Дочь звёздного палача

Глава 25

Музыка накрыла волной, когда мы вошли в толпу.

Барабаны били ритм — глубокий, пульсирующий, что отдавался в груди. Струнные инструменты вторили — высокие, протяжные ноты. Флейты вплетались между ними — лёгкие, игривые.

Люди танцевали.

Не организованно. Не по парам.

Просто двигались — свободно, чувственно, отдаваясь ритму.

Тела покачивались, руки поднимались к небу, бёдра описывали круги. Ткани развевались, браслеты звенели, смех вырывался между вдохами.

Это было… диким. Первобытным. Красивым.

Девушки, что привели меня, тут же растворились в толпе — закружились, подняв руки, косы и юбки развевались вокруг них.

Вейлан повернулся ко мне, всё ещё держа мою руку.

— Умеешь танцевать? — глаза блестели от возбуждения.

— Не так, — призналась я, глядя на толпу.

— Тогда учись, — он потянул меня в центр.

Люди расступались, пропуская нас. Некоторые оглядывались — на серебряные волосы Вейлана, на моё необычное платье.

Но не с недоверием. С любопытством. Одобрением.

В праздник все были желанны.

Вейлан остановился, развернул меня к себе.

— Слушай ритм, — сказал он, положив одну руку на мою талию. — Чувствуй его. Не думай. Просто двигайся.

Музыка усилилась.

Он начал двигаться — плавно, уверенно, ведя меня.

Я следовала неуклюже сначала — ноги путались, движения были скованными.

— Расслабься, — прошептал он, притягивая ближе. — Доверься мне. Доверься музыке.

Закрыла глаза, вдохнула.

Позволила ритму просочиться внутрь.

Бум-бум-бум — барабаны.

Сердце подстроилось под них.

Ноги начали двигаться сами.

Бёдра покачивались.

Руки поднялись.

Вейлан закружил меня — мягко, медленно.

Платье взметнулось, разрез открыл бедро.

Браслеты зазвенели.

Я открыла глаза.

Он улыбался — широко, свободно.

— Вот так! Именно так!

Он отпустил мою талию, взял обе руки, поднял над головой.

Закружил снова — быстрее.

Мир размылся в цветные пятна.

Смех вырвался — неожиданно, искренне.

Когда я в последний раз смеялась так?

Не помню.

Мы танцевали — среди толпы, под звёздами, под поднимающимися лунами.

Вейлан вёл уверенно, но не властно. Давал свободу двигаться, импровизировать.

Иногда притягивал ближе, иногда отпускал, позволяя кружиться.

Другие танцоры подхватывали — круглолицая девушка появилась рядом, взяла мою руку, закружила вместе с Вейланом.

Затем ещё кто-то — незнакомый мужчина, пожилой, с добрым лицом, что поклонился мне с улыбкой, прежде чем присоединиться к общему танцу.

Здесь не было пар.

Здесь была одна большая, пульсирующая масса тел, что двигались в такт музыке.

Я потерялась в ней.

В ритме. В движении. В ощущении свободы, что я забыла существовало.

Песня закончилась.

Толпа выдохнула, рассмеялась, захлопала.

Музыканты взяли паузу.

Я остановилась, тяжело дыша.

Пот выступил на лбу, на шее. Волосы прилипли к вискам. Сердце колотилось.

Но я чувствовала себя… живой.

Впервые за долгое время — просто живой.

Вейлан стоял рядом, тоже дыша тяжело, но улыбаясь.

— Видишь? Ты умеешь, — он вытер лоб тыльной стороной ладони. — Просто забыла.

Кто-то протянул кувшин с водой.

Я пила жадно — тёплая, но освежающая.

Передала Вейлану.

Он отпил, вернул незнакомцу с благодарным кивком.

— Ищешь меня, серебряный?

Голос — знакомый, насмешливый.

Я обернулась.

Кайра стояла в нескольких шагах.

Руки скрещены на груди, бедро выставлено вперёд. Рыжие волосы распущены, падали на плечи огненной волной. Одета была просто — короткие штаны, облегающий топ, босые ноги. Но браслеты звенели на запястьях, лодыжках — десятки тонких металлических колец.

Зелёные глаза блестели в свете факелов.

Взгляд скользнул по Вейлану — медленно, оценивающе.

— Выглядишь хорошо, — признала она. — Почти съедобно.

Вейлан рассмеялся.

— Ты тоже, рыжая. Почти как настоящая.

Она подняла бровь.

— Настоящая?

— Не провидица. Не воровка. Просто девушка на празднике, — он шагнул ближе. — Мне нравится.

Кайра усмехнулась, но в глазах мелькнуло что-то тёплое.

Взгляд переместился на меня.

Оглядела с ног до головы.

Присвистнула тихо.

— Вега чистится неплохо, — пробормотала она. — Кто бы мог подумать под всей той грязью скрывается это.

Она обошла меня — как вчера на крыше, оценивающе.

— Платье хорошее. Краски хорошие. Волосы… — она коснулась одной пряди, провела между пальцами. — Работа Зары. Узнаю стиль.

Отпустила.

— Значит, серебряный не просто пришёл. Постарался. Подготовил. Интересно.

Она развернулась к Вейлану.

— Ладно. Ты выполнил часть сделки. Пришёл. Привёл друзей. Выглядите прилично, — усмешка стала шире. — Даже большой.

Она кивнула куда-то за моей спиной.

Я обернулась.

Орион стоял на краю толпы танцующих.

Не близко. Не далеко.

Просто наблюдал.

Руки скрещены на груди. Спина прямая. Лицо непроницаемое.

Но взгляд…

Взгляд был прикован ко мне.

Золотые глаза не моргали, не отрывались даже на секунду.

Следили за каждым движением, каждым поворотом головы, каждым вдохом.

Через узы я чувствовала — напряжение, что он держал под контролем. Желание. Потребность подойти, забрать, увести.

Но он не двигался.

Держал себя.

Кайра проследила за моим взглядом, усмехнулась.

— Ревнует, — пробормотала она. — Плохо скрывает. Для бога войны — удивительно плохо.

Она хлопнула в ладоши.

— Так! Время моей части. Вы пришли. Я обещала помочь. Держу слово.

Она шагнула ближе к Вейлану.

— Но сначала — танец. Один танец со мной. Это часть сделки, серебряный.

Вейлан ухмыльнулся.

— С удовольствием, рыжая.

Музыка началась снова — медленнее, чувственнее.

Кайра взяла Вейлана за руку, потянула в центр толпы.

Они начали двигаться.

Совсем по-другому, чем мы танцевали минуту назад.

Близко. Интимно.

Тела почти касались. Руки Кайры скользнули на плечи Вейлана. Его легли на её талию — уверенно, собственнически.

Они двигались в такт — синхронно, словно знали шаги друг друга заранее.

Может, она действительно предвидела.

Я смотрела, завороженная.

Затем почувствовала присутствие за спиной.

Горячее. Мощное. Знакомое.

Орион.

Он подошёл бесшумно, остановился в шаге позади.

Не касался. Но я ощущала его — жар тела, запах кожи, что смешался с дымом факелов.

— Ты танцуешь, — голос прозвучал у самого уха — низкий, хриплый.

Не вопрос. Констатация.

— Вейлан учил, — ответила я, не оборачиваясь. — Я… не знала, что умею.

— Умеешь, — пауза. — Слишком хорошо умеешь.

Что-то в тоне заставило сердце биться быстрее.

— Это плохо?

Молчание длилось долго.

— Не знаю, — признал он наконец. — Видеть тебя так… двигающейся, смеющейся, живой…

Он не закончил.

Но через узы я почувствовала — бурю.

Желание. Гордость. Ревность. Потребность прикоснуться.

— Танцуй со мной, — слова вырвались прежде, чем я подумала.

Я обернулась, посмотрела на него снизу вверх.

— Пожалуйста.

Золотые глаза смотрели долго.

Читали моё лицо, ища что-то.

— Я не танцую, — голос был тихим. — Давно. Очень давно.

— На Омеге ты говорил то же самое, — я подняла бровь. — А потом танцевал. И очень хорошо танцевал.

Что-то мелькнуло в его глазах — почти улыбка.

— Это было по-другому. Современные танцы. Быстрые, агрессивные. В темноте клуба. Можно было не думать.

Он посмотрел на площадь — на пары, что медленно кружились.

— А это… старые танцы. Честные. Где смотришь в глаза, держишь за руку, прижимаешь близко. Где каждое прикосновение значит что-то.

Взгляд вернулся ко мне.

— Не танцевал так полторы тысячи лет.

— Тогда сейчас самое время вспомнить, — я протянула руку. — Одну песню. Орион. Прошу.

Он смотрел на мою руку.

На тонкие пальцы, браслеты на запястье, золотые руны, что светились между ними.

Через узы я чувствовала — борьбу. Логика против желания.

Контроль против потребности.

Наконец рука поднялась.

Большая, мозолистая, покрытая шрамами.

Взяла мою — осторожно, словно боялась сломать.

Пальцы сплелись.

Жар прошёл по руке волной, разлился по телу.

— Одна песня, — согласился он хрипло. — Только одна.

Он повёл меня в толпу.

Люди расступались перед богом войны инстинктивно.

Мы остановились в центре.

Музыка замедлилась ещё больше — интимная, почти гипнотическая.

Орион развернул меня к себе.

Одна рука легла на мою талию — тяжёлая, горячая, пальцы сжали через тонкую ткань.

Другая держала мою руку — крепко, не отпуская.

Я положила свободную руку ему на плечо — мышцы были каменными под ладонью.

Мы начали двигаться.

Медленно. Почти не шевелясь.

Просто покачиваясь в такт.

Но это было…

Интимнее, чем всё, что было раньше.

Наши тела были близко — слишком близко для незнакомцев, недостаточно близко для любовников.

Я чувствовала каждый изгиб его тела сквозь слои одежды. Жар кожи. Сердцебиение, что билось под рёбрами — быстрое, неровное.

Его дыхание касалось моего лба — тёплое, прерывистое.

Рука на талии сжалась сильнее, притягивая ближе.

Я подалась вперёд, и расстояние между нами исчезло.

Грудь коснулась его груди. Бедро — его бедра.

Через узы хлынула волна — такая мощная, что я задохнулась.

Желание. Острое, жгучее, что обжигало изнутри.

Потребность. Не просто физическая. Что-то глубже.

И страх. Страх того, что это значит. Что будет после.

— Орион, — прошептала я.

Он посмотрел вниз.

Золотые глаза встретились с моими — на расстоянии сантиметров.

— Не говори, — голос был хриплым. — Астра, пожалуйста. Не говори сейчас. Просто… позволь мне это. Одну песню. Прежде чем я вернусь к контролю.

Я замолчала.

Кивнула.

Мы продолжили двигаться.

Мир сузился до нас двоих.

Музыки. Тепла между нашими телами. Прикосновений, что становились увереннее с каждой секундой.

Его рука скользнула ниже на талии. Пальцы коснулись спины через разрез в платье — обнажённой кожи.

Я вздрогнула от прикосновения.

Сердце билось так быстро, что казалось, вырвется из груди.

Он наклонился ниже — губы почти коснулись моего виска.

— Ты прекрасна, — прошептал он так тихо, что только я слышала. — Сегодня. Всегда. Но сегодня… я не могу оторвать взгляд. Не могу думать ни о чём, кроме…

Он осёкся.

— Кроме чего? — прошептала я.

— Кроме того, как сильно я хочу тебя, — признание вырвалось сырым, ободранным. — Несмотря на ложь. Несмотря на узы. Несмотря на всё. Я хочу тебя так сильно, что это пугает.

Рука на спине сжалась, пальцы впились в кожу.

— И я не знаю, что с этим делать.

Песня закончилась.

Музыка смолкла на секунду — пауза между мелодиями.

Толпа выдохнула, зааплодировала.

Орион отстранился чуть, оглядывая площадь.

— Вейлан, — пробормотал он. — Где…

Взгляд нашёл их на противоположном краю площади.

Две фигуры — серебряные волосы и огненно-рыжие — скользили между домами.

Взявшись за руки.

Уходили.

Орион напрягся, шагнул в ту сторону.

— Вейлан…

Я схватила его за руку — остановила.

— Подожди.

Он обернулся резко.

— Они уходят. Одни. Я должен…

— Дать ему время, — перебила я мягко. — Орион, это то, зачем мы здесь. Он взрослый. Бог. Справится.

Золотые глаза метнулись обратно к переулку, где исчезли фигуры.

Затем ко мне.

Через узы я почувствовала — сопротивление, потребность защищать, контролировать.

Но также понимание.

Плечи опустились медленно.

— Хорошо, — выдохнул он. — Но если к рассвету не вернётся…

— Найдём его, — пообещала я. — Вместе.

Он кивнул.

Посмотрел на площадь — на людей, что начали танцевать снова под новую мелодию.

Затем на меня.

Молчание повисло неловкое, тяжёлое.

Мы стояли посреди празднующей толпы — одни, но окружённые сотнями людей.

Музыка играла. Огни мерцали. Луны поднимались выше.

Но между нами было… пусто.

Неловкость накрыла волной.

Что теперь?

Вернуться в гостиницу? Ждать там?

Но это означало бы остаться вдвоём в маленькой комнате.

Наедине.

После того, что он прошептал во время танца.

Я хочу тебя.

Слова эхом звучали в голове.

— Астра, — голос Ориона прорвался сквозь мысли. — Нам стоит…

Он осёкся, глядя куда-то за моё плечо.

Я обернулась.

К нам приближался мужчина — пожилой, в богатой одежде, с кубком вина в руке.

Остановился, поклонился.

Что-то сказал на местном языке — обращаясь к Ориону.

Орион нахмурился — не понимая.

Мужчина повторил, указал на меня, затем на себя.

Сделал приглашающий жест рукой.

Приглашал танцевать.

Орион напрягся мгновенно.

— Нет, — голос был жёстким.

Мужчина моргнул, не понимая всеобщего языка.

Повторил жест настойчивее.

Протянул руку мне.

Орион шагнул между нами — резко, закрывая меня собой.

— Я сказал нет, — повторил он, и в голосе прорвалось рычание.

Мужчина отступил на шаг, поднял руки примирительно.

Пробормотал что-то, поклонился и ушёл быстро.

Орион не двинулся.

Стоял, загораживая меня, спина напряжена, руки сжаты в кулаки.

Дышал тяжело.

— Орион, — я коснулась его спины. — Всё хорошо. Он просто хотел…

— Знаю, чего он хотел, — он обернулся, и в золотых глазах пылал огонь. — Танцевать с тобой. Прикоснуться. Видеть тебя так, как…

Он не закончил.

Провёл рукой по лицу.

— Мне нужно… нам нужно уйти отсюда. Сейчас.

— Куда?

— В гостиницу. Или куда угодно. Просто… — он посмотрел на толпу, на мужчин, что оглядывались на меня, — подальше от них.

Он схватил мою руку — крепко, почти больно.

Потянул через толпу, к выходу с площади.

Я не сопротивлялась.

Позволила ему вести.

Мы шли быстро по узким улочкам, что становились темнее, тише с каждым поворотом.

Прочь от музыки, от огней, от людей.

Его рука держала мою крепко — пальцы сплетены, не отпуская.

Я чувствовала напряжение в каждом его движении.

Контроль, что трещал по швам.

Мы свернули в очередной переулок — тёмный, пустой.

Орион остановился резко.

Обернулся.

— Астра, — голос был хриплым, ободранным. — Мне нужно… нам нужно поговорить. О том, что я сказал. О том, что происходит между…

Он осёкся, глядя на моё лицо.

Шагнул ближе.

Рука поднялась, коснулась моей щеки — большой палец провёл по скуле, вниз к подбородку.

— Я не могу, — прошептал он. — Больше не могу притворяться, что это только узы. Что ты ничего не значишь. Что я не…

Слова застряли.

Я подалась вперёд — инстинктивно, не думая.

Встала на цыпочки.

И коснулась губами его губ.

Лёгкое прикосновение. Неуверенное.

Орион замер — полностью, абсолютно.

Секунда застыла.

Затем он сломался.

Рука скользнула на мой затылок, пальцы зарылись в волосы — крепко, до боли, дёргая голову назад.

Вторая обхватила талию, прижала к себе — жёстко, грубо, не оставляя пространства.

Он поцеловал меня в ответ — жадно, хищно, пожирающе.

Губы впились в мои, зубы прикусили нижнюю губу — резко, до металлического привкуса крови.

Язык ворвался внутрь — властно, не спрашивая разрешения, захватывая, требуя подчинения.

Я задохнулась, попыталась вдохнуть.

Он не дал — целовал так, словно хотел поглотить меня целиком.

Стон вырвался — высокий, отчаянный.

Это разозлило его ещё сильнее.

Он развернул меня резко, прижал лицом к стене переулка.

Холодный камень под щекой — шершавый, жёсткий, что царапал кожу.

Его тело прижало сзади — горячее, твёрдое, тяжёлое, что раздавило, не давая пошевелиться.

— Орион… — задохнулась я.

— Тихо, — прорычал он у самого уха, и голос был звериным, первобытным. — Ты сама этого хотела. Сама начала. Теперь получи.

Рука скользнула по моему бедру, нашла разрез в юбке.

Дёрнула ткань вверх — грубо, не церемонясь

Платье задралось до талии, обнажив ноги, бёдра, белье.

Он прижался плотнее — и я почувствовала его между ягодиц.

Твёрдый. Огромный. Пульсирующий даже сквозь ткань штанов.

Страх кольнул холодом, но жар внизу живота был сильнее.

— Орион, может… может стоит…

— Что? — он прикусил мочку уха, потянул зубами. — Остановиться? Пойти в гостиницу? Сделать это на мягкой постели, с нежностью и заботой?

Рука скользнула под край белья — грубо, пальцы коснулись меня там, где я была мокрой, пульсирующей.

Провёл по влажной плоти — один раз, жёстко.

Я вскрикнула, выгнулась.

— Ты хочешь нежности, Астра? — голос был насмешливым, злым. — Или хочешь, чтобы я трахнул тебя здесь, в грязном переулке, прижатую к стене, как последнюю шлюху?

Слова были грубыми, унизительными.

Но жар между ног вспыхнул ярче от них.

— Я… — голос сорвался.

— Что "я"? — он толкнул два пальца внутрь без предупреждения — резко, глубоко.

Боль вспыхнула — острая, жгучая.

Я застонала, дёрнулась.

Он замер.

Полностью.

Пальцы внутри, неподвижные.

Вытащил их медленно.

Посмотрел на руку.

Кровь.

Немного, но достаточно.

— Богами, — выдохнул он, и голос изменился — стал тише, шокированным. — Ты… ты девственница.

Это не был вопрос.

Я не ответила, уткнувшись лбом в холодный камень.

— Астра, — он развернул меня к себе — жёстко, держа за плечи. — Посмотри на меня.

Я подняла взгляд.

Золотые глаза смотрели — широко раскрытые, между бровей залегла глубокая складка.

— Почему не сказала?

— Ты не спрашивал, — ответила я тихо.

— Я думал… семь лет одной, наверняка был кто-то…

— Не было, — я встретила его взгляд прямо. — Никого. Никогда. Только ты.

Что-то изменилось в его глазах — вспыхнуло тёмное, собственническое, хищное.

— Только я, — повторил он медленно, пробуя слова на вкус.

— Да.

— Богами.

Он поцеловал меня снова — жёстко, требовательно, но чуть осторожнее.

— Тогда не здесь, — прошептал он против моих губ. — Не так. Ты заслуживаешь…

— Мне всё равно, — перебила я, притягивая его ближе. — Здесь. Сейчас. С тобой. Больше ничего не важно.

Он смотрел долго, борясь с чем-то внутри.

— Будет больно, — предупредил он. — Очень больно. Я постараюсь быть осторожным, но я… я не знаю, смогу ли сдержаться. Я слишком долго… слишком сильно хочу…

— Тогда не сдерживайся, — прошептала я. — Возьми то, что хочешь. Возьми меня.

Последние остатки контроля рухнули.

Он развернул меня обратно к стене — резко, грубо.

Прижал грудью к камню, одной рукой держа за затылок, прижимая голову.

Другой рукой стянул моё бельё — дёрнул вниз, ткань порвалась.

Я услышала звук расстёгиваемых штанов.

Затем почувствовала его — обнажённого, горячего, прижатого к моим ягодицам.

Огромного.

Страх вернулся — острый, ледяной.

Это не поместится. Разорвёт меня пополам.

— Орион, подожди…

— Поздно, — прорычал он, раздвигая мои ноги шире коленом. — Слишком поздно останавливаться.

Рука скользнула между нами, направляя себя.

Надавил.

Начал входить.

Растягивая. Заполняя.

Боль вспыхнула мгновенно — острая, жгучая, разрывающая.

Я вскрикнула, попыталась отстраниться.

Он прижал сильнее к стене, не давая двигаться.

— Тихо, — прошептал он хрипло. — Дыши. Просто дыши.

Продолжал входить — медленно, сантиметр за сантиметром, растягивая девственную плоть.

Слёзы хлынули, размазались по щекам.

Больно. Так больно.

Слишком большой. Слишком много.

Он остановился на полпути — дрожа от усилия сдерживаться.

— Самое сложное сейчас, — выдохнул он. — Прости. Прости, Астра.

Толкнулся одним резким движением — до конца, разрывая барьер.

Боль взорвалась белой вспышкой.

Я закричала — громко, не сдерживаясь.

Тело пыталось оттолкнуть его, мышцы сжимались, отторгали.

Но он держал крепко, не позволяя вырваться.

Полностью погружённый внутрь, неподвижный.

Дышал тяжело у моего уха, каждый мускул напряжён до предела.

— Больше не будет так больно, — прошептал он, целуя плечо, шею, отвлекая. — Обещаю. Самое страшное позади.

Я дышала — рваными всхлипами, сквозь боль, что пульсировала волнами.

Ощущение было невыносимым — растянута до предела, заполнена полностью, раскрыта.

Уязвима.

Его.

Он начал двигаться — медленно, осторожно.

Выходил почти полностью. Возвращался.

Каждое движение вызывало жжение, дискомфорт.

Но боль отступала. Понемногу.

— Вот так, — застонал он. — Расслабься. Позволь мне… богами, ты такая узкая… такая горячая…

Темп ускорился — чуть, затем сильнее.

Контроль начал ускользать.

Я чувствовала это — через узы, через то, как напрягалось его тело, как дрожали руки.

Полторы тысячи лет в заточении.

Полторы тысячи лет без прикосновений, без женщины, без этого.

И сейчас, внутри меня, он терял остатки сдержанности.

— Орион, — задохнулась я.

— Не могу… — голос сорвался на стон. — Астра, прости, я не могу… больше не могу держаться…

Он сорвался.

Рука на моём затылке сжалась крепче, вдавливая в стену.

Вторая обхватила бедро, приподнимая, меняя угол.

Начал двигаться жёстче, быстрее — мощными толчками, что заставляли меня вскрикивать с каждым.

Бедра били в мои ягодицы с глухими звуками — грубо, животно, первобытно.

Боль смешивалась с чем-то другим — трением, давлением, что порождало жар.

Он не сдерживался больше.

Брал меня так, словно я не была девственницей секунду назад.

Жёстко. Глубоко. Беспощадно.

Как зверь, что слишком долго был голодным.

— Моя, — рычал он между толчками. — Моя. Только моя. Первый. Последний. Единственный.

Рука скользнула вперёд, нашла между моих ног ту точку, что пульсировала.

Начал тереть — кругами, жёстко, в такт своим движениям.

Боль отступала быстрее под натиском удовольствия.

Жар нарастал — быстро, яростно, требовательно.

Что-то наматывалось внутри — туго, горячо.

— Орион… я… что-то…

— Кончай, — прорычал он, толкаясь ещё жёстче. — Кончай пока я в тебе. Сейчас.

Пальцы на моей точке ускорились.

И я взорвалась.

Оргазм накрыл волной — ослепляющей, оглушающей, бесконечной.

Я кричала — громко, не стесняясь, не думая, что кто-то может услышать.

Тело содрогалось, мышцы сжимались вокруг него пульсирующими спазмами.

— Богами, — застонал он. — Да… вот так… сжимай меня… сжимай сильнее…

Он не замедлился.

Продолжал двигаться — быстрее, жёстче, теряя последние остатки ритма.

Движения стали рваными, отчаянными.

— Не могу… не могу вытащить… должен… внутри… богами, Астра, я…

Воздух вокруг нас задрожал.

Что-то вспыхнуло за его спиной — призрачный золотой свет.

Я почувствовала давление в воздухе — тяжёлое, древнее, божественное.

Крылья.

Они проявились — не полностью, не материально, но достаточно, чтобы увидеть.

Огромные, призрачные, светящиеся золотом контуры, что простирались за его спиной.

Божественная сущность прорвалась сквозь человеческую оболочку.

Бог войны терял контроль.

— Орион… — выдохнула я, зачарованная видом.

Он не слышал.

Толкнулся последний раз — глубоко, до упора, так жёстко, что воздух вышиб из лёгких.

Замер, содрогаясь.

Крылья вспыхнули ярче — ослепительно, заполняя переулок золотым сиянием.

Я почувствовала, как он изливается — горячими волнами, пульсирующими толчками, наполняя снова и снова.

Узы между нами взорвались.

Руны на запястьях вспыхнули синхронно с крыльями.

Магия прокатилась волной — обжигающей, что заставила вскрикнуть.

Сознания коснулись через связь — резко, болезненно.

Я почувствовала его.

Вину — острую, что он не сдержался, был слишком грубым.

Удовлетворение — тёмное, хищное, что пометил меня как свою.

Страх — что это ошибка, что завтра всё рухнет, что узы теперь стали чем-то, от чего не сбежать.

Злость на себя — что поддался, что не устоял, что хотел снова, несмотря ни на что.

Он почувствовал меня.

Боль — физическую, пульсирующую.

Смятение — что это значит, что будет дальше.

Страх — что он пожалеет, что это был момент слабости, не больше.

И под всем этим — жгучее желание, что не утихло даже после, требующее ещё, больше, снова.

Свет погас резко.

Крылья исчезли, растворились в воздухе.

Он рухнул на меня, прижимая к стене всем весом.

Дышал тяжело, прерывисто, лицо уткнулось в мои волосы.

Всё ещё внутри, пульсирующий, горячий.

Тишина повисла тяжёлая.

Музыка вдалеке казалась нереальной.

Он не двигался долго.

Затем медленно вышел — я поморщилась, жжение вспыхнуло.

Отстранился на шаг, отпуская меня.

Я пошатнулась, схватилась за стену.

Ноги подкашивались, между бёдер пульсировала боль.

Орион стоял, глядя на меня — золотые глаза нечитаемые.

Затем взгляд скользнул вниз.

На мои ноги, где тёмные следы стекали по коже.

Кровь. Его семя. Свидетельство того, что произошло.

Что-то дрогнуло в его лице.

Он отвернулся резко.

— Это было… — начал он, но голос сорвался.

Замолчал.

Провёл рукой по лицу, по волосам — жест, полный фрустрации.

— Не знаю, что это было, — выдохнул он наконец.

Застегнул штаны резкими движениями.

Поднял мой разорванный клочок белья с земли, посмотрел на него, швырнул обратно.

— Орион, — я попыталась шагнуть к нему.

Ноги подкосились.

Он подхватил мгновенно — рефлекторно, не дав упасть.

Руки обхватили, прижали к груди.

Мы стояли так — слишком близко, дыша одним воздухом.

Он смотрел на меня сверху вниз — в золотых глазах читалось столько противоречивых эмоций, что невозможно было вычленить одну.

— Это была магия, — произнёс он тихо, но твёрдо. — Праздника. Луны. Узы… они делают что-то с нами. Заставляют хотеть… чувствовать…

Он не закончил.

Но я поняла.

Отговорка. Объяснение, что позволяло не признавать, что это было реальным.

Что-то кольнуло в груди — острое, болезненное.

— Да, — согласилась я, опуская взгляд. — Магия. Конечно.

Ложь. Мы оба знали, что это ложь.

Но притворялись, что верим.

Потому что правда была слишком пугающей.

Он поднял меня на руки — легко, не спрашивая.

— Ты идти не можешь, — пояснил он сухо. — Я… был слишком груб. Нанёс повреждения. Должен отнести.

Голос был ровным, практичным.

Словно это была задача, а не забота.

Я не возразила.

Обхватила его шею, прижалась к груди.

Он пошёл — быстрым шагом, держа крепко.

Через узкие улочки, мимо редких прохожих.

Некоторые оглядывались — на растрёпанные волосы, смазанные краски на моём лице, на то, как он нёс меня.

Усмехались понимающе.

Орион игнорировал взгляды.

Смотрел прямо перед собой, лицо каменное.

Мы добрались до гостиницы быстро.

Он поднялся по лестнице — две ступени за раз.

Толкнул дверь нашей комнаты ногой.

Она распахнулась.

Внутри было темно, пусто.

Вейлан не вернулся.

Орион внёс меня внутрь, закрыл дверь, задвинул засов.

Понёс к моей подстилке, опустил осторожно.

Я села, поморщившись от боли.

Он отступил на шаг, скрестив руки на груди.

Смотрел на меня — долго, молча.

— Тебе нужно… очиститься, — сказал он наконец. — Вода в кувшине. Ткань на столе. Я… выйду. Дам уединение.

Развернулся к двери.

— Орион, подожди, — я поднялась на дрожащих ногах. — Нам нужно поговорить о том, что…

— Не сейчас, — оборвал он, не оборачиваясь. — Астра, пожалуйста. Не сейчас.

Плечи были напряжены, руки сжаты в кулаки.

— Мне нужно… подумать. Понять, что произошло. Что это значит. Что мы…

Он замолчал.

— Завтра, — продолжил он тише. — Поговорим завтра. Когда голова прояснится. Когда узы не будут пульсировать так… громко.

Он наконец обернулся.

Посмотрел на меня — и в глазах читалось столько всего.

Желание — всё ещё горящее, не утихшее.

Вина — что взял девственность в грязном переулке.

Страх — что это изменило всё, что нет пути назад.

Злость на себя — что хочет снова, прямо сейчас, несмотря на кровь, боль, последствия.

— Ты была… — голос сорвался. — Невероятной. Знай это. Что бы ни было дальше, что бы это ни значило… ты была невероятной.

Он вышел, закрыв дверь за собой.

Я осталась стоять одна.

Ноги подкосились, я опустилась обратно на подстилку.

Посмотрела на руки — они дрожали.

На запястье руны светились тускло — золотые линии, что теперь выглядели чуть иначе.

Ярче. Сложнее. Связь стала глубже.

Через узы я чувствовала его — за дверью, прислонившегося к стене.

Борьба внутри него была яростной.

Потребность вернуться. Взять снова. Не отпускать.

Страх того, что это значит. Что будет завтра.

Злость, что поддался слабости.

И под всем этим — удовлетворение, тёмное и хищное, что он был первым, единственным, что пометил меня как свою.

Я опустила голову на колени, обхватив себя руками.

Что мы наделали?

Всё изменилось.

Узы больше не были просто магией.

Мы пересекли черту, от которой нет возврата.

И что будет завтра…

Никто не знал.

Может, он пожалеет. Скажет, что это была ошибка, момент слабости.

Может, вернётся злость за ложь, за манипуляции, что я провернула.

Может, после миссии он разорвёт узы, несмотря ни на что.

Или может…

Но я не позволила себе додумать.

Надежда была опаснее страха.

Я поднялась, пошла к кувшину с водой.

Омыла себя — смыла кровь, семя, следы того, что произошло.

Вода была холодной, но не успокаивала.

Жжение между ног не утихало.

Тело ныло, напоминая о каждом грубом прикосновении, каждом жёстком толчке.

Я переоделась — нашла чистую тунику, натянула через голову.

Легла на подстилку, натянув одеяло.

Закрыла глаза.

Но сон не шёл.

Через узы я чувствовала Ориона — всё ещё за дверью, не входящего.

Борющегося с чем-то внутри.

Вейлана нигде не было — связь с ним тусклая, далёкая.

Где-то с Кайрой.

Луны поднимались выше за окном.

Праздник продолжался где-то вдалеке — музыка, смех, жизнь.

А я лежала одна, с ноющим телом и запутанными мыслями.

Что-то изменилось сегодня.

Навсегда.

Но что это было — благословение или проклятие…

Покажет только завтра.

Если мы доживём до него.

Если не разорвём друг друга раньше.

Если узы не раздавят нас под своей тяжестью.

Я провалилась в беспокойный сон медленно.

Последнее, что почувствовала — как дверь тихо открылась.

Как тяжёлые шаги прошли внутрь.

Как Орион опустился на свою подстилку у противоположной стены.

Как далеко, но всё ещё в одной комнате.

Как достаточно близко, чтобы через узы чувствовать каждый вдох.

Но достаточно далеко, чтобы не прикасаться.

И это расстояние между нами говорило больше, чем любые слова.

Мы пересекли черту.

Но не знали, что ждёт по другую сторону.

И боялись узнать.