Дальний и Ближний

Глава 22

Аудитория. Последний ряд.

Внизу распинается препод по экономике, но слушаю я его краем уха. Сейчас меня больше волнует Белкина коленка в капроновых колготках, на которой лежит моя рука.

Она старается делать вид, что её это совсем не волнует и внимательно слушает лекцию, только по лёгкой улыбке на лице понятно — она тоже держится, как может.

— Белочка… — зову шепотом и провожу рукой вверх по бедру.

Алина вцепляется ноготками мне в кисть и сбрасывает, прикрываясь юбкой.

Уу, заноза!

— Морозов, слушай лекцию, скоро зачёт! — цыкает на меня.

— Не хочу, — возвращаю руку на коленку.

Блин, я от неё глаз не могу оторвать.

Желание — утащить подальше от всех и целоваться до помутнения сознания. Вообще-то хочу я больше, но пока нельзя. И от этого всего сводит ниже пояса.

— Морозов, Белкина, мы вам не мешаем? — доходит громкий голос Игоревича в онемевшей аудитории.

— Нет. Но если хотите, то можете оставить нас наедине, я не против… — борзею в край.

Таких огромных глаз, которыми посмотрела на меня Белка, я в жизни не видел.

Она вспыхивает и закрывает лицо рукой.

— Вышли вон! Оба! — орёт на нас экономик.

Ну, слава Богу! А то я уже задолбался слушать эту нудятину. Только Алина мой энтузиазм не разделяет. Огревает учебником, как только мы выходим за дверь.

— Морозов! Тебя в детстве головой о пол не роняли случайно? Как можно было такое сказать⁈- ещё один замах, но я уворачиваюсь. — На следующем занятии зачёт. Я и так эту экономику с трудом понимаю. И ты ещё… — закипает.

— Зачем тогда было на неё поступать? Как ты экзамены сдала?

— Не твоё дело! — мешкает с ответом.

— Да не парься ты так. Пара бумажек с тремя ноликами и зачёт у нас в кармане, — пытаюсь её обнять, но она рубит книгой по моим рукам.

— Ты всё деньгами решаешь? А в голове тогда что останется? — со злостью.

— Белка, корка — это только для галочки, что у тебя вышка есть. По сути, она нахрен никому не нужна. Деньги и без неё можно заработать.

— Всё с тобой понятно! — разворачивается и идет прочь. Возвращается. — Не подходи ко мне. Понял? — смотрит гневно, краснея от злости.

— Алина! — бегу за ней. — Это же шутка была…

— Дурак ты, Морозов! И шутки у тебя дурацкие. Отвали! — отпихивает, когда я перекрываю ей дорогу.

Ну, нет! Только помирились же… Нельзя так…

Удар кулаком в стену.

Ай, блядь! Больно! — трясу рукой.

Костяшки в кровь.

Три дня уже дуется. На звонки не отвечает, сообщения игнорит. Что мне опять у Михи праздник закатить среди ночи, чтобы её на разговор вывести?

Зачёт, кстати, на отлично сдала, и стоило так переживать.

Решение проблемы подкидывает, как ни странно, её лучшая подруга Красникова.

— Ребят, послушайте! — встаёт у доски и кричит на весь кабинет. — На выходные собираемся на турбазу Мухинка, желающие должны сдать мне по пять тысяч рублей до пяти часов завтра. Потом я буду бронировать места. Принимаю налом и на карту. Кто не сдаст, значит, не едет.

Придётся переступить через себя и поехать. Не фонтан, конечно, идея, но я другого выхода не вижу.

Только вот всё едва не срывается. Я случайно слышу, проходя мимо, как Белка говорит, что не поедет, потому что ещё зарплату не получила.

Э, нет! Я изменяю своим принципам, а ты решила не ехать? Не прокатит!

— Красникова, — торможу её в пустом коридоре после занятий.

— Что тебе, Морозов? — останавливается и смотрит с явным пренебрежением.

— Сделай лицо попроще — народ потянется.

— В остротах тренироваться не на ком? — скрещивает руки на груди.

Кривит высокомерно губы.

С каких пор ты такая? Раньше совсем другая девочка была. Покладистая.

Сам виноват.

Достаю из кармана две пятерки и протягиваю ей:

— За себя и Белкину…

Её брови ползут вверх, а на лице рисуется недоумевающая ухмылка.

— Ты? С нами? Не порть погоду, Морозов!

— Представь себе…

— У тебя со здоровьем всё нормально? Или после того, как собаки покусали, ты решил от общей массы не отрываться, так сказать — влиться в стаю? Я тебя не узнаю, — нагло.

— Я тебя тоже. Раньше ты такой язвой не была, особенно когда любовные записки мне писала, — загоняю её в угол.

Глазки растерянно бегают, а на щеках вырисовывается румянец.

Об этом никто не знает, кроме нас двоих.

— Берёшь? — опять протягиваю деньги.

Она пару секунд поколеблется, а потом вырывает их у меня из рук.

— И как я объясню Алине, кто за неё заплатил?

— Скажи, что одалживаешь ей до зарплаты, — накидываю вариант.

— Я предлагала, но она сказала, что не занимает денег. Принципиально.

— Красникова, ты девочка умная, придумаешь что-нибудь, — льщу ей.

— Ладно… Скажу, что нам сделали скидку, а я обменяла её на ещё одно место.

— Вот, умница. Можешь, когда хочешь, — хвалю.

— Морозов, не понимаю, что у тебя в голове? Порой ведёшь себя, как ненормальный.

— Мозги, Красникова, мозги. Как у всех. Белкина где?

— На репетиции.

— Какой ещё репетиции? — не понимаю.

Она показательно усмехается.

— Ухажёр называется! Она в нашу студенческую группу пошла. У неё талант, между прочим, — дергает бровями.

— Это я и без тебя знаю. В актовом репетируют?

— В актовом.

— Значит, покедова. И не вздумай Алине сказать, что я поеду. Иначе она сольётся.

Собираюсь уже двинуться к лестнице, когда Красникова останавливает меня.

— Глеб, подожди!

— Что ещё? — поворот к ней, закидываю рюкзак на плечо.

— Тут к Алине какой-то тип неприятный пару раз приезжал, — нервно дёргается.

— Кто такой? — теперь напрягаюсь я.

— Имени она не назвала, сказала, что знакомый. Но мне он не понравился.

— Красникова, ты мне тоже не нравишься, но это не причина считать тебя подозрительной.

— Просто Алина вся сжалась, когда он приехал. Мне даже показалось, что она его испугалась, — говорит на тон тише, так как мимо нас проходит парочка девчат.

— Как он выглядит?

— Да никак. Обычный, — пожимает плечами. — Глаза только какие-то…

— Высокий, светлый с рыбьими глазами?

— Да. Вот! Ты прям в точку попал. Глаза, как у дохлой рыбы, почти бесцветные.

Значит, снова этот Алешенька на горизонте появился.

— Ясно. Молодец, Красникова! Если ещё раз появится — мне маякни.

— Хорошо, — согласно качает головой.

Приоткрываю дверь в актовый зал, где играет музыка.

Красникова не обманула, Белка действительно подалась в нашу тухлую группу. Надеюсь, теперь её захочется слушать, а не как раньше — заткнуть уши и тихо плакать.

Прохожу в зал и сажусь в последнем ряду, сюда свет от сцены почти не доходит, может, и не заметит.

Напрасно надеялся.

Ещё как замечает. Смотрит с вызовом, дёргает курносым носиком и просит ребят сыграть. Что-то очень знакомое в проигрыше. А потом я слышу слова.

«Небезопасно было в тебя влюбляться… Как у обрыва танцы — шаг, и я упаду… Знаешь, мое сердце — это не игрушки… Засыпаю тихо… Слёзы на подушке… Знаешь, мое сердце мучается сильно… Я в тебя влюбиться его не просила…»

(исп.: ASAMMUELL, escape — Сердце не игрушка)