Доверься мне

ГЛАВА 50

ОТВОЕВЫВАЯ СВОЮ ВЕЧНОСТЬ

Я спала всего лишь шесть часов. Шесть часов за все три ночи. Все становится намного хуже, если добавить к этому мой ужасный сон в субботу и почти полное его отсутствие в пятницу.

Потому что сейчас утро среды, а в общей сложности за последние пять часов я просидела тринадцать часов.

Позвольте мне прояснить: я не функционирую должным образом. Мой мозг — это туманный, темный беспорядок, из которого я так отчаянно хочу выбраться, но не могу найти лестницу, чтобы взобраться наверх. Я живу на латте со льдом и биг-маках. У меня болит живот, я чувствую себя дерьмово, выгляжу как черт, и мне все равно.

Честно говоря, это чудо, что я тащусь на работу. Но работа — это единственная нормальная жизнь, которая у меня осталась, и, поскольку осталось всего два дня, никто пока не осмелился сказать мне ни слова.

Я переворачиваюсь, плотнее натягивая одеяла на плечи. Мягкий желтый свет восходящего солнца проглядывает сквозь крошечную щель в занавесках, и все, чего я хочу, — это дождь. На протяжении многих месяцев я чувствовала себя солнышком, даже во время самой мрачной, снежной зимы и самой серой весны. Теперь, когда солнце наконец здесь, я хочу, чтобы оно ушло.

Если верить телефону, сейчас нет и пяти. До подъема у меня есть еще два часа, но я знаю, что больше не усну.

Какая-то иррациональная, сломанная часть меня с отвращением смотрит на уведомления на моем телефоне, на сообщения и пропущенные звонки. У меня их тонны, но ни одного от Картера. Часть моего мозга, отвечающая за логику, пытается доказать мне, что пространство — это хорошо. Ведь я этого просила. Остальная часть меня умоляет позвонить ему, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Потому что он обещал вернуться, но его нет. Я здесь, а он там, и с каждой минутой расстояние становится все больше, а дыра в моем сердце все шире.

Он обещал мне ответы, и чем дольше его нет, тем больше я беспокоюсь, что их нет.

Я снова и снова листаю экран, фотографии, на которых мы улыбаемся вместе, пока не останавливаюсь на одной из моих любимых. Я смеюсь, глядя в камеру, а Картер обнимает меня сзади, его подбородок на моем плече, и он улыбается своей самой большой, самой глупой улыбкой. Но он не смотрит в камеру, он смотрит на меня.

Никогда в моей жизни никого, кто смотрел бы на меня так, как Картер. Так, будто я — это единственное, что он видит, будто он впервые стал различать цвета. В его взгляде столько любви, яростной увлеченности, преданности, и именно поэтому мое сердце твердит мне, что что-то не так, что-то не сходится. Вот почему я обещала ему время, о котором он умолял, прямо здесь, в этой комнате. Вот почему я дала ему время, чтобы все выяснить.

Дверь в мою комнату со скрипом открывается, и я прижимаю телефон к груди, смахивая слезы, когда Кара заглядывает внутрь.

Она улыбается и пробирается к кровати.

— Я знала, что ты уже не спишь, — забравшись под одеяло, она прижимается ко мне. — Я буквально слышу, как в твоей голове крутятся колесики.

— Почему ты не спишь? — Кроме очевидного, проверяет, как я себя чувствую.

Я чувствую себя ужасно. Кара и Эмметт женятся в эти выходные, а я вторглась в их пространство, в их совместную жизнь. Я — все, на чем Кара может сосредоточиться, но она настаивает, что это приятное отвлечение от свадебных забот. Я не особо ей верю, но она точно заставляет меня чувствовать себя здесь как дома.

— Просто не могла уснуть. Ты не хотела разговаривать со мной прошлой ночью, а ты знаешь, что я плохо переношу отказы, — она притягивает меня ближе, ее рука нащупывает мой телефон, и она протягивает его. — Что это?

Я прижимаю его ближе к груди.

— Ничего.

Кара прижимает меня к матрасу, вырывая телефон из моей руки, потому что, как она сказала, она не любит отказы. Она не говорит ничего. Ни тогда, когда видит фотографию, ни тогда, когда роняет телефон, и прижимается ко мне сзади всем своим телом, что способно перекрыть мне доступ кислорода, если она прижмется сильнее.

Я знаю, что она плачет, ведь я чувствую легкую дрожь ее тела, слышу это тихое сопение. Кара думает, что я не слышу, как она плачет Эммету по ночам. Моя лучшая подруга любит меня до безумия, и я большой везунчик.

— Где он? — мое тело сотрясается от рыданий, и Кара зарывается лицом в мои волосы, сотрясаясь вместе со мной. — Он сказал, что вернется. Он сказал, что все исправит, что найдет ответ и все объяснит. Он обещал, Кара, но прошло уже два дня, а его все нет.

— Картер будет здесь, — шепчет она. — Он обещал, — уверенно говорит она, хотя слова очень тяжелые. Когда я выбираюсь из ее объятий и сажусь, она тоже садится, вытирая щеки.

— Моему сердцу так больно, — признаюсь я, смахивая слезу, собравшуюся в уголке глаза. — Это не похоже на Картера. Совсем не похоже. Он говорил о нашей свадьбе и детях. Он называл это место нашим домом задолго до того, как я переехала. Он хотел делиться всем, всей своей жизнью. А я лишь хотела быть только частью этого, частью его.

— О, милая, — Кара накрывает мои руки своими. — Ты — его самая большая часть. Ты знаешь это.

— Почему он не может просто поговорить со мной? Что его останавливает? Что он скрывает?

Какая-то часть меня уверена, что Кара знает, что происходит, что она умирает от желания рассказать мне, и, если я прямо попрошу ее об этом, она это сделает. Но это ставит ее и Эммета в положение, в котором они не должны быть, это заставляет их выбирать стороны между их лучшими друзьями. Я не хочу, чтобы им пришлось это делать, потому что я не хочу, чтобы стороны были. Я должна верить, что этому всему есть вполне логичная причина, даже если Картер и слегка сошел с верного пути.

— Что, если он никогда не вернется? Что если мы не сможем это исправить, что бы это ни было, и наша вечность закончится?

Кара открывает рот, чтобы ответить, но я мотаю головой, останавливая ее прежде, чем она начнет что-то говорить.

— Если бы все было наоборот, если бы я пыталась найти свой путь через это, Картер не принял бы отказа. Картер толкнул бы дверь и потребовал, чтобы мы сделали это вместе. Он не позволил бы мне пройти через это в одиночку, даже если бы я умоляла его об этом, как бы я ни старалась оттолкнуть его.

Голубые глаза Кары смотрят на меня.

— Ты права.

— Я не хочу, чтобы он справлялся с этим, чтобы он пытался быть сильным сам по себе.

— Тогда чего ты хочешь?

Мое горло сжимается, а стук сердце отдает в животе. Все нервные окончания напряжены от моего желания все исправить, от желания быть рядом с моим человеком, а не чувствовать себя потерянной без него. Так чего же я хочу? Я хочу его, я хочу нас. Вместе и навсегда. Мне нужны ответы, которых я заслуживаю, и если ему трудно их найти, то я хочу помочь ему в этом.

— Я хочу показать ему то, что он показывал мне все это время. Что вместе мы сильнее.

Вот почему в свой обеденный перерыв я звоню ему. Три раза. Когда в четвертый раз меня перекидывает на его голосовую почту, я оказываюсь в своей машине перед домом, который должен был стать моим домом. Домом, которым он был все эти месяцы, просто из-за человека в нем, из-за воспоминаний, созданных в этих стенах.

Его внедорожник стоит на подъездной дорожке, хотя он стоял в гараже. Картер больше не водит эту машину. Он говорит, что теперь это мой ребенок, а я стала его.

Так если он дома, почему он не открывает дверь?

Я стучу снова, снова и снова, а мой телефон продолжает жужжать, домофон сообщает мне, что у входной двери кто-то есть. Я знаю, что у входной двери кто-то есть, этот кто-то — я.

Я не горжусь тем, что мои стуки от робких и нежных переходят к неистовым и сильным, моя ладонь шлепает по дереву, когда я умоляю Картера подойти, открыть дверь, впустить меня. Я звоню ему на телефон раз, потом два, и когда я наконец сдаюсь, набираю код на входной двери, когда он трижды пищит и говорит мне, что он не подходит, что код не тот, что был всего несколько дней назад, на моих глазах наворачиваются слезы.

Я опускаюсь на ступеньки крыльца, когда открываются ворота, и, подтянув колени к груди, зарываю лицо руками и рыдаю. Вся надежда, за которую я цеплялась, покидает меня, и теперь у меня остался лишь страх, который я пыталась игнорировать. Тот, что ползет по моему животу и пытается устроить дом в моей груди. Я не хочу позволить ему это сделать.

Что-то теплое и влажное касается моего локтя, затем пальцев. Оно прижимается к моему уху, и я втягиваю носом воздух, выглядывая сквозь щель в своих руках на две золотые лапы у меня между ног.

— Олли.

От звука своего имени я делаю глубокий вдох, от всей любви, с которой оно прошептано, я в шоке. Страх, который так старался пустить во мне корни, исчезает, когда две теплые руки обхватывают мое лицо.

На меня смотрят изумрудные глаза в слезах. И когда я выкрикиваю его имя, резкий вдох Картера застревает в его горле, прежде чем он обхватывает меня руками и заключает в свои объятия.

— Ты не отвечал на звонки, — плачу я. — И код. Я пробовала код, и он не подходит. Ты заблокировал меня.

— О, детка, — его ладонь грубо скользит по моей спине, когда я прижимаюсь к нему. — Нет. Я бы никогда не попытался выселить тебя из дома. Я изменил его, чтобы не пускать всех остальных. Все так давило, и без тебя мне нужно было время, чтобы без посторонних обо всем подумать.

— Ты сказал, что вернешься, Картер. Ты говорил это. Но ты… — я отрываю лицо от его шеи, вытираю мокрые щеки, когда он обнимает меня. — Почему ты не вернулся ко мне?

Его щеки от стыда краснеют. Картер садится на ступеньку, усаживая меня к себе на колени, и откидывает мои волосы с влажного лица, когда Дублин ложится рядом с нами.

— Все еще сломано, Олли. Я должен… должен исправить это, прежде чем заслужить право вернуться к тебе.

Я быстро мотаю головой и сжимаю в руках его футболку, когда очередной всхлип вырывается из моего горла.

— Нет, — говорю я твердо. — Нет. Это не то, чему ты меня учил. Ты учил меня общаться. Ты научил меня опираться на тебя, когда мне нужна сила, и ты тоже должен опираться на меня. Потому что мы должны справляться с этим вместе, не так ли? Работать над трудностями, над страхами?

Его глаза затуманиваются, неуверенность берет верх и крадет блеск его вечнозеленого леса, заменяет его мрачным и серым туманом. Его густые ресницы трепещут, когда он прижимается лбом к моему, и в его голосе слышится дрожь, когда Картер шепчет: — Мне так страшно, Оливия.

Обхватив его лицо ладонями, я провожу пальцами по нежной коже под его глазами, чтобы он открыл их.

— Я не хочу, чтобы тебе было страшно одному. В наших отношениях все иначе.

Мой язык касается моей верхней губы, пробуя соленость моих слез, и, прежде чем я успеваю подумать дважды, я накрываю его рот своим. Пальцы Картера ползут по моей спине, ныряют в мои волосы, прижимают меня к себе, пока я целую его.

Когда я отстраняюсь, я улавливаю единственную слезинку, скатившуюся по его щеке.

— Пожалуйста, поговори со мной, Картер. Расскажи мне, что случилось. Скажи мне правду, и вместе мы найдем ответы.

Он прерывисто дышит, облизывает губы, кончики его пальцев прижимаются к моей коже, и, наконец, он говорит.

— Я действительно поднялся с ними наверх, — тихо говорит он мне. — С Кортни и другой девушкой, ее подругой, я до сих пор не знаю ее имени. Я пошел с ними наверх только потому, что у Кортни был… У нее был мой телефон. Ее подруга нашла его в туалете в ресторане. Я был так беспечен, и, должно быть, забыл его, а когда Кортни показала его мне… — Картер сглатывает, его взгляд ищет мой. — У нее была одна из твоих обнаженных фотографий.

Мое горло будто сковал гнев и страх. Гнев за то, что кто-то может быть таким бессердечным, страх за то, что это значит для меня, для нас. А еще что-то ноет, где-то в затылке, что я не идеальна. Напоминает, что до меня было так много женщин с талией меньше моей, с более округлой грудью. Стыд бурлит в моем животе, но лишь на мгновение. Потому что потом я вспоминаю, что для Картера я идеальна, что он считает меня красивой, а то, что думают другие, не имеет ни малейшего значения.

— Мне так жаль, Оливия. Я должен был быть более осторожным. Я не должен был хранить их в своем телефоне. Я никогда не думал… я никогда не думал…

Я кладу ладонь на его щеку, успокаивая его.

— Что было дальше?

— Она сказала мне, что уже отправила все фотографии себе, что, если я не хочу, чтобы они утекли в сеть, мне нужно пойти с ней.

— Чего она хотела? Денег? Она шантажировала тебя?

Горькая усмешка покидает его губы.

— Если бы она хотела денег, мы бы не оказались в этой переделке. Я пытался, поверь мне. Я предложил ей все, но она не захотела, — он взволнованно проводит рукой по волосам, взъерошивая их. — Она сказала, что мы разрушили ее жизнь, что Адам больше не доверяет ей из-за того, что случилось тогда в баре, что в противном случае он бы простил ее измену. Она сказала, что это несправедливо, что я получаю еще один шанс после моего прошлого, что она не выносит, когда меня изображают таким идеальным парнем, что я никогда таким не буду. Кортни хотела напомнить всем, кто я есть на самом деле.

— Но ты не такой, Картер. Ты — это не твое прошлое, оно не определяет тебя. За каждым твоим решением стоит такой прекрасный, невероятный человек.

Он смотрит на пол, кивает.

— Она хотела причинить нам боль, и я думаю… думаю, я позволил ей.

Я смахиваю его волосы со лба.

— Почему ты не рассказал мне обо всем этом?

— Потому что она хотела, чтобы я порвал с тобой. Она сказала, что если я этого не сделаю, то это сделаешь ты. Она не удалила фотографии, пока не убедилась, что между нами все кончено. Я никогда не смогу расстаться, Олли, только не с тобой. Но я также не могу позволить твоим фотографиям оказаться в сети. Ты потеряешь работу, а я не позволю, чтобы тебя так опозорили и выставили на всеобщее обозрение. Я должен обеспечить твою безопасность, и я уже облажался, позволив твоим фотографиям попасть в чужие руки.

— Я люблю свою работу, Картер, но ничто в этой жизни не стоит того, чтобы рисковать тобой. Я бы променяла все это на счастливую жизнь с тобой, на жизнь, которую мы хотели.

— Я никогда не был так разочарован в себе. Я был так напуган, просто до смерти. Я понятия не имел, что делать, что тебе сказать. Я боялся, что, если будет казаться будто между нами все хорошо, Кортни сольет фотографии. Я не спал всю ночь, пытаясь придумать план. Я придумал ни хрена. Ничего. Я хотел умолять тебя остаться, не дать тебе уйти. Но в тот момент, когда я наконец сдался и позволил тебе сесть в эту чертову машину, я понял, что лучшее для тебя — это пространство. Пространство, пока я не смогу решить эту проблему, пока не смогу убедиться, что ты в безопасности, — он качает головой, не в силах встретиться с моим взглядом. — Я никогда не прощу себе, если подведу тебя еще сильнее, чем сейчас.

— Неудачи — это часть жизни. Мы возвращаемся и начинаем снова. Мы можем это сделать, Картер. Пока ты рядом со мной, я всегда смогу начать все сначала. А ты?

В его глазах боль, когда он пристально смотрит на меня, словно боится, что слова не настоящие, что я встану и в любой момент уйду.

Разве он не знает, что мое сердце принадлежит ему? Пока он готов продолжать попытки, я буду здесь.

Прежде чем он успевает ответить, тихое урчание двигателя привлекает наше внимание, и к дому подъезжает полицейский внедорожник. Когда Картер перекладывает меня со своих колен, берет мою руку в свою, встает, в моих ушах отдается пульс. Машина останавливается рядом с его внедорожником.

Двое офицеров выходят, и мужчина переводит взгляд с меня на Картера.

— Мы можем поговорить, мистер Беккет?

Картер кивает, а женщина-офицер улыбается мне.

— Добрый вечер, мисс Паркер. Я офицер Перри, а это мой напарник, офицер Волтерс.

Я вопросительно смотрю на Картера, и он сжимает мою руку.

Офицер Волтерс делает шаг вперед, предлагая что-то Картеру, а тот усмехается.

— Ну, ваш экран все еще разбит; мы ничего не можем с этим поделать. Но вы можете забрать свой телефон.

Картер берет телефон, поворачивает его в руке, и жаркое солнце отражается от осколков разбитого экрана, прежде чем он убирает его в карман.

— Что это значит?

Офицер Волтерс улыбается. Она теплая, широкая и заставляет меня почувствовать то, чего я не чувствовала уже несколько дней.

Надежду.

— Это значит, что мы взяли обеих женщин под стражу. Все кончено.

Я не могу заснуть, и этого ждала. Проблема в том, что я знаю как это решить.

Но Картер не хотел на меня давить. Он беспокоился, что все это слишком, слишком быстро, слишком рано.

Мы провели несколько часов в полицейском участке, моя рука была прижата к его руке, пока они объясняли обвинения, которые мы имеем полное право выдвинуть: незаконное распространение сведений о частной жизни лица.

Картер подал заявление в полицию в понедельник вечером после того, как пообещал вернуться с ответами, с решением. Он сказал, что не может найти другого способа справиться с этим, потому что не может разобраться сам. Я думаю, что он принял правильное решение, и он, наконец, считает также.

Проблема была в том, что они не могли найти Кортни, так как ее последний адрес был у Адама, а поскольку Картер не знал имени ее сообщницы, полиция была в тупике. Пока днем не появилась женщина по имени Рэйган, которую мучило чувство вины за то, что она сыграла эту роль. Она сдала свой телефон, в котором были сообщения от Кортни, подробности ее намерения распространить фотографии одну за другой, независимо от того, прекратим мы с Картером наши отношения или нет.

А потом Картер привез меня сюда, к Каре и Эммету. Он обнял меня на их подъездной дорожке и сказал, что мне нужно время, чтобы принять это. Он сказал мне, что это нормально — злиться на него, и он поймет, если я буду злиться.

Проблема в том, что он там, а я здесь.

Я слышу один гудок, прежде чем он с нетерпением отвечает, будто надеялся, что я позвоню.

— Олли? Ты в порядке

Слезы, которые не прекращались последние четыре дня, снова хлынули потоком прохладных дорожек по моим щекам.

— Я не хочу спать без тебя.

Картер говорит по телефону всю дорогу, каждый шаг, который он делает по лестнице, и я слышу мягкое хихиканье Эммета как в трубке, так и через дверь, когда он высовывает голову, чтобы посмотреть, кто здесь. Дверь спальни открывается, и внутрь вбегает Дублин, запрыгивает на кровать и облизывает мое лицо своим языком. Только когда взгляд Картера останавливается на мне, он наконец кладет трубку.

Я откидываю одеяло, и он, не теряя времени, забирается ко мне, притягивая мое тело к своему, его руки хватают мои волосы, мое лицо, мои бедра, а его рот покрывает поцелуями каждый дюйм моего лица.

— Я не потерял тебя?

— Картер, ты никогда, никогда не потеряешь меня.