Гнев на мелкую пакость клокотал глубоко внутри, не давая насладиться морозными зимними днями.
Мало того, что я не мог устроить ежегодный бал в честь Нового года, не зная, чего ожидать от существа или как объяснить его присутствие остальным в случае внезапного появления — я даже не решался позвать в дом никого из моего «гарема».
Страх, что в моей жизни опять появится необъяснимая тайна, так напоминающая Галена, противно лез под кожу.
Более того, гаденыш посмел надо мной посмеяться, вторгнувшись на мою личную территорию и подразнив, словно я его товарищ по играм!
Но бездействовать я не собирался. Только не сейчас, когда я уже успел отведать свободы. Я ни за что не позволю кому-то испортить мои планы на долгую и счастливую жизнь.
Если на него не действует магия (я снова пробовал призвать существо… потом заговорить — все безрезультатно), а по прыткости и скорости он даст фору любому четвероногому (несколько случайных встреч ничем не отличались от того утра, когда заморыш оставил меня с носом, утекая водой сквозь пальцы), нужно отыскать другой способ отловить и избавиться от засранца.
Поэтому следующим моим шагом была попытка разыскать редкий вид в каталогах магической и немагической фауны — благо библиотека с нужными справочниками находилось под боком.
Но перелопатив хаосову дюжину толстенных томов, изъеденных мелкой резью рун, я бросил затею — на их страницах не отыскалось ничего похожего на моего гостя.
«Вот уж действительно подарочек в духе Тихого Омута», — ворчал я себе под нос.
Нужно заметить, что Гален не зря убрался в Дальние Земли. Здесь, на окраине Империи, к которой примыкала граница Королевства темных, чего только не водилось.
Редкие беженцы всех мастей и рас, спасаясь от власти, голода, мора и других напастей, стекались на свободные земли, чтобы начать жизнь с чистого листа.
Официально наши территории находились под покровительством Империи, однако Темные регулярно поднимали вопрос принадлежности оных имперским потомкам и вели неспешные дипломатические переговоры, не ставящие прямой цели расширить границы, но четко показывающие, что и в увеличении Империи они в свою очередь не заинтересованы. К тому же, очень кстати отыскалось несколько древних доказательств исконного присутствия темных в этих широтах, и, если возникнет необходимость, Королевство вполне способно побороться за собственные права.
Чаши весов так и колебались у нулевой отметки, позволяя соседям поддерживать мир. Империя, в свою очередь, выражала заинтересованность, но, как и Темные, не стремилась к более решительным действиям — освоение земель требовало немалых вложений из казны, чему противились многие, считая их излишними и бесперспективными — Дальние Земли, поросшие лесами и затянутые болотами, не обладали интересующими державу ресурсами. Портить отношения с соседями тоже казалось излишним.
Поэтому вопрос откладывался и числился среди прочих маловажных тем, обсуждаемых во время регулярных официальных миссий, позволяя малым городкам, таким, как Тихий Омут, преспокойно существовать на окраине веками.
Что же на самом деле таил неизведанный край, знали немногие. Так что вполне вероятно, тварь вылезла из какого-нибудь дальнего болота и волею судеб забрела в поселение.
«Не получается кнутом, попробуем пряник!» — осенило меня во время составления письма, на которое у меня ушло около двух часов, и все только потому, что энергичное чавканье под половицами заставляло ломать перья и оставлять кляксы на бумаге, словно я нерадивый ученик, а не директор школы!
С нетерпением дождавшись вечера, я вернулся на кухню, строго-настрого запретив слугам покидать свои покои этой ночью. Все потому, что я сам не был до конца уверен в исходе собственной затеи. Но лучшей у меня пока не находилось.
Дверь в кладовую, расположенную в дальнем от печи углу, я раскрыл настежь. Сам же устроился на противоположном конце стола с куском тонко нарезанной буженины и бокалом вина — сегодня я собирался познакомиться с существом поближе.
Оставив зажжёнными пару свечей, я наговорил классический мотив органа и, закинув ноги на стол, погрузился в приятные размышления о том, как славно заживу, избавясь от внезапного недоразумения.
Шорохи и скрипы — мои привычные попутчики, с недавних пор, все отчетливее раздавались вокруг.
Прикрыв глаза, я сделал вид, что придремал, на самом деле внимательно следя за окружающим пространством из-под прикрытых ресниц. Не могу сказать точно, сколько раз прозвучала тихая навязчивая мелодия до того, как дрогнуло магическое пламя, выдавая слабым колебанием чужое присутствие, но этот момент я не пропустил.
Я ожидал ее появление со стороны двери, однако не ленился оглядывать помещение целиком. И потому скользящая тень, стекшая размытой лужей из-за печи, оттуда куда уходили дымоход и вытяжка, охлаждавшая чудо гончарного производства, не явилась неожиданностью.
Несмотря на то, что я распространил собственную ауру до полных размеров комнаты, придав ей прямоугольную форму, я едва ощущал чужое присутствие. Прикосновение пришельца было сродни касанию холодной луны — оно дарило прохладу летнего вечера, но являлось всего лишь бледным отражением несуществующей жизни своего собрата.
Тварюшка пробиралась по полу, полностью скрытая широкой столешницей.
Я выжидал.
В кладовой зашелестела бумажная обертка и голодное жевание заплямкало из глубины. Зверек явно был дикий и изголодавшийся, и потому, как «добрый хозяин», я позволил ему заморить червячка. После довольно продолжительного ужина новоявленного домового топот шустрых конечностей, семенивших по небольших размеров комнате, заметно замедлился — должно быть, Оно наконец насытилось и теперь с интересом осматривалось в богатой «сокровищнице». Спешить и пугаться назойливого дворецкого, поджидавшего в углу, сегодня вечером не приходилось.
Я уже размышлял о том, как собираюсь выдать свое присутствие, не спугнув существо, и попытаться вступить с ним в диалог… впрочем, при отсутствии лингвистически оформленного разума, мне, скорее, приходилось надеяться на установление простых доверительных отношений. Протянув ему сытный кусок и приласкав, я собирался не столько приручить, сколько втереться в доверие, и когда тварь расслабится, изловить и выставить ее вон. Если понадобится удобрить ею любимые кусты малиновых роз — все будет зависеть от поведения непрошенного гостя.
В сложившейся ситуации выбранный мною подход представлялся наиразумнейшим решением: отловить живность в воздуховодах и охлаждающей шахте не представлялось возможным — слишком тесными были туннели, рассчитанные именно на то, что ни одно разумное существо не втиснется в их удушающую узость и не проникнет в дом незамеченным. Изолировать пути выглядело еще более безнадежным занятием — от спертости воздуха можно задохнуться. А распахивать окна во время лютых морозов представлялось верхом идиотизма, как и пускать отравляющий дух — не ровен час наглотаться самим.
Пока я размышлял над следующим шагом, незваный гость сам решил познакомиться поближе, вынырнув по другую сторону и приземлившись прямо на стол.
Я распахнул глаза, выдавая себя на случай если оно собирается накинуться. Однако лупатая тварюшка и не думала приближаться, примостившись на краю стола вполоборота и свесив лапу вниз, точно ночной зверек, раскинувшийся на удобной ветке.
— Привет, полуночник, — спокойно произнес я, глядя в темные немигающие глаза.
«Хищник», — подсознательно вынес я вердикт, — «мелкий, бесполезный, но все-таки хищник». Страха не было, скорее, любопытство напополам с охотничьим азартом — отловить его выглядело занимательным занятием.
Существо не шелохнулось.
— Как проводишь время у меня в гостях? — любезно поинтересовался я, не рассчитывая на ответ. — Надеюсь, ты не обвинишь хозяина в отсутствии гостеприимства. Я бы лично позаботился о твоей постели и тарелке, если бы знал, где они находятся. Не подскажешь?
Никакой реакции — существо действительно было диким.
— Похоже, пока это останется твоей маленькой тайной. — Я коснулся края блюда, содержимое которого так и осталось нетронутым, и осторожно двинул его в направлении заморыша. — Угощайся.
Поглазев на меня пару секунд, лохматый протянул руку к вяленой буженине, безошибочно подцепил острым коготком тонкий кусок и, без дальнейших расшаркиваний, отправил ее в рот.
Буженина закончилась быстро, заставив меня пожалеть, что не припас больше. Отчасти это произошло из-за того, что я не рассчитывал на такое благоприятное развитие наших «мимолетных» отношений. Но тварюшка выглядела невозмутимо и, казалось, ничем не была напугана — присутствие духа у болотной жити водилось в избытке, хотя тоже самое могло быть продиктовано глупостью. Я, конечно, склонялся ко второму варианту.
— Запьешь? — решив сыграть со зверьком злую шутку, я пододвинул ему вино и снова откинулся на спинку стула, показывая самые добрые намерения. Но на самом деле звери не переносят алкоголь, и раз уж домовой считает себя вправе поиграть со мной спозаранку, то почему бы мне не последовать его примеру?
Бокал остался в пределах близости от меня. При желании я мог легко дотянуться до него снова… Если же до него собрался добраться мой гость, ему следовало потянуться и обхватить тонкую ножку рукой, либо приблизиться самому. Именно последнее и выбрал глупый зверек. Заинтересованно потянув носом, он легко вспрыгнул на все четыре конечности и, не отводя от меня взгляд, приблизился к напитку.
«Отвратительно худой», — резюмировал я в очередной раз, разглядывая высокие, обтянутые кожей скулы и ровный лоб.
Оно склонилось над хрустальным ободом не отрывая от меня горящих в полумраке глаз, и зачерпнуло напиток языком. «Ну и зрелище», — с отвращением поморщился я, ожидая, когда оно подавится и станет злобно отфыркиваться и рычать в мою сторону.
Ждать пришлось долго… Тварь не только не подавилась терпким алкоголем, который заставлял заходиться кашлем моих юных любовников, но и продолжила с удовольствием лакать рубиновую жидкость, опуская свой длинный язык в узкое горлышко сосуда.
«Почему вино не вызывает никакой реакции?»
Хитрая морда зависла на уровне моего лица, вперившись нечитаемым взглядом.
«Не может же она догадаться о моем замысле, нарочно испытывая терпение?» — досадно пронеслось в голове, пока мои глаза неотступно следили за длинной юркой полоской чужой плоти, хлеставшей «Сильенский Закат» из дедовых погребов, ловко протискиваясь внутрь и скользя по прозрачным стенкам.
— И кто же ты такой? — вслух произнес я.
Под хищным, неморгающим взглядом сидеть на стуле вдруг стало неуютно, словно на миг охотник и добыча поменялись местами.
Наконец бархатный кончик языка подобрал последнюю темную каплю и спрятал ее во рту. Мой гость не стал возвращаться на место, а расселся напротив, с довольством облизываясь и щуря сытые глаза.
Следовало думать о другом, но я все никак не мог оторвать взгляда от его невозможно длинного языка, скользившего по налившимся губам. Я заерзал, чувствуя, как стыдно тяжелеет член в штанах — воздержание, пусть и не долгое, сказывалось на мне не лучшим образом.
Тварь протяжно зевнула, снова поднявшись, выгнула спину.
Невероятно гибкая и, несмотря на плачевное состояние, сильная — продольные мышцы заиграли под тонкой крапчатой кожей. Она присела, и с легкостью сложившись пополам, растопырила задние лапы.
Впрочем нет, не лапы, а все-таки ноги. Вытянутые пальцы не походили на песьи и не загибались словно у животного, привыкшего проводить большую часть жизни на четвереньках. Да и угловатые колени напоминали человекоподобное существо. К тому же…
Ход моих мыслей был прерван самым несуразным действом, которое я никак не ожидал увидеть на собственном кухонном столе!
Тварь отшвырнула набедренную повязку в сторону и, не обращая на меня ни малейшего внимания, принялась бесстыже себя вылизывать! Длинный язык, что еще недавно дразнил прыткостью, неспешно прошелся по скромному отростку, лишенному привычного гнезда растительности. Облизал его со всех сторон, с пущим вниманием и заботой. Мошонка с мелким содержимым подобралась упругим мешочком, потянувшись за кожей, обхватывающей естество, пришедшее в трепетный восторг от таких ласк и показавшее маленькую головку наружу.
Во рту возмутительно пересохло, а я всё еще не нашелся среди всего этого недоразумения и не прекратил вопиющее бесстыдство!
«Здесь же готовят еду! Мне!»
Я уже было раскрыл рот, чтобы призвать хулигана к порядку или шугнуть так, чтобы до подвалов пятки блестели, как этот мелкий суккуб тонко заскулил и развел колени шире, оборвав мою так и не начавшуюся тираду. Изогнувшись так, что позавидовала бы и кошка, он вытянул стройную ногу наверх.
Моему взгляду открылась плотная кожистая дырка под самым хвостом. Секунду назад сухая — и вот уже увлажнившаяся от касаний неуемного нарушителя спокойствия, затаившегося в чужом рту. Юркий кончик ювелирно огладил выступающее уплотнение колечка, не обмочив прозрачного пушка вокруг. Затем, замерев на миг, коснулся сжавшейся сердцевины и скользнул внутрь.
— Что ж ты за дрянь на мою голову?! — разозлился я, ощущая голодный жар на щеках и тянущее недовольство в штанах.
Прокляв сумасшедших духов, что никак не оставляли меня в покое, я сунул руку в одежды, обхватывая горячий член и продолжая жадно рассматривать неподдающееся логике существо, которое медленно и нежно продолжало ухаживать за собой.
Язычок нырял в тугое отверстие раз за разом, совсем слегка, дразнясь и подманивая. Снова обходил лаской указатель мужской принадлежности, яро багрящийся маковкой и исходя редким соком.
Стараясь не думать о собственных действиях, я все сильнее надрачивал себе, когда Оно внезапно оторвалось от собственного занятия и взглянуло на меня. Тогда я, пожалуй, немного засомневался в отсутствии разума у загадочного вида — слишком осмысленно взирало оно на мои постыдные действия, словно понимая всю низость и недостойность моего поведения.
Не успел я как следует поразмыслить, а домовой уже скатился со стола и одним легким прыжком оказался у прохода, ведущего вон из кухни.
— Ну и зараза же ты, — шепотом прошипел я, запоминая подлую выходку. Не знаю как, но какой-то кривой извилиной, одиноко выросшей в опустошенной голове, оно прекрасно понимало, что делало.
«Ты у меня еще попляшешь», — пообещал я, поджав нижнюю губу и вытянув руку из штанов.
Лупатые глаза наивно моргнули, не понимая причины моего раздражения — и ночной гость скрылся за поворотом, вильнув длинным хвостом.