Фактор внешности

Путешествия с Зули

Однажды мы взяли отпуск и вместе отправились отдыхать на Карибы — в горы, где находился роскошный дом, принадлежащий Ги Д'Абору, известному французскому модному фотографу. Он тоже побывал в любовниках у Зули, и, как и ко всем незначительным своим увлечениям, она проявляла к нему лишь тот минимум внимания, какого требовали благодарность и корыстное стремление постоянно при необходимости получать поддержку. Ей захотелось на время поселиться в его доме, и он тут же согласился.

Впервые в жизни я почувствовал себя неловко, когда выяснилось, что я отправился в путешествие с небольшой дорожной сумкой, а Зули пожелала, чтобы с нею были доставлены одиннадцать чемоданов багажа, которые я собственноручно загружал в лимузин.

Когда мы прибыли в аэропорт Кеннеди, мне стоило немалых трудов отыскать носильщика, в то время как Зули, устроившись в кресле, флиртовала с сотрудником пропускной службы.

И вот чем закончилась история — мне так и не удалось нанять носильщика, и я сам вынужден был толкать перед собой многоэтажную башню из чемоданов. Мало этого, на контроле мне пришлось выдать половину ее багажа за свой, иначе нас ни за что не пропустили бы на посадку. Когда мы прилетели на Сен-Мартен, откуда нас должны были доставить на небольшом самолете до Сен-Барта, где и находился дом Д'Абора, история с багажом повторилась. В третий раз я перетаскивал чертов груз уже из самолета в джип, на котором мы доехали до места назначения. Проблема была не только в отсутствии носильщиков, но и в том, что Зули не хотела, чтобы кто-либо чужой прикасался к ее вещам.

Добравшись до дома, я чувствовал легкие спазмы во всем теле из-за довольно существенного мышечного перенапряжения. У Зули была несколько вульгарная привычка щелкать пальцами для того, чтобы привлечь к себе внимание водителей или официантов, но теперь она по-хозяйски распространила сей жест и на меня. Некоторое время я терпел молча, но потом заметил: мол, если она хочет, чтобы я мыкался с ее чемоданами, то ей следует хотя бы не позволять мне скучать. Она поняла это по-своему и принялась читать мне вслух последний номер «Вэнити фэйр».

Но все же я был вознагражден за свои мучения. Закончив чтение, Зули сообщила, что у нее есть идея, как развлечь меня, и я могу признаться, это был мой самый незабываемый сексуальный опыт. Я охарактеризовал бы это состояние как непрекращающееся блаженство.

— Неужели ты никогда не пробовал экстази? — удивилась она. — Невозможно поверить, это же потрясающе!

Но я уже не был склонен вести с ней беседы о сексе, наркотиках и о том, что мне довелось испытать, а что — нет. Я чувствовал себя вымотанным до предела и от физической усталости, и от некоторого излишества в удовольствиях. В любом случае поделиться с ней впечатлениями об экстази я не мог, поскольку никогда не принимал его и не собирался. Я достаточно осведомлен о его разрушительном влиянии на нервную систему и способности вызывать хронические депрессии. На предложение Зули попробовать наркотик я ответил категорическим отказом.

— Но с ним можно заниматься любовью бесконечно! — возразила Зули.

Я почти не сомневался, что под экстази я не только не смогу заниматься любовью, но и потеряю вообще всякую способность наслаждаться физически и интеллектуально.

Однако спорить об этом с Зули бессмысленно. Когда она протянула мне таблетку, я взял ее и незаметно бросил в горлышко выпитой бутылки «Кристалла». Потом так же незаметно умудрился избавиться от бутылки, выбросив ее с террасы прямо в море и воображая себе, как таблетку съедят рыбы, которым суждено словить неземной кайф.

Улегшись в постель, я наблюдал сквозь раскрытое окно, как солнце медленно опускается за горизонт. Зули на некоторое время потеряла ко мне интерес — она занималась распаковыванием своего багажа. Я же мечтал о том, как мог бы написать серию картин в духе моей концепции нового искусства, частично сформировавшейся под влиянием работ Лоуренса Вейнера[23].

После получаса фантазий я, наконец, обратил внимание, что Зули разгуливает по комнате как по подиуму.

— Мне она нравится, — заявила Зули, кружась в вышитой цветами юбке, — правда, ужасно симпатично?

Огромная спальня походила на широкую дорогу, одним концом, через окно уходящую к морю, а другим упирающуюся в зеркальную стену. Зули шагала по ней, размахивая юбкой, поворачивалась и шла обратно, озаренная светом еще не погасшего солнца и окруженная сгущавшимися сумерками.

— Bay! — воскликнул я.

— Это Мюррей Мартини. Тебе нравится?

Я кивнул.

— Мне она идет, — продолжала Зули, гордясь тем, что стала объектом моего художественного созерцания.

Она направилась к зеркалу с таким видом, словно собиралась позировать на фотосессии, и остановилась, глядя в несуществующие объективы камер. Затем еще раз покружилась, пробежала наискосок через комнату к двери и исчезла.

Через пару минут она вышла в новом платье, облегающем фигуру плотно, точно повязки тело мумии.

— Господи, это так сексуально! Не могу поверить! — восхищалась она, произнося слова с ярко выраженным английским акцентом, усилившимся то ли от волнения, то ли под воздействием наркотика. — Секси, секси, секси, восхитительно! — пропела она, проплывая по комнате.

Стуча каблуками, Зули выскочила на террасу, продолжая там отбивать фламенко. Я все ждал, когда же она устанет и придет назад, но девушка, похоже, позабыла о моем существовании.

Зули находилась в экстазе. Весь вечер она провела, примеряя наряды, которые привезла с собой, и, разглядывая себя в зеркалах, требовала, чтобы я вслух выражал восхищение ее безупречной фигурой.

Когда Зули чувствовала, что действие наркотика ослабевает, она кидалась в ванную, чтобы принять еще немного. У меня ее увлечение экстази не вызывало ничего, кроме скептической иронии. Сексуальное удовольствие, усиленное с помощью таких средств, меня не соблазняло. Да и мне не столько нужен секс, сколько обычный здоровый сон в одиночестве. И я мечтал, чтобы она, наконец, пресытилась своим приступом нарциссизма и оставила меня в покое.

В какой-то момент я сам не заметил, как уснул. Когда пробудился, Зули лежала со мной на постели в роскошном платье и туфлях на шпильках.

Я не стремился стать более заметной фигурой на шумных вечеринках. Хватало того, что Зули всегда была на них в центре внимания, персоной номер один. Порой даже создавалось впечатление, что она единственная женщина на этих торжественных приемах, прочие как-то меркли в ее присутствии. Вечеринка начиналась с ее появлением и заканчивалась, когда она ее покидала.

Иногда я проводил с ней по несколько часов в ванной комнате. Мы оба были заняты: Зули накачивалась наркотиками, а я брился. Она сидела на унитазе, не стесняясь моего присутствия. Зули вообще мало что могло смутить.

— Тебе нужна зубная паста? — спросил я у нее однажды, заметив, что она копается в моих вещах.

— Нет, — проворчала Зули, спросонья она всегда была раздражительной и агрессивной.

— Может, тебе принести мою бритву?

— Пошла она к черту! — Зули, не обращая на меня внимания, продолжала что-то искать.

— Прости, но можно узнать, зачем ты роешься в моей сумке?

— Кокаин! Где мой кокаин, мать твою! — злилась она все сильнее. Наконец нашла его и вздохнула с облегчением: — Слава Богу! Он тут!

Я стоял как громом пораженный. Оказывается, я не только ее носильщик, но еще и личный наркокурьер. Я возил в сумке ее долбаные наркотики через таможню!

— Ты соображаешь, что делаешь? — не выдержал я.

— О, прости! — небрежно ответила она. — Хочешь подзарядиться?

— Как ты посмела сунуть мне в сумку наркотик?!

— Ну, пожалуйста, не злись, — захныкала Зули. — Посмотри на себя, у тебя такой невинный вид! Ни один охранник не станет тебя досматривать! Ты же выглядишь как пай-мальчик! А я супермодель! Им лишь бы лапать меня при проверках. Что мне еще было делать?

— Как я могу выглядеть невинно, если еду с тобой? — возразил я.

— Ну, хватит! Когда ты со мной, тебя никто не замечает!

— Таможенники замечают всех!

— Ну и что? Ничего ведь не случилось!

Она выровняла тонкую длинную дорожку порошка на журнальном столике своей платиновой кредиткой.

— Это для тебя так сложно было? Знаешь, сколько мужиков готовы умереть за то, чтобы оказаться на твоем месте?

Я чувствовал, как закипаю от гнева. По-моему, в ту минуту я готов был выплеснуть все свое недовольство, накопившееся за последние дни.

— А многие ли хотят сесть в тюрьму из-за тебя?

— Успокойся! — гордо возразила Зули, наклонившись к столу и принюхиваясь.

— Ну, так вот — я не хочу в тюрьму!

— Трус!

Она выложила еще одну дорожку и вдохнула сначала первую, потом вторую, не придавая значения тому, что я наблюдаю за ней.

— Ты такой милашка, Чарли, Если бы я только знала…

— Я не собираюсь идти за решетку из-за того, что у меня в сумке наркота!

— Зануда! — Она надула губы. — Здесь не сажают в тюрьму. Единственное наказание — высылка из страны. А ты просто псих!

Она никак не могла взять в толк, из-за чего я так долго продолжал злиться и даже не хотел разговаривать с ней, пока мы шли на пляж. Но, придя туда, я почувствовал: со мной что-то не так. Я забыл побрить вторую половину лица. Может, я, конечно, и выглядел странновато, но остальные отдыхающие выглядели еще страннее — они были голые. Но теплое море, голубые волны, набегающие на песок с приятным, убаюкивающим шелестом, ласковое солнце сделали свое дело — я расслабился и заснул под зонтиком.

Я пробудился около двух часов дня. Прогудел сигнальный рожок. Но Зули рядом не оказалось. Я осмотрелся вокруг, но ее не увидел. Сигнал повторился, потом еще и еще. Я заметил, что не очень далеко от берега на волнах качается моторная яхта. Яхта была выкрашена в черный цвет, и на этом фоне красовалась алая надпись «Инферно». Несложно догадаться, что ее владелец — Данте. Зули стояла на палубе голая с бокалом в руке. То, что я устроил ей скандал из-за наркотика, она мне не простила. Это была месть. Прыгнуть в море и доплыть до них нетрудно, но тут я заметил Казанову, одетого в плавки, которые едва можно было назвать узкой полоской ткани. В ту же минуту я задумался о том, как буду объясняться по поводу происходящего с Роттвейлер.

Я позвонил Ротти.

— Зули на вражеском корабле? — спросила она.

— Она была на «Инферно», а я на берегу в ста метрах от нее.

— Он тоже там был?

— Конечно. Тоже голый, почти. Они пили шампанское.

— Тебя пригласили?

— Нет. Зули помахала мне рукой, но я не захотел к ним присоединиться. Мы сильно поссорились утром из-за того, что я обнаружил ее дурь в моей…

— Не говори больше ничего, — велела Роттвейлер, — я тебе перезвоню.

Она повесила трубку, и я вернулся домой. Пересмотрел свои вещи: вдруг Зули подсунула мне еще что-нибудь — наркотики, оружие или другие запрещенные предметы. Я рылся около получаса, но не нашел ничего. Чувствуя до сих пор ужасную разбитость и утомление, я лег и заснул. Проснулся под вечер, когда с моря в окно уже дул приятный прохладный ветерок.

Я прошел на террасу, любуясь красотой пейзажа Карибов, раскинувшихся внизу. Среди синей глади моря качалась «Инферно». Я даже разглядел знакомую голую фигуру с полоской на бедрах, а рядом другую.

Взглянув в бинокль, я убедился, что не ошибся. Зули сидела в шезлонге в темных очках абсолютно голая.

Зазвонил телефон. Я подумал, что это Роттвейлер с ее новыми распоряжениями. Оказалось — Казанова.

— Алло, Чарли! Это Данте. Не хочешь нас навестить? Мы тут наслаждаемся превосходным обедом.

— Я уже обедал. Боюсь переедать.

— Жаль, — вздохнул он с притворным сожалением, таким выразительным, на какое способны только итальянцы. — Мы приятно проводим время, но Зули по тебе скучает.

— Правда? А мне показалось, я не слишком удовлетворяю ее, — съехидничал я напоследок, — и не так энергичен, как ей хотелось бы.

Он рассмеялся так громко, что я отстранил трубку подальше от уха.

— Чарли, ты такой смешной! Послушай, я был бы рад, если бы ты пришел сегодня вечером. У нас будет большая вечеринка.

Честно говоря, я понадеялся, что смогу убедить Роттвейлер в том, что именно из соображений тактики и безопасности требовалось посетить вечеринку на яхте Казановы. Кроме того, я был сильно уязвлен поступком Зули и намеревался отомстить ей, зная, что на вечеринке будет полно девушек.

— Я не против.

— Ну, вот и прекрасно.