Дракон. Тихий Омут (СИ)

Глава 23 Первый раз

Взглядом желтых глаз.

Эльф рванулся, пытаясь высвободиться из моих рук, но тщетно — я плотно прижимал его к стене. Пока он не придумал другой способ избавиться от меня, я придвинулся ближе, сместившись на сидушке табурета и вставив колено меж длинных ног.

Он был такой маленький и худой, что я почти полностью закрывал хрупкое тело собой. Тень, от магических свечей позади, упала на светлую макушку, погрузив эльфеныша в полумрак.

От него еле ощутимо пахло рекой и русалками, дракон внутри недовольно зашевелился, но позволил себя сдержать, наслаждаясь ощущением близости.

Сомнений становилось все меньше: на подходе к дому светлого мне удалось подавить полуформу и унять сердцебиение — это был… плохой знак.

Сейчас же положение обстояло еще хуже. Трепещущее в руках тело согревало теплом, дыхание хотелось ощутить поцелуем, которому упрямец все еще противился, плотно смыкая губы и жмурясь.

Вот он замер, позволяя мне действовать. Не раздумывая ни секунды, я обнял его за спину и притянул к груди, желая ощутить чужой трепет кожей… если бы не эти тряпки.

Алияс слегка дрожал.

— Тебе холодно? — помимо воли оторвался я от сладких, пусть и таких неприступных губ.

— Нет, — тихо отозвался эльф.

Взгляда он не поднимал, скрывая глаза под пушистыми ресницами. Чтобы прижать Алияса ближе, я пересадил его к себе на бедро, и пока что он не делал попыток улизнуть от моих ласк… и мне это нравилось.

Я провел рукой вдоль его позвоночника, и с припухших покрасневших губ сорвался вздох. От него божественно пахло. Кажется, только сейчас я понял, что мой голод относился не только к желудку, но и другим потребностям.

Склонясь, я поцеловал его плечо. Затем еще раз.

Алияс глубоко дышал и легонько скользил подушечками пальцев по покрытой чешуей ключице.

— Пойдем наверх, — предложил я, понимая, что хочу сделать его первый раз как можно более приятным, ведь то, что мы относимся к разным видам, создаст некоторые сложности — эльфу будет нелегко принять дракона.

— Я не уверен, — еле слышно прошептал он, скрывая лицо на моем плече.

— Клянусь, что не обижу тебя. — Дракон внутри согласно захрипел.

— Ты мой ученик и мы не должны… ты хотя бы совершеннолетний?

Я сцепил зубы, чтобы не рассмеяться и не обидеть эльфа. Справившись с приступом смеха, я ответил:

— Совершеннолетний. Ни о чем не думай. Эта ночь наша и я хочу провести ее с тобой. — Я был предельно честен и, должно быть, эльф это услышал.

— Я не против, — пробубнил он в сторону спустя пару минут, пока я продолжал оставлять горячие поцелуи в основании его тонкой шеи. — Только никаких полуформ.

— Договорились. Хотя тебе бы понравилось, — не сдержался я.

Алияс, наконец, поднял взгляд и грозно сверкнул своими голубыми глазами. Выглядело уморительно, но мне хватило ума удержать серьезное выражение лица.

— Шучу. Идем, — поторопил я, пока моя прелесть не передумала.

Мы поднялись наверх.

— Дай мне минуту, — попросил Алияс и скрылся в умывальне.

Я вошел в хорошо знакомую спальню и сдернул покрывало на пол, за ним полетели и подушки — нам ничего не должно мешать. Скинул с себя плащ, жилет, рубаху и штаны, и стал у стены за дверью, поджидая свой лакомый кусочек.

Прождав несколько минут в одиночестве, я приготовился уже идти на поиски беглеца, но в коридоре скрипнула половица и я застыл.

Алияс, осторожно ступая босыми ногами по деревянному полу, заглядывал в комнату. На нем было… платье! Уверен, что детеныш назовет это ночной рубахой или еще чем, но по мне белое свободное одеяние до колен и с рукавами выглядело вполне однозначно.

Я неслышно зашел ему за спину и обнял.

— Не пугай меня.

— И в мыслях не было, — прижимая его спиной к себе, прошептал я в острое прозрачно-розовое ушко. Оно дрогнуло, а у меня кровь забурлила сильнее. Особенно, когда я понял что ощущаю стояком крепкие, прикрытые только тонкой преградой ткани ягодицы.

Во рту пересохло.

Взглядом голубых глаз.

Дракон прижимался ко мне сзади, пока в груди заходилось сердце.

Не знаю, что толкнуло меня на опрометчивый поступок. Может долгое воздержание, что давило на потребности тела. Или, может, тот факт, что я нашел силы признаться себе в том, что как бы не выводил меня из себя дракон, к нему тянуло.

Я хотел его.

С той ночи, как увидел дракона обнаженным, в той пугающей полуформе, я перестал спать спокойно. Мне снились смущающие сны, заставляющие просыпаться среди ночи и ворочаться на влажной простыне, терзаясь постыдными мыслями. Я смущался своих желаний, но и хотел выйти им навстречу. Я видел огонь на поляне, наблюдая из темного леса, и сам горел нетерпением ступить в круг света, чтобы погреться, ощутить томительный жар.

Хотя бы раз.

Я не сомневался, что горько об этом пожалею, и слова матери о том, что это нужно делать с любимым человеком еще не раз нагонят меня в сокрушительных терзаниях, но я решил сожалеть о том, что сделаю, чем о том, что так и не решился.

В Тихом Омуте я знал всех и ни к кому не испытывал чувств, что уж говорить о влечении. Шанса встретить единственного у меня почти не оставалось — я навеки заперт в маленьком городишке. Так почему бы не попробовать запретный плод с тем, к кому я испытывал позорную, но искреннюю, страсть? С тем, кто никогда не посмотрит на меня всерьез, а значит, и мне будет проще забыть. С тем, кто не является частью нашего мира. С тем, кто скоро поймет всю тоску маленького захолустья и сбежит не оглядываясь.

Он прав — у нас есть только эта ночь, и я не собираюсь упустить ее. Пусть я потерял свою наполненную вымышленными приключениями сказку, но я возьму хотя бы горечь разочарований, иногда сопутствующую новому открытию, и наполню ею свою пустую жизнь.

Крупные ладони перехватили меня поперек, коснулись живота, груди. Сквозь легкий газ ткани я ощущал грубую кожу, но прикосновения были осторожными… нежными.

Склонившись, Шайс лизнул мою шею, оставляя мокрый след от основания до уха. Влажный горячий язык заставил выступить на загривке мурашки.

Я снова дрожал.

— Не бойся меня, — повторил дракон, и не дав мне ответить, перехватил под колени и поднял на руки, словно пушинку.

Щеки пекло, чуть прижатые вниз уши пылали. Я уставился на белый подол рубахи, не решаясь заглянуть Шайсу в лицо. Что я там увижу?

Дракон опустил меня на ложе и я подтянул ноги, стараясь спрятать оголенные конечности. Кровать прогнулась под чужим весом, Шайс лег рядом, переворачивая меня на спину.

Я старательно отворачивал лицо, чтобы только не видеть его глаз. Презрение или насмешка уничтожат очарование нарушаемых нами правил.

Его рука тем временем легла мне на живот и огладила. Он не торопился, и я смог спокойнее выдохнуть.

— Ты красивый, — прохрипел Шайс и, наконец поймав мой взгляд в плен, прикусил нижнюю губу.

Я не успел осознать, что происходит, а он уже просунул свой длинный язык в мой рот. Решив отрезать все пути к отступлению для самого себя, я ответил на поцелуй — мой второй поцелуй — как умел, позволяя дракону протолкнуться глубже в горло, вылизать себя, изнутри и снаружи. Только сейчас я заметил, что самый кончик его языка расходится надвое, как у змеи.

Чудище жадно покусывало мои губы, тут же зализывая нанесенный ущерб. Я позволял ему все это и чувствовал, как сердце заходится в упоительно-сладком вожделении от ощущения чужой подавляющей власти.

Все чувства обострились, я словно развернул крылья, ловя порывы свободы и вседозволенности. Чужие руки забрались под рубашку, оглаживая мое бедро с внутренней стороны и заставляя упиваться наслаждением от шершавых прикосновений на коже. Запах возбужденного дракона ударил в голову сильнее, чем бутылка клюквенной, лишил реальности.

Я почувствовал, как выгибаюсь помимо воли, как подчиняюсь своим желаниям и безмолвным требованиям того, кто собирался подчинить мое тело своей воле. Кажется, я не удержал возглас удовольствия, вырвавшийся в рот дракона, когда уверенные и сильные пальцы огладили колом стоящее естество.

О духи, как приятно…

Треск рубахи скользнул по краю сознания незначительной мелочью, и следующее, что я ощутил, это чужой язык, выскользнувший из моего рта. Дракон облизал подбородок, прошелся ниже. Затвердевшие соски пустили молнию, как только раздвоенный язык скользнул по оголенной плоти.

Я бился в силках предвкушения неведомого и одновременно сгорал в пепле только что взорвавшихся вселенных. Шайс скользнул в мой пупок, оставляя тяжелые лапы на бедрах и не давая пошевелиться. Змеиный язык прошелся по стволу, заставив глухо вскрикнуть и бессильно развести колени шире.

— Не надо, — забился я раненой птицей под обжигающими ласками. Слишком откровенно, слишком остро. Сердце было готово вырваться из груди.

— Не могу больше, — просипел дракон и одним сильным рывком перевернул меня на живот, ставя на четвереньки. — Не шевелись, — шептал он почти угрожающе.

Я не успел осознать, чего он от меня хочет, а его язык прочертил влажную полосу промеж ягодиц. Задохнувшись, я рванулся, но острые когти впились в бедра, останавливая. Язык снова потерся о промежность и щеки вспыхнули так ярко, что закружилась голова.

Желание, чтобы все прекратилось было таким же сильным, как и то, что требовало продолжения. Я хотел всего этого так отчаянно, что не понимал, что творится вокруг.

Кончик языка приласкал звездочку и, уперевшись, толкнулся внутрь, преодолевая сопротивление.

Легкий дискомфорт не остудил пылающее тело. Дыхание прерывалось, застревая в груди. Язык оглаживал изнутри и проникал глубже. Хотелось чего-то еще, того, что убьёт меня и вознесет на седьмое небо одновременно.

Пот стекал по желобку на спине, волосы растрепались, я упал на локти, выпятив ягодицы и позволяя языку скользнуть в самое нутро. Чужие пальцы коснулись небольшого мешочка, оттянув кожу.

Я стонал. Я точно стонал в голос, забывая о приличиях.

— Потерпи, золотце, — не своим голосом прошептал Шайс, и я почувствовал, как что-то твердое уперлось туда, где только что хозяйничал язык.

А потом ощутил разрывающую боль. Горячая, режущая, она выталкивала за границы сознания. Я кричал и бился, но чудище не отпускало, насаживая меня до основания, рыча и впиваясь в мою кожу.

В какой момент я почувствовал, что там, в сердцевине опаляющей муки, прячется томительное чувство, что жгло еще недавно… не знаю… Пытка продолжалась, меня разрывали на части, крепко прижимали к груди и продолжали врываться в истерзанные внутренности.

Ослепительная вспышка света стерла весь мир единым махом, оставляя свет зарницы и упоительную наполненность. Низ живота сжало изнутри. Кто-то взревел, врываясь в мою эйфорию, внутренности обожгло огнем. В загривок вонзились клыки, сорвав отчаянный вопль с истерзанных губ.

Мир померк.