Фактор внешности

Понижение

Роттвейлер позвонила мне еще раза два, но говорила мало и очень сухо. Я уже надеялся, что все оставят меня в покое, когда снова раздался звонок.

— Чарррли!

— Кто говорит?

— Оу-Джи Мак говорит, не узнаешь?

— О, привет! Как поживаешь?

— Отлично!

— Рад за тебя.

— Нет, в самом деле. Несмотря на хорошую жизнь, я страдаю от нужды. Только ты поможешь мне, мой черный брат.

— И кто она?

— Она? О, как ты мог подумать, что Оу-Джи страдает из-за любви к женщине?! Я страдаю из-за нехватки игроков в своей команде! Хочу позвать тебя сыграть в баскетбол.

— У тебя есть команда?

— Ты не слышал о «Терминаторах»? Где ты был, ниггер?

— Ну, уж нет, о них я слышал. Ты грандиозен. Сплошные хиты и платина?

— Да, в бизнесе все идет хорошо, но в игре… У нас небольшая команда. Поэтому ты нам нужен, брат. Мы играем с «Бандой мертвецов». Слышал о них?

— Хм… Фелонис Монк? Да?

— Один из них. Но они все приклеенные к кольцу — знаешь, о чем я. Они рингеры, высоченные, но часто промахиваются, только впритык и могут забросить. Но все у них — Рэйлон Андерсон, Моисей Перкинс… Обычно они играют с «Цыплятами».

Теперь я представлял себе, чего опасался Оу-Джи, — что проигрыш в баскетболе скажется на популярности его альбома. Ведь приятели-богачи с кругленькими счетами, готовые поставить на него в игре, проигрыш бы ему не простили. Он предусмотрительно сколотил команду из нескольких игроков национальной сборной, не брезгуя даже парнем, уличенным в потреблении наркотиков, а также из ребят сборных некоторых колледжей, хороших игроков. Были там и пара его рэперов и он сам. Вот он решил затащить туда и меня.

Игра должна была состояться через несколько дней. «Терминаторам» необходимо было потренироваться. Можно набрать команду настоящих звезд и продуть матч команде, которая ничего собой не представляет, если перед игрой хорошенько не потренироваться и не разработать стратегию. Мне его команда понравилась, ребята что надо. Я даже удивился, что эти рэперы так хороши на поле. Я был единственным белым, но никто этому не придавал значения. Они ценили меня за то, что я мог отлично сыграть, — этого было достаточно. Мы начали тренироваться, и мне только и оставалось, что признавать их недурные способности, а у кого и редкий талант.

Как баскетболист я привык иметь дело с черными, но ребята Оу-Джи были какими-то особенными. Они никогда не называли меня Чарли. Обычно обращались ко мне «ниггер». Перед началом тренировки Оу-Джи выдал мне форму с номером «00». На спине моей майки было написано «Торнадо».

— Почему «Торнадо»?

— Это твое прозвище. У всех в команде есть прозвища. Ты — Белый Торнадо. Что? Неужели тебе не нравится?

— Напоминает «Белую тень».

— Что это такое?

— Ты не смотрел «Белую тень»? Это шоу с белыми парнями, которые укрощали быка. Надо было поставить его на колени. Для этого работала целая команда.

— Нет, приятель, такого я не смотрел.

— Так вот, я не любил Кена Говарда.

— Кто это — Кен Говард?

— «Белая тень».

— Не бери в голову. Ты — Белый Торнадо, запомни это.

— А если я не заслужил такое прозвище?

— Для всей команды ты свой, мы в тебе не сомневаемся.

— Ну ладно, пусть будет Торнадо.

— Вот и славно!

Я приехал домой и обнаружил сообщение от Роттвейлер с просьбой перезвонить.

— Чарли, ты говорил с Карой?

— Нет, не говорил с тех пор, как она вернулась из Европы. А что?

— Всякий раз, когда ей звоню, она извиняется и отказывается разговаривать. Что происходит?

— Не знаю. Она выглядит прекрасно. Но может быть, дело в контракте Киттен?

С Киттен заключили очень крупный контракт, информация об этом тут же попала в газеты.

— Как она может завидовать?! — возмутилась Роттвейлер. — Она зарабатывает больше денег, чем кто-либо! У нее всегда полно работы.

— Это слишком большие деньги, — ответил я.

— Ты же знаешь, Кара не из тех, кто станет злиться из-за денег.

— Я знаю, что не станет, но все же тут были слишком большие деньги. Если бы ее это не трогало, она бы уже отдыхала в Индии, сидя в позе лотоса.

— Да, пожалуй, — мрачно согласилась Роттвейлер. — Чарли, пожалуйста, поговори с ней. Все знают, что она на тебе немного подвинута.

— На мне? Подвинута?

— Ну… я хотела сказать, она тебя очень уважает. Ты в ее глазах заслуживаешь доверия.

Это явно не была шутка, она не засмеялась, как обычно.

— Пожалуйста, позвони ей и спроси, что стряслось.

Я так и сделал, воспользовавшись голосовой почтой. Позвонил на ее мобильный, оставил сообщение. Но Кара так и не откликнулась в течение следующих двух дней.

В пятницу вечером была назначена игра — «Терминаторы» против «Банды мертвецов». На матче был настоящий аншлаг, поскольку все хотели посмотреть, победит ли знаменитый рэпер, и, кроме того, после игры должна была состояться вечеринка. Сообщество болельщиков было на грани нервного срыва, а входили в него все друзья Оу-Джи — от Марты Стюарт до Дональда Трампа. Однако даже звезды на этот матч проходили как обычные зрители — купив билеты, они вынуждены были миновать металлодетекторы. Вокруг Оу-Джи сложилась в некотором роде скандальная атмосфера. Многим не нравился репертуар, поговаривали, что его последние песни свидетельствуют о творческом кризисе, что он уже не может говорить ни о чем, кроме шлюх и баксов, что эпоха его оригинальных композиций закончилась и теперь Оу-Джи всего лишь деградирующий клоун. Однако недоброжелатели замалчивали, например, тот факт, что он помогал бездомным и деньги от публикаций своих фото в газете перечислял в приюты. Но несмотря на мое доброе отношение к нему, я не хотел играть. Меня угнетала необходимость выйти на поле перед толпой зрителей, поскольку я не делал этого со времен учебы в колледже.

Но я собрался с силами и играл на пределе своих возможностей. В результате мы вырвались вперед к концу первой четверти матча со счетом 32:20. Если бы мы продолжали с тем же напором, наш «звездный» капитан оказался бы на скамье штрафников. Боюсь, не менее строго отнеслись бы и ко мне, после того как я дважды толкнул противников, довольно сильно припечатав их к ограждению. Но я именовался Торнадо и должен был соответствовать полученному званию. Судья проявлял редкостные терпимость и демократичность, не останавливая ни меня, ни парней Оу-Джи. Игра получилась довольно жесткой, и, уж конечно, я согласен с тем, что говорил мой приятель-рэпер: «Они пришли сюда посмотреть, не обосрусь ли я, так пусть заткнутся». Единственный путь к победе в таких матчах пролегает через состояние внутренней агрессии и желание выстоять. Так что «Банда мертвецов» ушла с поля на перерыв в невеселом настроении.

Зато после перерыва эти ребята организовали свою защиту куда успешнее. Ведущим у нас стал Оу-Джи. Забавно было смотреть со стороны на его проворные движения, несмотря на то что одет он был в длинное, до пола, пальто с норковым воротником, прикрывающее его майку с логотипом команды «Терминаторов». Рэпер Нэсти подхватывал его подачи и все время пытался пробить защиту противника. Нэсти перебросил мяч Калигуле, еще одному парню из «Терминаторов», но он вместо того, чтобы забросить его в корзину, зашелся в приступе неожиданного кашля.

— Это мерзкое дерьмо чуть не довело меня до инфаркта! — крикнул Калигула.

— А как ты думал! Почему меня зовут доктор Нэсти, ниггер?

Все были в бешенстве. Мы потеряли свой шанс. Оу Джи пришел в дикую ярость и проорал:

— Слушайте, мы все равно сделаем этих недоносков! Да точно сделаем!

— Точно! — подхватил Нэсти. — Точно!

— Соберитесь, парни, чтобы победить! — проревел Оу-Джи. — Давайте покажем, чего мы стоим.

Мы снова вырвались вперед. На этот раз Оу-Джи сам решил забросить мяч. Я не отрываясь следил за ним и прислушивался к гулу на трибунах. Все собрались там — Джон Старке, Мэтт Диллон, Расселл Симмонз, Лоуренс Тэйлор, Алек Болдуин… А еще там же сидели Кара и Данте Казанова… Вместе. Он обнимал ее за талию. Я мельком взглянул на них и вдруг понял, что должен заставить себя изгнать факт их близости из своего сознания. Кара не видела меня в ту минуту. Она выглядела счастливой и довольной. Снова прозвучал сигнал перерыва.

Я все никак не мог отделаться от этой картины: Кара и Казанова… Не может быть, чтобы их связывали интимные отношения. Однажды я слышал, как Кара сказала Ротти, что не встречается с мужчинами старше тридцати… Когда я снова оглянулся на них, Кара уже надела солнцезащитные очки, и я не мог быть уверен, смотрит она на меня или совсем в другое место. Казанова больше не обнимал ее, но я так и не смог настроиться на игру по-настоящему. И, будто из-за моей расхлябанности, наш счет пополз вниз. Матч грозил окончиться ничьей.

Один раз я даже пропустил подачу. Тогда кто-то из парней толкнул меня в бок, не на шутку разозлившись:

— Нуты, умник, смотри за мячом. Из-за тебя мы просрали такой бросок!

Я почувствовал себя виноватым и опять включился в игру полностью.

Когда Оу-Джи подкинул мне мяч, я решил не отступать и не передавать его и сам ринулся к корзине.

— Забрось его! — крикнул мне вслед Оу-Джи.

Я пробился к корзине. Один из парней «Банды» попытался задержать меня, но я свалил его на землю. Бедняга упал на спину, громко завопив. Раздался свисток судьи. Я посмотрел на упавшего, прошипев: «Пошел к черту, сукин сын!» Тогда он вскочил, чтобы помешать мне снова, но я оттолкнул его. В то самое мгновение, когда я, прорвавшись к кольцу, уже поднял руки вверх, я увидел Кару или мне показалось, что вижу ее, не на трибунах, а прямо перед собой на поле… Ее гигантская тень пролегла по земле и достигла загородки. Это был всего лишь мираж. Я бросил мяч и промазал.

Время стремительно близилось к финалу. Толпа кричала и требовала вернуть со штрафной Калигулу. Внезапно за две минуты до окончания игры Оу-Джи удалось вырваться вперед и забросить мяч. Нас охватила настоящая эйфория. Зрители встали со скамеек и аплодировали, пока он снимал пальто и передавал его телохранителю. Мы все-таки выиграли, хотя чуть не оказались на грани провала. Будь я достаточно предусмотрителен, то, скорее всего, смог бы разглядеть в том матче предвестие моих грядущих неприятностей, предостережение свыше. Но в то время я был еще далек от мысли, что моя судьба может так круто и неожиданно повернуться ко мне спиной.

На вечеринку в клуб Оу-Джи явилось несметное количество народу. Знаменитостей было много, но Кару и Казанову среди них я не увидел. Выпив несколько бутылок «Кристалла» с «Терминаторами», я уехал домой, положив в карман свою долю призовых.

На машине была прилеплена записка от Кары.

«Чарли, это Кара. Ты был великолепен. Я в восторге. Ты настоящий герой. Спасибо тебе огромное за победу. Все было чудесно. Мы поговорим с тобой как-нибудь вскоре».

Что-то здесь не так. Тон послания слишком уж легкомысленный и веселый. Такие письма обычно пишет человек, желающий скрыть, что у него крупные неприятности. Я прочитал текст снова, но во второй раз он не показался мне таким уж подозрительным.

Возможно, я слишком устал и в голову лезла всякая ерунда. За время работы в фэшн-бизнесе я стал повсюду усматривать подвох и утратил способность доверять людям и их словам. Слишком часто за прекрасной внешностью супермоделей мне приходилось обнаруживать крайнюю степень обычной мелочной стервозности и лживости.

Я не мог прийти в себя, вспоминая Кару на трибунах рядом с Казановой. На следующее утро я позвонил ей на мобильный, и она сняла трубку. Красавица вернулась к работе.

— Кара, что ты делала с этим подонком?

— С каким подонком?

— Ты знаешь с каким. С Казановой!

Я был очень раздражен, а она явно смутилась.

— С ним? Ничего! Просто была на матче. Он к тебе хорошо относится. Знаешь, ты ему нравишься…

— Потрясающе!

— Я что, не могла прийти посмотреть на твою игру?

— Правда?

— Правда. Не будь дураком.

Мне было трудно поверить ей. Я знал, что она не любила никуда ходить одна, но вряд ли это оправдывало выбор спутника.

— В газетах пишут, что ты собираешься уйти к нему из «Мейджор».

— В газетах? Только в «Нью-Йорк пост», Чарли. В «Уолл-стрит джорнал» ничего не пишут.

— Верно.

— С какой стати я должна к нему уходить? Зачем мне оставлять «Мейджор»?

— Не знаю, но Зули это сделала.

— Зули способна еще и не на такое. Она сумасшедшая. Сам знаешь. Ей всегда не хватает внимания окружающих. У нее мечта, чтобы на деревьях вместо листьев росли доллары.

— Пожалуй, ей бы не помешало, если бы на деревьях росли банки с порошком.

Кара рассмеялась:

— Вот видишь, сам знаешь, в чем дело.

— Но согласись, немного странно твое появление там вместе с врагом агентства.

— Он враг Ротти, а не мне. И не тебе. И если хочешь знать, его уже тошнит от Зули. Бедная, она так страдает. Мне кажется, настоящая причина ее ухода в том, что Роман не ответил на чувства Зули. А потом еще и отказал клиенту, который хотел ее заказать, написал в факсе, что вынужден принести извинения, но эта модель не получает такие ответственные контракты из-за своего недопустимого поведения.

— Что, правда? — Я вдруг понял, что стал относиться к Роману намного лучше.

— Ну да. А контракт был высокооплачиваемый.

— А Сьюзан планирует уйти?

— Чепуха. Уверена, что Зули все выдумала. Ты что, не понимаешь? Я ею восхищаюсь, она способна врать настолько самозабвенно, что, кажется, сама верит тому, что сочиняет.

Поскольку Кара отвечала на мои вопросы спокойно, я почувствовал себя излишне подозрительным идиотом.

— Извини. Но Казанова все равно производит впечатление подонка.

— Если бы ты с ним пообщался, то изменил бы свое мнение.

— Не думаю.

— Если будешь продолжать работать с нами, сам в этом убедишься. Он просто довольно своеобразный. Знаешь, эдакий староевропейский Дон Жуан. Постоянно играет свою роль. Послушай, я знакома с Данте еще с юности. Они со Сьюзан были женаты. И потом, ты склонен слишком уж преувеличивать его опасность. Он безвреден.

— Хорошо, хорошо. Пусть так.

Казанова — старый похотливый козел, я это знал наверняка, но, возможно, не будь он таким скользким и лживым, я бы еще мог его простить.

Обычно когда привозили цветы в офис, я знал, что они для Ротти, и относил их ей. И если она оказывалась на месте, то обязательно устраивала допрос.

— Кто прислал?

— Патрик Маккарти.

— Очень милые.

Если человек, приславший цветы, оказывался для нее незначительной персоной, она отвечала: «Ужасные». Или периодически велела мне отнести букет от ненужного ей дарителя какому-нибудь служащему в офисе пониже рангом. И уж если действительно букет был безвкусен, то она восклицала: «Хлам!»

Увидев вазу с розами у себя на столе, я, по обыкновению, отнес их ей.

— Красные розы? Они наверняка для тебя!

Я посмотрел на открытку, и оказалось, что Ротти права.

— От кого? — спросила она усмехаясь.

— Сьюзан!

— И что это значит?

— Что?

— Ты спишь со Сьюзан?

— Я? О нет!

Она посмотрела на меня поверх очков:

— А почему нет?

У меня на лице появилось настолько растерянное выражение, что она начала смеяться.

— Почему вы решили, что я с ней сплю? Разве она не может спать с кем-то другим?

— Не ревнуй.

Я решил оставить цветы на своем столе.

Ротти бросила мне вслед:

— Это так мило. Что за прелестная девушка! И я не представляю, кто бы ей мог подойти так же, как ты.

Я закрыл за собой дверь и ушел. Но Ротти позвонила мне через пару минут.

— Сьюзан хочет тебя.

— Пожалуй. Но я думаю, меня хотят многие девушки, как бы это ни было смешно.

— Я тоже так думаю, Чарли, но Сьюзан хочет тебя прямо сейчас, на каком-нибудь пляже. Она работает с Бруно Танцем. Ей там скучно, и она мечтает, чтобы ты был с ней. Ты должен поехать. У нее такая тяжелая работа.

— В чем проблема?

— Не знаю, она не говорит. Там нет Кенни Блума, уже хорошо. Но все равно поезжай и узнай, что с ней.

Я вернулся в ее кабинет, и она встретила меня с усмешкой.

— Послушай, я знаю, тебе она нравится. Так что не надо притворяться, будто тебе плевать. Может быть, проблему она просто выдумала. Что ж, воображаемые проблемы тоже проблемы. Вдруг она скучает по тебе? Лучше ты, чем Бруно.

— А что Бруно? Он спит с ней?

— Разумеется.

— Но он женат. У него красивая жена, да еще и дети.

— Господи, ну кто на это смотрит, Чарли! — Ротти усмехнулась и покачала головой: — Все фотографы спят с девушками, кроме тех, кто предпочитает мальчиков. Как думаешь, зачем они становятся фотографами? Потому что хотят быть рядом с красивыми девушками всегда.

— Я не верю, что она спит с ним.

— Сядь.

Я сел, и она налила водку в два стакана.

— Выпей.

— Еще слишком рано, — возразил я.

— Наоборот, поздно. — Ротти сунула мне стакан в руку. — Ты знаешь, что такое созависимость? — спросила она.

— Да. Это самооправдание, не так ли?

Она посмотрела на меня, помолчав с минуту, а затем заговорила в характерном для нее поучительном тоне:

— Созависимость — это опыт, который позволяет нам повысить уровень нашего самоуважения. Это осознание смирения с налагающими тяжелые обязательства связями, это взросление, между взрослым «нужно» и детским «хочу»…

— Из какой книги цитата?

Роттвейлер помнила наизусть цитаты из книг на все случаи жизни.

— Забыла. Одна из тех книг, что оставляют неизгладимый след в сознании умного человека. Но это не имеет значения. Важно, что Сьюзан нуждается в созависимости.

— У нее низкий уровень самоуважения? Она же звезда, черт побери! — Я раньше не позволял себе так злиться в присутствии Мисс.

— Чарли, все девушки нуждаются в том, чтобы повысить уровень самоуважения и самооценки. Особенно красивые. Ведь они прекрасно понимают, что большинство мужчин, которые за ними охотятся, ни во что их не ставят.

— Не все девушки… Кара не такая…

— Кара прошла долгий путь, прежде чем стала самостоятельной.

Я посмотрел на Роттвейлер, сидящую между двумя лампами с сигарой в руке. На сей раз она гипнотизировала меня не взглядом, а риторикой.

— Видишь ли, эти красивые девушки привыкли к тому, что их используют. Постепенно они и сами начинают считать себя вещью, годной только на то, чтобы приносить пользу, но нуждаются они совершенно в другом.

— Послушайте, — возразил я, — но вы сами их используете!

В глазах Роттвейлер вспыхнуло недовольство.

— Я не использую. Я помогаю. Если они уходят от меня, я не могу им помочь. Но пока они со мной, забочусь о них. Возможно, Танц не слишком подходит Сьюзан. А ты подходишь. Но если ты не хочешь помочь…

— Кто сказал, что не хочу…

— Чего ты ждешь от меня? — буркнула она с раздражением. — Чтобы я стала вмешиваться в их жизнь? Я не могу сказать девушке: «Не спи с ним, он для тебя недостаточно хорош». Вернее, могу, но при крайней необходимости, а не каждый раз, когда она заводит роман. Поэтому я помогаю им по-другому. Мир, в котором мы работаем, Чарли, полон монстров. Мы не можем уничтожить всех монстров. Мы должны обезвредить некоторых из них. Обязаны перехитрить их. А с другими справимся и на расстоянии. Но избавиться от них мы не можем, это наша работа.

Она снова победила меня. Я встал с кресла и поехал домой собирать сумки.

В тот же вечер я остановился в отеле на юге Калифорнии, разобрал сумку и лег смотреть телевизор, размышляя о созависимости. Я не очень понимал, каким образом мое присутствие поможет Сьюзан повысить уровень ее самоуважения и сделает ее более сознательной, взрослой и ответственной, если все, что она желала, — это переспать со мной. С другой стороны, все, чего хотел я, — тоже всего лишь переспать с ней. Что такого повышающего самоуважение могло быть в этом обоюдном желании?

Фотосессия проходила на острове в получасе езды на лодке от побережья. Уже стемнело, когда Сьюзан, Танц и его ассистенты вернулись в отель.

Я ужасно злился на Танца, хотя совершенно не знал его. По признанию Ротти, он работал со Сьюзан несколько лет. Его жена, экс-модель, вероятно, не догадывалась об их связи. У нее было такое же положение, как у всех жен фотографов, — их мужья проводили целые недели с красивыми женщинами, объясняя происходящее исключительно нуждами своей профессии.

— Видишь ли, их жены не хотят верить в то, что им изменяют, — говорила мне Мисс, — бедняжки убеждены, что они единственные, ради кого мужчины могут изменять. Но рано или поздно наступает прозрение… потому что среди этих жеребцов нет приверженцев моногамии…

Тем не менее Танц имел репутацию приличного парня. Он был симпатичен, но не слишком молод, да еще женат на красивой женщине, которая родила ему красивых детей. Чего ему не хватало? Что толкало к любовным авантюрам — азарт, неумение сопротивляться хроническому искушению или постоянная потребность ощущать вседозволенность?

Я ждал в фойе, изрядно замерзнув, когда там появились Бруно и Сьюзан. Увидев меня, Сьюзан бросилась ко мне и поцеловала в губы. Поцелуй казался серьезным, но в такой странной обстановке наводил на мысль о притворстве. Я допускал, что таким образом она дразнила Бруно, поскольку ни на минуту не мог быть уверен в искренности Сьюзан.

Как бы враждебно я ни был настроен, я не смог заставить себя невзлюбить Бруно. Мы познакомились за ужином. Он сидел во главе длинного стола, занятого ассистентами, редактором, стилистами, парикмахерами и визажистами. Бруно заказывал калифорнийские вина и постоянно рассказывал о съемке, точно в ней сосредоточен весь интерес его жизни. Он не спускал с меня глаз, прежде всего, вероятно, из-за любопытства и желания понять, какие отношения связывают меня с Сьюзан. И это нахождение под прицелом меня немного нервировало.

Бруно хотел знать, зачем я вообще приехал Я сообщил, что Сьюзан необходимо подписать кое-какие бумаги для агентства. Туманная и недостоверная информация, он это отлично понимал. За столом задавал мне множество вопросов о баскетболе, в котором плохо разбирался. Я старался отвечать доходчиво, объясняя специфику игры, но вряд ли он понимал меня.

Я, в свою очередь, расспрашивал его о детях. Спрашивать о жене не решился, поскольку это все же область интимных отношений, но дети — тема нейтральная, любой человек с удовольствием говорит о детях и гордится ими.

— Я бы хотел, чтобы они были здесь, со мной, — сказал Бруно. — Они могли бы играть в футбол с нами.

В эту минуту подали вино. А потом в Танце заговорил нереализованный талант шоумена. Он узнал, что в отеле есть караоке, и тут же потащил всех на сцену. Мне тоже досталось, как я ни сопротивлялся. Песня, которую я выбрал, была настолько малоизвестной, что никто не смог мне подпевать. Громче всех смеялась, глядя на меня, Сьюзан.

Парикмахер спел «Билли Джин», пританцовывая в стиле Майкла Джексона, стилист развеселил всех, исполнив «Американскую женщину», Сьюзан удивила тем, как удачно принимала позы фигур с египетских фресок.

Но победителем оказался Танц. Он вовсе не использовал караоке, а взял акустическую гитару и спел несколько песен Джонни Кэша, которые прозвучали благодаря его немецкому акценту как чтение приговора на Нюрнбергском процессе.

— Бог, помоги проснуться во мне зверю, — пел он, когда я обменялся со Сьюзан многозначительным взглядом.

Я уже начал ощущать последствия опьянения и стал подумывать о том, как бы убраться к себе.

— День был очень тяжелый…

— Зато нескучный! — отозвался Танц, поднимая свой бокал.

Похоже, на меня спиртное подействовало быстрее, чем на всех собравшихся, бодро продолжавших напиваться.

— До встречи завтра, — улыбнулась мне Сьюзан и осталась с Бруно.

Но вскоре она постучалась в мою дверь. Как была, в шортах и майке, прыгнула в мою постель, и хотя я думал об этом мгновении весь день, я не был готов к такому повороту событий. Сьюзан уютно устроилась со мной рядом.

— Что это ты читаешь?

— Так, ничего особенного.

— Пол Ньюман?

— Нет, Джон О'Хара.

Сьюзан поцеловала меня, и я поцеловал ее в ответ. Мы стали целоваться уже всерьез. И наконец, я начал стаскивать с нее шорты.

— Пожалуйста, не делай этого, — пробормотала она.

— Я не понимаю…

— Я тоже. Мы что, не можем просто полежать рядом?

— Я, вероятно, ошибся. Думал, ты хочешь меня. Ты пригласила меня сюда только для того, чтобы пополнить круг участников конкурса караоке?

— О, Чарли… нет…

— Это всего лишь обычный постельный роман…

— Нет! Совсем не так. Не так, поверь.

Она обняла меня, прильнула к моей груди, она явно была взволнована.

— Чарли, я не понимаю, что со мной происходит. Но я знаю, ты для меня тот человек, которого я мечтала встретить всю жизнь.

И все-таки мне показалось, что ее слова — заготовка, продуманная заранее. Мечтала встретить? Что она имеет в виду? Сколько репетировала, чтобы произнести эту фразу? Или повторяет ее каждый раз, оказываясь в постели с мужчиной?

— Ты хочешь сказать, что не можешь трахнуться со мной только потому, что чувствуешь ко мне нечто более серьезное?

Она пошевелилась и проговорила совсем тихо:

— Да… правда… но не все так просто.

— А твои отношения с Бруно? С ним ты можешь спать, не мучаясь совестью… или ты спишь только с теми, кого ненавидишь? Я должен сделать вывод, что если ты отказываешь мне, значит…

— Я люблю тебя.

Сьюзан произнесла признание без всякого жеманства, и это поставило меня в тупик. Я повернулся на спину и уставился в потолок. Я не мог принять никакого решения. Мне хотелось сказать, что тоже люблю ее, влюбился давно, в тот день, когда впервые увидел в аэропорту… но что-то подсказывало — стоит открыть правду, и все будет кончено.

Я уклончиво ответил, мол, понимаю, что она имеет в виду, и если не передумала заняться со мной любовью, надо подождать немного, пока моя эрекция достигнет предела. Но я напрасно рассчитывал на что-то в ту ночь, поскольку обнаружил, что Сьюзан заснула в моих объятиях.