ГЛАВА 31


Вечером герцог выехал к графине, чтобы поговорить с ней, уговорить дать ему шанс. Анна, открывшая ему дверь, проводила его в кабинет и ушла звать хозяйку. Арвиаль огляделся. В этом кабинете он бывал несколько раз, но ему и дела не было до разглядывания. Сейчас он с интересом рассматривал интерьер, лежащие на столе бумаги, книги с закладками, отложенные в сторону. Здесь незримо присутствовал дух хозяйки, именно женщины. Это неуловимо читалось по некоторым деталям: педантичной аккуратности, очиненным перьям, красивой чернильнице, небольшому зеркальцу. Даже кресло стояло так, будто его поправляют каждый раз, когда с него встают. И легкий шлейф нежных цветочных духов. Точно такой оставался в той комнате, где она ночевала. Как он сейчас жалел, что отпустил ее, самолично отвез домой.

Тихий шелест платья, негромко скрипнувшая дверь. Герцог жадно вгляделся в Сесиль. Она все еще выглядела болезненно, но движения были четки, собраны и быстры, хотя было видно, что дается ей это через силу. Зайдя, она поприветствовала, не подавая руки, и прошла за свой стол, точно отгородилась от него. Сердце екнуло, ожидая неприятностей. Вещее.

Я подняла глаза на Арвиаля. Он приехал, чтобы что-то рассказать, по всему его виду это было понятно. Да и мне есть, что ему сообщить, но погодя.

— Я слушаю Вас, Ваша Светлость. — Он выглядел спокойным, только глаза выдавали потаенную тревогу и беспокойство. Положил руки на подлокотник:

— Сесиль, я давно должен был поговорить с тобой, только небезосновательно боялся, что ты неправильно поймешь. — Уставилась на него. Что он подразумевает под этим? — С чего начать?

— С самого начала. Я никуда не тороплюсь, а раз Вы приехали в этот дом сами, значит, и Вы никуда не торопитесь. — Герцог слабо усмехнулся — убийственная логика. И опять на Вы.

— Ваш батюшка был наследником благородного, честного и богатого человека. Промотал все деньги. Чтобы поправить собственные дела женился на Вашей матушке, сильно полюбившей его и верившей каждому его слову. Вначале ему удавалось скрывать огромные проигрыши, расплачиваясь деньгами супруги, но рождались дети, приглашения на балы, содержание дома и поместья, все требовало денег. В итоге, когда он практически полностью растратил ее деньги, все вылезло наружу. Ваш дед отказался выплачивать долги Вашего отца, так как он и не собирался вставать на путь истинный. А Ваша матушка отказывалась возвращаться в дом родителей, так как самовольно его покинула, а ее матушка невзлюбила внуков. Когда скончалась Ваша матушка, все проблемы легли на Ваши плечи, Ваш дед решил перекупить долги отца. В открытую он этого делать не хотел и обратился ко мне, сыну его старого друга. Поэтому официально полным кредитором стал я. Он считал, что отец начнет выплачивать деньги мне, а они пойдут на специальный счет, который позже он разделит на вас троих. После смерти Вашего отца я хотел прервать выплату долга, но Вы нашли способ зарабатывать, а Ваш дед велел мне по-прежнему брать деньги, чтобы посмотреть, на что Вы способны ради семьи. И был бесконечно счастлив, что семья оказалась для Вас приоритетом. После случая с отравлением, я посчитал безбожным заставлять Вас работать. Так что вот, — он вытащил из внутреннего кармана небольшой свиток, который оказался счетом в банке, на котором уже была хорошая сумма, причем на мое имя.

Пока я рассматривала бумагу, записи по внесенным суммам, даты и подписи, герцог сидел молча, точно собираясь духом для другого, более личного разговора. Вздохнув, он твердо сказал:

— Я еще хотел бы поговорить о нас. Сесиль, знаю, что Вам очень трудно понять и простить меня, мои поступки и слова в Вашем отношении, но очень надеюсь на это. Мы женаты, и мне бы не хотелось расставаться. То, что я раньше считал блажью для мечтателей, стало моим наваждением. Мне нелегко самому себе было признаться, что я оказался не черствым и каменным, как всегда считал, а влюбленным. В Вас. Я это понял, когда держал Вас умирающую на своих руках, отчаянно желал, чтобы Вы выжили, и дал себе клятву, что расскажу о своих чувствах, как только в состоянии будете выслушать.

Я выслушала его, достала из сейфа документ о разводе и протянула его герцогу:

— Читайте!

Он взял и стал читать. Его лицо с каждой секундой мрачнело и даже становилось немного злым.

— Откуда это у Вас? — он брезгливо бросил свиток на стол. Я подхватила его и положила обратно в сейф. Только после того, как закрыла сейф, отошла к окну и ответила:

— Сегодня взяла в храме. Вы меня обманули, Вы сами отозвали развод, Ваша Светлость, забыв меня об этом уведомить и не считаясь с моим мнением.

— Но Вы были бы против.

— Конечно. Я разве вещь? Сегодня модно быть женатым на молоденькой девице, женюсь. О завтра хорошо быть холостым — разведусь. Послезавтра опять модно быть женатым. Ой, пойду, отзову документ о разводе. А обо мне Вы подумали? Каково мне было? Меня пытались похитить в гарем, опоили какой-то дрянью, а наутро я проснулась замужем за человеком, которого боялась, любила и благоговела. И что же он? А он потащил меня разводиться, я ведь недостойна занять место рядом с ним! Вы сделали все, чтобы мои чувства к Вам охладели. У Вас получилось! Поздравляю Вас с этим!

От сильных эмоций и слабости от отравления, еле доползла до кресла, одним движением пресекая его попытки помочь мне. Рухнула в свое кресло окончательно обессиленная. Передохнув, закончила:

— Я доказала, что брак не консумирован, и на этом основании потребовала развода. При таком случае Ваша явка не обязательна. Вы так жаждали свободы от меня, Вы ее получили. — Его глаза гневно сверкнули, он подошел и склонился надо мной:

— Я потребую аннулировать развод! — Усмехнулась:

— Вы непоследовательны, Ваша Светлость.

— Я знаю, кто Вас этому научил, и князь будет об этом жалеть долго!

— Глупости! Князь всем представлен как мой жених, в отличие от Вас он не прятал помолвку, а сделал все, чтобы о ней узнали все, хотя изначально я была против, так как мне была нужна только ее видимость. Если Вы сейчас вмешаетесь в наши отношения, Вас осудят, и буду трепать Ваше имя на каждом углу.

Замолчала, перевела дух и продолжила:

— Глубоко благодарна за Вашу помощь, за искренность, за смелость, но нам не по пути. В Вас говорит уязвленное самолюбие, а не любовь ко мне. Возможно, Вы и испытываете ко мне симпатию, но не любовь однозначно. Не стану разбираться в тонкостях Вашей душевной организации, просто признательна за все. И давайте завершим этот ненужный разговор, от которого никому не легче. Герцог поклонился и ушел, а я все еще сидела в кресле, размышляя о всем сказанном, и понимала, что поступила правильно. Такие чувства, что связывают меня с герцогом, даже выеденного яйца не стоят. Он не привык получать отказ, привык приказывать и требует ото всех послушания и беззаговорочной любви, когда сам не способен на подобные чувства. А прожить всю жизнь с тем, кто считает тебя лишь собственностью, мне никак не хотелось. Уронила голову на руки, лежащие на столе. Как же меня изматывают подобные вещи.

Тихо скрипнула дверь, зашла Анна. Она ничего не сказала, просто понимающе кивнула, помогла мне подняться и довела до кровати. Уже засыпая, подумала о златоволосом князе. Красивый, богатый, родовитый, какого лешего он прицепился ко мне?

Утром князь прибыл, как и обещал, свежий, отдохнувший и сияющий. Не знаю, как по-другому назвать его золотую шевелюру, сейчас тщательно уложенную в кудрявый «хвост». Голубые глаза аки небушко — чистое, глубокое и невинное. Угу, невинное! «Как мимолетное виденье, Как ангел чистой красоты»… Когда он смотрит так, жди очередной финт.

Точно. Торжественно подошел ко мне, стал на одно колено и церемонно произнес:

— Я, Алеир Энн Эрне, князь Монморансье де Лавиаль, герцог Арлийский, четвертый принц Королевского Дома Ленуар, прошу Вас, графиню Сесиль Анну Марию Морансье де Лариаль, по зову моей души и сердца стать моей законной супругой.

— Энн, мы же вроде как уже помолвлены?! — Он надел мне на палец золотой перстень с какими-то знаками и инкрустированный бриллиантами.

— Теперь официально — да! — Ах же ты гад! По его лицу растеклась предовольнейшая улыбка. А я же дура, уши развесила. Казалось бы, только перстень, но уже официальная невеста. Сщурила глаза:

— Так получается, что ты просто так твердил всем, что я твоя законная невеста?

— Нет, я это делал для того, чтобы никто больше не смел на тебя смотреть. Я и в самом деле так считал, но без твоего развода ничего не было бы.

— Ага, наши мужчины дураки!

— Нет, но никто не захочет ссориться со мной. Я ничего просто так добровольно не отдаю. Ты моя с той самой минуты, когда я впервые увидел тебя.

После этих слов я нахмурилась. Только вечером избавилась от одного собственника, теперь другой. Молча сняла перстень, раскрыла его ладонь, вложила ему украшения и завернула руку в кулак. Затем очень четко сказала:

— Я. Не. Вещь. Я не покупаюсь и не продаюсь. Мое тело и душа принадлежат только мне. Хочешь показать, как ты крут, иди в королевский дворец, там куча девиц, которые жаждут подобного отношения и внимания. Со мной нужно считаться.

Пока Энн приходил в себя от моей отповеди, я ушла к себе наверх. Мне было дико больно и противно слышать опять о себе, как о вещи. Ты моя! Ага, отдай мою игрушку, забирай свою машинку. Детский сад. Получается, я не имею право на выбор или на чувства? Просто бы попросил моей руки, признался бы без собственнических замашек, и все было бы хорошо. Так нет! Еще бы клеймо как на корове поставил: собственность князя Лавиаля, герцога Арлийского.

Кто-то поскребся в дверь. Я промолчала. Опять. Молчу. Потом тихий, полный раскаяния голос Энна:

— Сесиль, прости, пожалуйста! Я виноват, я все понял и раскаиваюсь! Сеси-иль!

— Энн, скажи мне, что тебе нужно от меня? Не богата, красотой не блещу, приданого нет. Ты же можешь только щелкнуть пальцами, и все лучшие девушки королевства у твоих ног. Я же навсегда останусь преданным другом.

— Сесиль, выйди, поговорим нормально.

С большим трудом поднялась, открыла дверь. Меня немного шатало, от нервов, наверное. Энн стоял у самого косяка очень серьезный. Чуть пошатываясь, качнула головой:

— Идем в кабинет. Я чувствую, что ты что-то мне не досказал, — сделала шаг к лестнице, второй. Как же тяжело идти. Энн подхватил меня на руки и понес вниз. Усадив в кабинете на кресло, сел рядом и, держа меня за руку, сказал:

— Помнишь, я рассказывал, что мама у меня необыкновенная? — Согласно качнула головой. — Она пришла к нам из другого мира. Ты не удивлена? — пожала плечами. Он с хитрицой посмотрел на меня. — Мама очаровала отца своей самостоятельностью, неординарными решениями, новыми идеями (при этом он все внимательнее вглядывался в меня, точно ловя любое изменение в моем лице). Она много рассказывала о своем мире, о его развитии, о семье своего отца, профессора.

— Даже так? И как ее звали в том мире?

— Горская Анастасия Ивановна. — В голове стали мелькать воспоминания. Где же я слышала эту фамилию? Вспомнила. Горский Иван Дмитриевич, профессор биологических наук, открыл там какой-то особый вид чего-то там. Да, на момент моего обучения в институте, он работал на кафедре биологии, моя подруга Машка была без ума от его преподавания. И у него действительно пропала двадцатилетняя дочь от первого брака, точнее, он с женой первой развелся после того, как девушку так и не нашли, но это ж сколько лет назад было. У него от второго брака двое — сын и дочь. — Ты что-то знаешь о ее отце?

Его голос заставил меня вздрогнуть, и вытащил из воспоминаний. Что делать? Рассказать? Что тогда будет?

— А кто еще знает, что твоя мать попаданка?

— Только наша семья.

— И почему ты решил, что я могу знать что-то о семье твоей мамы?

— Потому, что я точно знаю: ты из другого мира. — Ой, а вот это не особо приятно.

— С чего ты решил?

— Очень много совпадений, как говорит мама, 99 из 100. Кстати, именно она сказала, что ты из другого мира, когда я рассказал ей о тебе. — Я выдохнула. Что ж, надо раскрываться.

— Я и попаданка, и нет. — Он очень сильно удивился:

— Не понял. Поясни. — Опять выдохнула, сжала руки в кулаки:

— Энн, то, что я хочу сказать тебе, пусть останется между нами, так как ничего не исправить. — Он согласно качнул головой. — Я действительно пришла из другого мира, точнее, моя душа. Каким-то образом меня поместили в тело Сесиль, душа которой покинула его за некоторое время до этого. Моя задача была и есть сохранить малышей, семью. Они мне не чужие, я их люблю так, как если бы моя душа родилась в этом теле. — Энн погладил мою руку:

— А что сталось с твоим телом?

— В том мире я умерла, мне показали как. Сама я ничего не помнила.

— Расскажи о себе.

— Энн, я настоящая — это Сесиль, это тело ее. Моего тела больше не существует.

— Душа — это большее, что есть в человеке, — возразил он.

— Меня звали Ксения Алексеевна Петрова, по специальности — учитель младших классов, по факту работала организатором дворовых кружков, менеджером по продажам и даже некоторое время продавцом в ларьке. Замужем не была, детей не было. В семье отца, как говорят у вас, нас было трое дочерей, но со старшими сестрами я практически не поддерживала связь. Так и жила, сама по себе, сама себя содержала, сама себе купила квартиру, все сама, пока не умерла. — 0 том, что с мужчинами у меня было очень плохо и в плане доверия, и в плане семьи, не пришлось говорить. По его лицу понятно, что он и сам все понял.

— Ксения… — Энн с трудом выговорил мое былое имя, я покачала головой:

— Энн, я Сесиль, мне о той жизни даже вспоминать тошно. — Он легко улыбнулся:

— Сесиль, я прошу тебя стать моей женой.

— Даже так. Я очень польщена, Энн, очень, и ты мне безумно нравишься, но мне необходимо знать, почему именно я?

— Однажды маме предсказал оракул, что женой ее четвертого сына станет иномирянка. И еще потому, что я влюбился в тебя с первого взгляда. Ты не поверишь, но мне в тебе нравится все, и это у меня впервые.

— Хм-м, — только и сказала. Он требовательно уставился на меня. Я вздохнула больше для приличия. Он мне очень нравился, даже очень. — Я согласна, Энн, только развода больше не будет, даже если ты найдешь еще кучу иномирянок!

Он рассмеялся, надел мне на палец перстень, перед поцелуем шепнул:

— Теперь только моя! — и закрыл мне рот, чтобы мое противное недоверие опять не испортило нашу договоренность. М-мм, вкусный мужчина, мой. Сердце скакнуло при последнем слове. Нет, больше никаких плохих мыслей.

В этот день мы никуда не поехали по причине моей слабости. Даже праздновали дома. Энн категорически отказался уезжать к себе, потребовав, чтобы ему постелили в какой-нибудь гостевой комнате. Общался с младшими, потом со слугами, и до глубокой ночи со мной.

Утром предупредил, чтобы я подготовилась, так как собирается знакомить меня с приемными родителями, и уехал. Анна с Жанной захлопотали. Надели самое лучшее платье, драгоценности, Анна умудрилась предупредить дядю. Меня немного колотило от нервов и потребовала, чтобы Анна ехала со мной. Она даже прослезилась от радости. Приготовили меня, как говорят, секунда в секунду. Я успела спуститься вниз, как раздался дверной звонок и Поль впустил Энна, переодетого, посвежевшего, довольного. Увидев меня, он улыбнулся:

— Сесиль, ты уже готова? Это просто прекрасно! Значит, мы не опоздаем! Идем!

Со мной едет Анна, — поспешила сказать ему. Он согласно кивнул головой, пропуская меня вперед, потом помогая мне и Анне лучше усесться в карете. Стукнул в стенку, лошади тронулись. Всю дорогу мы ехали молча, только Энн держал меня за руку, точно боясь, что я сбегу.

Когда же карета остановилась, Энн помог мне выйти, я была в ужасном смятении. А правильно ли я поступаю? Ведь уже назад дороги не будет. Мне хотелось залезть в карету обратно и уехать домой. Мои сомнения и колебания, очевидно, были настолько заметны, что Энн остановился, махнул Анне, чтобы она шла вперед. Мы остались одни на дорожке, ведущей к дому. Энн взял меня за обе руки, поставил прямо перед собой и тихо спросил, заглядывая мне в глаза:

— Ты до сих пор сомневаешься во мне, в моих чувствах? — покачала головой:

— Нет, в тебе не сомневаюсь, я сомневаюсь в себе, боюсь сделать неверный шаг. Я когда-то мечтала стать женой Арвиаля, а когда стала, получила от него только стойкое нетерпение, желание побыстрей от меня избавиться. Мы надеемся на одно, но что в итоге у нас выходит, это уже другое. Энн поправил завитый локон на моем плече, пальцами осторожно коснулся щеки:

— Я принуждать тебя не буду, Сесиль. И если ты сейчас не готова, то мы можем отложить знакомство. Помни, что ты мне ничего не должна и ничем не обязана. — Чуть вслух не застонала, не удержала вопроса в себе:

— Почему? Почему ты такой ласковый, такой хороший? — это был риторический вопрос, заданный скорее самой себе. Он улыбнулся краешком губ:

— Хороший? — он продолжал ласкать пальцами щеку и скулу. — Нет, свет мой, я ласков и хорош только с тобой. Опережая твой вопрос — почему? — отвечу, потому что люблю. Я готов постоянно это тебе говорить, даже когда ты забудешь свои сомнения. Никто не видит тебя, как я. — Положила свою руку на его:

— Энн, давай вернемся. Или убежим куда-нибудь погулять? — Он улыбнулся озорной улыбкой:

— А давай! Ты когда последний раз сидела в седле? — я фыркнула:

— Я из другого мира, там машины, а не лошади возят людей. — Он тихо хмыкнул. Подозрительно, мне показалось или он действительно подавил смех?

— Пошли! — Я почти бежала за ним.

— Мы куда?

— На конюшню, мадемуазель! Сейчас возьму коня, а ты стой тут, — и поставил меня в темном углу, а сам крадучись пошел за конем. Одной было и страшно, и неудобно, это все-таки чужая частная собственность. Ждать пришлось долго, но это стоило того: Энн пришел не только с конем, но и с небольшим рюкзаком, и свертком.

— Что это?

— Это ночной пикник. — Возмутилась:

— Энн! Я же в платье! — Зато он остался невозмутимым:

— Ничего, я же в штанах, — и рассмеялся. — Не бойся, не уроню! — все аккуратно приторочил к седлу. Потом он взлетел на коня, а когда я подала руку, то одним рывком втащил меня и посадил впереди, прижимая к себе одной рукой, другой держал повод. «Криаш, вперед!» — тихо скомандовал, и конь, цокая по камням, вышел через двор на улицу.

Никогда прежде не ездила верхом ночью на лошади да еще с мужчиной в обнимку. Мелькнула мысль, решил скомпрометировать, чтобы не отказала? От матери должен знать, что на современных девушек такое не действует, даже если они в этом мире. Хотя сейчас я с удовольствием поддамся этому шантажу. Энн перешел на рысь, удобно прислонив меня спиной к себе. Редкие фонари слабо освещали путь. Он наклонился и негромко спросил:

— Ты хочешь быть со мной? — Я фыркнула:

— Если бы не хотела, то сейчас бы была дома в теплой постели с книжкой.

— М-мм, а мне идея с постелью нравится! Даже очень! Только мы с тобой не читали бы, а… — Вот же… возмущенно пихнула его локтем, а он спрятал смех в мои волосы.

— Это пошло, Энн! — со смехом в голосе возразил:

— Ты моя невеста, будущая жена, с кем мне так шутить, если не с тобой? Не буду же я об этом тебе говорить после венчания, я лучше этим займусь. — Негромко рассмеялся на мое шипение о рамках приличия. Н-да, видно его мама совсем парней распустила. Потом добавил очень серьезно. — Если хочешь, мы можем обвенчаться без публики, гостей и прочего.

— Еще чего! Официально — это свадьба, огромный свадебный торт, красивое платье и нервный жених. Пока я только наблюдаю одно — жениха, и того спокойного как сытый удав. — Он без стеснения громко расхохотался.

— Все, сдаюсь. Женская логика не поддается мужскому пониманию. — Успокоила его вопросом:

— Мы куда?

— К Вам домой, мадемуазель, чтобы Вы могли снять свой прелестный наряд, драгоценности, показаться перед всей челядью, лечь спать и тихо убежать со мной на свидание.

Да-а, а кто-то только что говорил о непостижимой женской логике, его логика хуже женских капризов во время беременности, не знаешь в какую сторону свернет.

Сделала в точности. Жанна помогла мне снять наряд, драгоценности, на ее расспросы ответила, что все расскажу завтра, отпустила ее, а сама, едва закрылась дверь, бросилась в гардеробную, притворив дверь и засветив фонарь, оделась в удобные штаны, рубаху с высоким воротом, меховую жилетку и замшевые сапоги. Занесла фонарь в спальню, сформировала под одеялом силуэт человека и, прикрыв фонарь так, чтобы оставалась узкая полоска света, прошла к черному выходу из дома. И зачем я все это делаю? Может лечь спать по-настоящему? Чего добивается Энн? Я открыла заднюю дверь и шагнула в переулок, но едва успела пройти пару шагов, как сзади кто-то закрыл мне рот и прижал к себе. Че-ерт! Что происходит?!

Загрузка...