Дочь звёздного палача

Глава 10

Клуб назывался "Бездна", и название было более чем подходящим.

Мы спустились по узкой лестнице в подвальное помещение, где музыка била по ушам физической волной. Бас вибрировал в груди, заставляя сердце подстраиваться под ритм. Освещение было тусклым — только вспышки разноцветных огней, прорезающие дымную мглу стробоскопами.

Танцпол кишел телами. Люди, чужаки всех мастей, киборги с неоновыми имплантами — все двигались в едином ритме, потные, пьяные, свободные. Запах был густым — смесь алкоголя, пота, феромонов и чего-то сладкого, что явно было не табаком.

Это было… опьяняющим. Даже просто стоять на краю этого хаоса.

Бар тянулся вдоль дальней стены — бесконечная линия бутылок всех цветов радуги. Бармен — женщина с металлическими дредами, украшенными светящимися шариками, и тату, которые пульсировали в такт музыке — мешала коктейли с артистической точностью.

— Столик или бар? — крикнула я Ориону, перекрикивая гул.

— Столик, — он сканировал помещение профессиональным взглядом. — Где вижу выходы.

Конечно. Даже в ночном клубе бог войны не мог просто расслабиться.

Мы нашли свободный столик в углу — стратегически выгодную позицию с обзором зала и трёх выходов. Орион сел спиной к стене, руки на столе, готовый вскочить в любой момент.

— Я возьму выпивку, — объявила я. — Что тебе?

— Ничего.

Я закатила глаза.

— Орион. Мы пришли сюда расслабиться. Помнишь?

— Я не пью, когда нужно сохранять бдительность, — ответ был автоматическим.

— Одна ночь, — я наклонилась через стол, заставляя его смотреть на меня, а не сканировать толпу в поисках угроз. — Одна ночь, когда ты не солдат на задании. Не бог войны в тылу врага. Просто… мужчина в баре. Ты вообще помнишь, как это — просто быть?

Что-то мелькнуло в золотых глазах. Боль? Ностальгия? Воспоминание о временах, когда он мог позволить себе не быть начеку каждую секунду?

— Огненную воду, — наконец произнёс он тихо. — Двойную.

Победа.

Я улыбнулась и направилась к бару, чувствуя его взгляд на спине.

Бармен смешала напитки с шоу — подбрасывала шейкер, крутила бутылки, поджигала что-то синим пламенем. Моя порция получилась ярко-розовой с мерцающими частицами, которые медленно опускались на дно. Напиток Ориона был янтарным и дымился.

— Новенькая? — спросила бармен, передавая стаканы.

— Проездом.

— Совет от старожила — не принимай напитки от незнакомцев. Здесь любят подсыпать всякую дрянь. — Она кивнула на танцпол. — И если кто-то лезет слишком настойчиво, скажи, что ты со мной. Тут уважают барменов больше, чем вышибал.

— Спасибо.

— И ещё, — она подмигнула, кивая в сторону нашего столика, — держись за своего красавчика покрепче. Такие экземпляры здесь не задерживаются надолго. Всегда найдутся желающие… увести.

Я обернулась. Орион действительно привлекал внимание — несколько женщин и даже пара мужчин откровенно пожирали его взглядами. Он, судя по всему, не замечал, продолжая сканировать зал.

Что-то кольнуло в груди. Ревность? Глупо.

Я вернулась к столику, поставила стакан перед ним.

— Твоя огненная вода. С дымком.

Орион изучил напиток подозрительно — как солдат проверяет местность на мины — затем сделал осторожный глоток.

Лицо его изменилось. Брови поднялись, что-то похожее на удивление скользнуло по чертам.

— Что? — спросила я, пробуя свой коктейль. Сладкий, с лёгким жжением и каким-то фруктовым послевкусием. Очень хорошо.

— Забыл, — он посмотрел на стакан так, словно тот был чем-то из другой жизни. — Забыл, каково это — просто пить. Не для поддержания сил во время марша. Не чтобы заглушить боль после битвы. Просто… наслаждаться вкусом.

Он сделал ещё глоток — медленный, смакующий.

— Это… хорошо.

Мы пили молча, наблюдая за танцующей толпой. Музыка менялась — быстрые, агрессивные ритмы сменялись чем-то более плавным, гипнотическим. Свет пульсировал, превращая танцоров в движущиеся тени.

Второй напиток расслабил меня — мышцы, которые были напряжены днями, наконец размякли. Третий разлил по венам приятное, тягучее тепло. После четвёртого мир стал чуть мягче по краям, и причины, по которым это была плохая идея, начали казаться неважными.

Я посмотрела на Ориона. Он допил свой пятый стакан — алкоголь почти не действовал на него, божественный метаболизм сжигал его слишком быстро. Но хотя бы плечи стали менее напряжёнными.

Музыка сменилась на что-то более ритмичное, провокационное. Толпа на танцполе зашевелилась активнее.

— Я иду танцевать, — объявила я, вставая. Мир качнулся чуть-чуть, но я удержала равновесие.

Орион поднял взгляд. В золотых глазах я прочитала чёткое "только не это".

— Танцевать.

— Да. Знаешь, ритмичные движения под музыку? — Я протянула руку. — Пойдём.

— Нет, — он даже не пошевелился.

— Орион…

— Я не танцую.

— Ты не веселишься, не расслабляешься, не делаешь ничего, что не связано с выживанием, — я скрестила руки на груди. — Это же была твоя идея прийти сюда!

— Это была ТВОЯ идея, — поправил он. — Я согласился сопровождать. Не танцевать.

— Отлично, — я развернулась. — Тогда я пойду одна.

— Астра…

Но я уже двигалась к танцполу, пробираясь между столиками.

Я знала, что он не последует. Слишком гордый, слишком упрямый, слишком… Орион.

Музыка накрыла меня волной, когда я ступила на танцпол. Тела двигались вокруг, создавая живой, дышащий организм. Я закрыла глаза, позволяя ритму проникнуть в кровь, и начала двигаться.

Сначала неуверенно. Потом свободнее. Алкоголь развязал те узлы стыдливости, что обычно держали меня скованной.

Я танцевала, как не танцевала никогда — не технично, не красиво, но искренне. Руки в воздухе, бёдра качались в такт басу, волосы разметались по плечам.

Это было… освобождающим.

Впервые за недели я не думала о беге, об Империи, о том, что каждый день может стать последним. Только музыка, только движение, только момент.

Я открыла глаза и обнаружила, что отошла от столика Ориона ровно настолько, насколько позволяли узы — десять шагов. Магическая нить между нами натянулась, пульсируя лёгким дискомфортом. Дальше было нельзя.

Посмотрела в его сторону.

Орион сидел в той же позе, но больше не сканировал зал. Смотрел на меня. Только на меня. Золотые глаза горели в разноцветных вспышках света, выражение лица было нечитаемым.

Я повернулась спиной, продолжая танцевать. Пусть смотрит. Пусть видит, что я не сломлена, не напугана, не…

— Эй, красотка!

Мужской голос — слишком близко. Руки легли на мои бёдра — самоуверенно, без спроса.

Я застыла, открыла глаза.

Передо мной стоял мужчина — высокий, мускулистый, с киберимплантом вместо левого глаза. Одет дорого по местным меркам. Улыбка была широкой, слишком уверенной.

— Одна на танцполе? — он притянул меня ближе, прежде чем я успела отстраниться. — Это преступление. Позволь составить компанию.

— Я не…

— Шикарно двигаешься, — он перебил, руки скользнули ниже по бёдрам. — Хочешь выпить? Или сразу перейдём к делу? У меня каюта на верхних уровнях. Вид потрясающий.

Его дыхание пахло алкоголем и чем-то сладким. Слишком близко. Слишком фамильярно.

— Убери руки, — я попыталась отстраниться, но он держал крепко.

— Не скромничай, — он наклонился к моему уху, голос стал ниже. — Видел, как ты танцевала. Приглашение было ясным. Так зачем играть в недотрогу?

Я собиралась оттолкнуть его посильнее — может, приложить коленом туда, где больнее всего — когда воздух вокруг изменился.

Похолодал. Сгустился.

Мужчина замер, всё ещё держа меня, но лицо изменилось. Уверенность сменилась настороженностью.

— Убери. Руки. От. Неё.

Голос Ориона прозвучал сзади — низкий, опасный, каждое слово роняя температуру в радиусе метра.

Мужчина развернулся — настолько, насколько мог, не отпуская меня. Посмотрел вверх — Орион был выше на голову — и усмехнулся, хотя улыбка стала менее уверенной.

— Ревнивый парень? — он не убрал руки, демонстрируя, что не собирается отступать. — Извини, друг, но если дама одна на танцполе, значит, она доступна. Так работают правила.

— Она не одна, — Орион шагнул ближе, и я почувствовала жар, исходящий от него — не физический, а что-то другое. Магию, рвущуюся наружу. — И она не доступна. И если ты не уберёшь руки в следующую секунду, я сломаю тебе пальцы. Медленно. По одному.

В голосе не было угрозы. Это было обещание.

Мужчина всё ещё колебался — гордость и инстинкт самосохранения воевали на его лице. Я видела, как киберглаз сканирует Ориона, оценивая угрозу.

Что бы он ни увидел, это заставило его отступить.

— Эй, без проблем, — он поднял руки, отходя на шаг. — Не знал, что занято. Могла бы сказать раньше, красотка.

Он скрылся в толпе.

Мы остались вдвоём посреди танцпола. Музыка гремела, люди двигались вокруг, но я видела только Ориона.

Золотые глаза горели. Не яростью — чем-то другим. Челюсть сжата так сильно, что мышцы проступили под кожей. Руки сжаты в кулаки.

— Ты в порядке? — спросил он, и голос дрожал от сдерживаемого… чего? Гнева? Страха?

— Да. Просто идиот, который не понимает слова "нет".

— Если бы он не отпустил, — Орион сделал шаг ближе, и расстояние между нами сократилось до дюйма, — я бы сделал именно то, что обещал. Сломал каждый палец, что касался тебя.

Интенсивность в его взгляде заставила дыхание перехватить.

— Думал, ты не танцуешь, — попыталась я разрядить напряжение.

— Не танцую, — он посмотрел на меня сверху вниз, и в глазах плясали отблески света. — Но когда какой-то ублюдок лапает то, что… — он осёкся.

— Что? — выдохнула я.

Молчание. Музыка сменилась на что-то более медленное, чувственное. Толпа вокруг притихла, пары прижались друг к другу.

— Ладно, — Орион протянул руку. — Одну песню. Только одну.

Я посмотрела на его ладонь. Сильную. Шрамированную. Дрожащую едва заметно.

Взяла её.

Он притянул меня к себе — резко, почти грубо. Одна рука легла на талию, пальцы впились в ткань рубашки с силой, что граничила с болезненной. Другая сжала мои пальцы так крепко, что косточки хрустнули.

Слишком близко. Слишком интимно для того, что мы называли "союзниками".

Его тело было твёрдым как камень — не просто мускулистым, а буквально плотным, нечеловечески плотным. Я чувствовала каждую линию его торса через тонкую ткань — жёсткие плиты мышц живота, широкую грудь, бьющееся сердце, которое стучало гораздо быстрее, чем должно было у существа с его контролем.

— Я думала, ты не умеешь, — прошептала я, когда мы начали двигаться.

— Я много чего умею, — его губы коснулись края моего уха, голос был низким рычанием, которое вибрировало прямо в кости. — Просто предпочитаю не демонстрировать.

Дыхание обожгло кожу шеи — горячее, слишком горячее. Не человеческая температура. Божественный жар, что исходил от него волнами, окутывал, проникал под одежду, заставлял кожу покрываться мурашками от контраста с прохладным воздухом клуба.

Он вёл уверенно, безжалостно. Каждое движение было точным — бедро толкало моё, задавая направление. Рука на талии скользнула ниже, пальцы легли на изгиб поясницы, почти на верхнюю часть ягодиц — не непристойно, но на самой грани приличия.

Я почувствовала это прикосновение всем телом — электрический разряд пробежал по позвоночнику, заставил бёдра непроизвольно прижаться ближе.

Ошибка.

Потому что теперь я чувствовала ВСЁ. Каждый дюйм его тела прижат к моему. Твёрдые бёдра двигались в такт музыке, задавая ритм, который был слишком чувственным, слишком откровенным. Грудь расширялась с каждым вдохом, прижимаясь к моей спине, когда он развернул меня.

— Где ты научился так танцевать? — мой голос дрожал.

Он прижался ближе сзади, подбородок опустился на моё плечо, губы оказались у самого уха. Одна рука легла на живот — плоско, собственнически, пальцы растопырены так, что мизинец касался нижнего части лобка через ткань, а большой — верхнего края груди.

— Давно, — выдох обжёг шею, заставил меня невольно запрокинуть голову назад, прижаться затылком к его плечу. — До войны. Когда боги посещали смертные празднества. Танец был… другим тогда. Более честным.

Рука на животе скользнула выше — медленно, дразняще медленно. Пальцы проникли под край рубашки, коснулись голой кожи.

Я задрожала. Всем телом.

Прикосновение обожгло — буквально. Его ладонь была горячей как раскалённый металл, но не обжигающей. Приятно горячей. Пальцы были шершавыми от мозолей, грубыми, и это ощущение грубой кожи на моём нежном животе заставило что-то глубоко внутри сжаться в сладкой судороге.

— Холодно? — спросил он, и я почувствовала движение губ у самого уха. Почти поцелуй. Почти укус.

— Нет, — голос сорвался на шёпот. — Наоборот.

Он развернул меня снова — резко, властно. Теперь мы стояли лицом к лицу, и расстояние между нами было не больше дюйма. Я видела каждую деталь его лица в мерцающих огнях — тёмные ресницы, обрамляющие золотые глаза, небольшой шрам на скуле, который я не замечала раньше, напряжённую линию челюсти.

Губы. Полные, чётко очерченные, слегка приоткрытые.

Так близко.

Рука снова легла на талию, на этот раз на голую кожу под задравшейся рубашкой. Пальцы впились в мягкую плоть, не нежно — обладающе. Он притянул меня так близко, что между нашими телами не осталось даже воздуха.

И я почувствовала его.

Твёрдость между нами. Доказательство того, что эта близость действовала не только на меня.

Кровь прилила к щекам, но я не отстранилась. Наоборот — прижалась чуть ближе, проверяя, наблюдая, как его зрачки расширяются, поглощая золото радужки.

— Опасная игра, Астра, — голос был низким, хриплым, полным предупреждения и обещания одновременно.

— Какая?

— Та, в которую мы играем прямо сейчас.

Его свободная рука скользнула вверх по моему позвоночнику — медленно, позвонок за позвонком, оставляя огненный след. Достигла затылка, пальцы зарылись в волосы, сжали, дёрнули — не больно, но властно, заставляя запрокинуть голову, обнажить горло.

Уязвимая поза. Поза покорности.

Его взгляд упал на открытую шею, задержался на пульсирующей вене. Золото в глазах вспыхнуло ярче — что-то первобытное, хищное проскользнуло по чертам лица.

— Я чувствую твой пульс, — прошептал он, наклоняясь ближе. Губы зависли в миллиметре от кожи моей шеи — не касаясь, только дыхание. — Быстрый. Такой быстрый. Ты боишься? Или…

Он вдохнул, и я почувствовала, как расширяются его ноздри, как он буквально вдыхает запах моей кожи, моих волос, моего возбуждения.

— Или нет. Не боишься.

Музыка вокруг стала ещё медленнее, почти остановилась. Пары вокруг замерли, прижавшись друг к другу в неподвижных объятиях, скрывающих гораздо более откровенные действия.

Рука в волосах потянула сильнее, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Мы не должны, — прошептал он, но в то же время другая рука скользнула под рубашку выше, пальцы легли на рёбра, большой палец коснулся нижней части груди через тонкую ткань бюстгальтера.

Моё дыхание сбилось окончательно.

— Знаю.

— Это усложнит всё, — пальцы двигались — едва заметно, почти невинно, но каждое движение отзывалось между ног сладким пульсом.

— Знаю.

— Ты пьяна. Я трезв. Это неправильно.

— Я знаю все причины, — выдохнула я, руки сами скользнули вверх по его груди, почувствовала бешеное биение сердца под ладонями. — Но всё равно не могу остановиться.

— Тогда не останавливайся, — он наклонился ниже, губы в миллиметре от моих, так близко, что я чувствовала их форму, тепло, но не прикосновение. — Скажи мне остановиться, или…

— Или что?

— Или я поцелую тебя прямо здесь. На глазах у всех. И к чёрту последствия.

Мир сжался до пространства между нашими губами. Я видела крошечные золотые искры в его глазах, чувствовала жар его кожи, слышала, как сбилось его дыхание — настолько редкое для существа с таким контролем.

Его рука в моих волосах потянула последний раз, наклоняя моё лицо под правильным углом. Губы разомкнулись, приближаясь…

Ещё секунда…

— ПРОПУСТИ, УРОД!

Пьяный рёв взорвал момент.

Огромная туша врезалась в нас, толкая меня. Я потеряла равновесие, начала падать, но Орион поймал — одной рукой за талию, прижал к себе так крепко, что рёбра хрустнули.

Другой рукой схватил пьяного за воротник и швырнул с такой силой, что тот пролетел несколько метров, врезался в стену и осел, оставляя вмятину в металле.

Охрана засвистела, двигаясь в нашу сторону.

— Пора, — Орион взял меня за руку, сжал так крепко, что пальцы онемели. — Сейчас.

Мы пробежали через толпу к выходу. Я едва успевала за ним, ноги путались, алкоголь и возбуждение делали меня неуклюжей.

Поднялись по лестнице в коридор, вырвались на улицу,

Остановились, тяжело дыша.

Его рука всё ещё сжимала мою — так крепко, что я видела белые костяшки пальцев. Я смотрела на это, потом на его лицо.

Челюсть сжата. Глаза закрыты. Всё тело напряжено как натянутая струна.

Он боролся с собой. С импульсом притянуть меня обратно, закончить то, что начали.

Медленно, мучительно медленно, он разжал пальцы, отпустил мою руку.

Отступил на шаг. Затем ещё один.

— Нам пора, — голос был хриплым, ломким. — Поздно.

И развернулся, пошёл к гостинице, не оглядываясь.

Я стояла, прижав руку к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце. Кожа всё ещё горела там, где он касался. Губы всё ещё ждали поцелуя, который не случился.

Почти.

Мы почти переступили черту.

Путь обратно в гостиницу прошёл в абсолютном молчании.

Орион шёл на три шага впереди — достаточно далеко, чтобы не касаться, но узы не давали отойти дальше. Руки были глубоко в карманах, плечи напряжены настолько, что я видела, как натянута ткань куртки на спине.

Я шла следом, всё ещё чувствуя остаточное тепло его прикосновений на коже. Живот, где лежала его ладонь. Затылок, где пальцы зарывались в волосы. Шея, где губы почти, почти коснулись…

Коридоры Омеги были почти пусты в этот час. Только редкие ночные торговцы, пара пьяных, спящий у стены бродяга. Никто не обращал на нас внимания — ещё одна пара, возвращающаяся из ночного клуба.

Если бы они знали, какое напряжение висело между нами.

Лифт до седьмого уровня. Тесная кабина. Орион прижался к противоположной стене, максимально далеко, насколько позволяло пространство. Смотрел в угол, челюсть сжата так сильно, что я слышала скрежет зубов.

Я прислонилась к своей стене, скрестила руки на груди — частично чтобы удержаться от соблазна коснуться его, частично чтобы скрыть, как затвердели соски под тонкой тканью рубашки.

Лифт полз вверх мучительно медленно. Воздух был густым, насыщенным феромонами, недосказанностью, желанием, которое ни один из нас не хотел признавать вслух.

Дзинь.

Двери открылись. Орион вышел первым, почти бегом. Я последовала, шаги эхом отдавались в пустом коридоре.

Дверь номера. Он приложил ключ-карту дрожащей рукой. С третьей попытки замок щёлкнул.

Мы вошли.

Номер встретил нас тишиной и тусклым светом ночника. Две кровати — такие невинные, такие далёкие друг от друга — стояли как обвинение в том, что мы притворялись только партнёрами.

Орион сразу прошёл к окну. К своей привычной позиции. Спиной ко мне, руки сжаты в кулаки, взгляд устремлён в мёртвую планету внизу.

Я стояла у двери, не решаясь войти глубже. Алкоголь всё ещё пульсировал в крови, делая мир чуть размытым, но недостаточно, чтобы не понимать опасность момента.

Если я сделаю шаг вперёд…

Если подойду к нему…

Если коснусь…

— Не надо, — голос Ориона прозвучал хрипло, хотя я не произнесла ни слова.

— Что?

— То, о чём ты думаешь. — Он всё ещё не оборачивался. — Не делай этого.

— Откуда ты знаешь, о чём я думаю?

— Потому что думаю о том же.

Признание повисло в воздухе между нами — тяжёлое, опасное, честное.

Я сделала шаг вперёд. Затем ещё один.

— Астра, — предупреждение в голосе. — Остановись.

— Почему?

— Потому что если ты подойдёшь ближе, — плечи напряглись ещё сильнее, — я не смогу контролировать себя.

— Может, я не хочу, чтобы ты контролировал.

Наконец он обернулся.

И выражение его лица заставило меня замереть на месте.

Золотые глаза горели — не человеческим светом, а чем-то более первобытным. Зрачки расширены настолько, что почти поглотили радужку. Ноздри раздуты. Губы приоткрыты, обнажая зубы — не в улыбке, в оскале.

Хищник. Загнанный в угол хищник, сдерживающий инстинкты из последних сил.

— Ты не понимаешь, — прошептал он, и голос дрожал. — Всю дорогу сюда я… я чувствовал твой запах. Возбуждение. Желание. Оно въелось в мою кожу, в нос, в мозг. И сейчас каждая клетка моего тела кричит, требует…

Он осёкся, сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, оставляя кровавые полумесяцы.

— Требует чего? — я сделала ещё шаг, зная, что это безумие, но не в силах остановиться.

— Взять тебя, — слова сорвались с губ почти против воли. — Прижать к стене. Сорвать одежду. Вонзиться так глубоко, что ты забудешь своё имя. И плевать на узы, на последствия, на то, что это неправильно.

Воздух вышел из лёгких. Между ног пульсировало так сильно, что я зажала бёдра, пытаясь справиться с ощущением.

— Орион…

— Уходи, — он отвернулся обратно к окну. — Иди в душ. Сейчас. Смой мой запах с кожи, охладись, и ложись спать. И, ради всех богов, не подходи ко мне.

Разумная часть говорила слушаться. Сделать именно так, как он сказал. Потому что напряжение в его теле было не просто желанием — это была опасность. Инстинкт, который мог вырваться из-под контроля.

Но алкоголь, адреналин и что-то ещё — что-то безрассудное и жаждущее — заставили меня сделать ещё три шага.

Теперь между нами было меньше метра.

— А если я не хочу уходить?

Его спина напряглась. Руки вцепились в подоконник так сильно, что металл погнулся под пальцами.

Тишина. Долгая, напряжённая, полная обещаний и угроз.

Затем он медленно обернулся. Движения были контролируемыми, но я видела, как тряслись руки, как пульсировала вена на шее.

— Ты пьяна, — сказал он, и это прозвучало скорее как напоминание самому себе. — Завтра пожалеешь. Обвинишь меня в том, что воспользовался.

— Я выпила четыре коктейля за три часа. Пьяна, но не настолько, чтобы не понимать, что делаю.

Я шагнула ближе. Полметра.

— И я не пожалею.

— Пожалеешь, — он стоял неподвижно, но я видела, как сражается с собой. — Когда трезвость вернётся. Когда поймёшь, что мы пересекли черту. Что между нами больше никогда не будет просто партнёрства.

Я протянула руку — медленно, давая ему время отстраниться.

Он не отстранился.

Пальцы коснулись его груди — осторожно, почти невинно. Но эффект был как от удара молнии.

Орион задрожал. Всем телом. Глаза закрылись, голова запрокинулась, обнажая горло. Из груди вырвался звук — не человеческий стон, а рычание.

— Астра, — моё имя прозвучало как молитва и проклятие одновременно. — Последнее предупреждение…

Вместо ответа я положила вторую ладонь на его грудь. Чувствовала, как бешено колотится сердце. Как дрожит каждая мышца.

Его руки метнулись вверх, схватили мои запястья — крепко, почти болезненно. Глаза распахнулись, и в них пылал огонь, но также и что-то ещё.

Боль.

— Ты забыла, кто мы? — голос был хриплым, ломким. — Ты — моя хозяйка. Я — твой раб, связанный узами против воли.

Слова ударили как пощёчина.

— Орион…

— Нет, — он стиснул запястья сильнее, не отпуская, но и не притягивая ближе. — Послушай. Вспомни нашу сделку. Я помогаю тебе вломиться в Хранилище, достать то, зачем мы идём — если оно вообще там есть — а я… я получаю свободу. Ты разрываешь узы. Конец истории.

Его взгляд впился в мой — золотые глаза горели, но не только желанием. Болью. Разочарованием. Самоистязанием.

— Ничего личного. Помнишь? Деловые отношения. Партнёры. Союзники по необходимости.

Каждое слово резало острее ножа.

— А сейчас ты стоишь передо мной пьяная, в клочьях от желания, и предлагаешь… что? Переспать? — Он рассмеялся, звук был горьким. — Знаешь, как это выглядит со стороны? Хозяйка, которая развлекается с рабом перед тем, как выбросить его, когда он больше не нужен.

— Это не так! — я попыталась вырваться, но он не отпускал.

— Нет? — он притянул меня ближе, так что между нашими лицами было несколько сантиметров. — Тогда скажи мне, Астра. Скажи, что происходит после того, как мы достанем то, зачем ты туда идёшь. Ты разорвёшь узы? Отпустишь меня?

Молчание.

Я не могла ответить. Потому что ответ застрял комом в горле вместе с ложью, которую я скармливала ему с самого начала.

Что-то мелькнуло в его глазах — понимание, разочарование.

— Вот именно, — он отпустил мои запястья, отступил на шаг. — Ты даже не можешь сказать это. Потому что мы оба знаем правду, не так ли? Эта миссия — не про то, что ты мне говоришь. Она про что-то другое. Что-то, что ты скрываешь с самого начала.

Вина пронзила острее копья. Он был прав. Боги, он был абсолютно прав.

Я лгала. С самого начала. Хранилище. Миссия. Всё это было завёрнуто в правду наполовину, приправлено полуправдой, сдобрено умолчаниями.

А зачем? Ради чего?

Ради сделки, которую я заключила сама с собой. Обменять одно на другое. Использовать его как инструмент, чтобы добраться до цели.

— Орион, я…

— Не надо, — он поднял руку, останавливая. — Просто не надо. Я не хочу слышать ложь. Не сегодня.

Он отвернулся, прошёл к окну, встал спиной ко мне в своей вечной позе изгнанника.

— Иди спать, Астра. Завтра долгий день. Нам нужно встретиться с Талоном, получить информацию о Хранилище. А потом… потом мы пойдём за тем, зачем ты на самом деле туда лезешь. И ты получишь то, что хочешь.

— А ты?

— А я? — плечи дрогнули в подобии смеха. — Я получу свободу. Разве не об этом моя мечта? Разорвать проклятые узы и наконец перестать чувствовать тебя каждую секунду. Каждый вдох. Каждое биение сердца.

Последние слова прозвучали так горько, что я почувствовала, как что-то рвётся внутри.

Я стояла посреди комнаты, руки бессильно повисли вдоль тела. Вина душила сильнее любых уз.

Астра, ты совсем совесть потеряла?

Внутренний голос — мой собственный, безжалостный, честный — хлестал не хуже кнута.

Ты играешь с ним. Используешь влечение между вами. Заставляешь его поверить, что это может стать чем-то большим. А сама знаешь, чем это закончится.

Предательством.

Желудок скрутило от отвращения к себе.

Орион был прав. Абсолютно, беспощадно прав.

Я вела себя как последняя лицемерка. Хотела его — так сильно, что тело горело от одной мысли о прикосновении. Но одновременно использовала его как средство для достижения цели, о которой он не знал.

Сделка. Обмен. Холодный, расчётливый, эгоистичный.

— Спокойной ночи, Орион, — прошептала я наконец, когда слова вернулись.

Никакого ответа. Только напряжённая спина, силуэт против окна, одиночество, которое исходило от него волнами.

Я легла на кровать, не раздеваясь. Закрыла глаза, но сон был далеко.

Губы всё ещё помнили почти-поцелуи — те, что могли случиться в клубе.

Тело всё ещё горело от прикосновений.

А совесть… совесть разрывала изнутри острее любого физического ранения.

Ты совсем потеряла берега, Астра Вега. Играешь с чувствами существа, которое провело полторы тысячи лет в заточении. Даёшь ему надежду, зная, что заберёшь всё при первой возможности.

Используешь его. Как инструмент. Как средство.

Чем ты лучше тех, кто его заточил?

Я не знала ответа.

Знала только, что завтра всё станет ещё сложнее.

Потому что после сегодняшней ночи — танца, почти-близости, этого момента здесь — я больше не могла притворяться, что между нами просто сделка.

Я хотела его.

Но не имела права хотеть.

Потому что в конце пути была цель. Абстрактная, туманная, но от этого не менее важная.

То, ради чего я готова была пожертвовать всем.

Даже им.

Даже собой.