Доверься мне

ГЛАВА 12

— Я ВЫЙГРАЛ, ПЛАТИ — ГАРРЕТТ

Часть меня считает, что в момент, когда наши губы впервые, наконец, соприкасаются, ничего не происходит. Часть меня считает, что все как всегда — ни искры, ни страсти нет. Часть меня считает, что в животе что-то замирает, словно на дно с бешеной скоростью опускается якорь, ведь я возвращаюсь к мысли — любви, как у моих родителей не существует, и мне такой никогда не найти. Часть меня считает, что ее это устраивает, как и все предыдущие годы жизни.

Часть меня хочет сказать, что так все и происходит.

Но это не так. Я не могу этого сказать.

Потому что мое тело оживает, когда я притягиваю Оливию к себе, ее руки скользят по моим рукам, плечам, а пальцы погружаются в мои волосы, когда наши губы, наконец-то блять, соприкасаются. Мой мир взрывается красками, мои руки на ее лице вдруг начинают дрожать от возбуждения и нужды. Я хочу большего. Мне нужно больше. Я не понимаю, как насытиться этим, ею, нами. Она — наркотик, на который я подсел с первой же дозы.

Ее губы со вздохом приоткрываются. Сладкий аромат ванили и шоколада умоляет мой язык дотянуться и попробовать ее на вкус.

И я это делаю. Мы сталкиваемся в горячем, мокром прикосновении, которое вызывает из меня стон, и я погружаюсь в ощущения, в ее огонь, который подталкивает меня к черте, после которой нельзя будет отступить назад.

Все вокруг нас затихает до фонового мягкого кипения. Бешеный стук моего сердца в груди заглушает все остальное. Все это не имеет значения. Все, кроме женщины в моих объятиях. Все, кроме того, как ее рот свободно движется вместе с моим, когда я проглатываю ее каждый стон.

Оливия толкает меня вперед, и я подчиняюсь ей, пока не упираюсь в стул. Когда я приземляюсь на него, она приземляется вместе со мной, забирается ко мне на колени. Ее пальцы перебирают мои волосы, она крепко держится за них, будто не собирается отпускать, и это именно то, что я чувствую по отношению к ней.

Только когда мои руки проскальзывают вниз по ее спине и крепко обхватывают ее талию, заставляя Оливию слегка прикусить мою губу, я вдруг осознаю, что в комнате воцарилась тишина. Вокруг нас только тихий гул толпы. Я открываю один глаз, и первым вижу удивленное и раздраженное лицо Кары. Рядом с ней Эммет — он выглядит слегка испуганным. Вероятно, боится он за меня, потому что его девушка может надрать мне задницу. Адам показывает мне два больших пальца вверх и широко улыбается, а Гарретт начинает свой выигрыш.

Мои руки скользят по всей длине рук Оливии, пока не находят их в моих волосах. Я переплетаю наши пальцы и опускаю наши руки, целуя ее еще один раз.

И еще разок.

Ладно, и еще один. Просто чтобы убедиться, что она, черт возьми, на вкус как грех, самый сладкий.

— Олли, — шепчу я, когда она пытается поцеловать меня в четвертый раз. Ей еще не хватило, что прекрасно, ведь мне тоже. — Олли, на нас…

— Это было чертовски крутое шоу, — выкрикнул кто-то. — Я на пятьсот баксов богаче!

Чертов Гарретт.

И глаза Оливии раскрываются и она издает звук, нечто среднее между вздохом, хныканьем и мольбой.

— Оу, — она откидывается назад, прикасаясь дрожащими пальцами к губам. Ее лицо ярко пылает, когда она пытается слезть с меня. — О Боже.

— Эй, — проводя ладонью по ее спине, я сдерживаю ее. — Все в порядке. Это просто поцелуй. Ничего особенного.

Это не помогает. Ее взгляд бегает, а потом опускается, когда она нервно сглатывает — так тяжело, что я слышу это.

— Извини, — шепчет она, и прежде, чем я успеваю спросить, за что, она соскальзывает с моих колен и исчезает в коридоре вместе с Карой.

— Не лезьте не в свое дело, — бросаю я без особого энтузиазма всем остальным, пересекая комнату, Эммет идет за мной по пятам.

— Ты, блять, поцеловал ее, — шипит он.

— Она сказала, что можно, — шиплю я в ответ.

Он толкает меня в плечо.

— Она тебе нравится?

Я упираюсь локтем ему в ребра.

— Да, блять, еще как.

Эммет шикает на меня, зажимает рукой мой рот и прижимает к стене. Он подносит к губам палец, а потом отпускает меня и указывает на лестничную плошадку, откуда доносится голос Кары.

— Он тебе нравится, — обвиняет она.

— Конечно, он мне нравится, Кара. Он очаровательный и смешной, из-за него я улыбаюсь, что раздражает. Кажется, я схожу с ума, потому что влюбляюсь в Картера Беккета.

Еще как влюбляется. Очаровательный? Есть. Смешной? Чертовски. Заставил ее улыбнуться? Лучший комплимент. Эммет закатывает глаза, а я радостно стучу себе по груди.

Оливия продолжает.

— Что, черт возьми, со мной не так?

Ай. Больновато. Неужели я настолько плох? Глупый вопрос, если подумать. Я не тот, с кем можно строить отношения.

Но может быть… может быть, с ней я смог бы. Во всяком случае, я хочу попробовать.

Их голоса затихают, и когда я высматриваю их из-за угла, я хмурюсь. Они ушли, и я не знаю куда.

Через пять минут Кара возвращается. Одна.

— Она ушла? — черт. Я как-то все испортил, да?

Кара раздражена.

— Какова твоя конечная цель, Картер?

— Конечная цель? — что, черт возьми, это значит? Я хотел поцеловать Оливию, и я это сделал. Мне нравится она, я нравлюсь ей. Почему все делают из мухи слона?

— Да, Картер, конечная цель. Какой у тебя план?

— Я хочу… — я почесал голову. Я хочу увидеть ее снова. Я хочу сводить ее на этот чертов диснеевский мультик. Я хочу поцеловать ее еще пару раз. Быть может, пообниматься с ней у меня на диване, пока мы перед камином смотрим телевизор, а я играюсь с ее волосами, потому что они мягкие и приятно пахнут.

— Ты даже не знаешь, чего ты хочешь.

— Это неправда. Я хочу Оливию.

— Ты хочешь каждую девушку.

— Это не тоже самое, Кара. Не с ней.

Эти интрижки никогда не были про желание. Это были попытки утолить жажду, временно заткнуть пустую дыру в моем сердце. Потому что, по правде говоря, я обещал маме не упустить любовь, как у нее с отцом, но большая часть меня знала, что мне такой не найти, да мне не хотелось этого. Любить кого-то настолько сильно, значит быть слабым, значит рисковать частью себя. Частью, которую ты не можешь себе позволить потерять.

С Оливией пустота не причиняет такую сильную боль. Не знаю почему, но это так. И одна лишь мысль об этом до чертиков пугает меня.

Не знаю, что Кара видит во мне, но это смягчает ее суровые черты и пробуждает ее большое сердце, которое она часто скрывает. Вздохнув, она говорит мне, что Оливия пошла наверх, в ванную, перевести дух и просит меня дать ей пару минут.

И я даю. Я даю ей пять минут, потом десять. Чем дольше я жду, делаю вид, что прислушиваюсь к разговору, тем больше меня мутит. Когда я в пятый раз просто так открываю холодильник, Адам вздыхает.

— Просто сходи за ней, чувак.

С шестью упаковками пива под мышкой я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Я проверяю каждую комнату на этаже, и хмурюсь, когда никого не нахожу. Часть меня думает, что она ушла, прокравшись через парадную дверь, но потом я вспоминаю, что видел ее каблуки на полу кухни.

Сквозь щель в двери в конце коридора льется золотистый свет и чувствуется тонкий аромат горящего вишневого дерева. Я открываю дверь и медленно захожу в свою спальню.

В самой комнате той, кого я ищу, нет, но через стеклянные двери лоджии пробивается холод. От дуновения ветра шевелятся занавески, и я иду на запах огня, на лоджию. Там, на гамаке рядом с камином лежит девушка, которую я ищу. Она свернулась калачиком под одеялом.

Оранжевое пламя разгорается вокруг нее, освещает мягкие линии ее лица, нежный вздох ее груди, припухлость губ. Она глубоко дышит. Подложив руки под подбородок, Оливия крепко спит, и от этого сладкого зрелища в моей груди что-то щемит.

В моем доме никогда не было женщины, от которой я чего-то хотел. Я никогда не позволял женщинам расслабляться на моей территории настолько, чтобы они засыпали. Мне никогда не приходилось прилагать столько усилий, чтобы подавить тоску, от которой я практически чешусь, так сильно я хочу улечься с ней рядом, притянуть к своей груди и просто, блять… быть.

Так было до Оливии.

Когда я опускаюсь на подушку рядом с ней, я думаю о том, разделится ли моя жизнь на до и после Оливии. Может, это уже произошло. Эта мысль радует меня настолько же, насколько пугает. Стоит ли оно того?

Оливия слегка вздрагивает, пальцы ног прижимаются к моему бедру, и холод ее кожи обжигает меня через толстую ткань джинсов. Накрыв ее ноги пушистым одеялом, теплым от огня, я сжимаю ее пальцы, пытаясь их согреть, прежде чем зима западного побережья нанесет необратимые повреждения самым милым пальчикам, которые я когда-либо видел.

Она подгибает ноги, и мурчит, потягиваясь руками после сна как котенок. Ее темные ресницы трепещут и открывают глаза цвета кофе. Когда она понимает, что не одна, она со стоном опускает голову обратно на подушку, зарываясь лицом в ладони.

— Пожалуйста, скажи, что ты не застал меня спящей на балконе твоей спальни.

— Я не застал тебя спящей на балконе в моей спальне.

Она смеется и садится.

— Я не шарилась или что-то типа того.

— Так как же тогда ты оказалась в моей спальне, а потом на моем балконе, и свернулась калачиком под моим одеялом, которое, кстати, лежало на моей кровати?

— Я… Я…

Я поднимаю бровь, и ее шея и щеки краснеют.

— Я не рыскала в твоих вещах, — заверяет она, и делает большой вдох. — Я чувствовала слишком много всего сразу и не могла нормально думать, поэтому пришла сюда, хотела побыть в тишине. Мне стало любопытно, свет был включен. Твоя спальня оказалась не такой, как я ожидала, а потом я наткнулась на камин, угли были еще горячими, и этот чертов вид, Картер, он невероятный. Я просто залипла на него, надеюсь, ты не разозлишься на меня за то, что я нарушила твое личное пространство и заснула в нем.

Разозлюсь на нее? Я не злюсь. Я просто глазею на нее, наблюдаю за тем, как она не прекращает говорить, но при этом так невероятно выглядит. Ее внешний вид так дико противоречит острому сарказму, который уживается в ней с чрезмерной заботой о том, что подумают другие.

По-чесноку? Она мне безумно нравится.

Я беру ее за руки, и замечаю, как она перестает тараторить, и вот-вот расплачется от страха.

— Эй, коротышка. Вдох выдох. Не извиняйся, — я рукой охватываю потрескивающее пламя, море звезд на ночном небе, бесконечную череду черных сосен, что ведет к вершинам горы. Четыре года назад я купил этот участок земли именно из-за этого вида. — Я понимаю. Когда смотришь на все это, невозможно не забыться. Сразу понимаешь, насколько мы все маленькие, и как мало значим мы и все наши проблемы. Когда мне нужно подумать или нужен покой, тишина, я люблю оказываться здесь. Это идеальное место, чтобы забыть, кем мир считает Картера Беккета, и вспомнить, кто я на самом деле, или кем я хочу быть.

Когда мой взгляд спускается со звезд, он находит Оливию, внимательно наблюдающую за мной. Интересно, что она видит, когда смотрит на меня. Видит ли она что-то за образом, который я так небрежно сам для себя создал? Думаю, да. Но меньше я уверен в том, что ее решения не продиктованы этим образом.

Она молча кивает на пиво, я киваю в ответ, наблюдая, как она открывает для нас две бутылки. Она потягивает пиво, а потом спрашивает: — Почему ты пришел за мной?

— Потому что я всю ночь не мог выбросить тебя из головы. Если честно, я не переставал думать о тебе с тех пор, как ты ушла от меня, когда мы должны были пойти поужинать, тогда в баре.

Молчание.

— Знаешь, что меня в тебе пугает, Картер?

Наверное, все, но, надеюсь, что-то, что я могу исправить.

— Что?

— То, что я не знаю, искренен ли ты, или просто очень сильно стараешься залезть ко мне в штаны.

— Ты в платье, — дразню я с наглой ухмылкой, протягивая руку вперед, чтобы потянуть за волнистый подол рукава, обнимающего ее изящное запястье. Ее не впечатлённое выражение лица говорит, что сейчас лучше не шутить.

Если отвечать коротко и ясно — и то, и другое. Я искренне забочусь о ней и хочу проводить с ней время, но я также бросился бы к ее ногам, если после этого она бы позволила мне уничтожить ее тело. Потому что я бы с удовольствием это сделал.

В самом хорошем смысле, естественно.

— Ты заставляешь меня думать. — Возможно даже слишком. — У меня в голове все перемешалось.

Она закатывает глаза.

— Потому что ты не привык, что нужно добиваться?

Господи. Я, блин, понимаю, что никто не доверяет мне Оливию. Она в том числе, ведь я трахаюсь со всеми подряд слишком часто. Никто не думает, что я могу измениться, захотеть чего-то большего и относиться к девушке как джентльмен.

Я осушаю пиво, ставлю пустую бутылку на стол и тру лицо руками. Я не знаю, что делать, и это нервирует. На льду я никогда не сомневаюсь в себе. На льду я руковожу, и для того, чтобы заслужить уважение и доверие команды ко мне как к капитану, я чертовски много работал. Я делаю все возможное, чтобы их не подвести, но сейчас я будто подвожу себя. Я не знаю, каким должен быть мой следующий шаг. Как, черт возьми, сделать так, чтобы она доверяла мне? Доверяла настолько, чтобы дать мне шанс хоть на что-то?

Оливия прикасается к моему колену, чтобы привлечь мое внимание.

— Прости, Картер. Моя болтливость — мой защитный механизм.

Я киваю.

— Я заметил. И я понимаю это.

— Я действительно имела в виду то, что сказала до этого. Ты мне нравишься. Я просто…

— Не доверяешь мне, — закончил я за нее. — А с чего бы тебе? Зачем кому-то мне верить? — последнее я не планировал озвучивать .

Взгляд Оливии загорается и опускается на пол. Затем она протягивает руку, робкие пальцы обхватывают мои.

— Мне очень жаль, Картер.

Мне приятна ее искренность, но ей не за что извиняться. Виноват лишь я сам. Эммет всегда говорил мне, что мое дурачество однажды мне аукнется. Я всегда думал, что говорил о случайной беременности одной из поклонниц, хотя я и всегда очень осторожен. Противозачаточные и презерватив, или я в этом не участвую. Я и подумать не мог, что он говорил о единственной женщине, с которой я захочу большего, не согласится на отношения со мной из-за моего прошлого.

Но вот она здесь, уже призналась в своих чувствах ко мне, и единственное, что стоит на нашем пути — это не самая лучшая история моих отношений с женщинами, вернее, их отсутствие этих самых отношений.

Так что, думаю, мне нужно постараться, чтобы ее мнение изменилось. Я должен дать ей повод доверять мне, даже если это займет у меня весь чертов год. Сначала я стану ее другом, действительно хорошим.

Для нее.

Для Оливии.