Дневник мистера Дарси

Ноябрь

Ноябрь

4 ноября, понедельник

Ещё один вечер в здешнем обществе. Неизбежный, но следует признаться, я уже воспринимаю их не так болезненно, как в начале. Собрания эти позволяют вырваться из нашего замкнутого и слишком привычного кружка. Сегодня всех принимал сэр Лукас в своем доме, Лукас–Лодже.

– Будьте готовы любезно раскланиваться каждые десять минут, – предупредила Кэролайн, когда мы прибыли на место.

– Каждые пять минут, – в Луизе пессимизма было больше.

– Сэр Уильям очень обаятельный человек, – постарался успокоить нас Бингли.

– Дорогой Чарльз, чтобы понравиться тебе, достаточно не мешать твоим ухаживаниям за мисс Беннет, – я оставался реалистом.

– Она истинный ангел! – воскликнул Бингли, наши комментарии ни в коей мере не могли остудить его восторг.

И он бросился на поиски мисс Беннет, в чем и преуспел. Мистер Хёрст танцевал с Кэролайн, а Луиза втянулась в разговор с леди Лукас.

Я же увидел мисс Элизабет Беннет, которая беседовала с полковником Форстером. Как–то само собой получилось, что я приблизился к ним и невольно услышал, что они обсуждают. Она вела беседу в присущей ей живой, даже игривой манере. Я невольно отметил задорные огоньки, которые вспыхивали в её глазах, и нежный румянец на щеках, как и здоровый цвет слегка даже смуглого лица. Может это не столь модно, как благородная бледность Кэролайн, но сколько во всем этом очарования!

Вскоре она закончила беседу с полковником Форстером и разыскала мисс Лукас. Похоже, они были подругами. Я уже было собрался заговорить с ней, чтобы вновь полюбоваться искорками в её глазах, но она сама обратилась ко мне.

– Не показалось ли вам, мистер Дарси, что, убеждая сейчас полковника Форстера дать бал в Меритоне, я привела достаточно веские доводы?

– Вы говорили с большим жаром. Впрочем, какая леди не воспламенится от подобной темы!

– О, вы к нам слишком суровы.

Это сопровождалось таким лукавым взглядом, что мне не оставалось ничего иного, как улыбнуться. Её манеры, возможно, не понравились бы взыскательной лондонской публике, но они были органичны здесь, вдали от строгих столичных условностей. Но разве мы не ценим разнообразие, не ищем его?

– Ну, а теперь не попробовать ли нам убедить и тебя, – вдруг сменила тему мисс Лукас. – Я открываю инструмент, Элиза, и ты знаешь, что за этим должно последовать.

Сначала она отказывалась, заявив, что ей не следует утруждать слух тех, кому знакомы в самом деле хорошие исполнители, но под мягким давлением мисс Лукас вынуждена была согласиться спеть.

Пела она хоть и не особенно мастерски, но на удивление приятно. Не то чтобы не к чему было придраться, но простота и безыскусность её исполнения были приятны моему слуху. Моё отношение к мисс Беннет явно менялось к лучшему, и я был не прочь продолжить наш разговор. Кстати или некстати, даже не знаю, как оценить, её младшая сестра оттеснила её от рояля и заиграла. Я силой сумел удержать любезную улыбку на лице – в жизни не слышал столь ужасного исполнения. Не думаю, что мисс Мэри Беннет когда–либо приходилось демонстрировать свою бесталанность более обширной аудитории. Продлись концерт хоть на пару минут дольше, клянусь, я бы не выдержал и высказал всё, что думаю о её мастерстве.

Окончательно всё испортили две младшие барышни Беннет, которые позабыли о всяких приличиях в своем желании танцевать с офицерами. Мамаша благосклонно поглядывала на них, все вокруг улыбались, в то время как младшая кокетничала направо и налево. Да сколько же ей лет? На первый взгляд, не более пятнадцати. Было бы уместней находиться в классной комнате, а не на публике, подвергаясь риску опозорить себя и всю семью.

Я был настолько обескуражен, что моё теплое отношение к мисс Элизабет Беннет угасло, и я не возобновил разговор с ней.

– Не правда ли, какое это прекрасное развлечение для молодежи, мистер Дарси! – сэр Уильям Лукас был доволен вечером. – В самом деле, может ли быть что–нибудь приятнее танцев? Я нахожу, что танцы – одно из высших достижений цивилизованного общества.

– Совершенно верно, сэр, – мой взгляд обратился к мисс Лидии Беннет, которая по–прежнему не слишком задумывалась о соблюдении приличий. – И в то же время они весьма распространены в обществе, не тронутом цивилизацией. Плясать умеет всякий дикарь.

Сэр Уильям лишь улыбнулся, но тут же затеял долгий разговор о танцах, расспрашивая, как часто мне приходилось танцевать в Сент–Джеймсе. Я сдержал себя и отвечал достаточно любезно, но в голове моей крепла мысль, что не будет большим грехом придушить его его же собственной подвязкой, если он ещё раз заговорит о Сент–Джеймсе.

Взгляд мой отчужденно блуждал по зале, пока не наткнулся на мисс Элизабет Беннет, которая направлялась ко мне. Мне стало не до её сестер, настолько я вновь был поражен изяществом её движений, и мне пришла в голову мысль, что если бы я и хотел с кем–либо потанцевать в этом зале, так это именно с ней.

– Как, дорогая мисс Элиза, вы не танцуете? – воскликнул сэр Уильям, словно прочитав мои мысли. – Мистер Дарси, я буду крайне польщен, если по моему совету вы пригласите эту очаровательную юную леди. Не правда ли, вы не сможете отказаться танцевать, когда перед вами находится само олицетворение красоты.

И, схватив руку мисс Элизабет, он хотел было уже соединить ее с моей. Я не имел намерения танцевать с ней и готов был ограничиться только наблюдением за тем, как изящно она делает это с другими партнерами. Несколько растерявшись от неожиданности, я, тем не менее, попытался этим воспользовался. Но мисс Элизабет внезапно отпрянула назад и, обратившись к сэру Уильяму, с неудовольствием воскликнула:

– Уверяю вас, сэр, я совершенно не предполагала принять участие в танцах. Право, я была бы очень огорчена, если бы вы подумали, что я подошла к вам, желая найти себе кавалера.

И мне опять пришло в голову, что я вовсе не отказался бы от возможности оказаться её партнером по танцу.

– Неужели вы откажете мне в этой чести? – я был задет её нежеланием танцевать со мной.

Увы, она вновь отвергла мое приглашение.

Сэр Уильям, однако, не отказался от своего намерения.

– Вы превосходно танцуете, мисс Элиза, и с вашей стороны просто жестоко лишить меня такого приятнейшего зрелища. И хотя этот джентльмен – небольшой любитель танцев, у него, конечно, не может быть возражений против того, чтобы так легко оказать нам столь большую услугу.

Улыбка осветила её лицо.

– Мистер Дарси – сама любезность! – сказала Элизабет.

В её улыбке чувствовался вызов, в том не было сомнений. Сказала–то она о моей любезности, но имела в виду прямо противоположное. Моё желание потанцевать с ней росло. Она явно противопоставляла себя мне, а мой инстинкт заставлял меня стремиться к победе в этом противостоянии.

Почему она пренебрегала мной? Из–за долетевших до её слуха слов, что она недостаточно хороша, чтобы вызвать мой интерес на балу в Меритоне? Так оно и есть! Мне это понравилось. Мои десять тысяч фунтов не перевесили её желания отыграться на мне.

Она покинула меня, а я, глядя ей вслед, все больше восхищался легкостью её походки и грациозностью движений, и не мог припомнить, как давно я не чувствовал себя так хорошо.

– Хотите, я угадаю, о чем вы задумались? – Кэролайн остановилась около меня.

– Надеюсь, вам это не удастся.

– Вы думаете, как невыносимо будет проводить таким образом много вечеров, один за другим, в подобном обществе. И я совершенно с вами согласна. В жизни еще не испытывала такой скуки! Лезут из кожи вон, чтобы себя показать! Сколько в этих людях ничтожества и в то же время самодовольства. Чего бы я ни отдала, чтобы услышать, как вы о них будете потом рассказывать.

– На этот раз, поверьте, вы не угадали. Я размышлял о гораздо более приятных вещах: скажем, о том, сколько очарования заключается в красивых глазах на лице хорошенькой женщины.

Кэролайн усмехнулась.

– И что это за леди удостоилась чести навести вас на подобные мысли? – потребовала она разъяснений.

– Мисс Элизабет Беннет, – отвечал я, продолжая провожать взглядом мисс Беннет.

– Мисс Элизабет Беннет? – повторила мисс Бингли. – Признаюсь, я поражена до глубины души! Давно ли она пользуется такой благосклонностью? И скоро ли разрешите пожелать вам счастья?

– Именно тот вопрос, которого я от вас ожидал. Какой стремительностью обладает женское воображение! Оно перескакивает от простого одобрения к любви и от любви к браку в одну минуту. Я так и знал, что вы мне пожелаете счастья.

– Что ж, если вы говорите серьезно, я буду считать дело решенным. У вас будет очаровательная теща, которая, конечно же, поселится с вами в Пемберли.

А я слушал с совершенным безразличием, как она развлекается подобными фантазиями. Уж если мне нравится любоваться мисс Элизабет Беннет, то я буду делать это, а Кэролайн может изощряться в остроумии сомнительного свойства сколько ей угодно.

12 ноября, вторник

Бингли и я этим вечером обедали с офицерами. В окрестностях Меритона расквартирован полк, и большинство офицеров неглупы и хорошо воспитаны. Вернувшись домой, мы обнаружили мисс Беннет, которую Кэролайн и Луиза пригласили к обеду. Она направлялась в Незерфилд верхом, попала под ледяной дождь и основательно промокла. Как и можно было ожидать, она подхватила простуду.

Бингли был ужасно взволновал и настаивал, чтобы она осталась ночевать у нас. Сестры поддержали его. Мисс Беннет удалилась в отведенную ей комнату довольно рано, а Бингли продолжал быть неспокоен весь остаток вечера. А я напоминал себе, что Бингли всего двадцать три. Сейчас он крайне озабочен здоровьем мисс Беннет, а к Рождеству уже будет в Лондоне и благополучно забудет её.

13 ноября, среда

С утра мисс Беннет всё ещё чувствовала себя нездоровой, и Кэролайн с Луизой настояли на том, чтобы она осталась в Незерфилде до полного выздоровления. Сомневаюсь, что они были бы столь же настойчивы, не одолевай их скука. Угроза остаться без компании сделала их аргументы очень убедительными. Бингли, как только узнал, что мисс Беннет не стало лучше, потребовал послать за мистером Джонсом, аптекарем.

– Думаешь, это действительно необходимо? – засомневался я. – Твои сестры так не думают, ведь у неё только в горле першит и голова болит.

– Должен ли я вам объяснять, к чему может привести воспаление в горле? – продолжал настаивать Бингли.

За мистером Джонсом послали, к тому же сочли необходимым известить семью мисс Беннет, после чего принялись за завтрак.

Мы ещё не закончили завтракать, когда доложили о посетителе. Кэролайн и Луиза оторвались от чашек с шоколадом и обменялись удивленными взглядами со своим братом.

– Кто бы это мог быть в такую рань и в такую погоду? – спросила Кэролайн.

Ответ не задержался – дверь открылась, и появилась мисс Элизабет Беннет. Взгляд её был озабоченным, а щеки раскраснелись. По одежде было видно, что пришла она пешком, обувь её была в грязи.

– Мисс Беннет! – воскликнул мистер Хёрст таким тоном, будто привидение явилось ему.

– Мисс Беннет! – вторила ему Кэролайн. – Неужели вы пришли пешком? – изумилась она, разглядев, что нижние юбки и ботинки мисс Элизабет дюймов на шесть испачканы грязью.

– Да, – просто ответила та, будто это само собой разумелось.

– Пройти три мили в такое раннее время! – опять воскликнула Кэролайн, в ужасе глядя на Луизу.

– И в такую ненастную погоду! – Луиза было поражена не меньше.

Бингли не поддержал их излишне горячего изумления.

– Мисс Элизабет Беннет, как любезно, что вы пришли, – обратился он к гостье, вскочив со своего места и схватив её за руки. – Ваша сестра серьёзно заболела, у неё лихорадка.

Кэролайн, наконец, справилась со своим удивлением.

– Чарльз, не расстраивай мисс Беннет понапрасну, – остановила она его и обратилась уже к ней. – Всего лишь головная боль и горло побаливает. Она не очень хорошо спала, но теперь уже проснулась. Пока ещё чувствует легкую слабость и её слегка знобит, поэтому она осталась в своей комнате.

– Вы, должно быть, продрогли и промокли насквозь, – обратился Бингли к Элизабет.

– Не обращайте внимания. Я часто гуляю по утрам, и сырость и холод совсем не беспокоят меня. Где Джейн? Могу я увидеть её?

– Конечно, – поспешил заверить её Бингли. – Я провожу вас к ней.

Я не мог не отметить очаровательную свежесть её лица после прогулки, но вовсе не был уверен, что она поступила правильно, отправившись пешком так далеко от дома. Если бы её сестра была серьезно больна, я бы понял, но из–за легкой простуды?

Чарльз увел мисс Беннет. Кэролайн и Луиза, чувствуя свою ответственность за гостью, последовали за ними. Бингли вскоре вернулся, оставив сестер в комнате больной.

– Нам пора, – напомнил я, взглянув на часы.

Мы сговорились ранее с несколькими офицерами сыграть на бильярде. Стоит ли говорить, что Бингли не хотел ехать, но я объяснил, как несерьезно мы будем выглядеть, если не явимся из–за недомогания подруги сестры. Вид у него был недовольный, но он привык доверять моему мнению и прислушивался к моим советам. И это было разумно. Уж полковник Форстер вряд ли принял бы всерьез подобное объяснение нашего отсутствия.

Мы вернулись довольно поздно, и в половине шестого все собрались за обеденным столом. Мисс Элизабет Беннет присоединилась к нашему обществу. Теперь она выглядела уставшей. Румянец сошел с её лица, а глаза потускнели. Но как только Бингли стал расспрашивать её о состоянии сестры, она оживилась.

– Как себя чувствует ваша сестра? – обратился к ней Бингли.

– Боюсь, лучше ей не становится.

– Ужасно! – воскликнула Кэролайн.

– Печально слышать это, – понизила тон Луиза.

Мистер Хёрст только хмыкнул.

– Ненавижу серьезные недомогания, – поделилась с нами Луиза.

– Как я тебя понимаю, нет ничего более утомительного, – согласилась Кэролайн.

– Могу ли я сделать что–нибудь для неё? – спросил Бингли.

– Спасибо, пока ничего не требуется, – ответила Элизабет.

– Может быть, ей хочется чего–нибудь?

– Спасибо, сейчас у неё есть всё необходимое.

– Рад слышать, но вы должны сразу сказать мне, если можно будет как–то облегчить её страдания.

– Спасибо, не премину, – она была тронута искренним вниманием Бингли.

– Вы выглядите уставшей, ведь вы провели с сестрой целый день. Позвольте предложить вам хотя бы тарелку супа? Не хочу, чтобы и вы свалились, ухаживая за сестрой.

Она улыбнулась в ответ на его заботу, и я тоже оценил его искренность. Есть в нем такая вот простота в общении, которой я, увы, не обладаю. Я был благодарен Бингли за то, что он своей заботой облегчает ей пребывание за столом.

– Я вернусь к Джейн, – сказала она, как только обед был закончен.

Я бы предпочел, чтобы она осталась.

Как только Элизабет оставила нас, Кэролайн и Луиза принялись злословить в её адрес.

– Никогда не забуду, в каком виде она появилась сегодня, словно какая–то дикарка, – начала Луиза.

– Она и была ею, – поддержала её Кэролайн.

– А её юбка! Надеюсь, вы видели ее юбку – в грязи дюймов на шесть, не меньше, – продолжила делиться своими наблюдениями Луиза.

Бингли не выдержал.

– Быть может, это все верно, – сказал он, – но я, признаюсь, ничего такого не заметил.

– Вы–то, надеюсь, её разглядели, мистер Дарси, – продолжала настаивать Кэролайн. – Боюсь, сегодняшнее приключение повредит вашему мнению о её глазах.

– Отнюдь нет, – ответил я. – После прогулки они горели еще ярче.

Кэролайн примолкла. Она поняла, что я не позволю ей злословить в адрес Элизабет, но кто бы сомневался, что она продолжит это делать в моё отсутствие.

– Мне очень нравится Джейн Беннет. Она в самом деле славная девочка. И я от души желаю ей счастливо устроиться в жизни. Но боюсь, что при таких родителях и прочей родне у нее для этого мало возможностей, – Луиза избрала менее агрессивную манеру.

– Ты, кажется, говорила, что их дядя – стряпчий в Меритоне? – уточнила Кэролайн.

– Как же! А еще один дядя живет в Чипсайде, – поделилась Луиза.

– Даже если бы их дядюшки заселили весь Чипсайд, – решительно заявил Бингли, – она не стала бы от этого менее привлекательной.

– Да, но это весьма помешало бы ей выйти замуж за человека с некоторым положением в обществе, – заметил я.

Бингли нуждался в ком–то, кто напоминал бы ему о реалиях нашей жизни. В прошлом году он настолько увлекся некой барышней, что чуть не сделал ей предложение, совершенно забыв, что отец её всего лишь булочник. Я ничего не имею против булочников, но они не принадлежат к нашему кругу, так же как стряпчие или жители Чипсайда.

– Как четко вы это выразили, мистер Дарси, – похвалила меня Кэролайн.

– Я не смог бы выразить это лучше, – подал голос мистер Хёрст, выйдя из своего забытья.

– Чипсайд! – закатила глаза Луиза.

Бингли промолчал с мрачным видом.

Его сестры решили, что пора навестить больную. Вернулись они уже в сопровождении мисс Элизабет Беннет.

– Не хотите ли составить нам партию в карты? – обратился к ней мистер Хёрст.

– Спасибо, нет, – ответила она, по–видимому, опасаясь, что игра идет на крупные ставки.

Сначала она действительно принялась за чтение, но потом изменила своё мнение, приблизилась к карточному столу и заинтересовалась игрой. Она стояла за креслом Кэролайн, и мне хорошо было видно её лицо.

– Мисс Дарси, я думаю, заметно выросла с прошлой весны, – Кэролайн обратилась ко мне. – Она, наверно, станет такой же высокой, как я.

– Вполне возможно. Сейчас она ростом, пожалуй, с мисс Элизабет Беннет или даже чуть–чуть выше.

– Как бы мне хотелось снова ее увидеть! Я не встречала никого в жизни, кто бы мне так нравился. Ее внешность и манеры безупречны. А какая образованность в подобном возрасте!

– Меня удивляет, как это у всех молодых леди хватает терпения, чтобы стать образованными, – высказал своё восхищение Бингли.

– Все молодые леди образованные? Чарльз, дорогой, что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась Кэролайн.

– По–моему, все. Все они рисуют пейзажи, раскрашивают экраны для каминов и вяжут кошельки. Я не знаю, наверно, ни одной девицы, которая не умела бы этого делать.

– Ваше перечисление совершенств молодых женщин, – улыбнулся я, – к сожалению, верно. Образованной называют всякую барышню, которая заслуживает этого тем, что вяжет кошельки или раскрашивает экраны. Но я далек от того, чтобы согласиться с вашим мнением о женском образовании. Я, например, не мог бы похвастаться, что среди знакомых мне женщин наберется больше пяти–шести образованных по–настоящему.

– Я с вами вполне согласна, – поддержала меня мисс Бингли.

– В таком случае, – заметила Элизабет, – вы, вероятно, можете дать точное определение понятия «образованная женщина»?

Мне показалось, что она подсмеивается надо мной. А может я и ошибался. Отступать, однако, было поздно.

– Да, оно кажется мне достаточно ясным.

Но мисс Беннет, вопреки моим ожиданиям, не выглядела смущенной.

– О, в самом деле! – пришла на помощь мисс Бингли, моя преданная союзница. – По–настоящему образованным может считаться лишь тот, кто стоит на голову выше всех окружающих. Женщина, заслуживающая это название, должна быть хорошо обучена музыке, пению, живописи, танцам и иностранным языкам. И кроме всего, она должна обладать каким–то особым своеобразием внешности, манер, походки, интонации и языка – иначе это название все–таки будет заслуженным только наполовину.

Я увидел на лице мисс Беннет веселое выражение. Сначала только задорные искры замелькали в её глазах, но к концу речи она уже вовсю улыбалась.

– Всем этим она действительно должна обладать, – веселье мисс Беннет задело меня. – Но я бы добавил к этому нечто более существенное – развитый обширным чтением ум.

– В таком случае меня нисколько не удивляет, что вы знаете только пять–шесть образованных женщин. Скорее мне кажется странным, что вам все же удалось их сыскать, – рассмеялась она.

Меня должно было бы рассердить то, как она подшучивает надо мной, но, к моему удивлению, это развеселило меня. Внезапно меня поразила мысль о том, как много я требую от представительниц противоположного пола, в то время как пары прекрасных глаз хватило, чтобы подарить мне счастье, какого я не знал ранее. Это было счастье слушать пение женщины или её игру на фортепьяно. Не припомню, чтобы я когда–либо испытывал такое.

– Неужели вы так требовательны к собственному полу и сомневаетесь, что подобные женщины существуют? – Кэролайн вернула моё внимание к спору.

– Мне они не встречались. Я никогда не видела, чтобы в одном человеке сочетались все те способности, манеры и вкус, которые были вами сейчас перечислены.

Я задумался, а встречал ли я сам таких людей.

Миссис Хёрст и мисс Бингли стали наперебой уверять, что им приходилось встречать немало женщин, вполне отвечающих предложенному описанию.

Мисс Беннет склонила голову, но вовсе не в знак признания своего поражения, а чтобы скрыть улыбку. И только когда я увидел эту улыбку, я сообразил, что сестры Бингли противоречили своим же более ранним утверждениям о том, что такие женщины редки. И по мере того, как я наблюдал игру улыбок на лице мисс Беннет, я все больше утверждался в мысли, что никогда она не нравилась мне так, как сейчас, и никогда я не получал такого удовольствия от беседы.

Кончилось всё тем, что мистер Хёрст призвал жену и её сестру к порядку, жалуясь на их невнимание к игре. Разговор прекратился, а Элизабет вскоре вышла из комнаты и вернулась к больной сестре.

Я видел, какая сильная привязанность существует между Элизабет и её сестрой. И я не мог представить себе, что Кэролайн или Луиза были бы способны провести столько времени у постели другой, заболей одна из них. А ведь они тоже родные сестры, но как мало это их связывает. Жаль. Любовь моей сестры – одна из величайших радостей моей жизни.

– Элиза Беннет, – сказала мисс Бингли, когда дверь за ней затворилась, – принадлежит к тем девицам, которые пытаются понравиться представителям другого пола, унижая свой собственный. На многих мужчин, признаюсь, это действует. Но, по–моему, это низкая уловка худшего толка.

– Несомненно, – отозвался я. – Низким является любой способ, употребляемый женщинами для привлечения мужчин. Все, что порождается хитростью, отвратительно.

Мисс Бингли не настолько была удовлетворена полученным ответом, чтобы продолжить разговор на ту же тему. Она вернулась к игре.

А я отправился в свою комнату с чувством явного неудовлетворения прошедшим днем. Присущее мне спокойствие покинуло меня. Я обнаружил, что думаю не о завтрашних делах и заботах, а о мисс Элизабет Беннет.

14 ноября, четверг

Жизнь вовремя напомнила мне об опасности увлечения парой прекрасных глаз. Элизабет отправила утром записку матери, приглашая её приехать и лично оценить состояние здоровья мисс Беннет.

После недолгого пребывания подле больной дочери миссис Беннет и две её младшие дочери, сопровождавшие её в поездке в Незерфилд, спустились в комнату для завтраков и присоединились к нам.

– Надеюсь, вы нашли состояние мисс Беннет лучшим, чем могли ожидать, – сказал Бингли.

Он был расстроен болезнью Джейн и пытался найти утешение в бесконечной череде указаний горничной, имеющих целью оградить мисс Беннет от любых неудобств.

– Несомненно, сэр, – отвечала миссис Беннет. – Но она ещё слишком слаба, чтобы перевезти её домой. Мы вынуждены будем пользоваться вашей любезностью несколько дольше, чем рассчитывали.

– Оставьте эти условности! – воскликнул Бингли. – Не следует об этом беспокоиться.

Кэролайн его добросердечие не пришлось по душе. Думаю, присутствие в доме человека, нуждающегося в особом внимании, начало тяготить её. Не появись Элизабет, сестре её досталось бы немного сочувствия, и всё своё время она проводила бы в одиночестве.

Тем не менее, ответ Кэролайн был достаточно любезен – она заверила, что мисс Беннет будет обеспечен должный уход.

Миссис Беннет посетовала на неожиданную болезнь дочери, но потом, оглядев всё вокруг, похвалила Бингли за то, что он арендовал такое чудесное поместье.

– Не знаю, есть ли в нашем графстве уголок, подобный Незерфилду. Вам не захочется скоро его покинуть, не так ли, хоть вы и арендовали его ненадолго?

– Я всегда отличался стремительностью, – не стал обнадеживать её Бингли. – Если я решусь покинуть Незерфилд, меня, возможно, не будет здесь уже через пять минут.

Это повернуло разговор к обсуждению особенностей человеческой природы. Элизабет призналась, что мало в этом разбирается из–за недостатка опыта и наблюдений.

– Провинция, – согласился я, – дает немного материала для такого изучения. Слишком ограничен и неизменен круг людей, с которыми здесь можно соприкоснуться.

– Люди, однако, меняются сами так сильно, что то и дело в каждом человеке можно подметить что–нибудь новое.

Разговор с Элизабет не похож ни на какой иной. Это не тривиальное занятие, это изощренное упражнение для ума.

– О, в самом деле, – неожиданно вступила в разговор миссис Беннет. – Смею вас уверить, что в провинции всего этого ничуть не меньше, чем в городе! По мне так провинция не уступает даже Лондону, конечно, если не иметь в виду магазинов и развлечений. В провинции жить приятнее, не правда ли, мистер Бингли?

Убедить Бингли было несложно. Он тут же признался, что счастлив в любом месте и в любом окружении.

– Да, но это потому, что вы обо всем здраво судите. А вот этот джентльмен, – она бросила взгляд на меня, – смотрит на провинциальную жизнь свысока.

Элизабет, конечно, могла краснеть от неловкости или говорить своей матери, что та неправа, но меня–то это просто привело в чувство и напомнило, что никакое смущение, пусть даже мило выглядящее, не сможет компенсировать ущерб репутации от наличия подобной мамаши.

А миссис Беннет невольно наносила своей репутации всё больший ущерб, то восхваляя манеры сэра Уильяма Лукаса, то намекая на «некоторые персоны, которые будучи крайне заносчивыми, не снисходят до разговоров с другими». Нетрудно было понять, что речь шла обо мне.

Худшее, однако, было впереди. Младшая из барышень навязчиво стала уговаривать Бингли устроить бал. Тот был столь любезен, что согласился на это, после чего миссис Беннет и её младшие дочери уехали. Элизабет сразу вернулась в комнату сестры.

После их ухода Кэролайн была крайне язвительной.

– Ну конечно, их приглашают к обеду в целых двадцать четыре дома! Не смешно ли! И эта бедная дама не сомневается, что это и есть благородное общество.

– Никогда в моей жизни не слышала ничего более смехотворного, – поддержала её Луиза.

– И вульгарного, – добавила Кэролайн. – А младшая девица! Подавай ей бал! Не могу поверить, Чарльз, что ты согласился.

– Но я люблю давать балы, – запротестовал Бингли.

– Тебе не следовало поощрять её бесцеремонность, – объяснила ему Луиза.

– Именно. Это только поощрит её на худшее. Хотя куда уж хуже! Китти была просто ужасна, но самая младшая… – как там её звали?

– Лидия, – подсказала Луиза.

– Лидия! Конечно, Лидия! Как можно быть столь бесцеремонной. Убеждена, вы не хотели бы, Дарси, чтобы ваша сестра походила на неё.

– Нет, не хотел бы, – мне слова Кэролайн не понравились.

Как ей пришло в голову сравнивать Джорджиану с подобной девицей!

– А ведь они одного возраста, – продолжила мисс Бингли. – Вообразить невозможно, какими разными могут быть две девушки: одна элегантная и изысканная, другая легкомысленная и болтливая.

– Это всё от воспитания, – сделала вывод Луиза. – Чего Лидия могла набраться от подобной матери, кроме вульгарности?

– Бедные девушки, – заключила Кэролайн, подчеркнув это решительным кивком.

– Боюсь, все они там такие.

– Но не мисс Беннет! – запротестовал Бингли. – Ты же сама говорила, что она очень милая девушка.

– Так оно и есть. Возможно, ты прав, и ей удалось избежать влияния здешнего общества. А вот Элизабет Беннет слишком уж самонадеянная, хотя её глаза кое–кому кажутся прекрасными, –Кэролайн явно обращалась ко мне.

Я уже почти выкинул Элизабет из своей головы, но после такого намека изменил намерения. Ни за что не доставлю удовольствия мисс Бингли, сколь бы саркастичной она ни была.

Вечером Элизабет вышла к нам в гостиную. Я ограничился коротким «Добрый вечер» и устроился писать письмо Джорджиане. Элизабет занялась рукоделием в дальней части комнаты.

Я ещё не написал и нескольких строк, как Кэролайн стала делать мне комплименты за красивый почерк и пространность письма. Я старательно игнорировал её замечания, но её это не обескуражило, и она продолжила льстить мне. Лесть приятна, но до определенного предела; когда ее слишком много, она начинает утомлять и может вызвать раздражение. Я же продолжал оставаться равнодушным, так как не хотел обидеть Бингли.

– Как рада будет мисс Дарси, получив это письмо! – Кэролайн не думала останавливаться.

Я по–прежнему хранил молчание.

– Вы пишите необыкновенно бегло.

Я попался на уловку, ответив: – Вы ошибаетесь. Пишу я довольно медленно.

– Напишите, ради бога, вашей сестре, как мне хочется ее повидать.

– Я уже написал это по вашей просьбе.

– Как это вы ухитряетесь писать так ровно? – она не собиралась закончить беседу.

Я подавил раздражение и промолчал. Дождливые вечера в провинции – худшее из того, с чем мне приходилось сталкиваться, особенно в небольшой компании. Следует сдерживать себя, чтобы не опуститься до грубости.

– Сообщите вашей сестре, что меня очень обрадовали ее успехи в игре на арфе…

Господи, да от кого же будет это письмо? Я собрался было ответить надлежащим образом, но не успел.

– … И, пожалуйста, передайте, что я в восторге от ее прелестного узора для скатерти и считаю его гораздо более удачным, чем рисунок мисс Грантли.

– Вы позволите отложить ваши восторги до следующего письма? Здесь у меня уже не осталось для них подобающего места.

Я увидел, что всё это стало забавлять Элизабет и, чтобы скрыть улыбку, она склонилась над своим рукоделием. Немного нужно было, чтобы вызвать её улыбку, и это становилось очень заразительным. Невольно, я и сам чуть не засмеялся.

Кэролайн, однако, не оставляла своих надежд втянуть меня в разговор.

– Скажите, вы ей всегда пишете такие восхитительные длинные письма, мистер Дарси?

– Да, они довольно пространные, – избежать разговора было невозможно, – но насколько они восхитительны, не мне судить.

– Мне кажется само собой разумеющимся, что человек, который способен с легкостью написать длинное письмо, не может написать его плохо, – сказала она.

– Для Дарси это не комплимент, Кэролайн, – вмешался ее брат, – письма даются ему не так–то легко. Слишком уж он старается все время выискивать четырехсложные словечки, не правда ли, Дарси?

– Стиль моих писем, разумеется, отличается от твоего, – согласился я.

– В моей голове мысли проносятся так стремительно, что я не успеваю их выразить. Оттого–то мои письма иной раз не доносят никаких мыслей до тех, кому они адресованы, – признался Бингли.

– Ваша скромность, мистер Бингли, – сказала Элизабет, отложив своё шитьё, – разоружила бы любого вашего критика.

– Нет ничего более обманчивого, чем показная скромность, – возразил я, засмеявшись над признанием Бингли. Но где–то в глубине души меня огорчило, что она хвалит его. – Под ней часто скрывается равнодушие к посторонним мнениям, а иногда и замаскированная похвальба.

– Чем же ты назовешь мое смиренное суждение? – заинтересовался Бингли.

– Разумеется, замаскированной похвальбой, – заулыбался я. – Ведь в глубине души ты гордишься недостатками своих писем. Ты считаешь, что их порождает быстрота мысли и небрежность исполнения – свойства хоть и не похвальные, но все же не лишенные привлекательности. Способность делать что–либо быстро всегда высоко ценится её обладателем, зачастую независимо от качества исполнения. Сегодня утром ты ведь хотел представить себя в самом выгодном свете, заявив миссис Беннет, что не задержался бы в Незерфилде и пяти минут, если бы тебе вздумалось его покинуть. По существу же, что похвального в поспешности, из–за которой важные дела могут остаться незаконченными и от которой никакого проку нет ни тебе самому, ни кому–либо другому? И если бы в тот момент, когда ты вскакивал бы на коня, поблизости нашелся друг, который сказал бы: «Бингли, а не лучше ли вам на недельку задержаться?» – быть может, ты так бы и поступил и никуда не поехал – другими словами, застрял бы еще на целый месяц.

– Вы только доказали, – засмеялась и Элизабет, – что мистер Бингли несправедлив сам к себе. И превознесли его больше, чем это сделал он сам.

– Мне приятно, что вы обращаете слова моего друга в похвалу мягкости моего характера, – сказал Бингли. – Но боюсь, ваше толкование его слов прямо противоположно мысли, которую вкладывал в них Дарси. Он–то, разумеется, думает, что при таких обстоятельствах для меня лучше всего было бы наотрез отказаться и ускакать как можно быстрее.

Я улыбался, но по непонятной мне причине радости не чувствовал. Хотя был уверен, что отношусь к Бингли очень хорошо, и мне приятно, когда другие люди ценят его также, как и я.

– Но Дарси одобрил бы меня, если бы в указанных обстоятельствах, я отказался и уехал бы, – добавил он.

– Разве мистер Дарси находит, что опрометчивость вашего первоначального решения искупалась бы упрямством, с которым вы его выполнили? – подзадорила его Элизабет.

– Честное слово, мне трудно вам объяснить, в чем тут дело. Пусть лучше Дарси говорит за себя.

Я отложил перо – письмо было забыто.

– Вы хотите, чтобы я защищал мнение, которое мне приписываете, но которого я не высказывал, – мне тоже стало весело.

– А разве вы не видите заслуги в готовности легко уступить настояниям друга? – продолжала настаивать Элизабет.

Против моей воли она втянула меня в спор.

– Неразумная уступка не сделала бы чести умственным способностям обоих, – возразил я.

– Мне кажется, мистер Дарси, вы недооцениваете влияние дружбы или привязанности.

Я видел, что разговор раздражал Кэролайн, но сам я получал удовольствие от нашего спора.

– А не следует ли нам, прежде чем обсуждать вопрос дальше, точнее определить значительность просьбы, так же как и степень близости между друзьями? – обратился я к Элизабет.

– Совершенно необходимо! – воскликнул Бингли. – Давайте условимся обо всех мелочах, не забывая даже о росте и силе друзей, – это, мисс Беннет, может иметь гораздо большее значение, чем кажется на первый взгляд. Поверьте, если бы Дарси не выглядел по сравнению со мной таким верзилой, я бы с ним меньше считался. При известных обстоятельствах и в определенных местах он, признаюсь, заставляет себя бояться, особенно в собственном доме и когда ему нечего делать в воскресный вечер.

Я продолжал улыбаться, но в душе был уязвлен. Я чувствовал, что в словах Бингли была доля истины, но не хотел, чтобы с этим согласилась Элизабет.

Было заметно, что Элизабет едва сдерживается, чтобы не засмеяться. Надеюсь, сдерживается не из страха передо мной. Да нет, конечно. Если бы она опасалась меня, то не подшучивала бы надо мной!

– Я разгадал твой замысел, Бингли, – был мой ответ. – Тебе не нравится наш спор, и ты решил таким способом с ним покончить.

– Быть может, – согласился Бингли.

Спор постепенно затих, и все почувствовали какую–то неловкость. Элизабет вернулась к своему шитью, а я смог, наконец, заняться письмом. Часы на каминной полке громко отсчитывали минуты. Я закончил письмо и отложил его в сторону.

Никто не предпринимал попыток возобновить разговор.

Чтобы как–то оживить вечер, я попросил дам немного развлечь компанию музыкой. Кэролайн и Луиза с радостью согласились и начали исполнять итальянские арии, а я обнаружил, что не отвожу глаз от Элизабет. Она отличалась от всех женщин, которые встречались мне ранее. Её красота не идеальна, но я предпочел бы любоваться её лицом, а не чьим–то пусть даже более совершенным. У неё совсем не мягкий характер, но её манера общаться с людьми нравилась мне больше, чем та, что я встречал в обществе. Она не получила блестящего образования, но у неё живой ум, который делает её интересным собеседником, а разговор с ней захватывающим. Давно уже мне не приходилось участвовать в подобных словесных поединках, а может такого не случалось вообще, и в нашем общении я каждый раз вынужден был противостоять её остроумию.

Кэролайн для разнообразия начала играть веселую шотландскую мелодию, а у меня неожиданно вырвалось: «А не желаете ли вы, мисс Беннет, воспользоваться случаем и протанцевать рил?»

Она улыбнулась, но ничего не ответила. Мне это показалось загадочным. Уж не сфинкс ли она, посланный, чтобы заставить меня страдать? Не иначе, ведь никогда раньше мне в голову не приходила подобная поэтическая чепуха. Вот и теперь, вместо того, чтобы привести меня в чувство, её молчание ещё больше воспламенило меня, и я повторил мой вопрос.

– Я вас прекрасно расслышала, – сказала она. – Просто я не сразу нашла ответ. Вам, конечно, хотелось, чтобы, приняв приглашение, я дала вам желанный повод убедиться в моих низменных вкусах. Но я всегда любила разгадывать такого рода ловушки. Вот почему мне пришло в голову сказать, что я вообще терпеть не могу танцевать рил. А теперь осуждайте меня, если можете.

Было ли у меня в действительности такое извращенное намерение? – задал я вопрос себе. Хотя улыбка сползла с моего лица в ответ на её шутку, я оценил прямоту объяснения.

– Поверьте, я никак не мог бы вас осудить!

Элизабет, считавшая, что её слова должны были меня задеть, была удивлена такой любезностью, а я был доволен, что мне, наконец, удалось озадачить её, ведь до сих пор преимущество всегда было на её стороне.

Я всё отчетливей понимал, что еще никогда не был так сильно очарован никакой другой женщиной. И мне было ясно, что, если бы у Элизабет оказалась более подходящая семья, моему сердцу угрожала бы некоторая опасность.

Но тут вмешательство Кэролайн нарушило ход моих мыслей и не позволило высказать то, о чем я потом пожалел бы.

– Надеюсь вашей сестре уже лучше, – промолвила она. – Я думаю, мне следует подняться к ней.

– Я поднимусь с вами, – сказала Элизабет. – Бедная Джейн, я оставила её одну так надолго.

Они покинули гостиную, а я остался гадать, намерено ли Кэролайн отвлекла Элизабет от нашей беседы и напомнила о больной сестре. А ещё меня тревожила мысль о том, как близок я был к тому, чтобы изменить своим принципам.

15 ноября, пятница

Утро выдалось прекрасным, и мы с Кэролайн прогуливались вдвоем по обсаженным кустами дорожкам около дома.

– Желаю вам удачной женитьбы, – начала она.

Я не хотел развивать эту тему, но и не надеялся, что мисс Бингли можно остановить. Она изводила меня разговорами о возможном браке уже несколько дней.

– Надеюсь, после того как столь желанное событие совершится, вам удастся намекнуть вашей теще, как полезно иногда держать язык за зубами. А когда с этим вы справитесь – отучите младших сестер от привычки бегать за офицерами.

Я сохранял улыбку на лице, но меня эти разговоры уже начали раздражать. Кэролайн касалась именно тех обстоятельств, которые беспокоили и меня. Я категорически не мог представить миссис Беннет своей тёщей, а её младших дочерей сёстрами Джорджианы. Это не укладывалось в моей голове.

– Может быть, вы посоветуете еще что–нибудь полезное для моего семейного счастья? – спросил я, чтобы хоть как–то скрыть своё раздражение. Выкажи я его явно, она пошла бы ещё дальше в своём сарказме.

– О, разумеется! Непременно повесьте портрет дядюшки Филипса в Пемберли. Что же касается портрета вашей Элизабет, то даже не пытайтесь его заказывать. Разве какой– нибудь художник сумеет достойно запечатлеть на полотне эти прекрасные глазки? – она уже откровенно дурачилась.

Я не стал отвечать на её провокации, а представил себе портрет Элизабет в галерее Пемберли. И ещё один портрет, висящий рядом. На нем мы были вместе с Элизабет. Мне воображаемая картина понравилась, и я заулыбался.

– Их выражение в самом деле будет не так–то легко передать. Но их форму, цвет, необыкновенно длинные ресницы хороший художник сможет изобразить, – нашел я, как включиться в игру.

Кэролайн это не доставило удовольствия, но мне–то что за дело, если теперь её очередь почувствовать раздражение. Она собралась было ответить мне, но в эту минуту мы встретились с самой Элизабет и Луизой, которые шли по другой дорожке.

Кэролайн была смущена, да и было от чего. Мне тоже стало неловко. Не думаю, что Элизабет слышала речи Кэролайн, да и даже если бы услышала, вряд ли это вывело бы её из себя. Ведь не нарушили её спокойствие мои нелестные замечания на балу.

Увидев её, я вдруг сообразил, что она гость в нашем доме. А я так увлекся мечтами о ней, что забыл о реальной Элизабет и оставил её на попечение Бингли. Я почувствовал угрызения совести, когда понял, что она не ощутила ни теплоты, ни дружелюбия, оставаясь с нами. Конечно, в её присутствии всё было в рамках приличий, но стоило ей покинуть нас, не оставалось даже элементарной деликатности. Меня никогда ранее так не раздражали ни Кэролайн, ни Луиза, но этой–то хватило минимального радушия, чтобы предложить Элизабет выйти на прогулку, а мне не хватило! Я был очень недоволен собой. Глазками–то я любовался, а вот сделать что–нибудь, чтобы она не чувствовала себя чужой в Незерфилде, мне не пришло в голову.

Последующие слова Луизы, правда, умерили мою симпатию к ней: – Как вам не стыдно! Убежали из дому втихомолку, – и, уцепившись за мою свободную руку, она предоставила Элизабет дальше идти одной.

Я, заметив такую её бестактность, тотчас же сказал: – Эта тропинка недостаточно широка для нашей компании. Давайте выйдем на аллею.

Однако Элизабет, которой очень хотелось от нас отделаться, весело ответила, что мы образуем необыкновенно живописную группу, но гармония будет нарушена, если к нам присоединится четвертый. Затем, пожелав нам хорошей прогулки, она с радостью сбежала от нас, довольная, как ребенок, которому удалось освободиться от скучных занятий. А я, глядя ей вслед, чувствовал, как настроение моё исправляется. Во мне росло ощущение свободы, свободы от удушающих условностей, которые заполняли мою жизнь. И мне захотелось убежать вместе с ней.

– Мисс Элиза Беннет ведет себя не лучше своих младших сестер, – укоризненно сказала Кэролайн.

– Однако не столь недостойно, как мы, – меня это уже серьезно раздражало. – Она гость в доме вашего брата, и уже поэтому нам следует уважать её достоинство. Она не должна постоянно ощущать наше пренебрежительное отношение и должна быть уверена, что за её спиной никто не злословит на её счет.

Кэролайн сначала удивилась, а потом сделалась недовольной. Однако выражение моего лица удержало её от комментариев или возражений. Бингли может жаловаться на то, как я иногда на него смотрю, но польза от таких взглядов очевидна.

Я оглянулся вслед Элизабет, но её уже не было видно. Вышла она только к обеду. А после обеда сразу вернулась к сестре. Однако позже, когда мы с Бингли переместились в гостиную к его сестрам, Элизабет была уже там.

Кэролайн смотрела на меня с опаской. Днем я был очень резок, обращаясь к ней и Луизе, и с тех пор не выказывал никаких знаков внимания. Я бросил холодный взгляд на неё и обратил свой взор к мисс Джейн Беннет, которая чувствовала себя уже достаточно хорошо, чтобы спуститься вниз, и теперь сидела рядом с сестрой.

Бингли был искренне рад, что мисс Беннет стало лучше. Он суетился вокруг неё – то заботился, чтобы огня в камине было достаточно, то проверял, не угрожают ли ей сквозняки. Выражение моего лица стало не столь суровым, и я это отчетливо почувствовал. Бингли был безмерно заботлив, а Джейн заслуживала того, и это напомнило мне, почему он мне так по душе, и почему я счастлив называть его своим другом. Его мягкость и доброжелательность позволяют любому легко склонить его на свою сторону, но эти же качества делают его приятным компаньоном и радушным хозяином. Было заметно, что и Элизабет думает так же. Я чувствовал, что после наших дискуссий мы нашли с ней общий язык.

Кэролайн старалась продемонстрировать свою заботу о выздоравливающей, но на самом деле больше интересовалась книгой, которую я взял после того, как было решено не играть в карты.

– Как приятно так провести вечер! Говоря откровенно, я не знаю удовольствий, подобных чтению, – заявила она, противореча себе тем, что в мою книгу она заглядывала чаще, чем в свою.

Я промолчал – не нравилась она мне. Вместо ответа я уставился в свою книгу, хотя предпочел бы смотреть на Элизабет. Отсветы огня на её лице просто завораживали.

Убедившись, что меня не разговорить, Кэролайн обратила своё внимание на брата, заговорив о бале, который он собирался устроить, а затем стала циркулировать по гостиной. Она была неугомонна и нуждалась во внимании. Я же не был расположен оказывать его ей, как не намерен был и прощать обиду, нанесенную мне.

– Мисс Элиза Беннет, позвольте вам предложить последовать моему примеру и немножко пройтись.

Я невольно отвлёкся от книги и поднял глаза. Казалось, Элизабет была удивлена не менее моего, и я даже подумал, не устыдили ли Кэролайн мои слова о её отношении к гостье брата.

Ничего подобного! Она просто хотела завладеть моим внимание, и это было одним из способов добиться своего. Бессознательно я захлопнул книгу.

– Не хотите ли присоединиться к нам, мистер Дарси? – обратилась она ко мне.

Я отказался.

– Такая прогулка по комнате могла быть вызвана только двумя причинами, причем в обоих случаях моё участие сделалось бы для них помехой, – был мой ответ.

Моя сопутствующая улыбка была направлена, однако, не Кэролайн, а Элизабет.

– Что вы хотите этим сказать? – оживилась Кэролайн. – Мисс Элиза Беннет, вы что–нибудь поняли?

– Конечно, нет, – ответила та. – Но можете быть уверены, чем–то он хотел нас задеть. И самый верный способ вызвать разочарование мистера Дарси – это ни о чем его не расспрашивать.

Я почувствовал азарт. Она адресовала свой вызов мне, но обращалась при этом к Кэролайн, и меня эта игра увлекла.

Кэролайн, однако, не могла чем бы то ни было разочаровать меня. Кэролайн оставалось только настаивать на своём.

– Я должна понять скрытый смысл его слов. Мистер Дарси, соизвольте объясниться.

– Ничего не имею против. Вы выбрали этот вид препровождения времени, так как либо весьма доверяете друг другу и должны поделиться каким–то секретом, либо думаете, что выглядите особенно красиво, когда прогуливаетесь. В первом случае я буду для вас помехой, во втором же – я с большим успехом могу любоваться вами, сидя здесь у камина.

– Какой ужас! – воскликнула Кэролайн. – Я никогда в жизни не слышала ничего более дерзкого. Как наказать нам его за эти слова?

– Нет ничего проще, стоит лишь захотеть по–настоящему, – сказала Элизабет, и озорные огоньки вспыхнули в её глазах. – Дразните его, смейтесь над ним. Вы же с ним близкие друзья – должны же вы знать его слабые стороны.

– Честное слово, не знаю. Дразнить само хладнокровие и присутствие духа! Нет, нет, я чувствую, из этого ничего не выйдет. Не захотим же мы выглядеть дурочками, смеясь без всякого повода. О нет, мистер Дарси может быть спокоен.

– Разве над мистером Дарси нельзя смеяться? – удивилась Элизабет. – Какое редкое преимущество! Я люблю повеселиться.

Да и я не прочь. Но вот чтобы надо мной потешались – увольте. Однако публично признаться в этом я не мог.

– Мисс Бингли, – сказал я, – приписывает мне неуязвимость, которой я, увы, вовсе не обладаю. Мудрейшие и благороднейшие из людей, нет, мудрейшие и благороднейшие их поступки могут быть высмеяны теми, для кого главное в жизни – насмешка.

– Надеюсь, я не принадлежу к их числу, – отвечала Элизабет. – Глупость и причуды, капризы и непоследовательность кажутся мне смешными, и, когда мне это удается, я над ними смеюсь. Но всё это качества, которых вы, по–видимому, полностью лишены.

– Этого, наверно, нельзя сказать ни о ком. Но на протяжении своей жизни я немало потрудился над тем, чтобы избавиться от недостатков, которые могут сделать смешным даже неглупого человека.

– Таких, например, как гордость и тщеславие?

– Да, тщеславие – это, в самом деле, недостаток. Но гордость… Что ж, тот, кто обладает настоящим умом, может всегда удерживать гордость в должных пределах.

Элизабет отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

– Вы как будто успели разобраться в характере мистера Дарси, не так ли? – спросила Кэролайн. – Хотелось бы узнать ваше мнение.

Не знаю почему, но её улыбка задела меня. Поэтому, когда она сказала: «Мистер Дарси свободен от недостатков. Да он этого и сам не скрывает», – я вспылил.

– Подобных притязаний я не высказывал. Слабостей у меня достаточно. Я только надеюсь, что от них избавлен мой ум. А вот за нрав свой я бы не поручился. Меня, вероятно, можно назвать обидчивым. Если кто–нибудь лишается моего уважения, то уже навсегда.

Говоря так, я подумал о Джордже Уикхеме.

– Вот это, в самом деле, серьезный порок! – воскликнула Элизабет. – Неумеренная обидчивость – безусловно, отрицательная черта характера. Но вы удачно выбрали свой недостаток. Смеяться над ним я не способна. Вы можете не бояться меня.

Вот в этом–то нет уверенности, подумал я.

– Мне хочется немножко послушать музыку, – вмешалась Кэролайн, устав прислушиваться к разговору, в котором она не принимала участия.

Она подняла крышку фортепьяно и стала умолять Элизабет сыграть что–нибудь.

Кэролайн меня окончательно утомила, но парой минут позже я был уже вполне доволен.

Я уделяю Элизабет слишком много внимания. Я во власти её очарования. Но было бы опрометчиво влюбиться в неё. Мне следует найти спутницу жизни совершенно иного типа – девушку, происхождение и состояние которой соответствует моим. Решено, я не стану более уделять столько внимания Элизабет.

16 ноября, суббота

Утром мы с Бингли верхом объехали восточную часть имения, чтобы проверить её состояние. Он был доволен всем и находил всё очень основательным. Я обратил его внимание на поломанную ограду и заметил, что земли стоило бы осушить. В ответ он, по своему обычаю, был оптимистичен: – Конечно, думаю, так и сделаем.

Легкость его характера общеизвестна, но в таком его поведении было что–то большее, чем обычная уступчивость. Похоже, думы о мисс Беннет занимали его больше, чем хозяйственные заботы. Очень неудачно получилось, что она заболела во время визита к его сестрам. Это внесло непривычное возмущение в их повседневную жизнь. А меня подтолкнуло слишком близко к Элизабет.

Верный своему решению, я не выказал особого внимания Элизабет, когда она с сестрой появилась в гостиной по нашему с Бингли возвращению с прогулки. После обычного обмена любезностями мисс Беннет обратилась к Бингли с просьбой позволить им воспользоваться его коляской.

– Моей матери едва ли удастся послать экипаж раньше вторника, а я уже чувствую себя хорошо, и мне не хотелось бы далее злоупотреблять вашим гостеприимством, – объяснила она свою просьбу.

Во мне боролись два чувства – облегчение от того, что Элизабет вскоре не будет в Незерленде, и сожаление, что я не смогу более разговаривать с ней.

Бингли, естественно, не разделял беспокойства мисс Беннет.

– Это преждевременно, – воскликнул он. – Вы можете себя чувствовать лучше, когда сидите у камина, но этого недостаточно для длительного переезда в Лонгборн. Кэролайн, объясни мисс Беннет, что ей следует остаться.

– Дорогая Джейн, вы должны остаться, – Кэролайн поддержала брата. Я отметил некую прохладу в её голосе и не был удивлен, когда она добавила: – Вам следует пробыть в Незерфилде хотя бы еще один день.

Задержка с отъездом более чем на один день явно не устраивала её.

Бингли выглядел озадаченным, но мисс Беннет приняла предложение Кэролайн.

– Завтра – это всё ещё преждевременно, – протестовал Бингли.

– Это очень любезно с вашей стороны, но нам действительно пора вернуться домой, – сказала мисс Беннет.

Она, конечно, девушка любезная, но способная проявить твердость. Никакие доводы Бингли не поколебали бы её решимость.

Мне же следовало проявить больше осторожности. Я уделял Элизабет на всем протяжении их визита слишком много внимания и, хоть и с опозданием, начал понимать, что это могло породить определенные ожидания. Необходимо было продемонстрировать, что любые ожидания с её стороны совершенно беспочвенны. Поэтому я сказал ей в субботу за весь день не более дюжины слов, и хотя нам пришлось около получаса пробыть вдвоем в одной комнате, я в течение всего времени с таким усердием читал книгу, что даже не взглянул в ее сторону.

17 ноября, воскресенье

Утром мы все посетили мессу в местной церкви, после чего мисс Беннет уехала.

– Дорогая Джейн, единственное, что может смирить меня с вашим отъездом – это сознание, что вы окончательно поправились, – сказала Кэролайн, нежно прощаясь с новой подругой.

– Боюсь, вы сочтете меня эгоистом, но если бы не страдания, выпавшие на вашу долю, я считал бы своей удачей, что вы простудились, – произнес Бингли, нежно сжимая руку Джейн. – Ведь это позволило мне провести целую неделю рядом с вами.

Надо отдать ему должное, он сделал всё от него зависящее, чтобы её пребывание в нашем доме было приятным, и взял на себя труд развлекать её, когда она спускалась в гостиную. Легко понять, почему он сделал её предметом своего внимания. Ей присущи не только мягкость манер и открытость, что делает её очаровательной, но и сдержанность чувств. Каким бы обаятельным и живым ни был Бингли, он мог не опасаться, что его намерения будут неправильно истолкованы.

– И вы, мисс Элиза Беннет, – продолжила Кэролайн с показательно радушной улыбкой. – Было … большой удачей, что вы оказались нашей гостьей.

Элизабет обратила внимание на заминку, и в её глазах промелькнуло веселье. Но ответила она вполне корректно.

– Мисс Бингли, это было большой любезностью с вашей стороны принимать меня в вашем доме.

Бингли она адресовала самые теплые выражения благодарности.

– Благодарю вас за всё, что вы сделали для Джейн, – сказала она. – Для меня было очень важно видеть, какой заботой окружена моя сестра. Было так трогательно наблюдать, как вы управляетесь с огнем в камине, передвигаете ширму, чтобы защитить её от сквозняков, или велите домоправительнице приготовить что–нибудь повкуснее, чтобы у Джейн пробудился аппетит.

– Об одном сожалею, что не мог сделать большего, – отвечал он. – Надеюсь снова видеть вас в Незерфилде в ближайшее время.

– Будем надеяться.

Она обернулась ко мне.

– Мисс Беннет, – я ограничился церемонным поклоном.

Она с удивлением взглянула на меня, но через мгновение её глаза уже улыбались, и она опустилась в реверансе, промолвив нарочито торжественно: – Мистер Дарси.

Это почти заставило меня улыбнуться, но я сделал усилие, чтобы удержать суровое выражение на лице, и отвернулся.

Приличия были соблюдены, визит закончился. Бингли сопроводил молодых леди к коляске и помог им разместиться в ней. Моя холодность совершенно не тронула Элизабет. Я был доволен, но вынужден был напомнить самому себе, что настроение Элизабет – не моя забота.

Мы все вернулись в гостиную.

– Ну вот они и уехали, – с облегчением вздохнула Кэролайн.

Я промолчал.

Она повернулась к Луизе и без промедления заговорила о каких–то хозяйственных делах. Всё, что касалось её новой подруги, тут же было забыто.

Сейчас, когда я пишу эти строки, я чувствую облегчение от того, что Элизабет уехала. Возможно, теперь я стану воспринимать её опять как мисс Элизабет Беннет. Я стану, как и раньше, судить обо всем рационально, а её подшучивания не будут затрагивать моих чувств.

18 ноября, понедельник

Наконец–то выдался спокойный день. Мы с Бингли осмотрели южную часть имения. Похоже, оно его действительно заинтересовало, и он готов стать землевладельцем. Однако следует иметь в виду, что пробыл он здесь всего несколько недель, и я поверю в серьезность его намерений только после того, как он проживет в Незерфилде хотя бы зиму. Если намерение его не изменится, я поверю, что это действительно подходящее для него место.

Кэролайн в этот вечер была само очарование. В отсутствие мисс Элизабет Беннет она не докучала мне, и мы провели тихий вечер, играя в карты. Я не томился по мисс Элизабет Беннет, всего лишь дюжину раз за день мельком вспомнив о ней.

19 ноября, вторник

– Я думаю, нам следует объехать сегодня оставшуюся часть имения, – предложил я Бингли утром.

– Возможно, чуть позже, – согласие было с условием. – Я хотел бы заехать утром в Лонгборн и справиться о здоровье мисс Беннет.

– Да вы же расстались всего лишь день назад, – напомнил я с улыбкой – забавно было наблюдать Бингли во власти очередного увлечения.

– Это означает, что я не видел её целый день. Как раз время исправить мой промах, – в тон мне ответил он. – Ты присоединишься ко мне?

– Конечно, – заверил я его.

Уже через мгновение я пожалел о своём согласии, но довольно быстро собственная трусость вызвала моё раздражение. Можно быть увереным, что я способен просидеть четверть часа с мисс Элизабет Беннет, не поддавшись её чарам. Да и вообще нет уверенности, что мы встретимся – ведь её может не быть дома.

Мы тронулись сразу после завтрака. Путь наш пролегал через Меритон, где мы и увидели на главной улице молодую леди, ради которой затеяли наше путешествие. Мисс Беннет прогуливалась в компании со своими сестрами. Услышав топот копыт, она обернулась.

– Я направлялся в Лонгборн, чтобы осведомиться о вашем здоровье, но теперь вижу, что вам гораздо лучше. Рад убедиться в этом, – обратился к ней Бингли, притронувшись рукой к шляпе в знак приветствия.

– Благодарю вас, – ответила она, мило улыбаясь.

– Бледность сошла с вашего лица, а румянец вернулся.

– Свежий воздух действует на меня благотворно.

– Вы направляетесь в Меритон? – поинтересовался Бингли.

– Да.

– Надеюсь, вас не утомила прогулка, – он нахмурился.

– Спасибо, ни в коей мере, она пошла мне только на пользу. Я столько времени провела в доме, что рада любой оказии выйти на воздух.

– Я всегда чувствую то же самое. Даже если я нездоров, не могу дождаться первой же возможности оказаться вне дома.

Они продолжили разговор в том же духе. Бингли глядел на мисс Беннет так, будто она избежала смерти от чумы, а не излечилась от обычной простуды. Мне же в течение их разговора приходилось делать усилия, чтобы не посмотреть на Элизабет. Для этого я старательно рассматривал остальных членов семейства. Присутствовали три младших девицы Беннет – одна держала в руках Книгу Псалмов, а две другие непрерывно хихикали, их сопровождал неизвестный мне полный мужчина. Судя по одежде, он принадлежал к церковному сословию. Пока я мысленно связывал духовную книгу в руках одной из девушек с этим священнослужителем, я увидел нечто, что повергло меня в шок. Группу довершали два джентльмена. Одним из них был мистер Денни, офицер, которого мы с Бингли уже встречали, а вот вторым оказался Джордж Уикхем.

Джордж Уикхем! Отвратительный тип, который оказался недостойным доверия моего отца и который чуть не погубил мою сестру! Встретить его в такое время и в таком месте… Это было невообразимо.

Я–то думал, что с ним покончено! Я–то надеялся никогда больше его не увидеть. И вот он передо мной, непринужденно беседует с Денни так, будто ему дела нет ни до чего. Думаю, его действительно ничто не беспокоило, потому что в этой жизни никто его не интересовал, кроме себя самого.

Он повернулся ко мне. Я почувствовал, что бледнею, а он покраснел. Взгляды наши встретились. Гнев, отвращение и презрение были написаны на моём лице. Однако он быстро оправился от замешательства, и к нему вернулась его обычная наглость. Он поприветствовал меня! Приветствовал! Меня! Я было отвернулся от него, но гордость взяла верх – не следовало устраивать сцены на публике, и я заставил себя кивнуть ему в ответ.

Однако моя вежливость обманула не всех. Краем глаза я увидел, что мисс Элизабет Беннет обратила внимание на то, как мы обратились друг к другу, и напряженность между нами не осталась незамеченной. Она поняла, что не всё ладно в наших отношениях.

– Но мы не должны вас задерживать, – донесся до меня голос Бингли.

Я скорее почувствовал, чем увидел, что он повернулся в мою сторону.

– Ну же, Дарси, нам пора.

Я был рад последовать за ним.

Мы попрощались с дамами и продолжили наш путь.

– Она чувствует себя гораздо лучше и уверена, что полностью выздоровела, – поделился Бингли.

Я промолчал.

– Выглядит она прекрасно, – продолжал он.

И опять ни слова с моей стороны.

– Что–то случилось? – наконец он обратил внимание на отсутствие моей реакции.

– Нет, ничего, – я не был склонен что–либо объяснять.

– Да нет, Дарси. Я же вижу, что тебя что–то обеспокоило.

Но я не стал делиться с ним своими проблемами. Бингли не был в курсе того, что произошло летом между мной и Уикхемом, и я не видел необходимости рассказывать ему всю историю. Проступок Джорджианы бросил бы тень на её репутацию, если бы о нем стало известно, поэтому ни Бингли, никто иной не должны узнать о нём.

20 ноября, среда

Сегодня утром я отправился на прогулку верхом, не спросив Бингли, хочет ли он присоединиться ко мне – мне было что обдумать в одиночестве.

Джордж Уикхем в Меритоне!

Это отравило всё удовольствие от пребывания здесь. Хуже того, в мыслях меня теперь преследует нечто неуловимое, в реальности которого я даже не уверен. Но это что–то не отпускает меня, заполняя все мои мысли. Вот оно! Вчера, когда мы встретили дам, я увидел, что Элизабет с восхищением смотрела на Уикхема.

Но не могла же она предпочесть его мне!

О чем это я? Ведь я решил, что её чувства для меня не важны. В том числе и чувства по отношению к Джорджу Уикхему. Если она считает его более достойным – это её право. Но не верится, что она сохранит свои добрые чувства, когда узнает его ближе, узнает всю правду о нем. Ведь он не изменился. Ведь он всё то же ничтожество, пустышка, а она достаточно умна, чтобы сразу раскусить его.

Не могу поверить – я сравниваю себя с Джорджем Уикхемом! Да я с ума сошел. А если ещё и Элизабет… Я же запретил себе думать о ней, как об Элизабет.

Если она решит, что мы оба достойны её внимания, так тому и быть. Это докажет, что она не достойна моего уважения, и я не стану впредь беспокоить себя мыслями о ней.

21 ноября, четверг

Бингли заявил, что он намерен посетить Лонгборн, чтобы лично вручить семейству Беннет приглашения на бал, который он устраивает в Незерфилде. Кэролайн и Луиза вызвались сопровождать его, а я остался дома, сославшись на необходимость написать несколько писем. У Кэролайн немедленно возникла такая же потребность, но Бингли строго заявил, что её письма могут подождать до их возвращения. Я остался доволен его решением. На сегодня мне не нужна была никакая компания. Мои мысли были сконцентрированы на Джордже Уикхеме. Из разговоров, услышанных в Меритоне, я понял, что он намерен поступить на службу в расквартированный там полк. Он уверен, что мундир будет ему к лицу.

Более того, Бингли направил приглашение на бал в Незерфилд всем офицерам, и, боюсь, Уикхем оказался в их числе. Единственный способ не встретиться с ним – не явиться на бал. Но этого–то я не могу сделать. Даже негодяй Уикхем не может заставить меня так обидеть Бингли.

22 ноября, пятница

Ещё один дождливый день. С утра мы с Бингли успели прогуляться верхом, но потом пошел дождь, и нам пришлось провести остаток дня, не покидая дом. Тем не менее, мы приятно провели время в обсуждении намерения Бингли приобрести поместье Незерфилд–Парк и необходимых улучшений, которые придётся произвести. Сестры его предложили кое–какие изменения в доме. Всё было мило, но мне не хватало Элизабет и той живости, которую она привносила в любую компанию.

23 ноября, суббота

По–прежнему дождь. Кэролайн в поисках развлечений. Я даже рад, что Элизабет нет с нами – ей трудно было бы вынести сомнительный юмор Кэролайн. Мы с Бингли проводим время в бильярдной. Очень удачно, что в доме завели бильярд, иначе пришлось бы скучать в компании дам.

24 ноября, воскресенье

Утром получил письмо от Джорджианы. Учеба её идет неплохо, и она счастлива. Начала разучивать новый концерт со своим педагогом, человеком, рад это констатировать, полность погруженным в мир музыки. Она всем довольна.

Дождь не прекращается. Кэролайн и Луиза занимают себя обсуждением нарядов к балу, а мы с Бингли обсуждаем военную политику Королевства. Провинциальная жизнь начинает меня утомлять. В моём Пемберли у меня нашлось бы множество неотложных дел, а здесь, если погода ненастная, мы не находим иного занятия, кроме чтения и игры на бильярде.

Вот и испытание для Бингли – посмотрим, не изменятся ли его намерения относительно Незерфилда. Всё же поместье в солнечный день сильно отличается от поместья в непогоду.

25 ноября, понедельник

С нетерпением жду бала. Если дождь продолжится, бал хоть как–то развлечет нас.

26 ноября, вторник

Утром дождь продолжился, и я посвятил время написанию писем. После завтрака Бингли и его сестры были заняты последними приготовлениями к балу. Мне занятия не нашлось, и я против своей воли опять размечтался о мисс Элизабет Беннет, причем увлекся этим занятием настолько, что без раздумий стал высматривать её, как только начали съезжаться гости и прибыло семейство из Лонгборна. А я–то полагал, что выбросил её из головы. Увы, это было иллюзией.

– Джейн выглядит очаровательно, – снизошла до комплимента Кэролайн, когда её брат направился поприветствовать мисс Беннет.

– Чего не скажешь о её сестре, – Луиза была не столь доброжелательна. – Что это надето на мисс Элизабет Беннет?

Кэролайн взглянула и сочла необходимым поиронизировать.

– Мисс Элиза Беннет презирает моду, она носит платье на три дюйма длиннее принятого и без меры украшает его кружевами. Не так ли, мистер Дарси?

– Я не разбираюсь в женской моде, – я не стал поощрять её, – но выглядит она, по–моему, великолепно.

Кэролайн замолчала, но надолго её не хватило.

– Интересно, кого это она высматривает. Определенно, она ищет кого–то.

– Возможно, она интересуется офицерами, – предположила Луиза.

– В этом она уступает своим сестрам, те уже нашли их, – Кэролайн не собиралась заканчивать свою атаку.

– Им следует держаться мистера Денни, и они окажутся в самой их гуще, – сказала Луиза.

– Думаю, вам было бы неприятно, если бы ваша сестра повела себя подобным образом, – Кэролайн повернулась ко мне.

У неё не было намерения задеть меня, но замечание пришлось более чем некстати. Оно направило мои мысли к Джоджиане, а от неё к Уикхему, собирающемуся поступить в здешний полк. Меня по–прежнему угнетала мысль, что не явись я в Рамсгейт без предупреждения, худшее могло бы произойти.

Кэролайн встревожилась из–за того, что я побледнел после её слов, но я сумел ответить довольно спокойно: – Уж не видите ли вы сходство между моей сестрой и Лидией Беннет?

– Они одного возраста, – попыталась смягчить слова сестры Луиза.

– Ну что вы, конечно же, нет, – ответила Кэролайн, сразу сообразив, какую ошибку она совершила. – Между ними нет ничего общего. Я просто имела в виду, что девицам Беннет всё дозволено, любая вольность.

Я холодно кивнул и отошел от них, надеясь, что Элизабет высматривала именно меня, и я попадусь ей на глаза. Подойдя ближе к офицерам, я услышал, как Денни объяснял Лидии, что Уикхема сегодня не будет, так как он вынужден был уехать по делам на несколько дней.

– Как жаль! – воскликнула та, и её лицо поскучнело.

Элизабет присоединилась к ним, она тоже выглядела разочарованной. Я не мог забыть, как она смотрела на Уикхема в Меритоне, и кулаки мои невольно сжались. Я понял, что не меня искал её взгляд, когда она появилась в зале, а Джорджа Уикхема.

– Трудно представить, какие обстоятельства заставили бы его покинуть город, если бы он не старался избежать встречи с неким джентльменом, – услышал я слова Денни.

Так он струсил! Это меня не удивило, ибо смелость никогда не входила в число его достоинств. Пользоваться доверчивостью, лгать невинным, соблазнять неопытных девушек – вот что было его оружием.

Неужели Элизабет столь неопытна и доверчива? Не может того быть. Её–то ему не удалось бы так легко обмануть. Может она пока и не разобралась в нём, но это неизбежно произойдет. А пока я не хотел упустить возможности хотя бы просто поговорить.

Я приблизился, наконец, к ней.

– Рад видеть вас здесь. Надеюсь, путь из Лонгборна не был утомительным? – обратился я к Элизабет.

– Спасибо, все было прекрасно, – сухо ответила она. – Я воспользовалась коляской.

Уж не обидел ли я её? Возможно, ей показалось, что я пытаюсь унизить её семью, намекая, что они не могут позволить себе содержать лошадей исключительно для экипажа. Я предпринял попытку исправить такое ошибочное впечатление.

– Вы думаете, бал обещает быть успешным?

– Успех балу обеспечивает общество, мистер Дарси. Я получаю удовольствие от любых встреч с моими друзьями.

– В таком случае я уверен, что он вам понравится.

Она отвернулась, демонстрируя тем самым нежелание разговаривать со мной. Её недовольство не прошло даже во время разговора с Бингли. Ну это уж слишком! Пусть отворачивается от меня, пусть предпочитает Уикхема. Для меня она более не существует.

Она оставила сестёр, пересекла залу и завязала разговор со своей подругой мисс Лукас. А затем её повел к танцу полный молодой священник, который был с ней в Меритоне. Мне стало жаль её, несмотря на собственное недовольство. Никогда не видел столь неуклюжего партнера. По выражению лица я понял, что её мнение совпадет с моим. Он с завидным упорством делал движение влево, когда следовало сделать шаг вправо, и шаг назад вместо шага вперед. Надо отдать ей должное, Элизабет это не смутило, и она танцевала так, будто партнер был на высоте.

По окончании танца я направился к ней, чтобы пригласить на следующий. Меня расстроило, что её перехватил какой–то офицер, но перед следующим танцем я был более решителен и успел пригласить Элизабет. Она выглядела озадаченной, а я почувствовал недовольство собой, едва выговорив слова приглашения – ведь я решил не иметь с ней дела, вообще не обращать на неё внимания. Но было поздно отступать. Приглашение на танец было сделано.

Она приняла его, скорее от удивления, я полагаю. А я никак не мог придумать, о чем бы заговорить. Так и не придумав ничего, отошёл от неё к менее будоражащим меня людям в ожидании начала танца.

Мы вышли в центр зала. Все поглядывали на нас с удивлением, хотя причин к тому я понять не мог.

Может это потому, что на городском балу в Меритоне я не танцевал вообще? Но теперешний бал в поместье имел иной статус.

Я по–прежнему лихорадочно искал тему для разговора, и по–прежнему безуспешно. Это было необычно и непривычно. Никогда ранее я не был столь растерян. Верно, что я испытываю трудности, общаясь с людьми малознакомыми, но уж легкую шутку–то я всегда способен был придумать. Похоже, это враждебность со стороны Элизабет лишила меня даже простейших навыков общения.

Наконец она нарушила молчание: – Прекрасный танец.

Для девушки, которая покорила меня своей живостью и остроумием, замечание было демонстративно сухим, и я промолчал.

После нескольких минут тягостного молчания она произнесла: – Теперь ваша очередь поддержать разговор, мистер Дарси. Поскольку о танце я уже сказала, вы можете сделать какое–нибудь замечание о величине залы или числе танцующих пар.

Это уже больше напоминало прежнюю Элизабет.

– Готов сказать всё, что вы пожелали бы услышать, – я, наконец, обрёл дар речи.

– Ну вот и отлично. На ближайшее время вы сказали вполне достаточно. Быть может, немного погодя я еще замечу, что частные балы гораздо приятнее публичных. Но пока мы вполне можем помолчать.

– А вы привыкли разговаривать, когда танцуете? – поинтересовался я.

– Да, время от времени. Нужно ведь иногда нарушать молчание, не правда ли? Кажется очень нелепым, когда два человека вместе проводят полчаса, не сказав друг другу ни слова.

– Говоря это, вы предполагали мои желания или подразумевали, что это угодно вам?

– И то и другое, – уклончиво ответила Элизабет.

Я не смог удержаться от улыбки. Вот такая лукавая манера вести разговор и привлекает меня. Провокация без намека на бесцеремонность. Никогда не встречал ничего подобного ни в одной женщине. К тому же она так поднимает ко мне лицо во время своих комментариев, что меня охватывает непреодолимое желание поцеловать её. Я пока ещё в силах удержаться от этого, но желание–то возникает.

– Я давно замечаю частые совпадения в нашем образе мыслей, – заговорила она опять. – Оба мы малообщительны и не склонны к разговору, если только нам не представляется случай сказать что–нибудь из ряда вон выходящее – такое, что может вызвать изумление всех присутствующих и наподобие пословицы из уст в уста передаваться потомству.

Я чувствовал себя неуверенно, не знал смеяться мне или гневаться. Если это всего лишь поддразнивание с её стороны, звучит забавно, ну а если она это говорит всерьез? Неужто я всегда был столь молчалив при ней? Я стал припоминать бал в Меритоне и дни её пребывания в Незерфилде.

Возможно, я не делал попыток понравиться ей ни тогда, ни позже. Возможно, я не был столь уж открыт для общения, но мне казалось, что исправил всё к концу её визита в Незерфилд. Я помнил, что был молчалив и имел намерение не разговаривать с ней. В моей памяти были свежи похвалы самому себе за то, что я не сказал и дюжины слов в её присутствии, что я в течение получаса хранил молчание, оставшись с ней наедине и делая вид, что увлечен чтением.

Я верил, что поступал правильно, храня молчание. Но в ту же минуту решил, что это было ошибкой. Я был прав … и неправ: прав, если хотел не дать повод для бесплодных иллюзий, которые могли бы возникнуть при нашем общении в Незерфилде, но совершенно неправ, если хотел завоевать её расположение или хотя бы просто быть гостеприимным. Я не привык к таким головоломкам и никогда не оказывался в таком положении до встречи с Элизабет.

И тут я сообразил, что, задумавшись, опять храню молчание и что мне надо сказать хоть что–нибудь, чтобы у неё не возникло подозрение, что молчание это не случайно, а за ним кроется что–то большее.

– Я думаю, что наши характеры не так уж и сходны, – сказал я, но неуверенность была слышна в моём голосе – я не мог решить, должно ли мне воспринимать всё с юмором или обидеться на её слова. – Не мне решать, насколько правильно вы охарактеризовали меня. Впрочем, вы сами находите, наверно, этот портрет удачным.

– Не могу судить о собственном искусстве.

Неловкое молчание опять установилось между нами. Она осуждает меня? Презирает меня? Или всего лишь играет со мной? Я был неспособен выбрать правильный ответ.

Наконец я заговорил об их поездке в Меритон, и Элизабет ответила, что там они завели на улице новое знакомство.

Я насторожился. Ясно было, о ком она говорит. Уикхем! И как она говорила о нем! Никакого презрения, только симпатия. Она хотела продолжить свой рассказ, но, по–видимому, почувствовала, что делать этого не следует.

Я не должен был поддерживать разговор на эту тему. Я не должен был объясняться с ней. И тем не менее, против свой воли, я сделал именно это: – Мистер Уикхем обладает такими счастливыми манерами и внешностью, что весьма легко приобретает друзей. Достаточно ли он способен их сохранять – вот что кажется мне более сомнительным.

– Он имел несчастье потерять вашу дружбу. Быть может, это наложит тяжелый отпечаток на всю его жизнь.

Что такое он ей сказал? Как всё изобразил? Мне хотелось бы рассказать ей всю правду, но я боялся причинить вред репутации Джорджианы.

И опять мы оба замолчали. Спас положение сэр Уильям Лукас. Он отпустил замечание, которое заставило меня в одно мгновение забыть об Уикхеме.

Он похвалил то изящество, с которым мы танцуем, а затем, глядя на мисс Беннет и Бингли, выразил надежду получать теперь подобное наслаждение особенно часто, после того, как произойдет определенное и, разумеется, столь желанное событие.

Я был поражен. Но ошибиться в интерпретации его слов было невозможно. Он не предполагал, он утверждал, что мисс Беннет и Бингли должны пожениться. Я на всякий случай посмотрел на то, как они танцуют, и не увидел ничего, что могло бы навести на мысль о женитьбе. Но если об этом уже поговаривают, то дело очень серьезное. Я не мог позволить Бингли испортить репутацию молодой леди, какое бы удовольствие от ухаживаний за ней он ни получал. Придя в себя, я попытался продолжить разговор и спросил Элизабет, о чем мы говорили.

– В сущности, ни о чем, – был её ответ.

Я попытался заговорить о книгах. Она была уверена, что мы с ней одних и тех же книг не читали и не испытываем при чтении одинаковых чувств. Я понял, что говорить нам не о чем.

Она призналась, что не в состоянии говорить о книгах во время бала, но я был уверен, что не танцы отвлекают её. Дело было в том, что мысли ее блуждали весьма далеко от предмета разговора.

Неожиданно она обратилась ко мне: – Помнится, мистер Дарси, вы признались, что едва ли простили кого–нибудь в своей жизни. По вашим словам, кто однажды вызвал ваше неудовольствие, не может надеяться на снисхождение. Должно быть, вы достаточно следите за тем, чтобы не рассердиться без всякого повода?

Имеет ли она в виду Уикхема? Пожаловался ли он на отчуждение, возникшее между нами? Казалось, ей было очень важно услышать мой ответ, и я поспешил успокоить её.

– О да, разумеется, – твердо ответил я.

Она стала задавать другие вопросы, пока я не поинтересовался, что она хочет выяснить.

– Я просто пытаюсь разобраться в вашей натуре, – ответила она, стараясь сохранить на лице непринужденное выражение. – Просто разобраться.

В таком случае она не Уикхема имела в виду. За это я был ей благодарен.

– И вам это удаётся? – не мог не спросить я.

Она покачала головой: – Увы, ни в малейшей степени. Я слышала о вас настолько различные мнения, что попросту теряюсь в догадках.

– Что ж, могу представить себе, – произнес я, но настроение моё упало из–за мыслей об Уикхеме. Неожиданно для себя добавил: – Я бы предпочел, мисс Беннет, чтобы вы пока не рисовали в своем воображении моего духовного облика. В противном случае полученная вами картина не сделает чести ни вам, ни мне.

– Но если я сейчас не подмечу самого главного, быть может, мне никогда не представится другого случая.

Ведь я просил о снисхождении. Невозможно для меня было бы повторить мою просьбу. И я холодно ответил: «Не хотел бы лишать вас какого бы то ни было удовольствия».

Мы закончили танец так же, как и начали – в молчании.

Но я не мог долго сердиться на Элизабет. Это же Уикхем что–то рассказал ей, но он–то не способен был на правду, и на её долю пришлась изрядная порция лжи. И как только мы закончили танец и разошлись, я уже простил ей всё, а мой гнев обратился на Уикхема.

Как же он всё–таки представил нашу историю? Мне не давало это покоя. И в какой степени это повредило моей репутации?

От тревожных мыслей меня отвлек полный молодой джентльмен, который расшаркивался передо мной и извинялся за то, что осмеливается представить себя сам. Я было уже отвернулся от него, но тут сообразил, что это именно его я видел с Элизабет, и мне стало любопытно, что же он может сказать.

– Мне прекрасно известно, что в обществе не принято представлять себя самим, но имеется глубокое различие между нормами человеческих отношений, принятыми среди мирян, и теми, которые определяют поведение священнослужителей. Я должен присовокупить к этому, что ставлю служение церкви, в смысле почетности, вровень с исполнением самых высоких обязанностей в королевстве. Поэтому я нарушил общепринятые нормы и решил представиться сам, будучи убежденным, что это не будет воспринято вами как неделикатность. Этому, как я думаю, послужит и то, что моим благодетелем, дамой, которая милостиво даровала мне привилегию служения в её церковном приходе, является ни кто иная, как ваша уважаемая тётя леди Кэтрин де Бёр. Она пожаловала мне приход в Хансфорде, где я, к моей радости, имею возможность исполнять свой долг, совершая церемонии, в силу своей значимости доверенные только высоким властителям, – сообщил он мне с подобострастным выражением лица.

Он таки сумел поразить меня, я даже заподозрил, что он не вполне вменяем. Казалось, он искренне верил, что всякий священнослужитель равен монарху, но оба они – священнослужитель и монарх – ниже моей тёти. Его речь состояла из излияний благодарности и похвал её благородству и снисходительности. Я находил его, по меньшей мере, странным, но моя тётя решила, что он достоин той жизни, что она ему даровала. Поскольку она знала его лучше меня, мне оставалось только предполагать, что он наделён добродетелями, о которых мне ничего не известно.

– Я уверен, что благосклонностью моей тёти могут пользоваться только истинно достойные люди, – я был корректен, но достаточно холоден, чтобы удержать его от дальнейших словоизлияний. Но на него мой тон не произвел ни малейшего впечатления, и он заговорил вновь, ещё более витиевато и пространно. Я воспользовался тем, что и ему необходимо время от времени набирать воздух в легкие и, дождавшись такой секундной паузы, поклонился и попросту сбежал. В жизни есть место и для абсурда, но я был не в том настроении, чтобы отвлекаться на него столь скоро после расставания с Элизабет.

– Вижу, вы уже познакомились с достопочтенным мистером Коллинзом, – посочувствовала мне Кэролайн, когда мы уже расселись за столом. – Ещё один родственник Беннетов. Воистину самая неординарная коллекция. Думаю, что этот превосходит даже дядю из Чипсайда. Вы не находите, мистер Дарси?

– У каждого из нас могут быть родственники, которыми не получается гордиться.

Я не стал развивать свою мысль и дал возможность Кэролайн вспомнить, что её собственный отец сделал состояние, занимаясь торговлей.

– Истинно так, – согласилась она, и я подумал, что ей хватило сообразительности понять всю деликатность ситуации, но она тут же продолжила. – Я только что разговаривала с Элизой Беннет. Мне показалась, что она весьма расположена к Джорджу Уикхему. Не знаю, поняли вы или нет, но он собирается поступить в здешний полк. Самое неприятное, что вы вынуждены смириться с присутствием такого человека, как Джордж Уикхем. Мой брат не хотел приглашать его, но ему, в конце концов, показалось невозможным исключить его из числа приглашенных офицеров.

– Это выглядело бы вызывающим, – согласился я.

Бингли не заслуживал упреков за сложившуюся ситуацию.

– Я знаю, что Чарльз очень обрадовался, узнав, что тот сам уклонился от приглашения. Чарльз не хотел ставить вас в неловкое положение. Я знаю, что Уикхем не заслуживает ни малейшего доверия, и я предостерегла Элизу Беннет от излишнего сближения с ним. Я сказала, что не знаю всех подробностей, но мне известно, что он повел себя по отношению к вам самым недостойным образом…

Она сделала паузу, надеясь, очевидно, на мои разъяснения. Пришлось разочаровать её – причины моих холодных отношений с Уикхемом никогда не станут достоянием гласности. Никто, кроме уже посвященных, никогда не узнает о них.

– … но она не вняла моим предупреждениям и стала защищать его в весьма агрессивной манере.

Я уже намеревался прекратить этот столь болезненный для меня разговор с Кэролайн, как до меня донесся неприятный резкий голос, перекрывающий шум разговоров за столом. Я сразу узнал миссис Беннет. Меня не интересовало, о чем это она там разглагольствует, но не услышать было совершенно невозможно.

– Ах! Она такая красавица! Я всегда знала, что такая красота не может пропасть даром. Моя дорогая Джейн. И мистер Бингли! Какой красавец! С каким вкусом одет. Какие великолепные манеры. А Незерфилд! Ведь это всего три мили от Лонгборна. Она как раз не хотела, чтобы было ближе, но и чтобы не так далеко от их поместья, и это займет совсем немного времени, приехать и повидаться. Ведь у неё будет прекрасный экипаж. А может и два. Или даже три. Уж это–то человек с пятью тысячами годовых может себе позволить.

Я чувствовал, что её слова вгоняют меня в ступор.

– А как привязаны к ней его сёстры.

К счастью, внимание Кэролайн отвлек её сосед слева, и она ничего не слышала. Её симпатия к Джейн испарилась бы в один миг, пойми она, куда устремилась мысль миссис Беннет. Но не только миссис Беннет видела будущее в таком свете. Подобные мысли родились ведь и в голове сэра Уильяма.

Бингли сидел на другом конце стола, он оживленно беседовал с мисс Беннет. На первый взгляд, он как всегда был легок и раскрепощен, но присмотревшись, я увидел в его взгляде нечто необычное.

И чем больше я присматривался к нему, тем очевидней становилась его серьёзная увлеченность девушкой. Глядя же на мисс Беннет, я видел, конечно, что и ей беседа доставляет удовольствие, но вот каких–либо признаков влюбленности она не проявляла. Я вздохнул с облегчением. Если получится оторвать Бингли от Джейн, уверен, он её быстро забудет, а у неё не займет много времени забыть его.

Если бы речь шла лишь о мисс Беннет, меня не пугала бы в такой степени возможность их брака. Но дело–то было не в ней одной – была ещё её мать со своим несдержанным языком, её безвольный отец, младшие сестры – то ли крайне неумные, то ли просто неисправимые кокетки, да ещё и дядя в Чипсайде, к тому же странный родственник, совершенно неприличный священнослужитель.

И чем больше я слушал миссис Беннет, тем яснее мне становилось, что пора брать всё в свои руки. Я не могу оставить своего друга одного перед лицом такой опасности, в то время как способен без особых усилий вывести его из затруднительного положения, в котором он оказался.

Я был уверен, что в Лондоне через пару недель он найдет себе новый предмет поклонения.

– Надеюсь, вам тоже повезет, леди Лукас, – продолжала миссис Беннет, хотя всем своим видом она отчетливо и с торжеством давала понять, что считает это совершенно невероятным, – и ваша дочка будет столь же счастлива в ближайшем будущем. Как это прекрасно!

Ужин закончился, все встали из–за стола. Настало время показать себя Мэри Беннет – её невыносимое пение было под стать ужасному музицированию.

Довершил этот кошмар отец семейства, который оттеснил её от рояля со словами, заставившими обратить на него внимание всех приличных гостей: «Этого вполне хватит, дитя мое. Ты уже достаточно долго услаждала наш слух. Позволь теперь и другим молодым девицам себя показать».

Неужели он не понимал, что и где говорит?

Разъезд гостей затянулся, как обычно, допоздна, но, то ли по несчастному стечению обстоятельств, то ли от того, что всё в тот вечер было против семейства Беннет, их экипаж подали последним.

– Боже, как я устала! – громко воскликнула Лидия Беннет, сопровождая свои слова энергичным зевком. Кэролайн и Луиза обменялись понимающими взглядами, после чего закатили глаза.

Миссис Беннет даже не старалась сдержать себя и говорила без умолку. Мистер Беннет не предпринимал никаких попыток остановить её – это были самые мучительные четверть часа в моей жизни.

Необходимость спасти Бингли от этой компании заняла все мои мысли.

– Надеюсь, вы не откажетесь как–нибудь разделить с нами скромный обед, мистер Бингли? – настойчиво вопрошала миссис Беннет.

– Почту за счастье, – отвечал тот. – Я должен отлучиться по делам в Лондон, но навещу вас при первом же удобном случае после возвращения.

Я понял, что именно в этом и заключено спасение. Нет необходимости придумывать, как оторвать его от назойливых соседей, просто если он не вернется в Незерфилд, а останется в Лондоне, его связь с мисс Беннет естественным образом будет разорвана, и он более не вспомнит о ней.

Мне нужно поговорить с Кэролайн и убедиться, что чувства Джейн не пострадают, и она спокойно, как я предполагаю, воспримет разлуку; затем я должен убедить их, что нам всем необходимо сопровождать Бингли в его поездке в Лондон и уже там уговорить его остаться. Зимний сезон в столице быстро излечит его от ненужных привязанностей и обратит его чувства на более достойный предмет.

27 ноября, среда

Бингли уехал в Лондон.

– Кэролайн, я хотел бы поговорить с вами, – обратился я к ней, когда мы остались одни.

Кэролайн опустила книгу и улыбнулась.

– Я в вашем распоряжении.

– Мне хотелось бы спросить вас о мисс Беннет.

Улыбка сошла с её лица, и я лишний раз убедился, что симпатия к подруге улетучилась.

– Во время бала некоторые из новых соседей Бингли выражали уверенность в скорой его женитьбе на мисс Беннет.

– Что? – воскликнула Кэролайн.

– Я предполагал, что это вас расстроит, поэтому не обратил вашего внимания. Сам я не увидел в поведении мисс Беннет ничего, что свидетельствовало бы о её влюбленности в Чарльза, но я, тем не менее, хотел бы услышать ваше мнение. Ведь вы знаете её лучше меня. Она была с вами более откровенна. Не думаете ли вы, что она испытывает серьезное чувство к вашему брату? Окажись это так, ситуация становится очень деликатной.

– Ничего подобного, – Кэролайн была категорична, и это меня успокоило.

– Вы абсолютно уверены?

– Без всяких сомнений. Мы разговаривали о моём брате несколько раз, но она отзывалась о нем не с большей симпатией, чем о других знакомых молодых джентльменах. Отчего так? Да потому что она никогда не думала о Чарльзе как о потенциальном муже. Она прекрасно знает, что у него нет планов обосноваться в Незерфилде, и его пребывание в здешних краях всего лишь вносит некое разнообразие в их жизнь.

– Я тоже так считал. Но Бингли увлекся до такой степени, что готов сделать ей предложение.

– Да, и у меня сложилось такое же впечатление. Если он совершит глупость, породнившись с семейством Беннет, ему придется жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

– Да, несомненно. Мы должны каким–то образом разлучить их до того, как их поведение даст ещё больше оснований для надежд и пересудов. Не сделай мы этого сейчас, неизбежно придет время оправдывать ожидания, в противном случае репутация молодой леди будет безвозвратно испорчена.

– Вы абсолютно правы. Мы не должны, пусть и невольно, нанести урон репутации Джейн. Она такая милая девушка. Мы с Луизой так полюбили её. С нашей стороны было бы непорядочным хоть как–то навредить ей.

В этот момент нас прервал мистер Хёрст.

– Присоединитесь к обеду с офицерами? – спросил он. – Они пригласили меня, но, уверен, будут рады видеть вас тоже.

– Вынужден отказаться, – мне было не до обеда с офицерами. Я хотел закончить разговор с Кэролайн.

Хёрст пожал плечами и велел подавать экипаж.

– Я предлагаю последовать за Бингли в Лондон. Если мы все вместе окажемся в городе, ему незачем будет возвращаться в Незерленд.

– Прекрасный план. А я завтра напишу Джейн. Не стану сообщать о нашем возможном отъезде, но дам ей знать, что Чарльз этой зимой не вернется в Незерленд, и пожелаю всех благ и веселья к Рождеству.

28 ноября, четверг

Кэролайн утром, незадолго до нашего отъезда в Лондон, написала и отправила письмо Джейн.

– Вчера вечером в Меритоне узнал потрясающую новость, – стал рассказывать мистер Хёрст, когда наша карета уже была на дороге в Лондон.

Я не обратил особого внимания на его слова, но обнаружил, что прислушиваюсь тем не менее.

– Одна из молодых леди Беннет – как там её зовут?

– Джейн, – подсказала Луиза.

– Нет, не эта, другая. У которой с юбкой не всё в порядке.

– Вы имеете в виду Элизабет.

– Эта самая. Она получила предложение от священника.

– Предложение? От священника? Вы это о чем? – в один голос заговорили Кэролайн и Луиза.

– Предложение руки. От Коллинза. Так его зовут.

– Мистер Коллинз! Замечательно! – выразила своё мнение Луиза.

– Похоже у её прекрасных глазок нашелся ещё один почитатель, – взялась за старое Кэролайн, с иронией поглядывая на меня. – Прекрасная будет пара – этакое сочетание бесцеремонности и глупости.

До того, как я услышал эту новость, у меня, оказывается, не было понимания, сколь сильны мои чувства к ней. От мысли о том, что Элизабет может выйти замуж за мистера Коллинза, у меня сжалось сердце. Я и не предполагал, как унизительно и болезненно для меня будет услышать такое. Однако я быстро взял себя в руки. Хёрст, должно быть, ошибся. Она не могла опуститься до такого. Быть привязанной к этому олуху всю жизнь…

– Должно быть, вы ошиблись, – с трудом выдавил я из себя.

– Никакой ошибки, – возразил Хёрст. – Мне Денни сказал.

– Неплохой выход, – стала прикидывать Луиза. – В действительности, даже отличный. Пять дочерей, все не замужем, да ещё проблема с наследованием имения, как мне помнится.

– Наследник – Коллинз, – подтвердил мистер Хёрст.

– Вот именно, – продолжила Луиза. – Мисс Элизе Беннет не придется покидать дом, а у её сестёр будет где жить после смерти отца.

– Как и у её матери, – весело добавила Кэролайн. – Как это мило, оказаться запертой в одном доме с миссис Беннет до конца жизни.

Никогда ранее Кэролайн не была мне столь неприятна. Никому я не пожелал бы такой судьбы, и уж точно не Элизабет. Мать постоянно ставит их всех в неудобное положение, и тем заставляет дочь страдать. Я мог видеть это собственными глазами. Она заливается краской каждый раз, когда мать выставляет напоказ свою глупость. И терпеть такое унижение всю оставшуюся жизнь…

– Но почему он не попросил руки Джейн? – удивилась Луиза.

– Джейн? – переспросила Кэролайн.

– Да, Джейн. Ведь она старшая из сестер.

Кэролайн посмотрела на меня, и я понял, о чем она подумала.

Мистер Коллинз не просил руки Джейн, потому что миссис Беннет без сомнения уверила его, что та скоро выйдет замуж за Бингли.

– Осмелюсь предположить, что, будучи наследником имения, он мог позволить себе выбирать, – Кэролайн нашла приемлемое объяснение. – У мисс Элизабет Беннет достаточно решительности и бесцеремонности, чтобы подсказать ему такой выбор, хотя я и не поручусь, что она будет подходящей женой для священника. Что скажете, мистер Дарси?

Я промолчал, чтобы не сказать что–нибудь, о чем потом придется пожалеть. Если я сам запрещал себе восхищаться Элизабет, то что мешало другому мужчине отдать ей должное? Возразить было нечего, но взглянув на свои руки, я обнаружил, что кулаки мои судорожно сжаты.

Кэролайн всё ещё ждала ответа, и я выдавил, скорее чтобы как–то успокоить себя, а не её: «Это может закончиться ничем. Денни мог ошибаться».

– Не стоит обольщаться, – обескуражила меня Кэролайн. – Он накоротке с Лидией и в курсе всего, что происходит в их доме.

– Лидия ещё ребенок и не всё может понять правильно, – я всё ещё пытался сопротивляться.

– Денни узнал это не от Лидии, – положил конец спору мистер Хёрст. – Сведения – от его тетушки. Она живет в Меритоне. Сама и рассказала Денни. Сообщила, что в доме был большой скандал. Мистер Коллинз сделал Элизабет предложение, а та ему отказала.

– Отказала?

Мой голос выдавал мои надежды.

– Отказала. Мать в истерике! Отец на стороне дочери, – продолжил мистер Хёрст.

Господи, благослови мистера Беннета! Я решил, что прощу ему все его промахи на публике.

– Если она не передумает, он женится на девице Лукас, – завершил свою речь Хёрст.

– Откуда вы всё это знаете? – Кэролайн было поражена.

– Тетушка рассказала. «Если Лиззи настоит на своём, он достанется Шарлотте», – вот её слова. «Он должен жениться, так ему велела его патронесса, а на ком, значения не имеет».

Я, наконец, смог вздохнуть свободно. И только после этого стал думать о том, как сильно я оказался привязан к Элизабет. И как хорошо, что я еду в Лондон, а не остался в Незерфилде. Я собирался спасти Бингли, но то же самое пора делать по отношению к самому себе.

Вдали от Элизабет я смогу не думать о ней. Я буду вести незамысловатые беседы с разумными женщинами и не думать более о её дразнящем чувстве юмора.

Мы благополучно прибыли в Лондон. Для Бингли было сюрпризом увидеть нас.

– Мы не хотели оставить тебя одного наслаждаться жизнью в шикарном отеле, – шутливо объяснила ему причины нашего появления Кэролайн.

– Но у меня дел всего на пару дней, – он все ещё не понимал, что происходит.

– Я надеюсь, что ты не уедешь, не повидав Джорджиану, – сказал я. – Я уверен, она будет рада увидеть тебя.

– Милая Джорджиана, – подхватила Кэролайн. – Пообещай, что мы останемся в городе хотя бы на неделю, Чарльз.

– Не имею ничего против того, чтобы остаться на день–другой, – он не способен был категорически отказать. – Я и сам был бы рад увидеть Джорджиану. Скажи Дарси, она ведь, наверное, подросла.

– Ты её не узнаешь, – я попытался заинтриговать его. – Она уже не выглядит девочкой. В ней появляется женственность.

– Но ещё достаточно юна, чтобы радоваться Рождеству? – в вопросе Кэролайн заключалась подсказка.

Я улыбнулся: – Я уверен, что это так. Вы должны отпраздновать Рождество с нами.

– Не думаю, что мы останемся в Лондоне так надолго, – сказал Бингли.

– Как, пропустить Рождество с Дарси и Джорджианой? – очень натурально расстроилась Кэролайн.

– Но я обещал отобедать у Беннетов, – возразил он. – Миссис Беннет специально разговаривала со мной об этом, причем в самой любезной манере.

– Неужели ты предпочтёшь новых друзей старым? – огорченно воскликнула Кэролайн. – Вспомни, миссис Беннет сказала, что ты можешь посетить их в любое время. Я сама слышала. Беннеты никуда не денутся из Лонгборна и после Рождества.

Бингли явно колебался, но, в конце концов, поддался на уговоры.

– Хорошо. Мы останемся в городе до самого Рождества,– он даже повеселел. – Так будет даже лучше. Рождество всегда праздновать веселее, когда в доме есть дети.

Дети – это не то, как следует теперь воспринимать Джорджиану. Но меня успокаивала мысль, что он её давно не видел, и что хотя во времена их последней встречи она и выглядела ребенком, сейчас она больше похожа на молодую женщину.

– А когда праздники закончатся, мы вернемся в Хартфордшир встречать Новый Год, – продолжил он. – Я напишу мисс Беннет и сообщу ей о наших планах.

– Не беспокойся, – поспешила заверить его Кэролайн. – Я собиралась сегодня писать ей, заодно расскажу всё это сама.

– Передай мои наилучшие пожелания, – попросил Бингли.

– Можешь не сомневаться.

– Напиши, что мы вернемся в Хартфордшир в январе.

– Я так и напишу.

– И наилучшие пожелание всей семье.

– Непременно.

Он бы и дальше продолжал давать указания Кэролайн, но я вмешался, заключив, – Ну вот и решено.

Кэролайн покинула комнату, чтобы написать письмо. Луиза и её муж тоже ушли, мы остались вдвоем с Бингли.

– С нетерпением буду ждать Рождество, а Новый Год – с ещё большим, – проговорил Бингли.

– Тебя тянет к мисс Беннет, – сделал вывод я.

– Я никогда раньше не встречал девушку, которая так нравилась бы мне.

Я сел, и Бингли устроился в кресле напротив меня.

– Но я так и не уверен, что она подходит тебе, – осторожно заметил я.

– Что ты имеешь в виду? – удивился он.

– Её родственников.

– Но я не собираюсь жениться на её родственниках, – рассмеялся Бингли.

– Один дядя стряпчий, другой проживает в Чипсайде. Они не упрочат твоё положение в обществе, а в конечном итоге повредят твоей репутации.

Улыбка исчезла с лица Бингли.

– Какое это имеет значение? Важно, чего я сам желаю, в конце концов.

– Всякий джентльмен должен думать о последствиях своих поступков. А как быть с её сестрами?

– Мисс Элизабет – очень милая девушка.

Он нашел слабое место во мне и моих рассуждениях, но я сумел сохранить свой настрой и продолжил.

– Но остальные её сестры невежественны и вульгарны. А самая младшая так ещё и неисправимая кокетка.

– Нам не обязательно видеть их часто, – возразил Бингли.

– Дорогой мой Бингли, ты не можешь жить в Незерфилде и не видеться с ними. Они будут там всегда. В том числе и мамаша.

– Значит, мы не станем жить в Незерфилде. Я ведь пока не купил имение, а только лишь арендую его. Найдем другое место.

– Но согласится ли на это Джейн?

Он нахмурился.

– Если она привязана к тебе так же сильно, как ты к ней, возможно, тебе удастся убедить её поселиться вдали от Лонгборна, – согласился я.

– А у тебя есть основания сомневаться в её чувстве ко мне? – спросил Бингли неуверенно.

– Она восхитительная девушка, но находясь в компании с тобой, она выказывала не больше приязни, чем в компании с другими джентльменами.

Он закусил губу.

– Мне казалось, ей нравится разговаривать со мной… танцевать со мной… Мне казалось, что ей это доставляет большее удовольствие, чем разговоры и танцы с другими мужчинами. Когда мы танцевали с ней…

– Ты танцевал с ней всего–то дважды на каждом балу, и столько же танцев она отдала другим кавалерам.

– Действительно, так и было, – признал он. – Но я думал, что это от нежелания обидеть других джентльменов.

– Но ведь то же самое, возможно, относится и к тебе – обидеть тебя она тоже не желала.

– Так ты думаешь, что она соглашалась танцевать со мной только из вежливости? – с опаской спросил он.

– Я не стану утверждать это. Напротив, я уверен, что ей было приятно танцевать с тобой, ей нравилось беседовать с тобой, и она была не прочь пококетничать с тобой. Но я думаю, что удовольствие от этого было не большим, чем от общения с другими мужчинами, а теперь, когда тебя нет в Хартфордшире…

– Мне надо вернуться туда, – проговорил он, вскочив с кресла. – Я уверен в этом.

– Но если ты ей безразличен, возвращение не принесет тебе ничего кроме боли.

– Если я ей безразличен. Но тебе неизвестны её чувства.

– Конечно, неизвестны. Но я наблюдал за ней вблизи и не обнаружил никаких знаков серьезной привязанности.

– Ты наблюдал за ней? – его это удивило.

– Твоё особое отношение к ней стало привлекать внимание. Все это заметили. Продлись твоё ухаживание чуть дольше, тебе пришлось бы сделать ей предложение.

– Почему «пришлось бы»? Я бы хотел сделать ей предложение, – поправил он меня, но вдруг запнулся. – Как ты думаешь, она приняла бы его?

– Без сомнения. Для неё это была бы отличная партия. Ведь у тебя приличный доход и прекрасный дом. Она стала бы жить недалеко от своей семьи. Почему же ей отказывать тебе? Но тебе понравилось бы быть выбранным по таким причинам?

Он выглядел озадаченным.

– Я бы предпочел быть выбранным вследствие моих собственных достоинств, – признался он.

– Так однажды и произойдет.

Он опять опустился в кресло.

– Я не достоин её, – мрачно сказал он.

– А вот это неверно, но если в её интересе к тебе нет нежных чувств, то зачем думать о женитьбе? Тебе ещё встретится другая девушка, такая же милая, как мисс Беннет, но которая искренне ответит на твои чувства. В Лондоне много юных леди.

– Но меня не интересуют другие юные леди.

– Всему своё время.

Бингли не нашел, что сказать, а я почувствовал облегчение. Он забудет о ней ещё до конца зимы.

Я был рад услышать, что он по–прежнему хотел бы навестить Джорджиану. Он знаком с ней намного дольше, чем с мисс Беннет, и новые увлечения вряд ли смогут устоять перед памятью о старых дружеских связях, когда он увидит, как расцвела Джорджиана. Такая партия устроила бы всех. И сделала бы всех счастливыми.