— Тебе нужно ознакомиться со словом "кастрация", потому что... — Закончить я не успеваю. Весь мой гневный монолог тонет в его горле. Потому что Гордеев сжимает пальцами мой подбородок. Фиксирует. И целует! Гадёныш! Пользуется тем, чего у меня в меньшинстве — своей силой!
Я же пытаюсь не допустить этой катастрофы. Царапаюсь. Сопротивляюсь. Пинаюсь. Но его язык нагло проникает в мой рот.
"Пиздеть нужно было меньше и рот закрывать! Вот он между твоими речами и вписался!"
Конечно, я пытаюсь его вытолкать из моего рта. Но что-то идёт не так. Вместо ярого сопротивления я лишь всё ухудшаю. Наши языки сплетаются. Внутренний голос заглушают звуки взрывающихся салютиков у меня в животе. И не только его. Работу мозга тоже нарушают. Иначе как объяснить то, что вместо того, чтобы рожу ему расцарапывать, я разрешаю себя целовать. Нет. Всё даже хуже. Потому что я целую в ответ! У меня всё притупилось! Понимание и ощущение того, что он в наглую мою задницу тискает, приходят с опозданием. Только когда кожа вспыхивает. Как будто на ней с десяток стейков в этот момент жарят.
— Не смей! — Шиплю, когда Гордеев наконец-то мне воздуха вдохнуть разрешает. Я тут же на него с угрозами накидываюсь. Ну а как иначе?! Не позволять же ему всё вот это!
Озвучить успеваю лишь парочку угроз. Про кастрацию. Про то, что дальше придётся пойти в монахи и всем рассказывать басни про то, что раньше он членом деревья рубил, а теперь...
Воздух из лёгких вылетает, когда он меня к столу толкает. Животом впечатываюсь. Распластываюсь на нём от неожиданности. Встать даже не могу сразу, потому что стол хлюпенький. Шатается во все стороны.
Моя бедная юбка гармошкой собирается на талии. Только вдох успеваю сделать, как тут же Гордеева чувствую. Он сзади подходит. Сжимает мои ягодицы. На себя меня дёргает так, чтобы я прочувствовала, насколько у него твёрдый стояк.
"Ох..." — Только от внутреннего голоса слышу. Ничего не могу поделать с реакцией моего тела. У меня на этого ублюдка какой-то личный радар настроен. Я моментально влажной становлюсь. Тело горит. Воздуха не хватает.
Пока я баланс кислорода пытаюсь восстановить, Гордеев там вовсю охреневает позади меня! Бряцанье пряжки ремня меня очень сильно отрезвляет. Я только рот открываю, чтобы возмутиться, как Гордеев меня от стола отрывает. Вот я спиной снова в стену вжимаюсь. Он в меня. Одно движение. Резкий рывок. И пуговицы от моей рубашки уже скачут по полу как ненормальные.
— Ты охренел?! Ты вообще знаешь, сколько она стоит?! — Рявкаю ему в лицо.
"Серьёзно? Только за блузку возмутилась?"
— Куплю новую.
— Да пошёл ты!
— Как раз собираюсь, — скалится зло, — озвучишь куда хочешь или я сам выберу?
— Ублюдок! Скотина! Придурок! — Выпаливаю на одном дыхании.
Гордеев ничего не отвечает, лишь снова в мои губы впивается. Его рука нагло на мою грудь перемещается. Сжимает. Обдаёт жаром. Язык вообще что-то противозаконное в моём рту вытворяет. А дальше... Всё как во сне...
"Нужно было бухнуть, можно бы было хоть на это всё спихнуть, а так..."
Мои пальчики сами под его рубашкой оказываются. Трогают, гладят, нажимают. Эта скотина больше в спортзал ходить начала?! Почему кубики ещё твёрже стали?
Царапаю ноготками, Гордеев в ответ мою нижнюю губу прикусывает. Я тут же шиплю и впиваюсь ноготками сильнее.
Звук расстёгивающейся молнии бьёт по нервам. Усиливают и так до неприличия обильное выделение влаги. Я не должна так на него реагировать. Просто не...
"Нас сейчас трахнут, Божечки... Быстрее бы!"
Вот тут охреневаю в момент. Что значит "быстрее бы"?!
Только рот распахнуть успеваю, как он уже задирает вверх моё бедро. Резко дёргает мои трусики. Конечно, они рвутся. Они же кружевные! Сама нежнятина! На этого вандала не рассчитаны.
— Коллекционировать будешь, извращуга? — Вырывается из меня.
Гордеев лишь хищно скалится. Пальцами одной руки мои скулы фиксирует, чтобы я в глаза его смотрела. Я не сразу понимаю для чего... Но через секунду он в меня входит! И Гордеев жадно ловит каждую мою эмоцию.
Он замирает. На секунду всего. Даёт мне привыкнуть к его размерам. А я... Я только сильнее в его плечи впиваюсь ногтями. Это мой второй раз. Господи, он меня совсем жалеть не собирается?
Я всё никак не могу свыкнуться с мыслью, что всё вот так вот происходит. Я же хотела иначе. Я собиралась его мариновать. Доводить. Чтобы он на коленях меня молил. А выходит... Что он уже меня трахает.
— Хочешь попросить ещё, сучка? Не стесняйся. — Гордеев зло рычит. Воспламеняет мою ярость ещё сильнее.
— Да пошёл ты, козлина дикая! Да ты... — Договорить я не успеваю. Потому что из горла дальше громкий "ох" вылетает. Это Гордеев в меня во всю длину вошёл. Господи, я уже и забыла, что там нелицензированное оружие! Каждый его толчок обжигает, выбивая из лёгких воздух.
Пальцы Гордеева сжимают мои бёдра так крепко, что завтра там будут синяки и узоры из его пальцев! Помечает меня, скотина?!
Его дыхание горячее и обжигающее. Оно касается моей шеи, когда он наклоняется ближе. Ведёт языком по коже, вынуждая меня задрожать ещё сильнее. Гордеев всегда был таким — контролирующим, безжалостным, а сейчас он кажется животным, которое никак не может насытиться.
Внутри всё дрожит, словно натянутые струны начинают вибрировать от каждого его движения. Он снова целует. Жадно. Властно. А я... Со мной фигня какая-то происходить начинает. Мне хочется ему подчиняться. Вот прямо лужицей у его ног растекаться.
Секунда, и он сам отрывается от моих губ. А я уже балансирую на грани. Я хватаю ртом воздух, а его всё меньше и меньше в этой комнате. Но передышка длится мгновение: Гордеев хватает меня за подбородок, заставляя посмотреть на него. В его ошалелых зрачках я вижу своё отражение. Влажные губы приоткрыты, дыхание сбито, а из горла вырывается тихий, но предательский стон, когда он двигается во мне, глубже, чем я могла себе представить.
— Смотри на меня, — хрипит, прижимаясь сильнее. И я как заворожённая смотрю. Не моргая. Должна признать, что это возбуждает. Вот так смотреть в его глаза, когда он меня трахает. Входит во всю длину. Когда я вся сжимаюсь вокруг его члена.
Я много что вижу. В его глазах буквально фразы вспыхивают. Что, ещё никто так не задевал, как я? Мне это знакомо, сукин ты сын! Потому что мы на одном сорте сидим!
— Чёртова ведьма, — рычит, его пальцы с подбородка на мою шею перемещаются. Слегка сжимает. Я же облизываю пересохшие губы. Стону.
Гордеев просто ненасытный. Двигается быстрее. Сжимает сильнее. Выбивает из моих лёгких остатки воздуха. А из меня остатки здравого смысла. Ноги дрожат. Голос хрипит. Стоны становятся все более дикие. Моё тело совсем не готово к такому напору, я сейчас просто по стеночке вниз сползу. Внутри всё сжимается, я чувствую, как сжимаю его член мышцами. По ногам дрожь поднимается. Я знаю это ощущение...
— Рано, Таисия, кончишь, когда я разрешу, — рычит, и я чувствую, как он замедляется. Специально, чтобы не дать дойти мне до пика.
Он дёргает меня на себя, а после я оказываюсь вжата в стену. Только теперь грудью и лицом. Он накручивает на кулак мои волосы, вынуждает запрокинуть голову назад.
— Тебе нравится? — хрипит у моего уха, и его голос заставляет моё тело предательски дрожать сильнее.
— Ненавижу, — выдыхаю в ответ, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Лживая сучка. — Его пальцы сжимают мою талию, удерживая меня, не позволяя упасть. — Я предупреждал, Таисия. Теперь будешь пожинать плоды. Думаешь мне хватит одного траха? Ошибаешься, девочка. Теперь ты моя.
Каждое его слово — хлёсткий удар по моим натянутым нервам. Его толчки становятся быстрее, сильнее, и внутри всё уже готово взорваться. Но он всё ещё держит меня на грани, не позволяя расслабиться.
— Если хочешь кончить — кричи моё имя, — угрожающе произносит, а я... Я уже на такой грани, что я готова кричать что угодно. Я мучительно хочу кончить. А после оставить отпечаток моих ноготков на его самодовольной роже.
— Сумасшедший... — пытаюсь съязвить, но язык заплетается, а голос срывается на хриплый стон.
— Ещё раз, Таисия. Скажи моё имя.
— Артём... — шепчу я, едва справляясь с собственными эмоциями. — Артём Юрьевич.
Это похоже на щелчок стартового пистолета. Он двигается ещё быстрее, глубже, заставляя моё тело сжиматься и трепетать. Внутри всё пульсирует, словно огромный фейерверк взрывается с каждой секундой.
Его губы скользят по моей шее, оставляя горячие следы, и вместе с глухими шлёпками толчков я слышу его хриплый шёпот:
— Сука, какая же ты сука.
Оргазм накрывает меня волной, сметая всё на своём пути. Моё тело сжимается вокруг него, и из груди вырывается крик, полный страсти, ненависти и сладкой покорности одновременно.
Гордеев замирает, его движения становятся прерывистыми, и в следующий момент я чувствую, как по моей ноге струйкой стекает его сперма.