Я буквально места себе не нахожу, меряя шагами узкий больничный коридор. Каждый звук заставляет меня вздрагивать и оборачиваться в надежде увидеть врача. Но врачи куда-то пропали, и никто ничего не говорит.
Валентина Петровна сидит на стуле, нервно перебирая пальцами сумочку и время от времени кидая на меня встревоженные взгляды.
— Валентина Петровна, а вы точно ничего не упустили? Может, врач выходил, пока я бегала вниз? — Уже в который раз спрашиваю я, не в силах скрыть тревогу в голосе.
— Нет, Таисия Руслановна, никто ничего не говорил. Сказали только ждать.
Ждать. Это самое ужасное, что можно было сейчас придумать.
Я снова смотрю на телефон, проверяю время. Гордеев уже должен скоро прилететь. Пальцы дрожат, пока набираю ему сообщение:
"Артём, папе стало плохо прямо на совещании, его увезли в больницу. Я уже здесь, жду врачей, но пока ничего не известно. Как только приземлишься, приезжай сразу сюда, пожалуйста".
Отправляю локацию больницы и стискиваю телефон в руке. Страшно представить, что происходит там, за дверью, где врачи сейчас борются за отца. Я пытаюсь дышать ровнее, пытаюсь успокоиться, но получается плохо. Сотни мыслей атакуют меня одновременно. А если… Нет, даже думать не хочу. Отец всегда был для меня опорой, и я не представляю свою жизнь без него. Я закрываю глаза, пытаясь не расплакаться, но слёзы сами собой набегают на глаза.
— Таисия Руслановна, успокойтесь, пожалуйста, — мягко говорит Валентина Петровна, осторожно касаясь моего плеча. — Руслан Анатольевич сильный, он обязательно справится.
Я лишь киваю в ответ. Вглядываюсь в пустой коридор и снова, и снова мысленно прошу только об одном: пусть всё будет хорошо.
Я буквально подскакиваю, когда дверь кабинета наконец-то открывается. Моё сердце гулко стучит в груди, пока я бегу на навстречу врачу.
— Доктор, что с моим отцом? — Голос дрожит так сильно, что я едва узнаю его.
Мужчина в белом халате внимательно смотрит на меня, кивает и мягко произносит:
— Давайте пройдём в кабинет, я вам всё объясню.
Мы заходим в его кабинет, я опускаюсь на стул, сжимая в руках сумку так сильно, что костяшки белеют.
— У вашего отца случился микроинфаркт, — говорит врач спокойно, глядя на меня с пониманием и сочувствием. — Его доставили очень быстро, и мы вовремя оказали помощь. Сейчас он стабилен, но несколько дней ему нужно будет провести у нас под наблюдением.
Я не могу сдержать слёз. Они сами катятся по щекам, а я даже не пытаюсь их остановить.
— Он будет в порядке? Всё будет хорошо? — мой голос звучит совсем тихо и жалко.
Врач мягко улыбается, слегка кивая.
— Да, он поправится, не переживайте так сильно. Важно, чтобы теперь он отдохнул и снизил уровень стресса. Можете зайти к нему, но только на пять минут. Он ещё слаб и нуждается в отдыхе.
Я киваю и срываюсь с места, быстро иду к палате отца. Останавливаюсь перед дверью, смахиваю слёзы со щёк. Делаю несколько глубоких вдохов. Успокаиваюсь. Никакого стресса. Отца нельзя нервировать.
Внутри тихо, на прикроватной тумбе горит лампа. Отец слегка улыбается, едва завидев меня.
— Папочка, — шепчу, подходя к нему ближе, осторожно беря его руку в свои ладони.
— Тая, не нервничай, — голос его слабый, но взгляд тёплый и любящий. — Видишь, я жив и скоро буду дома.
Я с трудом сдерживаю слёзы и стараюсь улыбнуться.
— Ты меня так напугал...
— Прости, милая. Я и сам не ожидал такого подвоха, — он слабо сжимает мою руку. — Всё хорошо. Главное, чтобы ты была спокойна.
Мы сидим в тишине пару минут. Я чувствую, как тяжело он дышит, как устало выглядит, и сердце снова сжимается от боли и тревоги.
— Ладно, иди, дочка, мне нужно отдохнуть, — тихо произносит отец, и я понимаю, что время моего визита истекло.
Выходя из палаты, я ощущаю себя совершенно опустошённой. На улице уже глубокая ночь. Достаю телефон, и сердце снова больно сжимается в груди. Гордеев так и не приехал. Открываю мессенджер и вижу, что он прочитал моё сообщение, но ничего не ответил. В груди рождается странная смесь тревоги, обиды и растерянности. Что-то явно пошло не так, и я совершенно не понимаю, что именно.
Гордеев
Самолёт наконец-то идёт на посадку, и я устало выдыхаю. Голова тяжёлая, плечи ломит, словно я не в комфортном кресле бизнес-класса провёл последние несколько часов, а на жёсткой скамейке в каком-нибудь вокзальном зале.
Поднимаюсь, небрежно перекидываю через плечо пиджак и направляюсь на выход.
Очередь на паспортный контроль двигается медленно, я проверяю телефон. Экран загорается уведомлениями, среди которых выделяется сообщение от Таисии. Открываю его, чувствуя лёгкое беспокойство в груди, и мгновенно хмурюсь, читая короткие строки.
"Артём, папе стало плохо прямо на совещании, его увезли в больницу. Я уже здесь, жду врачей, но пока ничего не известно. Как только приземлишься, приезжай сразу сюда, пожалуйста".
Поморщившись, я раздражённо убираю телефон обратно в карман. Чёртов Волков. Играет очередную роль? Плохо ему стало, значит? В прошлый раз уже была подобная сценка, и сыграл он тогда из рук вон плохо. Неужели теперь получше подготовился? Слишком уж вовремя ему становится плохо, стоит только отлучиться из страны. Подозрительно и очень удобно. Я думал, дольше продержится. Решил воспользоваться моим отъездом, чтобы снова Таисию манипуляциями домой вернуть?
Очередь постепенно движется, я подхожу к пограничнику, который скучающе просматривает мой паспорт. Забираю документы и иду за багажом. Однако чувство лёгкого раздражения сменяется ощутимой яростью, как только взгляд выхватывает из толпы в зале ожидания знакомое лицо. Жданов. Чёрт. И не один, а в компании ещё троих незнакомцев в строгих костюмах с одинаково суровыми выражениями лиц.
Меня моментально пробирает холодом. Этот человек не появляется просто так. Жданов — заместитель начальника следственного комитета, человек с огромными возможностями и безукоризненной репутацией. Один его звонок, и карьера любого адвоката может посыпаться карточным домиком. Последний раз, когда он появлялся на моём горизонте, Жданов предложил "решить вопрос" с Волковым. Убрать его за решётку, используя мою информацию и ресурсы. Я нашёл лазейку и отказался, после чего наш разговор перешёл в неприятную плоскость, оставив очень тяжёлый осадок. Повторной встречи я не хотел и уж точно не жду ничего хорошего оттого, что он здесь, сейчас, лично меня встречает.
Стараясь не показывать волнения, я уверенно шагаю к багажной ленте, ощущая на себе пристальный, холодный взгляд Жданова. Его глаза словно сканируют меня, выискивая слабые места.
— Артём Юрьевич, добрый вечер, — произносит он сдержанно, с тонкой улыбкой, которая совершенно не касается глаз. В них лишь холод и твёрдое намерение. — Нам нужно поговорить.
Я напрягаюсь, инстинктивно распрямляя плечи.
— Что-то серьёзное? — Уточняю, старательно поддерживая нейтральный тон, но внутри уже собирая себя в боевую готовность.
— Очень, — без тени улыбки и с особым нажимом произносит Жданов, подчёркивая каждую букву.
Один из его сопровождающих бесцеремонно берёт мой багаж, и я, морщась от раздражения, всё же решаю не обострять ситуацию прямо здесь.
— Я так понимаю, беседа у нас будет официальная? — Интересуюсь, аккуратно и подчёркнуто деловым тоном.
Жданов на секунду замолкает, оценивая меня тяжёлым взглядом. Затем медленно качает головой, едва заметно усмехнувшись.
— Пока что нет, Артём Юрьевич. Неофициальный разговор, так сказать. А вот как пойдёт дальше — уже зависит от вас.
Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок. Подобные формулировки обычно предвещают серьёзные неприятности, и я внутренне собираюсь, готовясь к сложному разговору, осознавая, что от моего поведения в ближайшие минуты зависит очень и очень многое.
Мы выходим из здания аэропорта, и холодный вечерний воздух словно отрезвляет меня. Я быстро оцениваю ситуацию: рядом Жданов и его трое сопровождающих, молча идущих впереди и позади нас, не оставляя мне шанса даже на попытку улизнуть. Жданов уверенно шагает рядом, спокойный и собранный, словно всё давно и тщательно распланировал.
Подходим к припаркованной у тротуара чёрной тонированной машине с мигалкой.
— Вы так и не сказали, на какую тему пойдёт разговор, — произношу я спокойно.
Жданов холодно улыбается, останавливается возле задней двери машины и с издевательской вежливостью делает приглашающий жест рукой.
— Артём Юрьевич, в прошлый раз я уже говорил вам, что вы зря связались с семейством Волковых. От них у вас будут одни только проблемы.
Я чувствую, как напрягаются мышцы, а челюсть невольно сжимается сильнее. В голове лихорадочно начинают складываться различные сценарии того, что именно могло произойти, пока я был в отъезде.
— Благодарю за заботу, но я привык справляться со своими проблемами сам, — резко отвечаю я, садясь в машину.
Жданов устраивается рядом, и машина быстро трогается с места. Я бросаю последний взгляд на здание аэропорта, понимая, что вечер обещает быть длинным, тяжёлым и явно полным неприятных сюрпризов.
Я сижу в тесном кабинете с тусклым освещением, стены давят на плечи, заставляя дышать глубже.
Жданов напротив изучает бумаги из увесистой папки, и эта его бесконечная, раздражающая выдержка действует на нервы. Я понимаю по какой тактике он действует. Доводит до паники, не оглашая по какому вопросу я здесь нахожусь. Тянет время. Читает бумаги, оценивает меня взглядом и снова возвращается к документам.
— Артём Юрьевич, — наконец произносит он, закрывая папку и смотря на меня ледяным взглядом. — Давайте вспомним дело по земле компании Ермакова, знакомое вам?
Я едва заметно киваю, чувствуя, как ярость подкатывает к горлу. Хочется ослабить галстук, чтобы поглубже вдохнуть, но я себя сдерживаю. Вместо этого откидываюсь на спинку стула.
— Ну так вот, интересная ситуация сложилась. Экспертиза, подготовленная вами по этому делу, оказалась у конкурентов Ермакова. И пришла она, как вы понимаете, прямиком из вашего кабинета. Ещё горяченькая.
В его голосе звучит неприкрытая насмешка. Я стараюсь сохранить внешнее спокойствие, но в груди уже разрастается глухая ярость, перемешанная с холодным ужасом. Внутри всё замирает, сердце пропускает удар, а в голове вихрем проносится единственная мысль: "Как это вообще могло произойти?"
Экспертиза была готова буквально перед моим отъездом. Она должна была быть доставлена прямиком в мой офис, и Таисия… Именно она получила её. Я сам дал ей распоряжение забрать конверт у курьера и положить на мой стол, никуда не заглядывая.
Холодок пробегает по спине, я напряжённо сжимаю челюсти. Неужели… Нет. Таисия не могла этого сделать. Но как тогда объяснить, что документ оказался у конкурентов? Пальцы нервно постукивают по столу, я стараюсь не показывать наружу своё смятение, хотя Жданов явно ловит каждое моё едва заметное движение, каждое напряжение мышц на лице.
— Это абсурд. Такого быть не может, — холодно говорю, сдерживая эмоции.
Жданов ухмыляется, опираясь локтями на стол и чуть наклоняясь вперёд.
— Артём Юрьевич, согласитесь, тут отчётливо пахнет нечистым. У вашей помощницы ведь есть доступ к вашим документам? Если память не изменяет, её зовут Таисия Волкова?
Я напрягаюсь сильнее, почти ощущая, как внутри вспыхивает огонь негодования.
— Девушку сюда не втягивайте, — холодно и резко отвечаю, сверля его взглядом.
Жданов, кажется, только ждал моей реакции, чтобы нанести следующий удар.
— Вы даже не хотите рассмотреть вероятность, что она могла вас подставить? Возможно, по просьбе отца. Или кто-то связался с ней напрямую, предложив выгодную сделку, чтобы дискредитировать вас?
— Ещё раз повторю: Таисия не имеет никакого отношения к этой ситуации, — жёстко отрезаю, внутренне кипя от ярости и раздражения. — Давайте оставим эту тему.
— Артём Юрьевич, дело крайне серьёзное, — подчёркивает Жданов, не переставая давить на меня взглядом. — Речь идёт не просто о вашей репутации, а о возможном лишении вас адвокатской практики, и это ещё лучший исход. В худшем варианте можно говорить об уголовной ответственности. Разглашение конфиденциальной информации, коммерческой тайны… Подумайте, стоит ли девушка таких последствий?
Я кривлюсь от его слов, чувствуя, как пальцы сами сжимаются в кулаки под столом. Она не могла.
— Мне ваши угрозы уже понятны, — говорю сухо и уверенно. — Давайте перейдём к той части разговора, где вы предложите мне сделку, чтобы избежать подобных неприятностей.
Жданов делает вид, что удивлён, вскидывая брови.
— А почему вы решили, что такая сделка вообще возможна?
Я слегка усмехаюсь, собирая остатки хладнокровия. Потому что я не долбаёб. И не был бы я нужен в каком-то гнилом деле, то не сидел бы здесь. С такими картами в моём офисе уже мог происходить обыск. А мы сидим, общаемся.
— Ну хотя бы потому, что разговор наш неофициальный, ваша камера не пишет, и вы, очевидно, пытаетесь меня припугнуть, явно перебарщивая с угрозами.
Жданов молчит несколько секунд, затем медленно, почти нехотя улыбается.
— Артём Юрьевич, всегда знал, что вы сообразительный человек. Возможно, вы правы, и нам действительно пора перейти к конкретике. Но учтите, в следующий раз неофициального разговора может уже и не быть. Так что слушайте внимательно.