23

Илье исполнялось двадцать лет. И свой день рожденья он праздновал на новом месте жительства — в квартире Льва Аполлоновича.

Все было спланировано заранее. Пригласили Ингу и Серафиму, пусть они наконец познакомятся! Решили приготовить плов.

Илья помогал Лидочке насыпать рис в огромную сковородку, резать лук и мясо. Хозяин смирно сидел у себя. Его с подругой, конечно, пригласили тоже.

Сима и подруга пришли вовремя, именинник не стал дожидаться вечно опаздывающую кузину и пригласил всех к столу.

Лев Аполлонович вышел из своей привычно темной комнаты, пошатываясь, с хорошего бодуна, лежалый и красный, потирая глаза и надевая на ходу очки.

— Вот это Лев Аполлонович Бельведерский! — представил хозяина Илья.

Сима фыркнула. Подруга юмора не поняла.

— Прошу за стол! — сказал Илья, и хозяин, коротко и низко невнятно бросив "Спасибо", тяжело уселся грузной тушей в угол стола.

Подруга Льва уселась рядом с любимым, а в центре восседал виновник торжества в окружении двух не улыбающихся девиц.

— За тебя, самолетик Ил! — подняла первый тост Лидочка. — За твои удачи и успехи, ага?

Илья согласно кивнул, и все радостно выпили.

— Какой запах! — восторженно прошептала Сима, глядя на плов.

Плов — произведение искусства, гвоздь программы — стоял в самом ее конце.

— А где сестра? — спросила Сима.

— Она вечно опаздывает, — объяснил Илья. — Придет, никуда не денется!

— Она наколола вас, эта ваша сестра, — произнес вдруг вышедший из глубокой, растительной, прелой прострации Лев Аполлонович. — Кинула по-черному!

Наступила удивленная пауза. Хозяин квартиры скользнул взглядом по сидящим.

— О-о! — вдруг сделал он потрясающий и занимательный вывод. — За столом только два очкарика — я да именинник! — и он указал пальцем на Илью.

— Да-да! — поспешил согласиться с ним Илья.

Он не любил пьяных и даже немного побаивался их.

— А ты вообще чем занимаешься? — вдруг вспомнил Лев Аполлонович.

— Я хакер! — объяснил Илья.

Хозяин озадаченно уставился на него.

— Да, я хакер! И вот сейчас хакну эту тарелку!

И он протянул руку к блюду с едой перед ним.

Лев изумленно на время затих.

Лидочка по-хозяйски раскладывала по тарелкам тушенку, салаты с крабами, зелень, наливала в стаканы компот из огромной банки. Подруга Льва Аполлоновича сосредоточенно и напряженно, суетясь, помогала.

— О-о! — снова протянул Лев и присвистнул.

Он до конца не проспался, не успел.

— У некоторых людей как бы две метафизических головы, — заговорил Илья, почесав нос. — Одна думает о разврате, другая — о пьянстве. И едва голова, живущая развратом, поднимается, ее тотчас перекусывает вторая, которая суть пьянство!

— А наоборот? — поинтересовалась Лидочка. — Разврат не перекусывает пьянство?

— Нет! Такого не бывает! Разврат перед пьянством бессилен, увы, о магистраты великого Рима! — развел руками Илья — Это закон жизни! — добавил он важно.

Вокруг все хрупали, хрумкали и хрустели.

Илья принялся разливать особый напиток, который приготовил собственноручно, — крепкий бальзам. Первым к утоляющему жажду напитку приложился Лев Аполлонович. И сразу стало ясно, что он пьянеет, понюхав пробку.

Илья положил руку на плечо скованной, стиснутой присутствием поддатого хозяина Лидочки, молчаливо подбодряя. Он, Илья, здесь, и она — за его спиной. Лидочка поняла и ответно прижалась к нему, чмокнула в ухо, любовно потрепала за хвостик…

Сима покосилась недобро, завидуя чужому счастью, но ничего не сказала.

Все дружно лопали и пили. Только Лев Аполлонович сидел каменным монументом, сжав опущенные на стул кулаки и широко расставив голые волосатые ноги в шлепанцах, торчащие, как лампы из абажуров, из холщовых серых шорт. Он был хмур и суров, как языческий волхв. И мало ел, зато все чаще налегал на стакан.

Лидочка засияла глазами-солнышками и торжественно раскрыла круглый расписной поднос. Плов лежал горами желтоватого промасленного риса, покоричневевшего мягкого лука, ломтями мяса на косточках и кусками размягченного лоснящегося сала. Поднимался горячий пар.

— Во-о! — изумленно произнес Лев Аполлонович.

Илья, взяв большую вилку, слегка поводил по плову, разбросал его, и пар повалил сильнее.

— Берите! — сказал именинник. — Не стесняйтесь!

Гости по очереди потянулись к плову с тарелками.

И сразу продегустировали его, горячий и маслянистый.

— Недурно! — заметил Илья.

— А, по-моему, не очень, — вдруг подал голос, как товарняк гудок, Лев Аполлонович. — В нем не хватает чего-то. Бараньего сала не хватает! Настоящий плов жирный. А это не плов. Это рис с мясом. Вот! Не плов, а рис с мясом.

— Нет, вполне ничего. И главное, сделано с душой! — объявила выпившая и расторможенная Сима. — Если тебе что-нибудь дарят на день рожденья, не так уж важно, нужна тебе эта вещь или нет. Главное — дух, а не материя. То, что тебе преподнесли подарок от всей души. Я всегда радуюсь даже ненужной вещи, если мне ее подарили с любовью!

Выслушали вполуха. Все лопали плов и тянулись за новыми порциями. А Лев Аполлонович постепенно хмелел все сильнее.

— Эх! — произнес он. — Хорошо тебе, Лидочка! Ты такая вольная, поешь и пляшешь! И я до института и пел, и плясал, а детей так и не заимел и ни на ком до сих пор не женился!

Повисло молчание. А потом подруга Льва отозвалась с растерянной улыбкой:

— Лева, ты сам себе противоречишь! Всегда твердишь, что ты — убежденный холостяк, не хочешь жениться и иметь детей! Разве не так?

— Именно так! — с жаром ответил хозяин и резко помотал головой. — Не хочу жениться!

— А чего тогда жалуешься?

— Так со мной никто не хочет быть, и от меня детей тоже никто не хочет! — завопил Лев. — Всем на меня наплевать! Я не хочу жениться, это да, но девки об этом не знают! А все равно идут мимо!

Симе стало жаль оскобленную подругу Льва. Она наверняка хотела быть с ним, но тот ее не учитывал.

— Люди все чувствуют, Лев Аполлонович! — наставительно объяснил Илья. — Ощущают флюиды. И раз догадываются, что вы — убежденный холостяк, то с них и взятки гладки. Чувства — они всегда ответные. Если человек чего-то не имеет — значит, не хочет этого иметь. Если бы хотел, добился бы своего!

— Да, ты, кажется, прав, — пробурчал Лев Аполлонович. — А по этому поводу тост! — Он словно пытался замять неловкость своих слов и прорвавшихся чувств. — За вас двоих! — он посмотрел в сторону Ильи и Лидочки. Те с любопытством глядели на него. — Чтобы и дальше у вас все продолжалось так, как сейчас! Чтобы жили вместе, чтобы вместе вам было хорошо, чтобы любовь жила и дальше! А потом, может, и поженитесь?

— Может быть, — Илья почесал нос.

— Тогда меня позовите на свадьбу, ладно? В качестве свидетеля! А то я никогда не был на свадьбе и в загсе! Возьмете?

— Возьмем, — пообещал Илья.

— Слышали? — обратился Лев Аполлонович ко всем. — Мое место свидетеля забронировано!

Все согласно и миролюбиво закивали головами.

— Так вот, — продолжал он, — а потом, глядишь, у вас появятся дети!

— Пока мы не собираемся, — заулыбался Илья. — Но потом — возможно. А сейчас куда нам с ними?

— Я понимаю! За это самое будущее! — провозгласил Лев Аполлонович.

Все дружно одобрительно чокнулись. Стаканы поехали над столом, встречаясь и расходясь, весело сталкиваясь. Снова зазвенели вилки о тарелки.

— Давайте тост за именинника! — крикнула Сима. — Просто за нашего Илюшу!

— Илюшу? — опять раздался голос уже пьяного вдрызг хозяина. — Какого такого Илюшу? За Илью! Человеку двадцать, можно ск-ть, лет! И он уже не И-люша, а взрослый мух-шына, к-торому пора качать в люльке несколько детей! Э-э-эх! — жестко добавил он с каким-то сурововато-мирным мужицким укором.

Все ошеломленно замолчали, раздумывая, почему Лев Аполлонович махнул аж на несколько детей. А потом выпили "просто за Илюшу".

Инга не появлялась, и Сима подумала, что она не придет.

Прошло еще некоторое время, и вдруг молчаливый, тяжело шевелящийся Лев Аполлонович, медленно подняв опущенную голову и уперев руки в колени, пронзительно и холодно посмотрел на сидящих напротив Илью и Лидочку, заставив их в страхе передернуться, обжег взглядом и неожиданно свирепо и твердо произнес:

— Морды сейчас вам я набью, вот что! Поняли?

Наступило молчание. Растерянная Лидочка перестала улыбаться. Илья оторвался от тарелки и ответно взглянул на хозяина. Тот уставился исподлобья застывшим мутным взглядом. А потом стукнул коротко, резко и сильно кулаком по столу. И громко злобно повторил:

— Всем сейчас морды буду бить!

К Льву Аполлоновичу проворно подбежала его подруга.

— Милок, я умоляю тебя, — проговорила она, прижимая руки к груди. — Перестань! Довольно! Пойдем! Я уложу тебя спать!

Лев Аполлонович сидел неподвижным отекшим камнем и молчал. Тусклое сознание замерло, казалось, навсегда.

— Милок! Ну, хватит, прошу! — голос подруги задрожал измученно и нервно. Было понятно, что она успела по-черному намучиться со своим дружком. — Пойдем в комнату!

— Я люблю тебя, — сказал задумчиво Лев Аполлонович и поцеловал ей руку, наклонившись вниз. А затем деловито обернулся ко всем остальным и заорал: — Всех сейчас ногами бить буду!

Тут, не выдержав, встал Илья. Немного привыкший к подобному, он подошел с другой стороны к хозяину и, стараясь его не бояться, спокойно стал уговаривать уйти к себе и лечь баиньки.

Лев Аполлонович, кряхтя, нехотя встал. Но, сделав два шага, налетел на стул, чуть не упал, вовремя подхваченный под локоть Ильей, едва не сбил с ног ахнувшую в испуге подругу и опрокинул на пол тарелку.

— Да что же ты делаешь?! — истерично, чуть не плача, закричала подруга.

— Ну, прости, налетел сослепу! — проговорил, тяжело ворочая языком, Лев Аполлонович. — Я же близорукий! Видишь, во! Очки на мне! — и он неверным пьяным пальцем указал на стекла своих очков. — Не вижу!

— А раз ты в них не видишь, то зачем тогда тебе очки?! — завопила подруга и резким движением, схватив за дужку, стащила очки с возлюбленного и осторожно положила их на тумбочку.

Лев Аполлонович дернулся вперед, поддерживаемый с двух сторон подругой и Ильей. Но, пройдя несколько шагов, рухнул на пол огромной подкошенной колодой.

Все безмолвно смотрели на лежащего без движения, вырубившегося хозяина. Сжавшаяся от страха Сима жалела, что пришла сюда, и мечтала поскорее отсюда выбраться. Как тут живет брат? Нет, надо срочно искать ему другое жилье! И какой дурак посоветовал Симе этого Аполлоныча?! То есть дура… Консьержка в подъезде…

— Так, спокойно! — деловито крикнул не растерявшийся Илья. — Нужна помощь. Мужская сила! Добровольцы! Девушки, вы сойдете за одного мужика!

Симе и Лидочке пришлось нехотя встать, взять под командованием Ильи обмякшего и совершенно неподвижного громадного Льва за руки и за ноги, поднять и потащить в другую комнату. Путь оканчивался у кровати, на которую они уложили даже ни разу не пошевелившегося хозяина. Затем все снова вернулись к столу.

— Вынос тела прошел успешно! — объявил Илья.

Проснулся Лев Аполлонович поздно, когда уже стоял белый день. Сильно болела голова. Постанывая, он заворочался. "Уехать бы, — подумал он. — Куда-нибудь далеко. На лесоповал в тайгу, где я работал в ранней молодости. Что там сейчас, интересно? Да куда мне ехать… Мне уже стукнуло сорок. А ведь неплохо податься из Москвы… Денег можно заработать… Бросить все и смыться в тайгу. А потом вернуться, сделав виток. Только я делал его тогда, а что толку?.. Круги в жизни и есть круги…"

Он не знал ничего о том, что происходило на дне рождения Ильи дальше.

Его подруга, оставшись без повелителя, вдруг опустила подбородок, скрестила на могучей груди руки и надрывно, заунывно завела тягучую мелодию. Остальные притихли, обалдев. Женщина выла, тосковала, грустила о своем одиночестве, это было ясно без слов, проклинала тяжкую, несправедливую долю. И в этом ее выкрике-пении выплескивалась измотанная, исстрадавшаяся, изболевшаяся женская душа.

Даже Симочка, давно и сильно жалевшая, что пришла сюда, заслушалась.

— Расслабься! — сказал ей Илья. — Ты боишься Льва?

Лидочка хихикнула. Получилась смешная игра слов: "боишься льва". Грозного и хищного.

— Ну да, вообще зверей надо опасаться! Но не до такой степени.

Сестра принесла Илье на день рождения дорогой подарок: отличный шерстяной свитер. И вечно мерзнувший на суровых российских ветрах, плохонько одетый Илюша был очень благодарен Симе. Даже Лидочка, относившаяся к ней с презрением, как к представительнице чуждого ей класса, одобрительно кивнула и удовлетворенно пощупала теплую ангорку.

Но без пьяного хозяина вечер, как ни странно, зашел в тупик, стал разваливаться и дурнеть на глазах.

Напевшаяся и напившаяся вусмерть подруга Льва Аполлоновича заснула, уронив черную взлохмаченную голову на стол. А нетрезвые Илья и Лидочка надумали заняться любовью прямо здесь, не сходя с места, совершенно забыв о Симе.

Лидочка привычно начала щекотать круглой пяточкой у Илюшки между ног. Затем пьяные в дупель Илья и Лидочка стали целоваться взасос.

Сима уставилась на них, не отрываясь, не в силах встать и уйти. Хотя прекрасно понимала, что именно так и нужно сделать. Но ей хотелось смотреть дальше…

Лидочка встала и сходила до ветру. Вернулась, села и в любовном угаре опять потянулась к Илье.

— Отодвинься, — буркнула она Симе. — Мешаешь…

Сима торопливо отодвинула стул, а затем тихо, но чрезмерно четко и твердо сказала:

— Вообще-то можно было попросить вежливее.

В ответ Лидочка судорожно повернулась и долго неотрывно пронзительно смотрела Симе в глаза. Словно пыталась понять, кто это и что она тут делает. А затем выкрикнула с надрывом:

— Ну, извини!

Поцелуи угрожали перейти в свою заключительную фазу. Двое возбужденных влюбленных, забыв обо всем, отрешившись от мира, вожделенно ласкались. Наконец, Сима заставила себя встать и сказала:

— Я пошла!

Ей никто не ответил.

Она вышла на улицу и недалеко от дома, по пути к метро почти столкнулась с высокой красивой девушкой, модно и дорого одетой, уверенно шагающей отработанной походкой кинодивы.

"Какая!.." — завистливо вздохнула Сима. И поехала домой на Лаврушинский.

…Инге пришлось долго звонить в дверь. Никто не открывал. "Нажрались водки и вырубились, спят давно, — равнодушно подумала она. — Зря ехала…" Но очень хотелось увидеть брата.

Она всегда любила его. Пожалуй, даже больше, чем родителей. И это казалось ей подозрительным и противоестественным. Она даже старательно скрывала это от себя, но от себя разве спрячешься?

Теперь, когда она обогатилась немалым любовным опытом, Инга стала понемногу догадываться, что в ее сестринской любви всегда таилось нечто дрянное, грязное, то, что называется обычным половым влечением.

И зародилось оно давно, когда однажды летом Инга приметила, что молодой парень, снимавший у них в Анапе комнату, вечерами перед уходом обязательно чистит зубы.

— А это зачем? — спросила она у матери.

— Он идет на свидание, будет целоваться с девушкой, — объяснила мать. — Не хочет, чтобы ей было неприятно.

Инга задумалась. Илья, сидевший тут же, за столом, ухмыльнулся:

— Ты еще совсем неграмотная. Ничего не знаешь. Поцелуи — это так здорово! И все остальное тоже…

Он умышленно притворялся очень опытным.

Тетка шутливо замахнулась на него ложкой.

— Кто тут мне развращает девочку? Илюшка, замолчи!

Он пожал плечами:

— Жизнь все равно развратит, тетя Эля! Рано или поздно. А что в этом плохого? Просто физиология…

Элеонора строго погрозила ему пальцем:

— Поговори еще у меня!

А Инга смотрела на Илью и живо представляла себе, как они целуются, прижимаются друг к другу, гладят друг друга… Она вздрогнула и очнулась. Брат смеялся, глядя на нее…

Инга заколотила ногой в дверь. Она казалась такой хилой и тонкой, что ее можно запросто вышибить, стукнув посильнее. Очевидно, Инга так бы и поступила, но внезапно дверь распахнулась, и на пороге вырос распатлашенный полуголый братец. Инга угадала правильно — только что из постели.

— Ну, привет, Привидение! Поздравляю! — Инга нежно поцеловала именинника и вошла в квартиру. — Чем это так гнусно несет? Не продохнуть от вони! А грязища! По-моему, тебе жить здесь не стоит. Ты же говорил, что нашел хорошую работу! Вот и переезжай в нормальные человеческие условия! — она снова поцеловала полусонного виновника торжества. — А это тебе сюрприз!

Илья бережно взял в руки большую коробку, благодарно кивнул и тотчас открыл ее. Да, с обеими сестренками ему здорово повезло! В коробке лежал комплект модных дорогих рубашек и несколько галстуков.

— Будешь одет, как с иголочки! — продолжала Инга, войдя в комнату. — А почему ты ходишь с расстегнутой ширинкой? Проветриваешься?

Она скользнула по нему развязным бесстыдным взглядом. Илья ухмыльнулся и щелкнул молнией джинсов.

На тахте мирно спала, отвернувшись к стене, Лидочка.

— А это что еще за шмакодявка?

Илья почесал нос:

— Что в твоем понимании значит шмакодявка?

— Кто-то маленький и мерзкий.

— Гм… Это Лидочка Маякова. Прошу любить и жаловать!

— Обойдется твоя Маячиха! — заявила Инга. — Зачем тебе такая страшилка?

Она подошла к спящей и остановилась над ней, рассматривая презрительно и надменно.

— Получше найти не мог? Волосы как пакля, нос круглый, ресницы еле видны! Твою девку надо красить с утра до ночи! Тогда, может, она на что-нибудь и сгодится. Да и то вряд ли! А в постели она как?

Илья задумался. Слишком провокационный вопрос, чересчур в лоб… И ведет себя сестра, как собака на сене…

— Молчишь? — ехидно спросила Инга. — Сказать нечего?.. Пустое дело! Ну, ладно… — она присела на стул. — Я ненадолго, хотела тебя поздравить и увидеть. Есть и пить не буду, можешь не угощать. Разве что за твое здоровье… Расскажи, что за работа, и я побежала. У меня дела.

Илья тоже сел на стул:

— Работа… Она уж очень левая… О ней трепаться не след. Связанная со взломом сайтов и заражением их вирусами. Мне дают список фирм-конкурентов, и я их быстренько вышибаю из игры на долгое время…

— А когда ты всех вышибешь? Тебе придется искать новую работу? — разумно осведомилась Инга.

Илья снова смущенно почесал нос:

— Ну, в общем, да… Ты права. Занятость временная. Но мы живем сегодняшним днем, о завтрашнем не думаем.

Инга одобрительно кивнула:

— Я точно так же. И все остальные. Иначе не получается.

— А я ведь тебе тоже приготовил подарок, — хитро прищурился Илья.

— По какому случаю? — удивилась Инга.

— Да так, без всякого случая… — пожал плечами брат. — Почему, чтобы сделать подарок, нужно обязательно искать повод?

Он протянул ей книгу.

Инга еще больше удивилась и взяла книгу в руки:

— Сорокин, что ли? Нынче это модно…

— Да нет! Зачем тебе Сорокин? Перевод времени…

На обложке красовалось — "Настольная книга стервы".

— Ну, ладно, — пробубнила Инга. Она собралась обидеться и с размаху врезать книгой кузену по лбу, но передумала. Не хотелось ссориться с братом. — Подарок — это некое представление о том, кому он предназначен. Значит, твое представление обо мне. Вероятно, правильное… Ты будешь смеяться, но я ответила тебе по-королевски. Если простую женщину назвать стервой, она встанет в позу и заорет, а назови стервой королеву, она снисходительно уронит: "Кто знает… Может быть, я и в самом деле такая…"

— А голову не отрубит?

— Чтобы рубить голову, нужна серьезная причина, а по поводу подобных вещей… Королева стоИт выше них.

— Ты видишься с Павлом? — неожиданно спросил Илья.

— Достал ты меня прямо этим Павлом! — взорвалась Инга. — Без конца о нем спрашиваешь! Можешь сам ему позвонить и все обо мне выяснить!

— Ты стала шикарная женщина! — продолжал гнуть свою линию Илья, тогда еще почти ничего не знающий о жизни кузины, но о многом догадывающийся. — Откуда у тебя такие шмотки? И косметика, и духи?.. Родители ведь не могут…

— От верблюда! — резко оборвала его Инга и хмуро свела брови. — Еще вопросы будут или допрос окончен?

— Конечно, будут, — невозмутимо сказал Илья и подвинулся вместе со стулом к Инге поближе. — Дорогая кузина, а не пора ли нам поддаться давно затаенным желаниям и трахнуться? Ведь ты, я знаю, давно этого хочешь и об этом мечтаешь!

Он лукаво прищурился.

В первый момент Инга растерялась, но тотчас пришла в себя:

— Ну, ты выдал! Толкаешь кровосмешение?

— Раньше даже женились на кузинах, сплошь и рядом, — хладнокровно объяснил Илья. — И ничего! Кроме того, ты мне не сестра! Мы с тобой чужие друг другу люди!

Инга насупилась. И расхохоталась:

— Тебе вредно столько пить! Плетешь околесицу!

— Это никакая не околесица, — Илья почесал нос. — Это правда… Ее от тебя скрывали. А я все знаю. Правда, узнал не так давно.

Инга в страхе взглянула на него и поняла: Илья не врет.

Загрузка...