Дорогая кузина

29

Он не мог ее спокойно видеть. Ее вызывающую вальяжную походку, густо накрашенный рот, длинные ореховые волосы… С ним никогда в жизни, пусть еще не слишком длинной, не случалось ничего подобного.

Григорий в ужасе понял, что полюбил. Полюбил первый раз по-настоящему. Вот матушка обрадуется! Наконец сынок нашел себе жену! И не какую-то там простушку в конопушках, а настоящую диву столичную, тонкую штучку! Отпадную шлюху в мехах и драгоценностях…

У Малышева начинали дрожать руки, когда он видел Ингу. Он в панике, смятении комкал сигареты на столе и однажды наорал на Леху:

— Ты что, не можешь ее отвадить?! Тебе она не надоела?! Мне она сидит вот где! — и резанул себя ладонью по горлу. — Неприятности себе на задницу!

— Не могу! — заорал в ответ Алексей. — Она неотвязная! Да и ты, шеф, помнится, говорил, что тебе якобы все равно, пусть себе ходит!

— Говорил! Но она мне глаза намозолила, эта фря!

— Тогда сам ее и выставляй! — гаркнул Леха. — А у меня хрен получается! Она назойлива, как весенняя муха!

И вылетел в приемную. Любочка подняла на него ясные глазки:

— А может, Леша, мы ошибаемся? И тебе стоит жениться именно на ней? Подружке я все объясню.

— Иди ты! — впервые в разговоре с ней сорвался Леха. — Да и все вы со своими подружками!

И умчался по делам.

Григорий вышел из кабинета:

— Любаша, явится эта… мадам, пусть сразу зайдет ко мне.

Любочка послушно кивнула. По своей наивности и невинности она ни о чем не подозревала и свято верила, что Григорий Васильевич, как волшебник, способен все наладить и исправить.

Часа через три появилась Инга и в сопровождении Любочки вплыла в кабинет Малышева. Люба улыбнулась и вышла. Инга села, привычно закинув ножку на ножку.

Григорий почувствовал, что не в силах оторвать взгляд от этой ноги в модном сапожке, ласково к ней прильнувшем.

Инга заметила это и усмехнулась, слегка качнув ногой:

— Вы меня звали?

Малышев кивнул и судорожно сглотнул. Инга усмехалась уже открыто. Она обожала видеть свою власть и играть ею, наслаждаясь могуществом.

— Оставь Алексея в покое! — бросил Григорий. — Так будет лучше. И тебе, и ему.

— А тебе? — прямо спросила Инга.

Малышев вскинул на нее мрачные глаза. И ужаснулся. Она откровенно издевалась над ним. Дерзкая, обаятельная и бесстыдная. А он вновь только нервно комкал сигареты, непроизвольно, почти не замечая, не фиксируя своих движений, и весь взмок, как мальчишка, впервые ощутивший могучий зов женского тела. Порой ему казалось, что он знал ее всегда, столько, сколько жил на свете. И всегда любил. А возможно, любил ее еще до своего рождения… Какой-то бред…

— Ты бы, Малышев, — небрежно уронила Инга, — думал лучше о себе, чем о коллегах. Уж поверь мне, в случае беды они о тебе и не вспомнят. А наше время — оно паршивое, время распада. Когда исчезает все прежде объединяющее людей: дом, семья, вера. И никто не с кем не считается, всякий живет независимо, несвязанно, сам по себе, в полной уверенности в своей правоте. На кого вокруг можно положиться? Абсолютно не на кого… А тут… — она снова задумчиво покачала отличной ножкой. — Тут тебе как раз кушать подано… И чего ради отказываться? Раз бутылка вина стоит на столе, ее нужно выпить до конца. Человек должен быть естественным, ничего из себя не изображать и не строить. Конечно, это похвально — твоя якобы привязанность к Любке. Только на самом деле ты к ней не прикипел и никогда не прикипишь. Она рядом с тобой ребенок, Малышев. Не умеет ни одеться, ни раздеться… И не то, чтобы дать, и не то, чтобы взять… Тебе совсем не то нужно. Заскучаешь ты с ней, Шерлок Холмс, затоскуешь… Или тебе искать надоело? Ведь ты по жизни этим занимаешься, детектив! Ну, и приискивай себе бабу дальше! Глядишь, отыщется…

— Ты неглупая девка… — пробурчал Григорий.

Инга снова нагло ухмыльнулась:

— Глупые столько не зарабатывают. Ты тоже давно знаешь, чем я занимаюсь. Поди, дружок рассказал?

Григорий молчал. И думал, что некоторым бабам Бог зря даровал слова. Еще хорошо, что они не всегда ляпают то, что думают. А если бы всегда… Страшно даже представить, что тогда случилось бы в нашем мире с нравственностью…

— Любила я, видно, этого Леху, — задумчиво призналась Инга. — Ты на меня глазами не зыркай! Да, любила… Нового, второго Леху… Не сразу его поняла, он поначалу совсем другой был. Пока разглядела… И не отлюбила еще свое… Только кому все это нужно? Он дурью мается, от меня шарахается, как от прокаженной… А ты мне нравишься. И весь уже запарился от желания… Но здесь не получится, неудобно на глазах у твоей Любки. На, держи! — Она бросила ему свою визитку. — Позвони по мобиле, когда совсем будет невмочь! Я тебе не откажу! Ты из мужиков-знатоков, которых нелегко обмануть, всучив лежалый товар!

Она встала и горделиво выплыла из кабинета. Григорий тупо смотрел, как она идет…

Он позвонил ей на следующий день.

— А-а, не утерпел! — обрадовалась Инга. — Я тут стою возле ресторана, сейчас один тип расплатится и выйдет. Потом мы с ним поедем ко мне. Но это недолго. У мужика семья и совсем плохо стоит. Приходится очень стараться. Иногда надоедает. Приезжай часам к одиннадцати вечера. Адресочек на визитке есть. Пока он идет, — и отсоединилась.

Григорий положил телефон на стол и тяжко задумался. Мысли были размытые, стертые, мысли-лилипуты… Что он делает?! Куда его опять несет шальная голова? С кем он собирается связаться?

Хотя ему не привыкать… Он довольно неплохо знал многих девочек Москвы и ментов, которые их крышевали. Иногда именно они и советовали:

— Гриш, тут две девки есть неплохие! Подкинуть телефон? Недорого и со вкусом. Не пожалеешь!

Да он никогда и не жалел. Но все это было просто так, дурная игра, плохое развлечение, когда требовалось кого-то обнять и на кого-то полюбоваться. Пусть даже на шлюх. Они нравились ему своей раскованностью. Несколько случайных связей с так называемыми порядочными девушками привели его в тоску и уныние. Кроме того, они все как одна мечтали выйти замуж, а Гриша надевать себе на шею хомут не торопился. А поэтому с навязчивыми и неумелыми в постели девицами расставался быстро.

С Ингой они нашли общий язык моментально. Первую ночь не спали до рассвета, а утром Григорий слопал почти все, что было припасено в Ингином холодильнике, запил жратву половиной воды из чайника, вымыл посуду и исчез. Спешил на работу.

Инга проспала до пяти часов, привела себя в порядок и поехала в ЦДЛ на встречу с верным Вадимом.

Любочка явно что-то заметила. С шефом творилось нечто странное. Он стал смеяться невпопад, не слышать, когда к нему обращались, думать о чем-то постороннем… Или о ком-то.

Заметили это и детективы.

— Ты о Любе не забывай, — мимоходом, вскользь посоветовал Леха.

— Что, шеф, так хорошо дает? Ты прямо на глазах повеснел, как влюбленная барышня! — заржал Никоша. — Где взял? Там никакой завалящей подружки на мою долю не найдется?

— На тебя Люба жаловалась, — холодно отозвался Малышев. — Ты что там вчерашнего дня на стене намалевал?

— Да пойдем, я тебе покажу! — потащил его за рукав Никоша. — Никакой порнографии! Бабе Лизе очень понравилось. А нам все равно здесь скоро ремонт делать.

На обоях Никоша довольно талантливо изобразил человека, сидящего в кресле в комнате, а над ним — торчащую из стены трубу, содержимое которой текло ему на голову.

— И что это означает? — спросил озадаченный Григорий.

— Нашу жизнь, шеф!

— Н-да… Ну, если в этой трубе — пиво, то я не против! — хмыкнул Малышев.

— Увы, нет! И не надейся! Там говно!

Любочка возмущенно зажала руками уши.

— Вот поэтому я и не женюсь! — сделал неожиданный вывод Никоша. — Поскольку такая жизнь! А с бабьем напряженка особенная! Нет ничего труднее, как распознать порядочную бабу и сладкий арбуз! Ох, тяжела ты мужская доля, тяжела!

Григорий встречался с Ингой почти полгода. В офис она ходить давно перестала, но вела свой прежний, привычный образ жизни, который ей нравился и ее устраивал.

А Малышев снова начал метаться. Нужно было что-то решать. Но конкретному "что-то" мешала сама Инга…

— Пора заканчивать с этим делом! — однажды бросил ей Григорий. — Мне надоело делить тебя со всем миром и знать, что у тебя до меня — один, а после меня — двое!

— Ты переоцениваешь мои возможности! — нежно прочирикала Инга. — А главное — мужские финансы, щедрость и потенцию. Нынче они все задохлики!

— Кончай валять дурочку! — разъярился Григорий. — Решай! Или я, или все остальные!

— Я бы это могла сделать только ради Алексея! Я его люблю… — неожиданно больно и жестоко ударила Малышева Инга.

— Любишь?! — презрительно протянул Григорий. — Да кто бы говорил о любви…

Большие ореховые глаза вдруг налились слезами:

— За что ты меня так?.. Думаешь, я любить не могу?.. Все вы так думаете… Это понятно… Выметайся!

Григорий со всего маху влепил ей пощечину и ушел. Но с того вечера он стал плохо спать, как нервическая капризная худосочная барышня, просыпался по ночам и долго лежал, тупо уставившись во тьму… И видел перед собой разметавшиеся по постели Ингины ореховые волосы, запрокинутое назад лицо с опущенными, остроконечными, ласково-колючими ресницами, если к ним прижаться щекой… Чувствовал пальцами ее плотные большие груди, ее твердый живот с милой ямочкой пупка посередине… И готов был зарычать, застонать, расцарапать себе в отчаянии и ярости ногтями грудь…

По утрам он часто просыпался в мокрых трусах.

В то время он начал гулять с девками по-страшному, пытаясь заглушить, забить свою утрату и тоску.

И именно тогда сделал Любочке внезапное предложение. Думал, она спасет его и выручит…