Совершенные. Эхо Равилона

Глава 8. Новые гости

Глава 8. Новые гости

– Ваше Величество, к вам Яков Кворш, казначей. Мы проверили, он чист.

Император Константин резко повернулся в кресле, едва не выдернув из руки иглу капельницы. Врач – величайший целитель с золотой панелью, Друш Ханд —укоризненно покачал головой, но правитель лишь отмахнулся.

– Наконец-то. Я думал, вы еще год будете проверять людей, вышедших из дворца!

– Подобное не терпит спешки, – с достоинством поклонился главный военный менталист – Станислав Венгель. —Ваша безопасность превыше всего. Мы не можем рисковать.

– Ведите уже, – оборвал император и, поморщившись, глянул на иглу. – Друш, убери это.

– Но ваше здоровье, повелитель…

– Мое здоровье станет гораздо лучше, когда мы уничтожим скверну, засевшую во дворце! – рявкнул монарх. – Скверну, разгромившую мою гвардию! И убившую моего наследника! Труп разрушителя – вот отличное лекарство, Друш! А не все эти… примочки!

Врачеватель поджал губы, явно несогласный, но спорить не стал. Зато вперед выступил генерал Валар Осимов – грузный мужчина с насупленными бровями и тяжелым взглядом.

– У нас все готово для штурма, Ваше Величество. Усиленная дивизия, полное боевое облачение, нейро-штурмовики…

– В прошлый раз от вашей дивизии остались лишь шлемы. От иных не осталось и этого.

– Атака с воздуха, повелитель. Вы ведь одобрили этот план. Ждем лишь команды.

Еще двое военных – суровые мужчины в годах, – кивнули, соглашаясь. Император на миг прикрыл глаза. После штурма от дворца останется лишь пыль. Полная зачистка позволит уничтожить скверну и выжечь землю на километры вокруг. И тех, кто все еще остается в здании.

– От Аманды нет вестей? – не поворачиваясь, спросил Константин и, получив ответ, вздохнул.

– Невосполнимая потеря, – прошептал он. Его веки без ресниц, покрытые пигментными пятнами, дрогнули. Годами отдавая Юстису свою силу, император истощил тело, превратившись в старика. Но разум и Дух были по-прежнему сильны. Константин умел принимать решения на благо Империи, даже если приходилось кем-то жертвовать.

Но вот Аманда… Верховный Архиепископ Инквизиции и прославленный миротворец. Женщина, когда-то остановившая Снежный Бунт. Великолепная, бесстрашная, умная, невероятная Аманда, которой император восхищался. Возможно, даже больше, чем восхищался.

Но на кону стояло слишком много.

– Вероятнее всего, ее святейшества уже нет в живых. – Из теней выступил еще один мужчина, и все замолчали. Кардинал Святой Инквизиции – Иваз Фамон – высокий и сухопарый, окруженный контуром Духа столь мощного, что его очертания выступали за грани физического тела. Сила кардинала ощущалась тяжелой, придавливающей к земле волной, и генералы поморщились. Находиться рядом с главой инквизиции было непросто даже обладателям нейропанелей. Обычные люди без браслетов и вовсе теряли сознание, лишь проходя мимо. Поэтому кардинал редко выходил на публику. Последние годы – никогда. К тому же умение инквизитора прятаться в сумраке и появляться в самый неожиданный момент настораживало и сбивало с толка. Никто не знал, как долго кардинал был в этой комнате. И был ли вообще?

В повисшей тишине Иваз поклонился императору и отошел к окну.

– Аманда погибла? – резко спросил Константин, и кардинал пожал плечами.

– Я более не вижу ее Дух. – Иваз глянул через плечо.

Его лицо – гладкое, узкое как лезвие, с болотистыми глазами, – тоже неуловимо менялось, словно пряталось в сумраке, несмотря на то, что мужчина стоял на свету. Возраст кардинала не читался, внешность казалась изменчивой. Впрочем, окружающие старались не всматриваться в его черты, контур Духа мешал и отталкивал, не давая увидеть больше. Любой взгляд соскальзывал с лица кардинала, словно капля воды с тающей сосульки, не в силах задержаться.

– Как не вижу Дух иных людей во дворце. Все они стали марионетками скверны или погибли. Там больше нет живых, мой император. Нет тех, кого надо спасать или беречь. Мы должны уничтожить скверну немедленно. Ее не должно существовать в нашем мире, это оскорбление для всех наших устоев. И ваше промедление оскорбительно для Святой Инквизиции.

Генералы переглянулись. Никто иной не мог позволить себе подобный тон в присутствии императора.

– Мы ждем приказ, Ваше Величество, – откашлявшись, сказал Осимов.

Константин не ответил. Он понимал, что тянет время, хотя разум приказывал согласиться. Полное уничтожение – лучший выбор. И все же император колебался.

Украшенные золотыми вензелями двери в императорской резиденции на окраине Неварбурга распахнулись, впуская казначея.

– Яков! – Константин улыбнулся. – Какое счастье видеть тебя, старый друг! Рад, что ты сумел выбраться целым.

– Благодарю, мой император, – склонил голову господин Кворш. – Но гораздо важнее ваше здравие. Я так рад видеть вас, Ваше Величество! Однако я пришел не с пустыми руками. У меня… послание. От разрушителя.

Военный менталист придвинулся ближе, генералы переглянулись.

– От скверны! – выплюнул Константин. – Он более не человек, не стоит забывать! Что он сказал?

– Это не слова. – Казначей придвинулся ближе, вытащил из кармана белый платок. Надбровные дуги монарха, почти лишенные волос, взлетели в удивлении.

– Камень?

– Рубин. Редчайшей чистоты, насколько позволяет судить мое зрение и золотой нейробраслет.

– Узурпатор передал мне драгоценность?

– Он сказал – это послание.

– Мы изучили предмет, – вперед выступил верховный технофикатор, толстые линзы его очков вспыхивали на свету разноцветными искрами. – Удивительно, но, судя по всему, внутри камня заключена мыслеформа. Менталисты уверяют, что она не агрессивна.

– И как ее извлечь? – Константин с любопытством взглянул на камень.

– Вероятно… – Технофикатор запнулся и откашлялся. – Вероятно, это мыслеформа, предназначенная лишь вам, Ваше Величество. Никто иной не смог ее увидеть. Мы не смогли разобраться, как именно разрушитель это сделал. К сожалению… такое изменение материи пока недоступная нам форма взаимодействия и… Думаю, то есть… хм. Вероятно, вам стоит взять камень в руку.

– Я возражаю, – придвинулся ближе генерал Осимов, сурово сведя косматые, как обувная щетка, брови. – Подарок скверны не должен касаться правителя! Это может быть опасно, это неизученная антиматерия…

Константин вздохнул и сгреб рубин с ладони казначея. На миг в комнате повисла оглушающая тишина. Веки правителя опустились, и стало видно, как двигаются глазные яблоки, рассматривая неизвестное послание.

А когда император открыл глаза и глянул на застывших людей, врачеватель охнул и бросился за новой капельницей.

– Мой повелитель? – Генерал Осимов безотчетно положил руку на эфес меча.

– Немедленно остановить штурм. – Едва сдерживая рвущееся дыхание, сказал Константин. Встал, не обращая внимания на суетящегося рядом врача. – Немедленно отвести войска от дворца! Отойти на максимальное расстояние! Убрать прожекторы и снайперов. Немедленно! Вы слышите меня?

– Вас обманули. – Кардинал выступил вперед, узкое лицо инквизитора не выражало эмоций, но его Дух пошел неприятной рябью. – Вы поддались влиянию скверны. Мы обязаны уничтожить…

– Здесь я отдаю приказы, Иваз! – рявкнул Константин.

– Но… – Военные переглянулись с недоумением. – Но Ваше Величество…

– Выполнять! – повторил император, и сила его Духа пригнула своей мощью каждого, заставляя склонить головы и напрячь все мышцы, чтобы устоять на ногах. Константин втянул воздух, успокаиваясь. И повторил уже спокойно: – И… верьте своему императору, милорды.

– Во имя Империи! – Генералы отдали воинское приветствие, щелкнули каблуками и удалились. За ними скользнули технофикатор и менталист, оставив правителя с суетящимся врачом. Кардинал исчез, не прощаясь, снова растворившись в сумраке комнаты.

Константин позволил усадить себя обратно в обложенное подушками кресло и поднял рубин. Мыслеформа, заключенная в острые грани, исчезла, теперь это был всего лишь дорогой камушек.

Но монарху и не нужно было повторение. Он запомнил увиденное до малейших деталей. Послание оказалось совсем коротким. Несколько секунд Константин словно видел чужими глазами. Глазами разрушителя. Вот знакомый коридор дворца. Вот поворот, вот дверь в его личные покои. Вот край синего балдахина с золотой северной короной. Кровать. А на ней… тело. Вернее – над ней. Заключенное в кокон вспыхивающих оранжевых искр, тело повисло над постелью. Разрушитель склоняется ниже, и молодой человек на кровати делает вдох. На шее заметно бьется синяя вена.

– Константин, ты пугаешь меня. – Друш Ханд обеспокоенно положил ладонь на лоб своего правителя. – Что ты увидел?

– Надежду. – Блеклые старческие глаза сияли почти молодым блеском. – Надежду Империи, мой друг. И убери свои чертовы капельницы! Велите принести мне блинов и супа!

Целитель лишь хмыкнул, зная, что спорить с Константином бесполезно. Единственные люди, которых он хоть иногда слушал, – Аманда и Юстис, – навсегда остались во дворце.

***

Военное оцепление у дворца дрогнуло и расступилось, пропуская генерала Осимова.

– Что здесь?

– Так… вот. Гражданский. – Молодой офицер указал на фигуру возле мраморной лестницы. Она стояла между оцеплением и серыми вихрями. Под грязными рваными лохмотьями, укрывавшими тело, невозможно было разобрать даже пол приковылявшего бродяги.

– Не стрелять, – отвернулись десятки прицелов, красные точки, сошедшиеся на фигуре в лохмотьях, погасли.

– И что же, мы теперь будем впускать во дворец всех желающих? – Рядом с Осимовым встал еще один человек – мужчина в черном инквизиторском мундире и кожаном плаще сверху. Крепкая высокая фигура, светлые глаза с жёстким прищуром. Лорд-дознаватель Станислав Венгель.

– Это деструкт. – Императорский менталист хмыкнул, всматриваясь в бинокль. Его сознание выстрелило подобно жалу, коснулось сознания и Духа человека у лестницы и тут же вернулось обратно. – Финариум. Последняя экстремальная стадия. Полный разрыв Духа и линий, смерть через несколько дней или скорее – часов. Странно, что этот человек сумел добраться до дворца.

– Зачем он пришел сюда? – мрачно проворчал генерал Осимов, тоже приложившись к биноклю.

Венгель помрачнел. Даже не прилагая усилий, он видел мощное оранжевое зарево, окружающее дворец. Тот, кто находился внутри, создавал странный и страшный искажающий фон. Зарево, невидимое человеческому глазу, ощущалось на уровне Духа. И вероятно, именно оно притянуло ко дворцу финариума. В этом сиянии было что-то манящее. Что-то желанное. Что-то… необходимое. Даже Станислав, давно прошедший Возвышение и ставший частью Пантеона, ощущал потребность подойти ближе и окунуться в этот свет. Стать его частью.

Он помотал головой, сбрасывая наваждение, и мрачно уронил:

– Скверна взывает к скверне. Деструкты ощущают этот зов.

– Деструкты должны содержаться в Песках, а не стоять возле императорского дворца! – возмутился Осимов. – Что будем делать?

Огромные серые вихри, танцующие у стен, шевельнулись, словно рассматривая пришлого. Бродяга в лохмотьях задрожал. Он казался крошечным игрушечным человечком, застывшим напротив пепельных великанов. Военные, наблюдающих за ними, тоже напряженно замерли. Сожрут ли великаны безумца?

Но вихри дрогнули и расступились.

Двери, украшенные золотыми вензелями и северной короной, распахнулись, и человек в лохмотьях вскинул голову. Некоторое время он стоял, покачиваясь, словно не веря своим глазам. А потом медленно двинулся внутрь здания.

– Возмутительно, – выплюнул менталист. – Почему вы бездействуете?

– Хотите оспорить приказ императора? – хмыкнул Осимов. – Его Величество велел не предпринимать никаких действий и лишь наблюдать. Да и зачем тратить пули на деструкта? Вы сами сказали, что ему осталось несколько часов.

Станислав как завороженный смотрел на невидимое глазу зарево.

– Боюсь, он лишь первая ласточка.

– Думаете, кто-то еще решится сюда прийти?

Венгель пожал плечами, генерал пробормотал что-то ругательное.

– Будем считать этого финариума единственным безумцем. В конце концов, откуда в Неварбурге деструкты? Святое пламя инквизиции годами выжигало заразу.

– Как видите – не выжгло, – задумчиво протянул менталист. Он стоял с закрытыми глазами, покачиваясь, словно стебель на ветру. Так манящее сияние ощущалось еще сильнее. За стенами дворца сияло, разгораясь, новорожденное солнце, равное небесному светилу. Живое, оно дышало и двигалось, и Дух Станислава стремился к этому свету, подобно планете, желающей занять нужное место в орбите. Это казалось таким правильным. Таким верным…

Венгель ощутил, как дрожат пальцы от желания почувствовать зарево всей кожей, и убрал руки за спину, опасаясь, что генерал Осимов это заметит. Военный не был Совершенным, и кажется, его притяжение скверны не задевало столь сильно, как менталиста. Вероятно, потому что у генерала полностью отсутствовали ментальные способности. Он был воякой – до мозга костей – с простым и понятным разумом.

– О разрушителе говорят по всей Империи. Передают с телефона на телефон, печатают в газетах, шепчут знакомым и незнакомым. Я слышу голоса, и все они повторяют эти слова. Повторяют и… множатся. Я чувствую… движение. Ко дворцу идут люди. И их… много.

Генерал Осимов скрипнул зубами. Он от души надеялся, что менталист заблуждается.

Но тот оказался прав.

***

Спустя несколько дней украшенные золотом двери перестали закрывать. Они стояли нараспашку, впуская тех, кто искал во дворце последний приют и защиту. Люди приходили по ночам, будто даже свет солнца пугал несчастных деструктов, годами скрывающихся от ока правосудия. Словно измученные раненые звери, они появлялись из своих тайных нор и шли, а то и ползли к дверям с вензелями.

Зоя, затаившись в тенях галереи, рассматривала двух женщин, закутанных в грязные ткани. Даже многочисленные слои не могли скрыть странностей фигур – слишком худых для людей.

– Гостей уже больше трех десятков, – рядом с Иглой остановилась девушка. Бригитта, одна из пленниц подземелья, которая почему-то не ушла, а осталась во дворце. Толстушка мигом очаровала и Вулкана, и Мишель с Демьяном, и даже поселилась рядом с их комнатами. Порой казалось, что добрая и покладистая девушка всю жизнь провела с деструктами, настолько слаженной казалась эта компания. Как будто это Бригитта делила с ними трудности и боль, а не Зоя!

– Не понимаю, почему они приходят! – скривилась под маской Игла.

– Разве ты не чувствуешь? Это… правильно. – Бригитта доброжелательно помахала рукой новеньким, и те шарахнулись, оглядываясь на распахнутую дверь. – Пойду познакомлюсь с гостями, надо разместить их и сказать Михаэлю, что у нас прибавление.

– Я сама ему передам, – живо отозвалась Зоя. И когда толстушка споро направилась к лестнице, окликнула: – Эй, а ты сама? Не боишься тут оставаться?

Бригитта коснулась центра груди, ее взгляд стал задумчивым и немного печальным.

– Думаю, самое страшное со мной уже случилось. И сделал это не господин Август. Нет. Я не боюсь.

– Но разве ты не хочешь уйти? Вернуться в свою жизнь? В нормальную жизнь?

Бригитта оглянулась через пухлое плечо.

– Нормальную жизнь? Хм… Знаешь, когда-то я хотела стать гармонизатором в детском саду. Успокаивать детишек, радовать их. Но у меня открылся дар прорицания и все мечты оказались напрасными. А потом со мной случилось еще кое-что, и я оказалась здесь. Познакомилась со всеми вами. И с ними. – Девушка снова помахала испуганным гостьям. – Думаю, здесь у меня найдутся дела по душе. Здесь я на своем месте. Это и есть нормальная жизнь, Зоя!

– Я ведь велела звать меня Иглой!

Но толстушка уже не слушала, торопясь навстречу женщинам. Их тонкие фигуры задрожали в волнении, очертания поплыли, и гостьи сделались полупрозрачными, словно звенящие от ужаса стеклянные статуэтки. Но дружелюбный и теплый голос Бригитты быстро вернул незнакомкам и присутствие духа, и физические оболочки. Уже через пару минут женщины откинули капюшоны, явив неожиданно молодые и схожие лица сестер, и начали улыбаться.

– Вот же гадкая девчонка, – пробормотала Зоя, наблюдая за толстушкой. – У нее просто талант нравится людям и успокаивать их! Удивительное дело.

Хмыкнув, Игла отступила назад, не сомневаясь, что теперь стеклянные девушки в надёжных руках. У Бригитты действительно имелся дар нравится абсолютно всем, ее присутствие утихомиривало даже безумных финариумов. Но направляясь к кухням, где хозяйничал синеглазый Михаэль, Игла забыла и о новых деструктах, и о толстушке Бригитте, и даже о своем брате. Зоя не хотела признавать даже себе, что ищет любого повода, чтобы наведаться в вотчину стряпчего.

– Кто-то ведь должен сообщить новость, – пробормотала она, ускоряя шаг. – И попробовать суп. А то еще сварит гадость.

Конечно, Зоя лукавила. Супы у Михаэля выходили отменные. Как, впрочем, и все остальное. Игла старалась не думать о том, что улыбается, направляясь к кухне.

***

Всех новичков Бригитта или Вулкан первым делом приводят ко мне.

Необходимая проверка. Сестры Лика и Ветлана дрожали, звенели и в буквальном смысле исчезали от ужаса, стоя посреди кабинета, украшенного золотой императорской короной и антикварной мебелью. К счастью, Бригитта сумела их успокоить. На меня девушки смотрели с удивлением и страхом, но в глубине светло-карих глаз я видел и что-то еще.

Что-то похожее на… надежду?

Конечно, стоило распахнуть для гостей двери дворца, в нее тут же проникли инквизиторы. Первый пришел на следующий день. Закутанный в грязные тряпки, воняющий отбросами мужчина. Лысый и худой, он не выглядел опасным.

Но его тоже привели ко мне.

– Я Хвель Ковиш, деструкт, – хрипло произнес мужик. – Попал в яму скверны три года назад… Говорят, во дворце можно найти убежище от властей…

Я оторвал взгляд от своих записей и Хвель Ковиш заметно дернулся. А скверна вышла из моего тела. Сгусток темноты дегтем вытек на пол, медленно вырастая. Мелькнули жёсткие остовы крыльев, клацнула волчья пасть – скверна снова меняла форму, так и не найдя единую. В ее облике снова и снова виделись искаженные, жуткие отражения моих воспоминаний. Крылья спасённой летучей мыши, стая, бегущая по снегу, гибкие змеиные тела… Скверна брала все и смешивала в жуткий коктейль ожившего ночного кошмара. Хорошо, что приходящие во дворец деструкты не видели эти образы. Но они ощущали приближение потусторонней тьмы. Они чувствовали ее. Вот и сейчас Хвель Ковиш побелел и напрягся, когда оскаленная пасть незримой хтони щелкнула совсем рядом. Какой бы вид ни избрала скверна, у нее никогда не было глаз. Но это не мешало ей смотреть в души.

А потом скверна взревела. Беззвучно для всех и оглушающе для меня. Выросла в размере и рванула к мужчине, уже выдернувшему из собственного Духа белый сияющий меч.

– Сдохни, тварь! – Хвель рубанул черную хтонь, но та рассыпалась искрами, исчезла. Вонючая тряпка полетела на пол, как и маска инквизитора. Он остался таким же лысым, но словно раздался в плечах и теле, прикрытом черным литым доспехом. Несомненно, мой новый гость умел управляться со своим оружием. И понимая, что биться со скверной бесполезно, прыжком преодолел разделяющую нас преграду стола и вогнал меч в мое горло.

Почти.

Белый клинок пробил спинку кресла и застрял в мягком бархате. Но меня там уже не было. Я уже стоял позади. Хвель выдернул оружие почти мгновенно и молниеносно развернулся. Он больше не тратил время и дыхание на проклятия. Он по-настоящему умел убивать. Возможно, ко мне послали лучшего из тех, кто носит черный мундир. Или нет.

Потому что белое лезвие так и не коснулось моего тела и даже экрау. Я видел, как разлетается черный шелк, как искры падают с волос. Как рушится мебель, брызжут осколки и щепки. Хвель оказался очень быстрым. Я ощущал темную хтонь за спиной. И заглядывал в налитые ненавистью глаза инквизитора. Он был сосредоточен и опасен, он был хорош. Он искренне жаждал убить меня и освободить мир от твари.

От меня.

Я медленно вытащил черную глефу. Это лезвие не отражало света, напротив, оно поглощало его, делая мир темнее.

Когда я вышел за дверь дворца, хмурое небо Неварбурга окрасилось багрянцем. Я пересек широкую полукруглую площадку, дошел до лестницы и начал спускаться. Лысая голова Хвеля Ковиша стучала по ступеням на каждом шагу. Его тело тянулось следом, подчиняясь невидимой хватке скверны и оставляя след.

На черном экрау сошлись десятки? Сотни?.. Алых прицелов. Серые щиты военного кордона сцепились боками, как черепаховый панцирь. Я остановился. Тело Ковиша, ударившись в последний раз, свалилось к ногам. Я заложил руки за спину. За моей спиной у стен дворца дрожали в приступе возбуждения серые вихри. Внутри бесновалась скверна. Впереди висела тишина.

Я обвел взглядом серые щиты, за которыми таились люди. Их было много. Сотни… Я ощущал их всех – трепещущие в хрупких телах души. Им казалось, что железо и пламя оружия сумеют их защитить. Что алые точки прицелов на моем экрау – сумеют меня остановить. Что лазутчик-инквизитор сумеет остаться неузнанным.

Мне хватило бы минуты, чтобы их разуверить.

Но я просто смотрел.

Из-за железа выступил человек, и моего разума коснулось чужое прикосновение. Менталист?

Я повернул голову. Бледное сосредоточенное лицо, мундир и кожаный плащ, сжатые губы. Он желал понять, и я позволил ему увидеть. Позволил узнать, что могу сделать. Его бледное лицо перестало выглядеть живым.

– Не стрелять, – хрипло произнес человек. Да, он был хорошим менталистом. Станислав Венгель – я прочитал его имя в тот краткий миг, когда впустил в свою голову.

Хвель Ковиш у моих ног застонал. Он все еще был жив. Если поторопятся – спасут.

Менталист неотрывно смотрел на меня, его тело заметно дрожало.

Не только оно.

Дрожали пальцы военных, сжимающие приклады.

Дрожали алые точки на черном экрау.

Дрожала, ожидая, скверна.

Я повернулся и пошел обратно.

Никто не выстрелил.

И уже входя в здание, я ощутил еще одного человека. Там, за щитами и железом машин, за кордоном из живых людей и мертвой техники, был кто-то еще. Он возник словно из пустоты, из сгущающейся неварбургской ночи. И его появление что-то изменило. Его сущность была иной. Дух незнакомца на миг разлился черным морем, охватывая каждого. Нет, не море. Трясина. Она была…

Я не успел понять. Словно уловив мое внимание, человек исчез.

Я резко развернулся, вглядываясь в темный город. Кто это был? Император? Нет, Дух Константина совсем иной, я ощущал его и хорошо запомнил светлую, разящую как клинок силу. То, что я ощутил сегодня, имело иную форму и суть.

Или мне показалось?

Я не смог понять, но странное ощущение и чувство опасности не покидало. Кто это был? Почему его Дух казался таким… искаженным?

С того вечера прошло уже несколько дней, а я так и не сумел разобраться.

Через пару дней инквизиторы попытались снова проникнуть во дворец, под видом деструктов пришли сразу двое. И вышли тоже сами. Вернее – вывались, ожесточенно пытаясь убить друг друга. Они сражались с такой яростью и силой, что летели каменная крошка и брызги слюны. Даже когда я вытолкнул их с лестницы, не остановились. Рвались друг к другу и когда их попытались растащить соратники. И тогда кто-то догадался оглушить обоих. Мой ментальный приказ со временем потеряет силу. Наверное.

– Следующих – убью. – Тихо сказал. Не сомневаясь, что меня услышат.

Уходя, вслушивался в ощущения за спиной, но той странной болотистой трясины больше не почувствовал.

А сегодня створки снова распахнулась.

– Еще один! – гаркнул Арчи, впуская нового гостя. Мелькнула серая ряса, блеснул на серебряном образке силуэт Истинодуха. И я подался вперед, не веря своим глазам.

– Брайн?

Мой давний друг, ученик семинарии, тот, с кем я делил келью и взросление. Арчи отступил, и Брайн вошел в кабинет. Он возмужал с нашей последней встречи: раздался в плечах, стал выше, но круглое лицо с мясистым носом и светлые вихры почти не изменились. Друга нельзя было назвать красавцем, но это мало волновало весельчака Брайна. Простецкую внешность он с лихвой компенсировал весельем и добрым нравом.

– Рэй! – Бывший семинарист порывисто шагнул вперед и остановился, словно споткнувшись.

Взгляд пролетел по моему шелковому экрау, по телу и волосам, по искрам, которые я не мог спрятать как не желал. И наконец остановился на лице. В глазах друга на миг вспыхнул страх. Вспыхнул и погас, Брайн сумел взять себя в руки.

– Рэй, – повторил он.

– Что ты здесь делаешь? Насколько я помню, ты получил назначение в приход, где-то в западном экзархате.

– Слухами земля полнится, Рэй. – Брайн таращился на меня во все глаза. – И до нашего прихода докатились. А когда я услышал имя того, кого зовут…

– Скверной? Убийцей? Узурпатором?

– По-разному, – криво улыбнулся Брайн, и напряжение чуть спало. – Когда я услышал, то бросился к настоятелю, чтобы просить благословения приехать в Неварбург и говорить с тобой. Выслушав мою просьбу, отец Славий велел собираться в путь немедленно.

– Брайн, ты что же, приехал, чтобы спасти мою бессмертную душу? – усмехнулся я. – Как видишь – поздно.

– Решил воспользоваться поводом и навестить старого друга. – Брайн залихватски улыбнулся. Я поднял бровь, и приятель, вздохнув, стал серьезным. – Я не мог не приехать, Рэй. Помнишь это? – поднял он левую руку, ладонь пересекал неровный шрам. – Когда-то мы поклялись на крови, что не бросим друг друга в беде. Кровь и соль, ты помнишь? Братья навек.

Я промолчал. Мой шрам затянулся еще в детстве, оставив едва заметную ниточку светлого рубца. А после моей инициации – и от него ничего не осталось. С тела исчезли все рубцы и шрамы. Сохранились лишь черные строки и рисунки епитимьи, возможно, моя странная черная нейропанель не посчитала их опасными для здоровья.

– Нам было по десять лет, Брайн.

– Но я все еще в это верю, – грубовато бросил бывший семинарист. – А ты, выходит, нет? Значит, отвернулся бы, случилось подобное со мной?

Я нахмурился. Давние воспоминания, которых я не желал. Чувства, которые запер. Проще ничего не чувствовать, так легче. Так не болит… Однако врать я не хотел.

– Нет. Не отвернулся бы.

– Вот! – просиял Брайн, снова до одури напоминая мальчишку, изводившего всю семинарию своими проказами. – Я знаю, что ты не забыл клятву! Мы братья, Рэй, и если я могу помочь…

– Но ты не можешь помочь, – в моем голосе не было ни сожалений, ни вины. Чувства, надежно закупоренные скверной, не ранили. – Все уже свершилось, Брайн. Твои молитвы не спасут меня. И тебе лучше уехать. Ты рискуешь, даже несмотря на нейропанель.

Я кивнул на белую полосу, охватывающую запястье церковника. Когда-то мы вместе получали заветные браслеты.

– Прогонишь, значит? – Брайн набычился, хмуро глядя из-под светло-русых вихров.

И это снова беспощадно напомнило прошлое. Проделки. Наказания наставника. Смех братьев по семинарии. Украденное печенье и беззубая улыбка бездомной Агаты.

Словно минуло сто лет с той поры. И с того Августа Рэя.

– Ты знаешь, что случилось с нашим наставником, Брайн?

– Слышал, он погиб…

– Я его убил.

Друг окаменел. Его взгляд метался по моему лицу, ища признаки вранья. Словно он отчаянно наделся, что я как в детстве рассмеюсь и скажу: шутка, Брайн! А ты поверил!

Но мы давно не дети. И я не тот человек, которого он помнит.

Но друг удивил. Вместо того, чтобы развернуться и уйти, он медленно проговорил:

– Тогда мое присутствие нужно в сто крат больше, Рэй. И я буду молиться еще усерднее. За твою душу. И душу наставника.

Я хотел сказать, что душу отца Доминика он может узреть хоть сейчас. В сером мареве блуждающего вихря, охраняющего подходы ко дворцу. И скверна внутри подталкивала к такому ответу. Требовала призвать вихрь и полюбоваться на искаженное ужасом лицо Брайна.

Но я заставил скверну заткнуться. Ладонь кольнуло, словно я вновь ощутил ту присыпанную солью рану, которую сделал на руке глупый мальчишка.

– Ну так как? Прогонишь меня, Рэй? Или разрешишь остаться?

– Решай сам, – через силу сказал я.

– Вот и договорились, – хмыкнул Брайн. – Присмотрю комнатушку. Девушка у входа сказала, что я могу выбрать любую комнату во дворце. Кто бы мог подумать… Только прежде загляну в часовню, поставлю свечу у образа Истинодуха. Где она, не подскажешь?

– Понятия не имею.

Брайн осекся, и снова я увидел его страх. Как ни пытался друг бодриться, но скверна пугает каждого.

– Тогда сам найду. Ну… увидимся?

– Еще кое-что. – Я не пошевелился, но в комнате, освещенной свечами, словно вмиг стало холоднее. – Во дворце может остаться лишь тот, кто не желает зла его обитателям.

– Думаешь, меня прислали инквизиторы? – вскинулся, разворачиваясь Брайн. – Я не лазутчик!

– Проверку проходит каждый, входящий во дворец. Если у тебя нет тайных помыслов, ты сможешь остаться.

– И… что это за проверка? – нервно облизнул он губы. – Какие-то вопросы? Или будешь пытать меня, ха-ха?

Он попытался рассмеяться, но я видел, что бывшему другу сильно не по себе.

Я не двинулся с места. Но отпустил поводок, на котором все время держал скверну. Словно только и дожидаясь этого момента, она выплеснулась из моего тела. Люди без нейропанелей не видят антиматерию, лишь ощущают ее прикосновение, ее потустороннее, нечеловеческое внимание. Но у Брайна браслет был, и он, несомненно, увидел. Скверна не вмещается в мое тело. Ей всегда в нем тесно. И стоит отпустить – она заполняет пространство, увеличивается, разрастается. Мгновение она сохраняет форму человека, словно густая смола, вылитая из сосуда, но тут же начинает течь и меняться. Черная, невидимая глазу субстанция выше и крупнее моего тела, ее очертания плывут, словно скверна не может оставаться недвижимой, но в них всегда угадывается нечто жуткое. Потом морда вытягивается, вытянутый хребет обрастает шипами. Увеличиваются лапы и когти. Распахиваются за спиной три пары черных крыльев, похожие на те, что украшают рисунком мою спину.

У монстра нет глаз, лишь оскаленная пасть, жаждущая поглотить.

И это чудовище шагнуло вперед, всматриваясь в глаза Брайна.

Не выдержав, тот упал на колени и начал шептать молитву.

Скверна радостно облизнулась. И когтистые лапы потянулись к шее церковника. Миг – и черные когти разорвут кожу. Но я не позволил. Сдержал.

Несколько секунд скверна всматривалась в побелевшее человеческое лицо. И медленно, неохотно отступила, вливаясь обратно в мое тело.

– Что ж, ты действительно не лазутчик и не посланник инквизиции. Твои намерения чисты, ты и правда надеешься спасти наши души. Ты можешь остаться, Брайн. Или уйти – выбор за тобой.

Белый как полотно, бывший друг кивнул. Улыбка исчезла с его лица, Брайна трясло как в лихорадке. Не удивительно: он воочию увидел то, чем я стал.

Не отвечая, бывший семинарист направился к двери, его заметно покачивало.

Из коридора донесся голос Бригитты, взявшейся опекать гостей. Некоторое время я смотрел на дверь, пытаясь понять, что чувствую и почему не заставил Брайна уйти. Так было бы правильно. Но я позволил остаться.

Словно… надеюсь?

– Никакой надежды. Никаких сожалений. Никакой…

Я посмотрел на ладонь без шрама. Перевернул. На пальце блеснуло тонкое серебро.

И боль взорвалась внутри, сокрушая.

Но лишь на миг.

Скверна снова разрослась, выступая из моего тела, заполняя чернотой весь кабинет. Вихри за окнами взвились, забились в окна, словно потревоженные птицы. Из серых глубин выбились призрачные руки, принялись царапать стены, норовя дотянуться и прикоснуться ко мне.

Скверна жадно глодала мои эмоции, пожирала боль и скорбь, слизывала черным языком с души чувства – разрывающие, не дающие дышать и жить.

С глубоким вздохом я заставил себя успокоиться. И скверна улеглась, затаилась внутри. Только на ковре остался серый пепел.

***

Милая девушка Бригитта проводила Брайна в комнату на первом этаже. Роскошные апартаменты выше пугали почти всех деструктов, которые выбирали жилье попроще, принадлежащее работникам. Скромная комната в конце коридора устроила гостя в рясе. К огорчению Бригитты, он оказался неразговорчивым. Вернее – слишком напуганным, чтобы говорить. Но девушка понадеялась, что это временно. Все приходящие во дворец сначала нервничают, но потом успокаиваются. Сладкий чай и печенье из кладовых дворца обычно неплохо этому способствуют.

Оставив свой приветственный набор и пожелав гостю хорошей ночи, Бригитта его покинула.

Время было глубоко за полночь, она устала и надеялась хоть немного поспать.

Оставшись в одиночестве, Брайн рухнул на колени, трясущимися руками доставая из-под рясы образ Истинодуха. Искать во тьме дворца часовню не было никаких сил, но отдыхать после увиденного церковник не мог. Ему казалось, что он не сумеет больше уснуть, никогда в жизни. Жуткий монстр, покрытый вязью оранжевых искр, все еще стоял перед глазами Брайна. Дрожа от ужаса, он достал из своей сумки свечу, зажег. И забормотал слова молитвы, умоляя небесного покровителя смилостивиться и над самим Брайном, и над душой того, кто когда-то был его названным братом.

Погрузившись в молитвенный транс, Брайн не услышал, как скрипнула, открываясь, дверь.

Гвардеец с неприметным серым лицом застыл на миг, осматривая коленопреклонённого церковника. А потом кивнул своим мыслям и закрыл щеколду. Брайн даже не понял, как оказался связанным. Его оглушили сзади, а когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на полу, а его ноги и руки надежно оплетает веревка.

– Вы кто такой? Что происходит? Я не пони…

Гвардеец в серой форме молча скатал грязный платок и засунул импровизированный кляп в рот Брайна. И тот с ужасом увидел, что лицо стража меняется. Некрасивое и серое вдруг обрело мужественные выразительные черты, темные глаза стали зелеными, а волосы – золотыми.

– То, что нужно, – осмотрев перепуганного церковника, сказал Дамир Норингтон. – Я уже думал, что случай не представится. Но мои наставники правы: надо уметь ждать. Ты тот, кто подходит. И главное, ты прошел проверку скверной. Ну что ж…

Дамир скинул серый мундир, оставшись в рубашке, закатал рукава. На запястье блеснула белая нейропанель. Брайн задергался в путах, но веревки держали крепко.

– Прости, – со вздохом бросил Норингтон. – Мне жаль, что тебе придется это пережить. Другого выбора нет. Молитвами тут уже не помочь, нужны методы радикальнее. Но ты на них не способен, а вот я – вполне. Скверну нельзя излечить, ее можно только уничтожить. Жаль, что это не так просто.

Говоря, он закатал рукава рясы, обнажая руку Брайна. Тот снова забился, и снова бесполезно.

Дамир провел пальцем по своей панели, настраиваясь.

– Это будет неприятно, – пробормотал он. – Для нас обоих. Но другого варианта нет.

Белый браслет на руке инквизитора медленно разгорелся. Тусклое серебристое свечение охватило запястье, и нить протянулась к браслету Брайна.

– Соединение нейропанелей на правах эмиссара святой инквизиции, – забормотал Норингтон. – Сопряжение элементов. Полная синхронизация. Односторонний слепок личности. Перенос слепка. Утверждение переноса. Преобразование!

На каждом слове серебристое свечение, охватившее уже два браслета, – инквизитора и церковника – разгоралось сильнее. Оно охватило руки и тела, расползаясь все дальше. Свечение обжигало. Все ярче и ярче, пока острый свет проникал не только в плоть, но и в разум. И два тела, соединённые им, начали меняться. Получая команду от нейробраслетов, кожа, мышцы, кости ломались, а потом срастались заново, создавая иной рисунок. Браслеты раскалились добела. Брайн закричал, но кляп надежно сдержал звук. Норингтон молчал, стиснув зубы.

Это длилось недолго, хотя обоим показалось вечностью.

Когда сияние потухло, на полу остались двое. Норингтон с телом, лицом и воспоминаниями церковника, и Брайн, получивший внешность своего мучителя. Не выдержав испытания, Брайн провалился в глубокий обморок, а Дамир, пошатываясь, поднялся и глянул в небольшое зеркало. Перенос прошел успешно. Новое тело и лицо, даже шрамы и родинки бывшего семинариста теперь украшали тело Норингтона. Дамир скривился. Перенос личности – тяжелый процесс, но надежный. Это не Маска, которая может неожиданно слететь. Это полная перестройка тела и чужие воспоминания в довесок! Собственное сознание при этом отделяется, прячась в ментальный кокон.

Возможно, этого недостаточно, чтобы обмануть скверну, но гость уже прошёл проверку и вряд ли бывший друг станет снова испытывать его!

То, что нужно, чтобы подобраться к разрушителю!

– Похоже, тебя послал сюда сам Истинодух, Брайн. – Нейропанель Дамира исправно поглощала боль, и Норингтон встряхнулся. С отвращением посмотрел на рясу, в которую предстояло облачиться. Потом отбросил эмоции и начал быстро менять одежду. Брайн так и не очнулся, что было к лучшему. Став полной копией церковника, Дамир осмотрел одетое в гвардейскую форму тело. – А вот тебя придется спрятать, приятель. Прости, но здесь тебе не место. Зато в подземельях дворца полно подходящих и укромных уголков.

Вздохнув и стараясь не думать о том, удастся ли однажды вернуть свою внешность, Норингтон взвалил бессознательное тело Брайна на плечо и осторожно выглянул в темный коридор.