Единственное желание. Книга 3 (СИ)

6 Пепел

Кайл всегда спал чутко. Возможно, сказывался жизненный опыт — вечные скитания и ожидание опасности, но, скорее всего, это был ещё один дар лэмаярской крови.

Вот и сейчас сквозь сон уловил нечто встревожившее, открыл глаза и некоторое время лежал, прислушиваясь к тишине ночи.

Скалы хранили безмолвие. Никаких птиц или насекомых, что привычно стрекотали во тьме лесов или Приозёрной равнины. Снаружи абсолютная тишь.

А здесь, под каменными сводами — шумно посапывает неразличимый во тьме пещеры сильварус, заглушая мерное спокойное дыхание Первого рыцаря. Далард хоть и заявлял, что не уснёт, покуда с ним по соседству зубастый людоед ошивается, сдался быстро и давно уже почивал.

А Дэини…

Кайл понял, что его потревожило сквозь сон.

Снова плачет… Почти беззвучно. Пока все спят, и никто не слышит её тихих всхлипов.

Бедная девочка. Такая сильная, но такая ранимая. Старается и не может удержать судорожно рвущиеся из груди рыдания. Боль, страх и одиночество, словно лезвие клинка, вспарывают сердце, истекают солёными слезами, душат во тьме, как злобные ночные духи.

Северянин умел чувствовать людей.

Давным-давно…

Кея называла это «читать души». В ту пору, когда жил в Эруарде, он умел делать это мастерски. Но с годами Кайл приучил себя не пользоваться этим талантом.

Знать чужие мысли — многие мечтают об этом…

На самом деле, заглядывать в чужие сердца — не самое приятное занятие. Красивые и чистые души — явление редкое. А окунаться в чужие страхи, зависть, ненависть, похоть, жадность или другую подобную мерзость — это всё равно, что с головой нырнуть в гнилое болото или навозную кучу. Кайл не мог побороть брезгливость.

Как можно продолжать улыбаться человеку, когда ты зачерпнул изнутри у него такого дерьма, что тебя наизнанку сейчас вывернет?

Нет уж, чужая душа — потёмки, и лучше туда не заглядывать!

Даже если это душа, достойная уважения. Там тоже бывает такое, что другим видеть и знать не следует. Сомнения, слабости, сожаления. Да мало ли, что ещё!

У каждого должно быть нечто своё, от других запрятанное глубоко, свой секрет. Люди имеют на это право. И кто он такой, чтобы лезть в чужие тайны?

Кайл понимал тех, кто на него злился за подобные выходки — не хотел бы сам оказаться на их месте.

В собственную душу он никого не пускал, да и сам заглядывать страшился. И уж точно не хотел бы, чтобы кто-то другой узнал, что он там, во тьме былого, прячет.

А ещё подобные способности как будто… сближали. Заглянув в сокровенные тайны другого, уже нельзя просто забыть, отвернуться, отмахнуться. Мол, да кто он мне такой!

И это тоже пугало и угнетало.

Кайл не привык привязываться, не привык доверять, не привык быть открытым.

Он — одиночка.

И про проклятие забывать тоже не стоит. Вот так почувствуешь в ком-то родственную душу и навлечёшь на его голову несчастье, сам того не желая.

Нет, уж лучше без этого обойтись!

Далард единственный, кто как-то умудряется обойти проклятие. Но они ведь редко виделись. Служба, дела королевские...

Может, в этом и суть? Это поход на Север их так надолго свёл вместе, а обычно, даром что друзья, пару раз за полгода где-нибудь в Кирлиэсе встречались.

Но сейчас не о Первом рыцаре мысли…

С некоторых пор Кайл начал снова улавливать в себе эти давно забытые ощущения. Слышать чужую душу. Ловить отголоски чужих эмоций. Как будто это отголоски его собственных мыслей и желаний.

Он запрещал себе это. Он одёргивал себя каждый раз, когда что-то внутри тянулось зачарованно, ведомое любопытством, туда, к далёкому свету чужого сердца… Заглянуть за запретную дверь и увидеть сияние другой души. Её души.

Всё выходило из-под контроля, и это пугало. Собственное непреодолимое желание пугало. Собственная слабость пугала. Пугало, что это стремление, давно побеждённое и погребённое, так легко воскресло обратно к жизни.

А ещё пугало то, что он иногда улавливал…

Крохи. Ведь Кайл боролся с искушением нырнуть на самое дно. Но даже кратких соприкосновений душ хватало с лихвой.

С Настей что-то творилось последнее время. Внутри у неё будто звенел набатный колокол. И он не мог ни обращать внимание на этот безмолвный зов. Не мог не чувствовать, что внутри неё словно ураган бушует. Дэини что-то изводило, лишало покоя.

Кайл хотел помочь. Хотел искренне. Ведь ловить отзвуки её терзаний и для него было мучительно.

Но он так и не отважился сделать этот шаг, позволить себе заглянуть в зеркало её души.

А теперь…

Теперь заглядывать нужды не было. Сегодня её тёмную горечь он чувствовал даже на расстоянии. Боль утраты — это слишком знакомо, чтобы суметь отгородиться. Это невозможно не замечать. Сколько бы лет не прошло… Такое не забывается.

Вот и сейчас, даже сквозь сон, её боль обожгла его сердце. Кайл слышал, как Дэини плачет. Хотя с её стороны не долетало ни звука. Чувствовал, как она дрожит, сжавшись в комочек.

Ночью в горах холодно. Стылые камни высасывают тепло, будто пиявки. Сколько не кутайся в тёплый плащ, всё равно не согреться.

Но дело не только в ночной прохладе, эта дрожь…

Ей больно, тоскливо, сиротливо. Вот и дрожит, как слепенький кутёнок, которого отняли от матери и бросили одного.

Кайл силился различить в непроницаемой тьме хотя бы её силуэт...

Странно, и даже немного смешно — ведь казалось, сердце давно льдом обросло, после всего, что в жизни видел.

Но почему тогда жжёт так нестерпимо? Неужто не угас ещё огонь? Может статься, он и согреть ещё способен…

Кайл придвинулся ближе. Замер нерешительно.

А если он ошибается? Если ей вовсе не нужно его участие? Если Дэини истолкует это…

Осторожно протянул руку, коснулся её вздрагивающей спины, почувствовал, как она оцепенела на миг, напряглась всем телом. Полукровка придвинулся ещё ближе, рука его бережно обняла Настю за талию. На пару мгновений он застыл так же, как и Рыжая, слушая, как взволнованно забилось её сердце. Потом укрыл её половиной своего плаща, осторожно прижимаясь к её спине и чувствуя, что бедняжку по-прежнему лихорадит.

Сейчас, в безмолвной ночной тьме, Дэини казалась такой маленькой, хрупкой и беззащитной, как крохотная птичка, замёрзшая в зимнюю стужу. Как хотелось согреть её и больше никогда не выпускать из своих объятий!

Она внезапно повернулась к нему, придвинулась вплотную, обняла, прижимаясь ледяными ладонями, уткнулась лицом в грудь. И Кайл почувствовал её горячие слёзы у самого сердца…

— Ну что ты там плетёшься? — проворчала Шаэлгарди.

— Я не вижу в темноте, как ты, — устало откликнулся Наир.

В беспросветном мраке леса блеснули два зелёных огонька — леснянка соизволила на него бросить взгляд.

— И как ты только дожил до сегодняшней ночи с твоей-то никчёмностью? — хмыкнула в ответ темнота. — Совершенно беспомощный.

— Благодари Небеса, что я хотя бы не человек! С ними ещё хуже, — добавил лэгиарн. — Я хоть что-то вижу и слышу. Река шумит где-то рядом, да?

— Да. Эх, был бы человеком — я бы тебя просто убила и не мучилась теперь! Ладно, не обижайся! Скоро остановимся на ночлег. Здесь нельзя. Плохое место. Лидона рядом. Надо перебраться на тот берег.

— Постой, Шаэлгарди! Так мы уж добрались? Это и есть брод? Мои друзья здесь должны переправиться?

— Нет, это всего лишь один из притоков Реки Скорби. Дальше снова обрыв и скалы. Путь тебя ещё долгий ждёт. И не называй меня тут по имени! Она может услышать.

— Кто?

— Река.

Наир промолчал. Будь на его месте человек, он решил бы, что леснянка безумна. Но будучи лэгиарном, парень понимал, что мир вокруг несколько сложнее, чем многие мнят. И если он каких-то вещей не знает или не видит, это ещё не значит, что этого вовсе нет.

— Ты не бойся! Тебя Приветствие мира защитит даже от Лидоны. Главное не испугаться. Помни — у неё над тобой власти нет!

Шум воды уже различался ясно.

Деревья расступились внезапно. И с небес хлынул лунный свет, наполняя колдовским сиянием белый занавес тумана, что расползался по берегу. На чёрном полотне вод сверкали звёздные блики. После безмолвия леса река казалась шумной и болтливой: шелест камышей, журчание струй, плеск, голоса ночных птиц, лягушек, насекомых.

— Ступай за мной! И ничего не бойся!

Леснянка обернулась. В лунном свете глаза сияли, как болотные огни, кожа отливала синим…

Жуть!

Она нырнула в облако тумана, заглушившего тихий всплеск волны.

Наир замер у чёрной кромки вод.

— Вереск! А ты…

— Иди за мной! Тут неглубоко.

Вода, вопреки ожиданиям, оказалась тёплой и мягкой. Обступила ласково.

Упругие струи, словно играясь, норовили утащить в сторону. Но это была лишь забава. Наир не чувствовал больше страха. Чтобы там ни говорила леснянка — это просто река, такая же, как тысячи других.

Туман остался у берега. Лунная дорожка слепила серебром. Звёзды сияли в вышине, звёзды сияли в глубине тёмных вод. И Вереск, шествующая впереди, тоже казалась светящейся, как звёзды.

Громкий всплеск напугал Глелоу. Кобыла дёрнулась в сторону и едва не уронила хозяина. Но Наир удержал соловую, и они снова продолжили свой путь. Чёрные воды расступались с трудом, казались густыми, плотными.

Что-то светлое на мгновение показалось над водой, и снова исчезло в беспросветной глубине. Новый всплеск в тумане у самого берега. Камыши зашелестели, будто их потревожил ветер. И смех, тонкий, как звон первой капели, разлетелся над гладью ночных вод.

Снова нечто скользнуло рядом, едва не задев Наира. Можно подумать, что это большая рыба. Но почему-то в голову лэгиарна настойчиво лезли совсем другие мысли.

— М-м-м… Гляньте только! — долетело вдруг до слуха «сына леса».

— Какой сладкий! — беспечный смех снова в камышах.

— Полон жизни… — шепнули волны слева.

— И сладкой, сладкой крови… — отозвалась река с другой стороны.

— Обожаю лэгиарнов… Редкос-с-с-тное лакомс-с-с-тво…

Бледное узкое лицо, с глазами угольно-чёрными, поднялось из воды в двух шагах от Наира. Длинные локоны струились в волнах, как водоросли на стремнине.

— Не слушай их! — крикнула Шаэлгарди, прибавляя ходу. — Пошли прочь, пиявки!

— П-ф-ф! Злая ты, сестрица!

Что-то стремительно выскользнуло из зарослей ракит и исчезло в глубине, серебряные брызги разлетелись фонтаном, обдали Наира и его спутницу.

— Нам так голодно и одиноко… — проскулил кто-то позади. — Поделись добычей, Вереск!

И лэгиарн почувствовал, как его спины коснулась чья-то стылая рука, мёртвая ледяная длань.

Желание броситься к берегу со всех ног становилось непреодолимым.

— Такой сладкий! Останься с нами, не уходи!

Рука, как змея, обвилась вокруг.

— Кыш! Прочь пошли, гадины склизкие! — свирепея, прикрикнула леснянка.

— П-ф-ф! — рассерженно откликнулись тёмные воды.

Хладная рука отцепилась. Снова всплеск и залп брызг, окативший с головой.

— Вереск решила оставить его себе. Зачем он тебе, сестрица? Всё равно не съешь. Глупые коряги, убиваете понапрасну, от прихоти! Проливаете медовую кровь впустую. А мы голодаем…

— Мать Лидона нынче принесла нам кровь. Вкусную, сладкую… Кровь человека. И мы поспешили на зов. Но он уже был мёртв.

— Да, да, скверная падаль… Пустой. Поживиться нечем… Забавы не вышло.

— Мать Лидона забрала его себе. А теперь и ты нас обижаешь! — капризно прошелестело во тьме камышей. — Только дразнитесь! А нам снова голодать…

Волна всплеснула совсем рядом. Неведомая тварь вцепилась в Наира, дёрнула. Дно выскользнуло из-под ног. Он ушёл под воду почти с головой, забарахтался, пытаясь вскочить.

Вереск неожиданно оказалась рядом, выдернула его из глубины за шиворот, деловито и не очень-то любезно, поставила на ноги.

Рука леснянки сжала его ладонь, и лэгиарн с удивлением ощутил, как в кожу впиваются острые колючие коготки.

— Пиявки мерзкие! — прошипела Шаэлгарди.

Они снова двинулись к берегу, уже проступившему сквозь белое молоко тумана.

И лишь когда под ногами оказалась твёрдая земля, Наир нашёл в себе силы вздохнуть полной грудью. Недобрый смех долетел им в спину, словно речная нечисть не удержалась от этакой ехидной пакости на прощание.

Леснянка и лэгиарн поспешили оставить берега реки и скрыться в безмолвном лесу.

— Эти жабы про твоего друга говорили…

— Я понял.

— Мы обязательно отыщем тех, остальных! — пообещала Вереск. — Я помогу, Наир. Если только они ещё живы…

— Они живы.

Настя проснулась в уютном коконе плаща, с трудом выбралась из лабиринта ткани, поёжилась зябко.

Снаружи занимался холодный рассвет. В горах утро немногим теплее ночи.

Лихорадить её, к счастью, перестало. А вот в голове тяжело после долгих слёз и бессонницы.

Если бы не Кайл, она бы, наверное, так и не смогла уснуть.

Оказывается, иногда, чтобы помочь человеку, его надо просто вовремя обнять.

Кайл…

Настя испуганно огляделась. Далард по-прежнему спал, тоже закутавшись в свою шерстяную накидку. С головой зарылся, зато пятки торчат наружу. А полукровка исчез.

Но куда он мог деться?

О, Небеса, а где эта жуткая пантера, что ночевала вместе с ними в пещере?

Романова проворно вскочила на ноги, бросаясь к выходу. И ровно в этот миг в низкий проём, согнувшись, нырнул Северянин.

— Уже проснулась? Вот и чудно! Далард, живо вставай!

Полукровка потряс приятеля за торчащую из-под плаща ногу.

— Поднимайся! Поднимайся! — поторопил Кайл в ответ на невнятное мычание. — Сильварус ушёл.

Эта фраза предназначалась Насте, но Первый рыцарь тотчас подскочил, потёр глаза и удивлённо спросил:

— Как это ушёл? Куда?

— Домой, наверное. В логово, — Кайл торопливо собирал остатки их вещей. — Я проснулся, а его нет. Посмотрел наружу. Всё тихо, спокойно. Тучи исчезли. Солнце из-за скалы выползает. Решил наружу высунуться. Как видишь, испепелить меня никто не пытался. Я там даже заметил следы на тропе. Где кот наш пробежал. Чуть заметные в пыли, но есть…

Они слушали полукровку ошарашенно, не перебивая.

Кайл подхватил свой вещевой мешок, сунул Насте её рюкзачок, посмотрел на своих растерянных друзей и со вздохом закончил:

— Похоже, мы можем идти. Небесное сумасшествие закончилось. Не знаю, надолго ли… Но ждать продолжения мы не станем. Идём!

— Так… а если снова начнёт? — схватил его за руку Первый рыцарь.

— Сильварус успел выбраться из ущелья. Последуем за ним и останемся живы. Если нам повезёт…

Кайл шёл первым. Шёл торопливо, пристально всматриваясь в каменистую тропу у подножья скал, словно ищейка в поисках зверя. Что он там различал на этих гладких серых камнях, для Насти оставалось загадкой. Никаких следов сильварус, разумеется, не оставил. Но полукровка отыскивал их даже там, где отпечатков не было.

Настя и Далард его не отвлекали. Целиком и полностью доверившись своему проводнику, безропотно шагали за ним, да старались не отставать и не мешать.

А Северянин стремительно перепрыгивал с камня на камень, всё ближе продвигаясь к желанным вратам каньона.

Они по-прежнему бежали вдоль восточной стены, не выходя на дорогу. Но Настя понимала, что путь этот выбран неслучайно. Кайл вёл их по следам чёрной кошки. Приходилось перебираться через груды острых шатких валунов и россыпи курумников.

Вероятно, Северянин опасался выходить на средину ущелья. Ведь никто не знал закономерности появления смертоносных молний. Быть может, они появлялись лишь в определённое время. Но оставалась вероятность того, что они начинали атаковать, как только кто-то выходил на дорогу.

Рисковать и проверять — никто особо не желал.

Рыжая не забывала поглядывать вверх. С опаской и тревогой. Но небо сегодня оставалось чистым и благостным. Так что временами даже думалось, уж не привиделось ли вчерашнее безумство стихии в страшном сне.

Но доказательством реальности всех несчастий служили останки их лошадей, так и не уничтоженные полностью небесным огнём.

До спасительного проёма в скалах оставалось совсем немного. Но преодолеть этот последний отрезок пути невозможно, не выходя на дорогу.

— Если снова начнётся, беги со всех ног вперёд, ясно? Нас не жди! Не оглядывайся! — велел полукровка.

Анастасия только кивнула послушно. Она сильно сомневалась, что поступит так и бросит друзей, но спорить с Кайлом сейчас не время.

— Храни нас Мать Мира! — решительно выдохнул Северянин.

И Настя вдруг поняла, что не желает выходить из-под спасительного прикрытия скал. Словно её магнитом притянуло, приклеило к стене. Ни за какие сокровища мира!

Но рыцари уже шагнули вперёд. И, закусив губу, Рыжая последовала за ними.

Это было страшно. Чертовски страшно!

Настя ждала до последнего, что сейчас небо обрушится им на голову. Но ничего не произошло.

Друзья переглянулись, и лица их внезапно просветлели.

— Бежим! — крикнул Кайл, но уже без страха и тревоги. Даже как-то радостно.

Они пустились со всех ног к спасительной границе, к выходу из ущелья.

И, даже миновав эту заветную черту, ещё бежали какое-то время, оставляя далеко за спиной коварную западню бездушных скал Кирдефиар.