовый меня прибить, потому что я нарушила правила, а его выставила дураком перед подчинёнными.

Расслабьтесь, товарищ капитан! Новый год всё же. Побудьте хотя бы сегодня милым зайчиком.

Весь этот посыл я передаю ему молча, одними глазами.

Стол стоит рядом с ёлкой, замечаю под ней тот самый ободок, который мне не подошёл. Поднимаю и надеваю на ближайшего из парней. А он лысый и мордатый здоровячек.

Все ржут.

— Чиж, упадёт, — поправляет сползающее украшение сосед. — Я в сарае молоток и гвозди видел, надо забить.

Смеются.

Один Шип мрачнее тучи.

— Сними нахрен! — не сдерживается спустя несколько минут непрекращающихся шуточек.

И гробовая тишина.

Злобно свожу брови, глядя на него.

У Тараса мышца на лице дёргается.

— Мальчики, давайте выпьем, — стараюсь разрядить обстановку. — Правда, только сок. Но вам ведь всё равно алкоголь нельзя.

— За вами поухаживать, мадмуазель? — подхватывает графин, сидящий рядом симпатичный молодой парень.

Я даже их имён не знаю…

— Мне будет приятно, — соглашаюсь.

Шип курит на пороге, вглядываясь куда-то в темноту сада.

Подхожу сзади и присаживаюсь на краешек стоящего у стены плетёного кресла, кутаясь в пуховик.

Полночь прошла, и охрана разошлась по точкам.

— Вы не любите Новый год? — задаю вопрос.

Тихо ругается матом, испугавшись. Я подошла бесшумно.

— Люблю.

— Тогда почему такой смурной?

— А должен радоваться?

— Чуть-чуть бы не помешало… У вас есть семья?

— Есть. Мама, папа, брат. Как у всех.

— А детство у вас было?

— К чему эти вопросы?

— Просто, — пожимаю плечами. — Неужели вы и в детстве были таким серьёзным? Я не поверю. Наверняка верили в сказки и Деда Мороза.

— Верил. Лет до семи, — выбрасывает сигарету.

— А потом?

— А потом увидел, как мама ночью кладёт подарки под ёлку. И перестал.

— Но ребёнком-то вы не перестали быть. И сейчас в вас что-то от него есть, любите же вы за мультики. Выпустите его ненадолго.

— Выпустить? Некого выпускать. Мальчик, живущий когда-то во мне, в жизни столько дерьма повидал, что очень быстро повзрослел. А… — но передумывает продолжать. — Я вам подарок обещал, — достаёт из кармана пухлый конверт, перевязанный красной ленточкой. — Держите.

Дрожащими пальцами забираю. Быстро моргаю, чтобы не заплакать. Улыбаюсь, как ненормальная, и сбегаю в свою комнату.

Забираюсь на подоконник, включаю стоящий рядом торшер. Помедлив немного, разрываю бумагу и достаю стопку фотографий.

Глеб…

Гуляет с Диким, играют на площадке, стоит у машины.

Внутри всё вибрирует и сжимается от радости. Слёзы вырываются и стекают по щекам.

Провожу пальцем по его фото крупным планом.

Изменился немного. Небритый. И глаза пустые.

Целую.

Подожди, я скоро вернусь.