Друг отца. Под запретом

Глава 41

Я подъезжаю к дому уже поздно вечером, чувствуя себя совершенно разбитой после больницы. Голова тяжёлая, в груди давит тревога, а усталость сковывает каждую клеточку тела. После разговоров с врачами и неопределённости с состоянием отца я окончательно измотана.

Механически выхожу из такси, поднимаюсь в квартиру Гордеева. Ключ в замке проворачивается с тихим щелчком, и дверь открывается, впуская меня в непривычную и пугающую тишину. В квартире полумрак, никакого света и звуков. Сердце начинает стучать тревожнее, дыхание сбивается.

— Артём? — тихо зову, голос предательски дрожит.

Ответа нет, только эхо моего собственного голоса.

Включаю свет в прихожей и прохожу дальше, напряжённо вслушиваясь в тишину. Сердце бешено колотится, когда я заглядываю в гостиную, кабинет и, наконец, в спальню. Пусто. Никого.

Взгляд лихорадочно мечется по комнате, пытаясь найти хоть какое-то подтверждение, что Артём был дома. Но его вещей нет, чемодана тоже. Даже запах его духов, такой знакомый и успокаивающий, словно исчез, растворился в пустоте квартиры. Он даже не приезжал сюда. Но почему?

Руки начинают дрожать. Достаю телефон, хотя за последние часы уже десятки раз набирала номер Артёма. Экран телефона светится холодным светом, но вызов так и не проходит — аппарат Артёма выключен.

Тревога превращается в настоящую панику. Меня словно душат сомнения и страхи. Что-то случилось, я чувствую это.

Трясущимися руками набираю номер аэропорта.

— Подскажите, пожалуйста, рейс из Цюриха, номер... Он приземлился вовремя? — едва справляюсь с голосом.

— Да, рейс прибыл согласно расписанию, никаких задержек сегодня не было, — вежливо сообщает мне женщина-оператор.

Я медленно опускаю телефон, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Значит, Артём уже давно должен быть дома. Но почему его нет? Почему он не звонит и даже не пишет?

Подхожу к окну, упираясь лбом в прохладное стекло, пытаясь успокоиться. В этот момент во двор заезжает автомобиль с мигалками, привлекая моё внимание. Сердце пропускает удар. Из машины выходит Артём. Я облегчённо выдыхаю, но это чувство тут же сменяется новым страхом, когда за Артёмом появляется высокий мужчина. Я всматриваюсь внимательнее и чувствую, как кровь леденеет в жилах. Жданов. Тот самый мужчина, который приходил в офис Артёма, предлагая ему засадить моего отца. Моё дыхание перехватывает.

Жданов что-то говорит, затем протягивает Артёму руку. Артём холодно смотрит на неё, не двигаясь с места. Затем разворачивается и, ничего не ответив, решительно идёт к подъезду.

Я отступаю от окна, опираясь о стену, потому что ноги больше не держат меня. В голове бушует настоящий ураган из вопросов, страхов и догадок. Я абсолютно не понимаю, что происходит, но ясно одно — ничего хорошего ждать не стоит.

Я так и стою. Не двигаюсь, пока не слышу щелчок замка. Сердце срывается и резко падает куда-то вниз, будто в пятки. Я никогда не была трусихой. Но сейчас... Сейчас совсем не хочу выходить из комнаты. Предчувствие тяжёлое, липкое, оно обволакивает и сжимает грудь, не давая свободно вдохнуть. Я будто пытаюсь оттянуть неизбежное, словно от этого что-то изменится.

Силой заставляю себя двинуться. Медленно выхожу в коридор, чувствуя, как дрожат ноги, и стараюсь не смотреть в глаза Артёму, но наши взгляды всё равно встречаются. Он разувается, чемодан оставляет в прихожей и выпрямляется, тяжело и внимательно рассматривая меня. Я автоматически обнимаю себя за плечи, пытаясь хоть немного согреться. Холод, исходящий от него, буквально обжигает кожу.

— Привет, — произношу хрипло, голос кажется чужим и далёким.

— Здравствуй, Таисия, — спокойно и отстранённо отвечает Гордеев.

Всего одна фраза, но её достаточно, чтобы всё внутри меня начало трещать и рушиться. Сердце судорожно сжимается, в горле ком, а ноги подкашиваются.

Я пытаюсь проигнорировать внутренний крик и делаю небольшой шаг вперёд.

— Я волновалась, тебя долго не было, — говорю тихо, почти неслышно. Моей смелости хватает только на это. Ещё шаг, и я просто превращусь в ледышку.

— Как отец? — Артём оттягивает галстук у шеи, устало бросает пиджак на пуфик и направляется в кабинет.

Я втягиваю воздух и чувствую, как внутри меня всё сжимается. Мне кажется, я уловила нотку сарказма в его голосе. Но хуже всего, что ему совершенно наплевать на ответ. Он демонстрирует это каждым жестом, каждым взглядом.

Глубоко сглатываю, следую за ним, останавливаясь на пороге кабинета. Гордеев открывает бар, резко достаёт бутылку с виски и пьёт прямо из горла. Без бокала, без приличий, совершенно не в его стиле.

— С отцом всё плохо, но тебя это, похоже, совершенно не волнует, — произношу с болезненной горечью, чувствуя, как голос предательски дрожит. — Артём, что происходит?

Останавливаюсь в дверях, боюсь сделать ещё шаг. В горле дерёт от надвигающихся слёз, а голова гудит от напряжения и непонимания.

Он медленно опускает бутылку, смотрит на меня тяжёлым, непроницаемым взглядом.

— Прости, я не в том настроении, чтобы сочувствовать. Слишком устал.

Я тру пальцами плечи, пытаясь избавиться от мурашек. Глаза начинает жечь, слёзы подступают ближе.

— Я звонила тебе весь вечер, я...

— Телефон вырубили, не мог ответить, — резко перебивает он, отворачиваясь и снова делая большой глоток.

— Артём… Я ничего не понимаю. Что-то случилось, это очевидно. Но я не умею читать твои мысли, и сейчас моя интуиция совершенно не работает. Пожалуйста, поговори со мной...

Я стою, глядя на его напряжённую спину, и ощущаю, как между нами растёт невидимая, непроницаемая стена.

Напряжённо наблюдаю за каждым движением Артёма. Молчание повисает тяжёлым грузом, воздух кажется настолько густым, что трудно дышать.

— Давай не сейчас, Таисия, — произносит Артём, не поворачиваясь ко мне. В его голосе звучит откровенная усталость, — не уверен, что смогу вести диалог, не срываясь на крик.

Его слова, словно холодный душ, приводят меня в чувство. Я делаю осторожный шаг в кабинет, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу.

— Артём... поговори со мной, прошу, — мой голос тихий, почти умоляющий. Я стараюсь подавить дрожь в нём, — я не понимаю... У тебя проблемы?

Он медленно поворачивается ко мне, и я вижу горькую улыбку на его лице. Она совершенно не похожа на ту улыбку, что я привыкла видеть каждый день.

— Проблемы, — коротко отвечает он, отводя взгляд в сторону и устало растирая виски. — Мягко сказано. У меня пизда по всем фронтам, Таисия.

От его взгляда моё сердце болезненно сжимается, и я делаю ещё один шаг к нему.

— Позволь мне помочь, — тихо прошу, чувствуя, как внутри всё дрожит от напряжения. — Что бы ни случилось, мы разберёмся.

Он снова горько улыбается и качает головой, словно отгоняя невидимую мысль.

— Не в этот раз, Таисия. Я не уверен, что у нас получится что-то исправить.

Его слова звучат как приговор, от которых начинает колотиться сердце. Я не хочу верить, что всё так серьёзно, что нет выхода.

— Что именно "не в этот раз"? — Голос срывается на шёпот, глаза жгут непролитые слёзы. — Ты же знаешь, что можешь доверять мне.

— Я так думал, — говорит Артём, глядя мне прямо в глаза, — но теперь не уверен, что доверие в наших отношениях вообще имело место.

Я замираю, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

— Что ты такое говоришь? — Хриплю.

— Таисия, мне нужно кое-что понять, — голос Артёма звучит ледяным и строгим тоном. Он смотрит на меня тяжёлым взглядом, не оставляя ни малейшей надежды на лёгкий разговор. — Что ты делала в офисе в тот день, когда я попросил забрать экспертизу?

Я слегка теряюсь, но пытаюсь взять себя в руки, стараясь не показывать, как сильно сбита с толку.

— Я просто зашла отправить документы, как ты просил. Потом курьер доставил конверт, и я взяла его домой, — отвечаю осторожно, чувствуя, как внутри растёт тревога.

— Уверена? Конверт с экспертизой ты принесла домой? — Уточняет он с настойчивостью, заставляющей меня невольно напрячься.

— Да, вот он, лежит на столе. — Я поворачиваюсь к столу и указываю на белый конверт, чувствуя, как по коже пробегает холодок. Что-то не так.

Артём подходит к столу, внимательно рассматривая конверт, потом резко поднимает его, поворачивая ко мне.

— И давно курьерские службы стали использовать вот такие чистые конверты? Без печатей, без наклеек и надписей?

Мои руки начинают дрожать. Сердце колотится так сильно, что, кажется, это слышит даже он. Я присматриваюсь к конверту внимательнее, и паника медленно охватывает меня. Я точно помню, что конверт от курьера был другим. Он был помечен печатью, на нём были надписи. Но этот... Совершенно чистый.

— Этого не может быть... — произношу тихо, едва сдерживая дрожь в голосе.

— Серьёзно? — Хмуро бросает Артём, разрывая конверт и резким движением высыпая его содержимое на стол. Деньги.

Крупные купюры рассыпаются по столешнице, и моё дыхание резко обрывается. Я не могу двинуться с места, не могу даже вдохнуть. И тут внезапно память подкидывает мне ещё одну картинку из того дня. Вся паника, звонок из университета, тот мужчина, посланный отцом. Он дал мне конверт, и я, в спешке и замешательстве, просто сунула его в свою сумку, даже не посмотрев внутрь.

— Артём, это не тот конверт... — тихо произношу, чувствуя, как по спине пробегает холодок, осознавая всю серьёзность случившегося. — Это не он... — едва слышно повторяю, стараясь удержать его взгляд. — В тот день была ужасная суматоха. Я была вся на нервах из-за экзамена, ты попросил отправить документы, потом этот курьер…

Он молча смотрит на меня, взгляд тяжёлый, пронизывающий.

— Пришёл тот мужчина от отца, Сомов, помнишь? Он не мог дозвониться до тебя, сказал, что документы ему были срочно нужны. И курьер приехал в это же время. Я быстро забрала посылку от курьера, бросила на стол, а потом побежала в кабинет искать бумаги для Сомова. И в этот самый момент мне позвонили из университета насчёт экзамена. Я была совершенно растеряна, в полном шоке и панике. Потом Сомов протянул мне конверт, и я даже не посмотрела, просто сунула его в сумку и убежала...

Гордеев откидывает голову назад, его губы растягиваются в болезненной улыбке, и он вдруг начинает громко, страшно и совершенно неестественно смеяться. Этот звук режет слух и пугает меня до дрожи.

— Артём… скорее всего, конверт с экспертизой остался лежать на моём столе в офисе, и…

Он резко замолкает, переводит на меня взгляд.

— Господи, какой же я долбаёб…

— Артём… — я делаю шаг в его сторону, голос мой дрожит, а сердце бешено стучит, отдаваясь в висках.

Он смотрит на меня тяжёлым, холодным взглядом, словно пытается заглянуть в самую душу.

— Таисия, не осталось никакого конверта в офисе, — медленно произносит он, ставя бутылку с виски обратно на стол. Его голос звучит болезненно спокойно. — Эти деньги на столе — взятка. Тебе заплатили за то, что ты отдала экспертизу.

— Нет… — шёпот срывается с моих губ, внутри всё обрывается и рушится. — Артём, ты не можешь серьёзно так думать!

Он сжимает челюсти, отворачивается и делает ещё один глоток из бутылки.

— Ты отдала конверт Сомову, Таисия. Точнее — продала.

— Нет, я никогда бы этого не сделала! — Голос мой срывается на крик, а глаза начинают жечь от слёз. — Я не продавала ничего и никому!

Я понимаю, куда он клонит. Сердце отказывается верить, что это подстроено моим отцом. Что он мог использовать меня, подставить. Нет, я не хочу даже думать об этом!

— Ты правда думаешь, что я могла пойти на такое? — Выдыхаю, чувствуя, как внутри всё начинает крушиться окончательно.

Он снова смеётся горько и тихо, глядя куда-то в пустоту.

— Таисия, здесь только два варианта, — медленно произносит он, голос снова становится резким и холодным. — Либо ты тупая как пробка и совершенно не понимала, что делаешь. Но я знаю, что ты далеко не глупа. Иначе я бы тебя никогда и близко не подпустил к своим делам.

Он поворачивается ко мне, взгляд его становится ещё более тяжёлым и обвиняющим.

— Значит, остаётся второй вариант, — продолжает Артём спокойным, ровным тоном, словно обсуждает деловой контракт, а не убивает меня каждым словом, — ты сделала это по просьбе своего отца. Что меня больше всего удивляет, так это почему ты согласилась. Потому что он попросил? Или, может быть, это было запланировано вами заранее?

Я смотрю на него, ошеломлённая его словами, и чувствую, как внутри всё болезненно сжимается. Сердце колотится в груди, руки начинают мелко дрожать.

— Артём, это безумие, — произношу с трудом, борясь с подступающими слезами. — Я никогда бы не пошла на это, неужели ты этого не понимаешь?

— Честно? Нет, уже не понимаю, — отвечает он сухо, отводя взгляд в сторону. В его голосе слышится разочарование, которое режет острее любых обвинений. — Я думал, у нас доверие. Я думал, мы заодно. А выходит, что ошибался.

— Я тебе не враг! — Отчаянно выкрикиваю, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Я никогда не хотела причинить тебе вреда! Я была уверена, что действую правильно...

— Именно поэтому мне и неясно, — перебивает он меня тихо, не повышая голоса, — это была просто глупость или продуманный шаг. И если продуманный, то как долго вы это планировали? Ты и твой отец.

Его последние слова звучат особенно горько, и я понимаю, что он уже сделал выводы. Я чувствую, как отчаяние наполняет меня изнутри, понимая, что сейчас любой мой аргумент прозвучит нелепо. Но я не могу позволить себе молчать.

— Артём, я клянусь, я понятия не имела о том, что в том конверте! Я никогда не поступила бы с тобой так.

Он молча смотрит на меня, и я вижу в его взгляде лишь усталость и глубокое разочарование. И это намного больнее любых обвинений.

— Не пронимает, Таисия, — его голос звучит устало и равнодушно. Он снова делает глоток алкоголя, смотря куда-то мимо меня.

— Артём... не делай этого, прошу тебя... — мой голос дрожит, а слёзы уже совсем близко.

— Я ехал в этой грёбаной тачке и был уверен, что это не ты, — продолжает он, словно не слыша меня, и в его голосе звучит боль, которую он пытается скрыть за холодностью. — Всю дорогу убеждал себя, что есть какое-то объяснение, что ты просто не могла так поступить. А сейчас... — Он тяжело вздыхает и, наконец, смотрит на меня, его глаза холодные и опустошённые. — Сейчас я сомневаюсь в тебе, Таисия. Даже больше. Я тебе не верю.

От этих слов мне становится невыносимо больно, будто сердце разрывается на части. Я пытаюсь дышать, но не могу, не нахожу в себе сил даже пошевелиться.

— Артём, пожалуйста... — шепчу, чувствуя, как слёзы катятся по щекам, но он лишь отворачивается, молча глядя в окно, будто не в силах видеть меня.

Я стою, чувствуя, как вся моя жизнь рушится на глазах, а сердце сжимается так больно, что становится трудно дышать.

— Артём, прошу, выслушай меня ещё раз. Дай мне шанс объяснить, — голос срывается, предательски дрожит, выдавая мою слабость.

Он снова тяжело вздыхает, словно каждое слово, произнесённое мной, приносит ему невыносимую боль.

— Нет смысла, Таисия, — отвечает он тихо и холодно. — Ты уже всё сказала. Я не могу верить тебе после того, что случилось. И передай папаше, что он меня сделал. Я повёлся как ебанат.

Его слова ударяют меня так сильно, что во мне мгновенно вспыхивает ярость. Как он может? Отец в больнице, еле пережил удар, а он...

— Не смей! — Резко вскрикиваю, ощущая, как по лицу начинают течь горячие слёзы. — Не смей говорить так о моём отце! Он ни при чём! Это моя ошибка. Я не уследила, но не смей... Ты сам всё рушишь!

Артём резко оборачивается, его взгляд становится жёстким, почти ледяным.

— Я? — Тихо спрашивает он, с презрением глядя на меня. — Я разрушаю? Ты правда не понимаешь или не хочешь понять, кто из нас разрушил всё?

— Я прекрасно понимаю, — яростно отвечаю, собирая остатки гордости. — И я не позволю тебе обвинять моего отца. Он не виноват в том, что произошло. Это я не уследила. Я тупая как пробка. Но не вини во всём его.

Артём криво усмехается, качая головой.

— Конечно, он ни в чём не виноват. Это ведь так удобно, правда? Второй раз ты попадаешься на эту грёбаную игру. Мне следовало сделать выводы в первый раз. Когда ты сунула свой нос, куда не следовало. Залезла в документы. Но я спустил всё на тормозах. Нужно было тогда принять предложение Жданова. И тогда у меня сейчас не было бы проблем. Но я выбрал другой путь. Пошёл на примирение с Волковым. А в итоге оказался в полной заднице.

Я чувствую, как во мне что-то ломается окончательно. Слова Артёма бьют так сильно, будто ножом проходят насквозь, не оставляя возможности вдохнуть полной грудью.

— Значит, ты жалеешь, что не посадил моего отца?! — Выкрикиваю в отчаянии, не веря, что он говорит это всерьёз. — Ты правда думаешь, что я способна на такое? Ты правда считаешь, что я могла так поступить?!

Он отворачивается, стискивая зубы, и я вижу, как напрягаются мышцы его лица. Его пальцы так сильно сжимают бутылку, что костяшки белеют.

— Я уже не знаю, что думать, Таисия, — произносит он, тяжело выдыхая. — Я доверял тебе больше, чем кому бы то ни было. Позволил быть частью моей жизни, моих дел... И вот результат.

Слёзы застилают глаза, но я пытаюсь не дать им выплеснуться наружу.

— Артём, я не делала этого намеренно. Я была в панике, в суматохе. Я запуталась, понимаешь? Я даже не знаю, как это объяснить...

— Объяснения сейчас бессмысленны, — резко перебивает он, снова отворачиваясь. — Факт остаётся фактом. Ты позволила всему случиться. И теперь я должен разгребать последствия.

Он замолкает, и в комнате наступает мучительная, невыносимая тишина.

— Ты жалеешь? — Спрашиваю тихо, почти шёпотом. — Жалеешь о том, что связался со мной?

Он молчит слишком долго, и каждое мгновение его молчания причиняет мне новую боль. Наконец, он поднимает на меня взгляд, и в его глазах я читаю всё без слов.

— Через два часа у меня самолёт. Я вернусь через неделю. Тебе хватит этого времени, чтобы вывезти свои вещи. Когда я вернусь, я не хочу видеть тебя в своём доме.

Слова бьют меня, словно хлёсткая пощёчина, и я чувствую, как сердце разбивается на мелкие осколки. Я не могу больше сдерживать слёзы, они бегут по моим щекам, застилая глаза, заставляя мир вокруг меня размазываться.

Не говоря ни слова, я резко разворачиваюсь и выбегаю из кабинета. Бегу по квартире, почти ничего не видя перед собой, задыхаясь от собственных всхлипов. Трясущимися руками хватаю сумку, и в тот же миг выскакиваю из квартиры, громко хлопнув дверью. Я несусь вниз по лестнице, почти спотыкаясь на ступеньках, и вылетаю из подъезда на улицу. Не замечая ничего вокруг, я ступаю на дорогу и вздрагиваю от резкого визга тормозов. Такси резко останавливается буквально в паре сантиметров от меня, водитель высовывается из окна и кричит что-то неразборчивое.

— Простите… — выдыхаю, машинально открывая дверь и падая на заднее сиденье. — Отвезите меня, пожалуйста, плачу двойной счётчик.

Называю адрес больницы, где лежит отец. Водитель что-то бормочет, но я уже не слышу его. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу, пытаясь успокоить дыхание, но слёзы продолжают течь по щекам, не оставляя мне ни единого шанса на облегчение.

Господи, как же больно…

В больнице меня встречает строгий взгляд медсестры на посту. Она устало хмурится и, кажется, готова отослать меня обратно на улицу.

— Девушка, ночь на дворе, приходите утром, — произносит она нетерпящим возражений тоном.

Я быстро нахожу оправдание:

— Пожалуйста, я забыла сумочку возле палаты отца, там ключи от дома. Мне буквально на минуту.

Она вздыхает, но, в конце концов, нехотя машет рукой.

— Только быстро, ясно? И больше не задерживайтесь.

Я благодарно киваю и торопливо шагаю к лестнице.

На каждом шагу сердце колотится так сильно, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. В голове полный хаос. Я не понимаю, почему бегу именно сюда, почему меня тянет к отцу, словно к последнему прибежищу. Может, потому что он оказался прав, и это так болезненно ударило по мне? Или просто потому, что я сейчас нуждаюсь в том, чтобы выплакаться у него на коленях, почувствовать хоть какую-то защиту, поддержку, понять, что делать дальше? Или потому, что слова Артёма засели в голове про то, что отец снова меня обманывает, а я ведусь. Хочется опровергнуть его лживые слова. Потому что... Потому что отец никогда так со мной не поступит. Потому что... не может такого быть.

Останавливаюсь возле палаты отца и глубоко вдыхаю. Дверь приоткрыта, внутри пусто. Сердце пропускает удар.

Быстро выхожу обратно в коридор, оглядываюсь и замечаю, что дверь кабинета врача приоткрыта, и изнутри слышится приглушённый разговор. Я неосознанно подхожу ближе и слышу голос врача:

— Руслан Анатольевич, через три дня палату нужно освободить.

Голос отца звучит резко и нервно:

— Подожди, не могу я так быстро выписаться. Ты моей дочери наплёл про мой диагноз гораздо больше, чем мы договаривались. Если сейчас так быстро меня выпишешь, она сразу что-то заподозрит!

Я отшатываюсь от двери, словно получив удар. Реальность резко меняет очертания. Меня пошатывает. Нет, бред. Просто на фоне всего произошедшего у меня галлюцинации.

Я замираю у приоткрытой двери, чувствуя, как внутри всё холодеет. Голоса звучат чётко, каждое слово эхом отражается от стен больничного коридора.

— Руслан Анатольевич, палата через три дня должна быть свободна. К нам поступает новый пациент, — голос врача спокойный и твёрдый.

— Ты что, с ума сошёл? — Голос отца раздражён и резок. — Мы договаривались, что всё будет выглядеть убедительно. Теперь нужно действовать осторожно, иначе всё раскроется.

— Я и так пошёл вам навстречу, — голос врача становится строже. — Лечение не требуется, анализы чистые. Вы абсолютно здоровы, Руслан Анатольевич. Я не могу держать вас здесь бесконечно.

— Ещё хотя бы неделю, — настаивает отец, понижая голос почти до шёпота. — Мне необходимо время.

— Не могу, — врач вздыхает. — У меня и так неприятности из-за того, что я вас принял. Начинаются проверки. Палату нужно освободить.

— Я тебе заплатил достаточно, чтобы решить эти проблемы, — язвительно бросает отец.

— Не в деньгах дело, Руслан Анатольевич. Вопрос репутации клиники. Игра затянулась.

— Игра? — Горько смеётся отец. — Ты не понимаешь, на что я пошёл, чтобы всё это разыграть.

Я зажимаю рот рукой, чувствуя, как подкатывает тошнота. Сердце бешено колотится, ноги подкашиваются. Я стою в полнейшем шоке. Господи... Нет. Этого не может быть. Я хочу оглохнуть. Ослепнуть. Потерять сознание. Всё что угодно, только бы весь сегодняшний кошмар перестал существовать.

Отец выходит из кабинета врача и застывает, увидев меня перед дверью. В глазах сначала мелькает растерянность, затем появляется жёсткость.

— Тая? Ты… давно здесь? — Произносит он неуверенно, слегка хрипло, явно пытаясь понять, как много я успела узнать.

Я горько усмехаюсь, чувствуя, как по щекам начинают снова катиться слёзы. В груди разрастается мучительная боль, которая грозит разорвать меня изнутри.

— Ты меня использовал, пап? — Шепчу, не в силах сдержать дрожь в голосе. Горло обжигает, а слёзы застилают глаза. — Ты всё это время просто… пользовался мной?

— Таисия… — отец делает шаг ко мне, поднимая руки в примирительном жесте, но я отшатываюсь назад, как от удара.

— Значит, всё, что сейчас происходит с Артёмом… — голос срывается, становится почти неразборчивым от слёз. — Ты просто мною воспользовался? Подставил его моими руками?

Он резко морщится, его лицо становится твёрдым и холодным, и я едва узнаю в нём человека, которого так сильно любила и уважала.

— Прекрати развивать эту драму, — его голос звучит раздражённо, почти зло. — У меня не было другого выхода, Тая. Меня прижали. Было два варианта: либо я, либо он. А в самопожертвование я не играю.

Я не верю, что это говорит он. Не хочу верить. Моё сердце разбивается с каждым произнесённым им словом. Умирает всё, во что я верила, чему доверяла всю жизнь.

— У тебя был выбор! — Резко и почти истерично выкрикиваю я, глядя на него сквозь слёзы. — Такой же, как и у Артёма! И он выбрал тебя не подставлять. Он не пошёл против тебя, даже когда ему предложили это сделать!

Отец презрительно усмехается и качает головой.

— Потому что думал не головой, а играл в благородного рыцаря. Это не моя вина, что он оказался таким идиотом. Прекрати устраивать здесь трагедию. Я с самого начала говорил, что он тебе не пара. Ты скоро успокоишься и поймёшь, что я поступил правильно.

Я делаю ещё один шаг назад, прикрывая рот рукой, чтобы заглушить рыдания, которые рвутся наружу.

— Ты… ты же моими руками… — задыхаюсь от собственной боли, от осознания того, что именно я стала причиной всех бед Артёма.

— Таисия, прекрати это немедленно, — отец повышает голос, но я качаю головой, чувствуя, что меня начинает трясти от ужаса.

— Нет! — Отчаянно кричу, не заботясь о том, кто меня услышит. — Господи, папа! Ты заставил меня подставить Артёма! Это я всё сделала… это из-за меня он… — Я не могу договорить, слёзы душат меня, сердце стучит, словно пытаясь разбить грудную клетку.

Я отворачиваюсь и, не разбирая дороги, бегу по коридору, чувствуя, как меня снова накрывает волна отчаяния. Я больше не могу оставаться здесь. Я больше не могу смотреть в его глаза, слышать его голос. Не могу быть частью его игр. Сейчас всё, чего я хочу, это проснуться. Стряхнуть с себя этот кошмар. Но, к сожалению, я не сплю.

Меня трясёт от рыданий. Таксист то и дело посматривает в зеркало заднего вида, явно нервничая, но не решаясь спросить, что происходит.

Я обнимаю себя руками, чувствуя, как дрожь пронизывает всё тело. Мысли спутаны, и я не понимаю, что делать дальше. В одну секунду я потеряла всё, что было для меня важно. Доверие любимого мужчины, отца, своё будущее. Сердце стучит болезненно и глухо, словно пытается убежать от меня, выскочить из груди и исчезнуть вместе с надеждой.

Я всхлипываю, снимая блокировку экрана телефона. Пальцы трясутся, едва попадая по буквам. Быстро, небрежно, почти в истерике набираю сообщение Артёму.

"Артём, я дура. Я ничего не знала. Это отец, он всё подстроил. Мне так жаль, я помогу всё исправить. У меня никого не осталось, кроме тебя".

С замиранием сердца смотрю на экран, отслеживая статус сообщения. Когда появляются две галочки, дыхание останавливается. Я напряжённо жду его ответа, сердце замирает. Ещё же можно исправить? Всё наладить?

Но когда приходит ответ, кажется, что сердце останавливается окончательно. В груди образуется болезненная пустота.

"Это ничего не меняет, Таисия".

Когда я захожу в квартиру Артёма, ноги почти не держат. Внутри темно и тихо. Дверь за мной тихонько захлопывается, и я бессильно сползаю вниз, закрывая лицо руками. Тишину разрезает мой надрывный, отчаянный плач. Слёзы душат, боль разрывает грудь, и я не могу остановиться, не в силах принять произошедшее.

Три дня я не могу заставить себя подняться с кровати. Я уничтожаю себя воспоминаниями, упрёками, доводя до изнеможения, впадая во всё более глубокую депрессию. Но на четвёртый день я заставляю себя встать. Я не собираю вещи, потому что это значило бы признать, что всё кончено. Я не готова сдаться. Артём сказал, что вернётся через неделю. Я жду. Он остынет, мы поговорим, мы всё решим.

Но проходит семь дней, а Артёма всё нет. Собрав всю смелость и остатки гордости, я снова пишу ему:

"Пожалуйста, давай поговорим. Я жду тебя в квартире. Нам нужен ещё один разговор".

Я жду с замиранием сердца, веря, что он придёт. Но проходит три мучительно долгих дня, и вместо Артёма приходит незнакомый мужчина, риелтор, который с сухим, равнодушным выражением лица сообщает:

— Мне поручили продажу этой квартиры. Вы должны выехать как можно скорее.

Артём поставил точку. Жестокую, беспощадную, окончательную.

Собирая вещи и по кусочкам разбитое сердце, я покидаю это место, наполненное воспоминаниями и болью. Я заставляю себя признать, что эта точка необходима, чтобы двигаться дальше.

Мы больше никогда не увидимся. Именно с этой уверенностью я живу следующие пять лет, стараясь строить карьеру и забыть прошлое. И всё было бы хорошо, если бы в один день…