Могучие стволы дубов уходили ввысь пушистыми кронами. Освещенные серебряным светом листья мелко подрагивали от слабых прикосновений ветерка. Гиганты шептались о вечном, благоразумно держась друг от друга на почтительном расстоянии, давая крепким корням свободу.
Легко ступая по мягкой травке, я быстро приближался к своей цели, позволяя любопытным порывам подталкивать себя в спину.
— Да, я снова иду к ним, — отозвался я назойливому провожатому.
Ветер вокруг загудел сильнее, путая мои локоны и одергивая тунику.
— Тебе можно послушать, если обещаешь не разносить сплетни на всю округу.
Сильный порыв прямо из-под моих ног возмущенно хлопнул подолом.
— Конечно ты, — настаивал я. — Кто еще выбалтывает все мои секреты кому ни попадя?
К возмущенному спутнику присоединились гиганты.
— Я не считаю вас незнакомцами, — поспешил я заверить вековые деревья, прежде чем они обидятся на меня на ближайшую сотню лет. — Но почему, куда бы я ни пошел, ко мне пристают белки и птицы с вопросами о железном монстре, прячущемся у моего дома, журчат любопытные ручьи, выведывая сколько у меня классов и чем это мы занимаемся в огромном крытом коробе под названием школа? И кто рассказал северной сосне о том, что у меня на кухне сосновые стулья?
Вокруг всё затихло. Листья едва решались коснуться друг друга, напоминая испуганное насекомое, унявшее нетерпеливый стрекот крылышек, ветер вился вокруг лодыжек, не решаясь задать очередной вопрос в бесконечном списке.
— Ах, во всем виновато болото? — расслышал я гадкий навет. — Если болото далеко на юге и я редко там появляюсь, это не значит, что можно сваливать вину на несчастного затворника, — притворно рассерженным тоном заявил я, перехватив клюквенную настойку покрепче.
Перепрыгивая через овраг, я почувствовал едва ощутимую дорогу, приятно скользнувшую под голыми стопами — в рощу я всегда отправлялся босиком.
— Подлиза, — примирительно произнес я, и любопытный проныра вмиг вплелся в мои волосы, укладывая локоны в замысловатую косицу.
За деревьями показалась широкая опушка — здесь было светло, как днем. Единственными хозяевами уютного простора выступали три дуба. Я подошел поближе, цыкнув на ветер в последний раз — друиды ужасно не любили, когда их листики трепал наглый непоседа, считающий, что для него закон не писан.
— Приветствую, уважаемые, — негромко, но отчетливо произнес я, застыв перед великанами, и принялся ждать, пока они очнутся.
— Здравствуй, здравствуй, Алияс, — проговорил Зон.
— Давно ты не захаживал, — откликнулся Фар.
— Зачем потревожил, мальчишка? — прокряхтел Бестар, самый старый друид. Говорят, он видел первую зарю.
— Пришел к вам в гости, уважаемые старцы.
— Что ж, раз пришел, расскажи, что творится в мире? — поддержал разговор средний друид.
— Позволите ли сесть у корней, уважаемые деды?
— Присаживайся, коль с добром.
Я вытянул большую бутылку настойки, так, чтобы старики рассмотрели ее своими темными дуплами. Добро — понятие растяжимое. Услышав благосклонный треск коры, я направился к Зону, самому молодому друиду, который совсем недавно пустил корни.
— В мире все по-прежнему… — начал я свое повествование.
Ритуал соблюдался во время каждого моего визита в святую обитель рощи, и я всегда неукоснительно следовал букве, которой научил меня Зон, позволив приходить иногда. Для светлого эльфа большая удача завести дружбу с друидами. Память их бесконечна как пучина океана, а силы их сравнимы с силами самой земли, ведь из нее они выходят молодыми саженцами и в неё они возвращаются, завершив круг.
По мере того, как я рассказывал о новостях, опуская самые возмутительные для стариков детали, будь то технический прогресс или механические монстры, работающие на чужой энергии, я ощущал, как мое тело медленно наполняется энергией. Сочная жила наполняла мой источник, даря ощущение безграничности и легкости бытия.
О свежем убийстве я и вовсе решил умолчать, полагая, что одно преступление, которых в день совершается сотни и тысячи, не стоит того, чтобы расстраивать почтенных старожилов.
— …жизнь течет, как и прежде, — прозвучала ритуальная фраза, и дубы зашумели, словно обмениваясь мнением об услышанном.
— За это надо выпить, — наконец проскрипел Бестар, молчавший все время моего рассказа.
Поднявшись на ноги, я подошел к друиду и тот бросил мне с кроны крупный листок. Свернув его конусом, я откупорил бутылку, налил настойку до краев импровизированной стопки. Не боясь запачкать колени, опустился на тунику и опорожнил содержимое листика прямо у корней.
— Хороша-а-а, — протянул старик через минуту, и я направился к Фару.
— Пошла, родная, — откликнулся второй друид, смачно чавкнув пустым гнездом. Мне на голову осыпалась труха из веточек. Застыв у корней Зона, я повторил процедуру.
— Ух, ядрёная, — восхитился самый молодой друид и позволил мне снова примоститься у корней.
Мы молчали.
— Уснули? — тихо прошептал я.
— А то. Старые коряги только и ждут когда ты им нальешь, да они заснут на недельку-другую. Уже и вспоминать тебя начали.
— И вряд ли добрым словом. — Зон крякнул на мое замечание.
Зон был последним учителем истории в Омуте, пока не наступило его время пустить корни. Он учил меня с тех пор, как я оказался в городке и помогал мне заниматься в академии. Со стариком всегда было интересно и, казалось, он знает все на свете.
Повествуя о начале времен, об императорах и мировых войнах, он рассказывал о победах и поражениях, о любви и смерти, о поворотах фортуны, совпадениях, судьбе, алчности и жадности, милосердии и справедливости, самопожертвовании и эгоизме, подвигах и предательствах, героях и чудовищах… и сердце моё замирало, поднимая перед глазами картины ушедших времен.
Смогу ли я вот так когда-нибудь высоко поднять меч против врага? Пожертвовать жизнью во благо соратников?
Эти вопросы я чувствовал где-то глубоко внутри и сейчас, словно надежда пережить собственные приключения никогда не угасала, несмотря на то, что я оказался заперт в кармане пространств.
— Что тебя тревожит, Алияс?
— Все-то ты замечаешь, — отхлебнув в очередной раз из импровизированной стопки, заметил я.
— От старого бревна ничего не скрыть. Что там у тебя?
— В моем классе появился дракон.
— Дракон? В Омуте? — друид замолчал ненадолго.
Торопить деда я не стал и налил себе еще крепенькой. В голове приятно плыло, пока чистая энергия растекалась по телу, успокаивая нервы и расслабляя плечи.
— Неспроста это, — глубокомысленно протрещало вокруг.
— Наверное. — Об этом я особо не размышлял, у меня с ним и других забот хватало.
— Так что? — вывел меня Зон из размышлений. — Ящерица кичится знаниями?
Удивление немного развеяло туман перед глазами и новая порция «Клюквенной» замерла у самых губ.
— Как ты догадался?!
— Знамо, дракон, — понимающе выдал старик. — Думают, что знают все на свете. Не обращай внимания и скоро ему надоест.
— Да… вот только, — для храбрости я опрокинул стопку в себя, — я ошибся на уроке. — В голове отчаянно путались мысли. — Дважды.
— Хм-м-м, — промычал друид. — Нехорошо.
Замечание ранило больнее издевательской бравады рептилии. Так стыдно мне не было никогда. Я приложился прямо к горлышку.
— Забылся? — тихо прошелестело над головой.
— Нет. Перенервничал и сам не заметил, как оговорился.
— Велика беда.
— Он сказал, что пойдет к директору и я буду жить на помойке. — Язык слушался плохо, мысли еще хуже.
— Ну-ну. Это он так, припугнуть тебя решил.
— За… — оглушительный ик вырвался помимо воли, — …чем?
— Кто его знает. Скучно ему, наверное.
Довод показался бы мне неубедительным, будь я в более вменяемом состоянии. А так я согласно кивнул.
— А вдруг нажалуется? — Глаза закрывались сами собой.
— Не нажалуется. Спи, росточек, спи…
Сон сморил меня в теплых объятьях чистой энергии.
— Не нажалуешься ведь, дракон?
— С чего взял? — донеслось с противоположного края поляны. Шайс вальяжно расположился на массивной ветке, где-то в глубине, не соблаговолив показаться.
— Не позорься наветом, вечный.
— Стану я слушать, старый пень.
— Отец твой слушал, и ты прислушайся. И эльфа моего не обижай. Один он остался.
— Извини, не припас платок.
— А зря, — разнесся шелест, встрепенувший каждую травинку, каждый листок. Волосы дракона зашевелились, сила друида расползлась вокруг, покрывая все живое. — Никогда не знаешь, что пригодится.
Шайс фыркнул.
— Уважение не то, чего стоит стыдиться, вечный.
— Предлагаешь проникнуться уважением к эльфийскому детенышу?
— Предлагаю проникнуться уважением ко всякой жизни. Жизнь — священна.
Тихий ветер обласкал нежным прикосновением древний дуб и потянул робкие всполохи эфира к дракону.
Шайс молчал.